Донесение солдат. — Волнение лондонцев. — Тесть и зять. — Захария и Фортескью.
МАТЕРИАЛЫ СЛЕДСТВИЯ, ПРОВЕДЕННОГО коронером, были представлены суду Королевской Скамьи и по должном рассмотрении утверждены надлежащим порядком. Мистер Олдхэм был предан уголовному суду лондонского Сити.
Население британской столицы было страшно раздражено против «злодея». За последнее время в городе особенно часто случались грабежи и убийства, справедливо приписываемые «Грабителям», а между тем до сих пор еще не удалось поймать ни одного преступника. Немудрено поэтому, что все — и полиция, и публика — чрезвычайно обрадовались, когда один наконец попался. О! Разумеется, к нему отнесутся без всякой пощады…
Когда Олдхэма арестовали в таверне, начальнику отряда пришла в голову блистательная мысль: объяснить кровавое происшествие в ней битвой между солдатами и «Грабителями», причем солдаты будто бы остались победителями. В этом смысле был составлен пространный рапорт и подан куда следует. Англичане пришли в восторг. Всюду восхвалялось мужество солдат и офицера, который ими командовал. Составилась в их пользу подписка, доставившая очень солидную сумму, которая и была распределена между чинами действовавшего отряда. Виновность Олдхэма была заранее решена в общем мнении, и его не могло бы спасти даже красноречие самого Демосфена.
Двадцать четыре часа спустя после заключения несчастного клерка в тюрьму ему уже было объявлено, что на следующее утро он должен явиться в суд. Правительство хотело действовать быстро и решительно, чтобы показать «Грабителям» устрашающий пример.
— Ваше дело ясно, — сказал Олдхэму в виде любезности чиновник, принесший ему повестку о вызове в суд. — Вы хорошо сделаете, если напишете своим родным, потому что послезавтра все уже будет кончено.
Мистер Олдхэм ничего не понимал, так как был убежден, что на суде будет блистательно доказана его невиновность. Поэтому он очень высокомерно ответил чиновнику, что «он видал и не такие ужасы, так как прожил много времени у людоедов».
Чиновник был изумлен и побежал доложить начальству — преступник сам сознается в том, что «пожирал свои жертвы». Если до этой минуты могли быть какие-нибудь сомнения насчет Олдхэма, то теперь они окончательно должны были рассеяться.
Вечером заключенного посетил его тесть, мистер Фортескью. Он вошел важно, скрестив на груди руки, и с самым торжественным видом продекламировал:
— Я тебе предсказывал, Захария, что ты опозоришь обе наши семьи! На твоем челе я всегда видел неизгладимую печать роковой судьбы.
— Клянусь вам, что я здесь просто жертва судебной ошибки, — возразил несчастный клерк.
— Не лги! — строго остановил его почтенный мистер Фортескью. — Я все знаю.
— Если вы знаете все…
— Я читал геройский рапорт храбрых солдат его величества, которые сражались против разбойников, во главе которых был ты. Я даже внес свою лепту при общей подписке в пользу храбрецов, потому что я прежде всего англичанин, а потом уже твой тесть. Ничто из славы отечества мне не может быть чуждо. Впрочем, ты сам, как оказывается, защищался как лев. Я тобой доволен. Это придает некоторое величие твоим преступлениям.
— Но это ужасно!.. Уверяю вас, что ничего подобного не было! Я все время сидел под столом, пока происходила битва между «Грабителями» и какими-то неизвестными людьми, которых я не мог видеть, так как они находились в самой глубине залы. Что же касается королевских солдат, то они ни с кем не сражались и никого не убили, потому что пришли тогда, когда все уже было кончено.
— Довольно, Захария! Довольно! — перебил с негодованием мистер Фортескью. — Не старайся разрушить эту почтенную легенду, бросающую новый луч славы на наших храбрых солдат. Горе тем народам, которые не умеют хранить своих преданий!
— Но, дорогой мой тесть, вы глубоко ошибаетесь! — протестовал Олдхэм. — Вы ошибаетесь, я должен заметить вам это, несмотря на все свое уважение к вам. Тут нет никакой славы, никакой легенды, никакого предания. Тут просто ошибка в личности и в имени, больше ничего.
