В нашей психической жизни эмоции занимают центральное место, поэтому исключительно важно понять, как они ведут себя в мозге; кроме того, достичь этой цели необходимо, чтобы решить проблему душевных страданий. Правда, понять, каким образом какой-либо психологический процесс протекает в мозге, мы можем лишь в той мере, в которой мы способны понять сам процесс. Другими словами, чтобы что-то найти, нужно знать, что именно ты ищешь. Я считаю, что исследователи мозга в большинстве своем не понимают, что такое эмоции, и используют не те способы, чтобы найти их в мозге. Эволюция мозга по Эдингеру, как мы уже видели, пострадала от того, что ее автор отказался придерживаться представления Дарвина об истории жизни как ветвистого дерева, а не лестницы. Теории эмоций и эмоционального мозга, напротив, пострадали от того, что их авторы разделили психологические воззрения Дарвина.

Как и большинство ученых своего времени, Дарвин считал, что такие слова, как разум и психика, относятся к сознанию; на такое представление в значительной степени повлиял философ XVII века Рене Декарт, который считал животных неразумными зверями, так называемыми живыми машинами, которые всего лишь пребывают в той или иной среде и которыми в повседневной жизни движут стимулы. Люди, напротив, наделены сознанием, благодаря которому они испытывают внутренние состояния для управления своим поведением.

Благодаря Дарвину людей впервые начали воспринимать как часть непрерывного процесса, в котором участвуют и другие животные. Согласно знаменитому изречению Десмонда Морриса, мы все – «голые обезьяны». Однако в попытках объяснить поведение других животных дарвиновское понимание психологии апеллировало к психологическим чертам людей, особенно их психическим состояниям, таким как эмоции, а не объясняло человеческие качества на основе черт, характерных для животных. Элизабет Кнолл считает, что Дарвин выбрал такой подход отчасти потому, что хотел добиться признания своих идей в викторианской Англии, где антропоморфные сантименты были популярны у прогрессивных представителей среднего класса. Сам Дарвин признавал, что очеловечивание отдельных черт, характерных для животных, а не сравнивание человеческого поведения с животным позволило ему «веселее» рассказывать о неразрывной связи людей и животных.

Исключительный интерес представляют взгляды Дарвина, высказанные в его монографии «Выражение эмоций у человека и животных» (1872). Дарвин писал, что эмоции – это психические состояния, которые люди унаследовали от своих млекопитающих предков, поскольку такие состояния помогали предкам выживать и размножаться. Дарвин понимал, что прямой информации о том, что собой представляет сознание животных, у нас нет, но предположил, что поведенческие реакции являются прямым отражением того, что испытывают все животные, включая людей. Если обезьяна и собака реагируют так же, как реагирует человек, когда он напуган, значит, животные, как и люди, испытывают страх. Следовательно, причиной нашего поведения является страх. Книга изобиловала иллюстрациями, изображающими сходные у людей и животных мимику и жесты. Дарвин свободно писал об основах таких реакций. Его ученик Джордж Романес пошел по стопам Дарвина, назвав поведение «послом сознания»; он считал, что эта метафора применима как к животному сознанию, так и к человеческому. Многие их поддержали: о поведении животных свободно говорили как о сознательном состоянии, сравнимом с тем, которое испытывают люди. Такие перекосы привели к ответной реакции, и в начале XX века бихевиористы отвернулись от психологии.

В защиту Дарвина следует сказать, что его идею, согласно которой сознание гораздо шире того, что видит око сознающего разума, в те времена просто не поняли. Еще несколько десятилетий бессознательные психические процессы не занимали умы ученых – ровно до тех пор, пока их в своих работах не описал Фрейд и не родилась когнитивистика (речь о которой пойдет в следующей части). Если бы Дарвин располагал такой информацией, возможно, он пошел бы по другому пути и по-другому смотрел бы на природу психологической преемственности между людьми и животными. Наука об изучении эмоций могла бы пойти по абсолютно другому пути, но Дарвин выбрал тот путь, который выбрал, и теперь мы изучаем эмоции в условиях последствий этого выбора.