— Захария, ты относишься ко мне непочтительно.
— Вам просто хочется проповедовать. Это у вас потребность. Вы так любите сами себя слушать.
— Захария!..
— Как! Вы решились заявить мне, что приняли участие в подписке в пользу тех людей, которые арестовали меня под столом… под столом, Фортескью, заметьте это, и которые хотят меня повесить, чтобы самим прослыть героями… Это возмутительно!
— Захария!.. Змея, отогретая мной на груди своей!..
— Убирайтесь вы с вашими змеями, легендами и преданиями, с вашими солдатами и подпиской. Я был глуп, потому что был слишком добр. Но мое терпение лопнуло наконец. Я не могу.
— Негодяй! Неужели ты осмелишься поднять руку на отца своей жены?
— Нет, я не сделаю этого, но только вы уходите, пожалуйста. Это будет гораздо лучше. Вы сами знаете, что мы и дома-то не можем пробыть вместе двух минут, не вцепившись друг другу в волосы.
— Бедная Бетси!.. Несчастная Бетси!.. Какого отца я выбрал для твоих детей! — произнес Фортескью, трагически воздевая руки к небу. Потом прибавил плаксивым тоном: — Захария, мы не можем так расстаться!
— Ну, теперь за нежности. Сцена примирения… Знаю я все это, раз двадцать испытал. Впрочем, я на вас нисколько не сержусь.
— Захария!
— Фортескью!
— Обними меня, Захария!
— Обними меня, Фортескью!
Тесть и зять обнялись и прижали друг друга к сердцу.
— Завтра я опять приду утешать тебя и ободрять, — объявил на прощанье мистер Фортескью и величественно удалился из камеры.
XIII
Адвокат Джошуа. — Похищение. — Предупреждение. — Удостоверение личности. — Завязанные глаза.
КАК ТОЛЬКО УШЕЛ МИСТЕР ФОРТЕСКЬЮ, в камеру вошел тюремщик Олдхэма и сообщил узнику, что его спрашивают десять солиситоров, предлагающих свои услуги для защиты его дела в суде.
— Я буду защищаться сам, — ответствовал клерк Пеггама, знавший цену английским адвокатам.
— Это не в обычае, — возразил почтенный мистер Торнбулл (так звали тюремщика). — Не хотите ли вы поручить мне переговоры? Это не будет вам стоить ни одного пенса.
— Ну, если так, это другое дело. В таком случае действуйте, как хотите.
Десять минут спустя тюремщик привел в камеру какого-то рыжего джентльмена на жердеобразных ногах и с головой, как у хищной птицы, отрекомендовав его под именем мистера Джошуа Уотерпаффа.
Олдхэм и адвокат просидели вместе часа два. О чем они беседовали, осталось тайной, но после ухода адвоката Олдхэм долго сидел в задумчивости.
В этот день утром мистер Джошуа получил записку. В тексте, написанном незнакомым ему почерком, содержалось предложение:
Достопочтенный мистер Джошуа Уотерпафф получит пять тысяч фунтов стерлингов, если ему удастся оправдать тауэрского арестанта или устроить его побег.Грабители морей
Когда он выходил из тюрьмы, к нему подошел какой-то нищий и сделал ему знак. Место было людное, и адвокат прошел мимо, как будто ничего не заметил, но сейчас же повернул в глухой переулок, где некому было за ним наблюдать.
Мистер Джошуа был человек продувной. Неизвестные покровители Олдхэма не могли сделать лучшего выбора: это был постоянный адвокат всех столичных мошенников и злодеев, отлично знавший всех служащих в тюрьмах и имевший самые точные сведения о том, кого за сколько можно купить. Он больше, чем кто-либо, был способен удачно исполнить поручение.
Нищий не замедлил подойти и завязать разговор.
— Не правда ли, какая прекрасная погода, мистер Джошуа? Даже и не по сезону.
— Действительно, — согласился адвокат, — в Лондоне очень редко выдаются такие чудесные дни.
— Не внушает ли вам это некоторого желания прокатиться по Темзе, мистер Джошуа? У меня готова лодка с шестью гребцами. Превосходная лодка. Она может доставить вас всюду, куда вам будет угодно. Например, в Саутварк.
— В Саутварк?.. Да, там очень хорошо. Что же, я готов, благо представляется случай.
— Попробуйте, мистер Джошуа: вы не раскаетесь. Лодка стоит вот здесь, налево около моста Сити.
Нищий пошел вперед, Джошуа Уотерпафф — за ним. Они скоро дошли до того места, где стояла изящная шлюпка с небольшим тентом сзади. Неизвестный пригласил адвоката войти в нее. Адвокат, усаживаясь, на несколько секунд повернулся к нищему спиной. Велико же было его удивление, когда вместо нищего он увидел молодого элегантного флотского офицера с капитанскими нашивками. Грязная борода и растрепанный парик были небрежно брошены на скамью лодки. Не оставалось никакого сомнения, что офицер и нищий были одно и то же лицо.
— Кажется, я имею честь говорить с адвокатом мистером Джошуа Уотерпаффом? — спросил офицер.
— Совершенно верно, сэр.
— Пожалуйста, извините меня за это переодевание и вообще за странный способ знакомиться, но я боялся ошибиться и вместо вас обратиться к кому-нибудь из служащих при тюрьме. Подобная ошибка могла бы иметь для меня весьма прискорбные последствия.
— Я это понимаю. Одним неосторожным словом можно было все погубить, тогда как прогулка по Темзе.
— Осталась бы прогулкой по Темзе — и только, даже если бы вы оказались не мистером Джошуа Уотерпаффом, — с улыбкой договорил офицер.
— Предположим, что я не мистер Джошуа Уотерпафф, — сказал, игриво улыбаясь, адвокат. — Что бы вы тогда сделали?
— Я бы выбросил вас в воду, проезжая под мостом, — ответил офицер, улыбаясь не менее игриво.
— Ах, черт возьми! — вскричал адвокат. — Только вы, пожалуйста, не думайте, что ошиблись в моей личности: ошибки никакой нет.
— Но ведь я вам еще не сообщил ничего такого, чем бы вы могли злоупотребить, — произнес офицер. — Следовательно, вы ничем не рискуете… За весла, ребята! — прибавил он, командуя гребцам.
Шесть пар весел опустились в воду, и лодка быстро заскользила по Темзе.
«С этими людьми шутки плохи, — решил про себя Джошуа. — Вот никак не думал, что между „Грабителями“ есть офицеры флота».
Словно подслушав мысли адвоката, офицер пересел на скамейку рядом с ним.
— Я вижу, мистер Джошуа, что вы человек не робкого десятка, — сказал он. — Запугать вас нелегко.
— Гм!.. Как вам сказать? В некоторых случаях, напротив, я бываю очень впечатлителен.
— В каких же это, например?
— Да вот, например, как сейчас, когда я не знаю, куда меня везут.
— Понимаю, к чему вы клоните, мистер Джошуа, но при всей своей готовности доставить вам удовольствие, совершенно не могу удовлетворить ваше желание.
— Ах, Бог мой, да я вовсе и не желаю ничего. Вы просили меня привести вам пример, я и привел его — вот и все. Я уж вовсе не такой нетерпеливый человек и умею ждать, когда нужно. Не все ли равно узнать то, что интересует, через полчаса или через час?
— И в этом вы опять-таки ошибаетесь, мистер Джошуа, — проговорил офицер. — Вы ни через час, ни через полчаса не узнаете, куда вас везет эта лодка.
— Вот как! — произнес рыжий адвокат, начиная удивляться. — Стало быть, вы везете меня не в Саутварк?
— Извините, сэр, именно в Саутварк.
— В таком случае я уж ровно ничего не понимаю, — заявил Джошуа, тревожно взглядывая на собеседника.
— Очень мне жаль расстраивать ваши нервы, но все-таки я должен вас предупредить, что вы никогда не узнаете, куда я вас привезу.
Адвокат вскочил на ноги и, размахивая руками, вскричал:
— Но это низость!.. Это похищение!.. Это западня!.. Извольте меня сейчас же высадить на берег, иначе я начну против вас дело о незаконном лишении свободы.
— Помолчите, мистер Джошуа, если вы не желаете, чтобы я размозжил вам голову, — приказал молодой человек, пригрозив адвокату пистолетом.
Почтенный солиситор такой страх испытывал перед огнестрельным оружием, что сейчас же успокоился и опять уселся на скамью.
— Так-то лучше, господин адвокат. Это называется быть благоразумным. Да, по правде сказать, вам и волноваться не из-за чего. Можно, кажется, потерпеть немножко ради пяти тысяч фунтов стерлингов. Теперь я вас могу предупредить, что вам придется подчиниться еще одной небольшой формальности: вам завяжут глаза, так как мы подъезжаем…
— Завязывайте, сэр, — смирился несчастный адвокат, побледнев, как мертвец. — Завязывайте, я всему покоряюсь.
— Подумайте, господин адвокат, — ласково обратился к нему офицер, — ведь если мы намереваемся заплатить вам пять тысяч фунтов стерлингов, то, значит, мы нуждаемся в ваших услугах и не имеем никакой причины делать вам зло. Можете поэтому быть совершенно спокойны.
С этими словами офицер достал из кармана фуляровый платок и завязал им глаза адвокату, не оказавшему ни малейшего сопротивления.
Лодка по-прежнему быстро плыла, держась середины реки, чтобы не наткнуться на корабли, стоявшие близ берегов.
— Ну, мы скоро приедем, — продолжал офицер. — Я не злоупотреблю вашим терпением, господин адвокат: через пять минут повязка будет с вас снята.
Приподняв немного тент, офицер скомандовал гребцам:
— Легче! Легче! Не ударьтесь о борт!
Адвокат был сильно заинтригован, но перестал бояться. Он чувствовал, что лодка плывет уже не на веслах, а по инерции и что, следовательно, они приближаются к цели своего путешествия.
— Тише, тише! — руководил гребцами молодой человек. — Причаливай!..
Почувствовался легкий толчок. Лодка остановилась.
Куда это она прибыла?
Джошуа был уверен, что она дальше Саутварка не проплыла, но где именно она остановилась?
Новый приказ, отданный капитаном, ясно показал адвокату, что она причалила не к берегу, а к какому-то кораблю.
— Эриксон, — приказал капитан, — бросьте нам веревку.
— Есть, капитан!
— Привяжите покрепче это кресло.
— Есть, капитан!
«Очевидно, они не хотят, чтобы я видел их корабль, — подумал Джошуа, — и поднимают меня на борт со всеми почестями, на которые имеет право слепой».
Догадка его оправдалась. Молодой человек обратился к нему:
— Не угодно ли вам, сэр, взять меня под руку?
— С удовольствием, — отвечал солиситор, окончательно успокоившись.
Его посадили на приготовленное кресло и подняли на палубу, куда уже успел вбежать по трапу капитан. Молодой человек снова взял адвоката под руку и повел его куда-то. Через несколько минут мистер Джошуа почувствовал у себя под ногами мягкий ковер. Дверь за ним затворилась, и повязка слетела с его глаз как бы по волшебству.
XIV
Пять миллионов за труды. — Снисходительный тюремщик. — Размышления Билла. — Сколько за секрет? — Письмо «Грабителей».
ДЖОШУА ОГЛЯНУЛСЯ КРУГОМ И БЫЛ положительно ослеплен необычайной роскошью обстановки, в которой он находился.
Он увидел себя в большом салоне, в котором, казалось, собраны были богатства всех пяти частей света: кашмирские ковры, китайские и японские вазы, саксонский и севрский фарфор, венецианские зеркала в рамах превосходнейшей слоновой кости, разноцветный богемский хрусталь, гобелены, лионский бархат, русская кожа, живопись лучших мастеров — все это придавало комнате характер сказочной роскоши.
В каюте, кроме адвоката и молодого человека, который его привез, сидели за большим, заваленным книгами и картами столом два наших старых знакомца — Грундвиг и Гуттор. Молодой человек стоял перед адвокатом. Это был тоже наш давний приятель — Билл, капитан «Олафа».
— Джентльмены, — сказал он, — имею честь представить вам достопочтенного Джошуа Уотерпаффа, одного из знаменитейших лондонских адвокатов, с которым вы желали познакомиться.
Гуттор и Грундвиг молча поклонились.
— Мистер Джошуа, — обратился к нему Билл, — позвольте представить вам двух моих лучших друзей, имена же их разрешите оставить пока в тайне.
Адвокат кивнул головой в знак согласия и церемонно поклонился.
— Теперь мы вам сообщим цель визита, который мы вас, так сказать, принудили сделать нам, — продолжал Билл, предлагая адвокату стул.
— Совершенно излишним было принуждать меня, — с улыбкой возразил адвокат, — потому что, получив сегодня утром ваше письмо, я с удовольствием готов был следовать за вами всюду и подчиниться всевозможным предосторожностям, которые вам угодно было бы принять для своей безопасности.
При упоминании о письме, полученном поутру, трое розольфцев переглянулись с нескрываемым удивлением. К счастью, внимание Джошуа было отвлечено созерцанием чудес, наполнявших комнату, так что он не заметил этого, а Билл в это время знаком напомнил своим друзьям об осторожности.
О каком же письме говорил адвокат? Не зная содержания, невозможно было продолжать разговор, чтобы не попасть как-нибудь впросак. Важность письма подтверждалась и тем, какое значение придавал ему сам Джошуа.
Все эти мысли разом пришли в голову троим розольфцам.
Гуттор и Грундвиг со времени исчезновения герцога Норландского и его брата уступили первое место капитану Биллу и признали его начальником экспедиции, несмотря на его крайнюю молодость. Они понимали, что молодость — это такой недостаток, от которого люди избавляются с каждым днем, а в данном случае он вдобавок уравновешивался умственным и научным превосходством молодого офицера. Впрочем, и Билл со своей стороны дал слово ничего важного не предпринимать без согласия своих старших друзей, у которых было преимущество опыта.
— Ваши связи с Норландской фамилией, — заявил он им, — вменяют мне в обязанность смотреть на вас, как на представителей герцога и его брата. Поэтому, принимая от вас звание начальника, я буду в своих действиях руководствоваться общими указаниями, которые мы все вместе будем вырабатывать.
Таким образом, в том затруднительном положении, в которое их поставило сообщение Джошуа о полученном письме, Гуттор и Грундвиг предоставили действовать Биллу. Им не пришлось в этом раскаяться: молодой человек вывернулся замечательно ловко.
— Это верно, — ответил он адвокату, — но должен вам напомнить, что я знал вас только понаслышке и потому, прежде чем вступить с вами в откровенный разговор, естественно, желал удостовериться в вашей личности. Ведь я мог вместо вас наткнуться на кого-нибудь из служащих при тюрьме… Ах, да так ведь оно и есть! — вдруг вскрикнул он, ударив себя по лбу. — Послушайте, сэр, ведь в сущности вы ничем не доказали, что вы то самое лицо, которое нам нужно?
— За этим остановки не будет, — отвечал адвокат. — Вот вам письмо, полученное мной.
Он вынул письмо и бросил его на стол.
Подавляя внутреннее волнение, Билл взял записку, быстро прочитал ее и подал товарищам, сказав при этом, чтобы отвлечь всякое подозрение:
— Прочитайте, пожалуйста. Я и забыл сообщить вам в подробности содержание письма, которое посылал господину адвокату.
— Очень хорошо, — одобрили Гуттор и Грундвиг, подражая невозмутимому хладнокровию своего младшего товарища.
— В таком случае приступим к делу, — продолжал Билл. — Мы теперь можем быть уверены, что перед нами действительно адвокат Джошуа Уотерпафф, поэтому незачем терять время на лишние разговоры… Можете ли вы завтра на суде оправдать несчастного Олдхэма? Доклад патруля — чистейшая выдумка от первого до последнего слова. Мы сами были в таверне «Висельник» и можем засвидетельствовать, что во время боя он сидел под столом ни жив, ни мертв.
— Я это знаю, — согласился солиситор, — я с ним беседовал сегодня целых два часа и вынес убеждение, что он человек совершенно безобидный, хотя в высшей степени смешной. Во всякое другое время его процесс окончился бы взрывом всеобщего смеха, но теперь все у нас крайне возбуждены; выдумке патруля верят безусловно; наконец, если дело кончится ничем, то уж слишком много лиц очутятся в комическом положении. Поэтому на оправдание нет ни малейшей надежды. Олдхэм осужден заранее и бесповоротно. Из суда он выйдет прямо на эшафот.
Три друга вздрогнули.
— Понимает ли он свое положение?
— До сегодняшнего утра он ничего не сознавал, но я ему разъяснил, и он стал плакать, как ребенок. Впрочем, мне удалось в том, успокоить, убедив его, что за него заступятся могущественные друзья.
— Теперь, господин адвокат, я вам предложу второй вопрос. Можете ли вы устроить его побег и передать его с рук на руки одному их наших, который будет ждать его в лодке там, где вы прикажете?
— И да, и нет. Я уж буду говорить откровенно… С самого утра я не переставал обдумывать способ спасти вашего товарища и пришел к выводу, что спасти его можно, если в мое распоряжение будет предоставлена достаточная сумма денег. В противном случае ничего нельзя сделать.
— Мы вам предложили пять тысяч фунтов стерлингов, считая эту цифру вполне приличным гонораром за защиту на суде, но денежный вопрос затруднить нас не может. Мы хотим во что бы то ни стало спасти Олдхэма и за деньгами не постоим.
— В таком случае его побег почти обеспечен, — заверил Джошуа.
— Какую же сумму вы считаете необходимой для этой цели?
— Позвольте вам заметить, что это дело произведет громадный шум на всю Англию. Полиция перевернет небо и землю, чтобы открыть виновников побега, да открыть их будет и нетрудно: первым делом схватятся за смотрителя мистера Торнбулла, который отопрет для узника дверь тюрьмы, и за адвоката Джошуа, который подкупит смотрителя. Оба они могут быть уверены, что их по головке не погладят, потому что состоялось специальное распоряжение: если какой-нибудь «Грабитель» убежит из тюрьмы, вместо него повесят тех, кто устроит его побег. После этого вы, конечно, поймете, что мне и Торнбуллу придется бежать за границу, а для того, чтобы жить там прилично, нужны деньги.
— Потрудитесь же назначить, сколько именно.
— Для смотрителя, я полагаю, понадобится не менее ста тысяч франков, потому что, согласитесь, ведь он рискует и местом, и жизнью.
— Хорошо, мы согласны. А вам сколько потребуется?
— Я один из самых известных лондонских адвокатов. Определите сами, сколько я могу стоить.
— Нет, уж определите, пожалуйста, вы сами. У нас для этого нет никаких данных.
— Я зарабатываю около полутораста тысяч франков в год. Кроме того, в этом деле я тоже рискую жизнью. Следовательно, миллион франков не будет слишком дорогой ценой…
— Мы согласны, — сказал опять Билл, переглянувшись с товарищами.
Могли ли они скупиться, когда от спасения Олдхэма зависела судьба их господ? Если бы Джошуа запросил не один миллион, а два, то они все равно согласились бы. Но он не знал, какая причина побуждает их быть щедрыми, и крайне удивился той легкости, с какой они сорили деньгами.
— Это еще не все, — продолжал, подумав с минуту, солиситор. — Вы должны будете дать нам убежище на своем корабле и перевезти нас во Францию.
— С удовольствием исполним ваше желание.
— Прежде чем уйти отсюда и приступить к делу, позвольте мне спросить вас еще об одной вещи.
— Сколько угодно.
— Не можете ли вы дать мне в помощники самого сильного матроса с вашего корабля? Он будет очень полезен для исполнения того плана, который я составил.
— Извольте, с удовольствием, — отвечал Гуттор и кинул товарищам взгляд, означавший: «матросом буду я».
С минуту Билл сидел, глубоко задумавшись. У него родился какой-то смелый план, насчет которого ему очень хотелось посоветоваться с друзьями, но так как это было теперь невозможно, то молодому человеку оставалось или отказаться от своей мысли, или действовать одному, на свой страх. В конце концов он избрал последнее, тем более что Гуттору и Грундвигу предоставлялась возможность высказать свое мнение во время разговора, который должен был за тем последовать.
— Мистер Джошуа, — обратился он к адвокату, — если бы вам представился случай честно заработать еще четыре или пять миллионов и прибавить их к тому, который мы уже обязались вам выплатить, согласились ли бы вы воспользоваться этим случаем?
— Я был бы безумец, если бы поступил иначе. Уж, разумеется, представьте мне подобный случай, я бы сейчас же схватил его за волосы.
Гуттор и Грундвиг поглядели на капитана с таким выражением, как будто испугались, уж не сошел ли он с ума.
— Прекрасно, мистер Джошуа. Я хочу вам предложить дело, которое может принести вам именно такую сумму, но, прежде чем сообщить вам все подробности, я должен задать вам несколько вопросов, на которые попрошу вас отвечать с полной откровенностью.
— Даю вам слово быть откровенным.
— Примите во внимание, что самая суть дела зависит от ваших ответов. Скажите, пожалуйста, ведь вы, если не ошибаюсь, специалист по части судебной защиты лиц, по разным неблагоприятным обстоятельствам попадающих на скамью подсудимых?
— Зачем такие околичности? Скажем попросту я присяжный адвокат всех воров, мошенников, разбойников и убийц, обреченных виселице… Видите, я нисколько не стесняюсь!
— Очень вам благодарен. Итак, я продолжаю. Случалось ли вам защищать кого-нибудь из членов общества «Грабителей»?
— Никогда никого!.. Ведь вы действуете… то есть эти джентльмены действуют такой дружной силой, что правосудие никак не может с ними справиться. Если и случалось властям иной раз поймать кого-нибудь из «Грабителей», то из этого все равно ничего не выходило, и суд постоянно оправдывал их за недостатком улик… Несколько мелких дел, впрочем, было, и вел их почти всегда я.
— Но откуда же вы знаете, что вашими клиентами были члены преступного товарищества?
— Потому что гонорар за ведение этих дел был мне выплачен разом через одного человека, которого я имею основания считать за одного из главарей товарищества.
— Как этого человека зовут?
— Не могу вам сказать.
— Отчего?
— Это моя адвокатская тайна.
— Сколько вы за нее желаете?
— Я ее ни в каком случае не продам, а вам в особенности, потому что вы сами принадлежите к товариществу. Вдруг вы действуете из мести — что тогда? Быть может, вам поручено произвести дознание о действиях этого человека.
— Вы ошибаетесь, — возразил Билл, делая решительный ход. — Пеггам ничего во вред товариществу не делал, и советы, которые вы ему давали, приносили нам только пользу.
— Ну, вот видите!.. Я знал, что вам все известно. Вы хотели меня просто испытать, не способен ли я, выйдя от вас, донести обо всем генеральному атторнею.
Билл несколько минут молчал.
Он узнал, что ему хотелось.
Джошуа был знаком с Пеггамом, который, конечно, не замедлит к нему прийти, чтобы посоветоваться насчет Олдхэма. Это вносило страшную путаницу во все дела. Как теперь быть?.. Молодой человек положительно не знал, на что ему решиться.
Как найти выход из подобного затруднения?
XV
Ловко придуманная засада. — Отношение Джошуа к главе «Грабителей». — Чек на миллион франков с лишком. — Выдумка Билла. — Адвокат воров. — Печальные предчувствия Грундвига.
И ВДРУГ В УМЕ БИЛЛА СОСТАВИЛСЯ необыкновенно коварный план.
Молодой офицер задумал — ни много, ни мало — похитить Пеггама из квартиры солиситора, употребив для этой цели Гуттора. Бандит, разумеется, отправится к адвокату один, потому что он вообще не любит действовать при свидетелях. Наверное, он пойдет к нему в сумерки, чтобы не попасться на глаза розольфским лазутчикам. Богатырь Гуттор именно такой человек, какой нужен для подобного дела.
Все это очень быстро промелькнуло в голове Билла, но все-таки, пока он размышлял, разговор на время прекратился. Адвокат не почувствовал никаких подозрений, но тем не менее нашел, что пауза длится слишком долго, и сказал с улыбкой:
— Вы мне не отвечаете. Сознайтесь, что вам хотелось испытать меня, потому что, если б я передал вам то, что мне говорил Пеггам, полагаясь на мою адвокатскую честность, вы вправе были бы заключить, что и относительно вас я могу поступить точно так же. Вы можете сознаться в этом, не опасаясь оскорбить меня: адвокат обязан все выслушивать, не обижаясь. Да, наконец, у вас есть то оправдание, что вы меня не знали. Теперь же вы можете быть уверены, что солиситор Джошуа Уотерпафф считает священной всякую доверенную ему тайну и что ни малейшей из них он никому не выдаст ни за какие миллионы. В этом честь нашей профессии, которая в противном случае не приносила бы никакой пользы, так как наши клиенты нередко вверяют нам не только все свое состояние, но и свое доброе имя.
Эти слова принесли Биллу двоякую пользу: во-первых, помогли ему выбраться из затруднения после того, как он взманил адвоката миллионами, а во-вторых, показали ему, что он едва не сделал огромной ошибки, так как Джошуа, очевидно, не согласился бы изменить основному принципу адвокатуры даже для спасения Норландской фамилии.
Это был очень странный принцип, но все-таки принцип. В то же время Биллу нечего было сожалеть о том, что попытка сделана, так как в противном случае у солиситора не явилось бы повода признаться в знакомстве с Пеггамом. Неловкость Билла ему же самому помогла придумать очень искусный и легко исполнимый план.
— Да, — продолжал солиситор, сам себя подогревая громкими фразами о своей профессии, — секреты злодеев мы обязаны хранить так же свято, как и тайны честных людей. В противном случае мы, вместо того чтобы защищать своих клиентов, только губили бы их.
Билл не замедлил воспользоваться лазейкой, которую ему указал сам Джошуа.
— Ну, да, — согласился он не без некоторого колебания, так как ему было противно лгать, — я действительно хотел вас немного испытать, потому что вы для нас были… Впрочем, не будем об этом говорить. Я вижу, что вы человек, безусловно, честный, и в доказательство своего доверия к вам мы сейчас дадим вам чек на миллион сто тысяч франков, которые вам немедленно выплатит банкирская контора братьев Беринг. Это, как вам, конечно, известно, лучший банкирский дом в Сити.
Адвокат наклонил голову и улыбнулся, давая этим знать, что ему очень приятно получить гонорар вперед, после чего заботливо спрятал в бумажник драгоценный чек, подписанный и поданный ему молодым офицером.
— Если нам повезет, — заверил Билл, думая о втором своем плане, — то сумма эта будет удвоена, мистер Джошуа.
Грундвиг и Гуттор совершенно не понимали, что значит такая неуместная щедрость. Вообще слова и поступки их молодого друга удивляли их до бесконечности, и обоим розольфцам хотелось поскорее остаться с ним наедине, чтобы поговорить основательно.
Им не пришлось долго ждать. Капитан «Олафа» встал и знаком пригласил их следовать за собой.
— Извините, мистер Джошуа, если мы оставим вас одного минут на пять, — обратился он к адвокату. — Мы пойдем и выберем матроса в помощь вам, как вы просили. Обещайте нам, что вы не будете открывать окна в каюте, желая узнать, где вы находитесь.
— Даю вам слово.
Три друга вышли из каюты и стали шепотом совещаться.
В нескольких словах молодой человек сообщил розольфцам свой смелый план, исполнение которого намеревался поручить Гуттору. Два человека, говорил он, могут навести адвоката на подозрение, и, кроме того, они будут друг друга стеснять. Тут нужен человек сильный и ловкий. Весь план основывается на предполагаемом посещении адвоката Пеггама. Гуттор должен похитить нотариуса и доставить его на борт «Олафа». Как это сделать, невозможно предугадать заранее; остается довериться опытности и благоразумию розольфского богатыря.
— Вот почему я и пообещал Джошуа удвоить его гонорар, — сказал в заключение Билл. — Плен Пеггама для нас просто неоценим, и если это нам удастся, то адвокат, хотя и невольно, будет причиной нашего успеха.
Два друга в восторге пожали руку молодому офицеру, воздавая по справедливости его сообразительности и ясности его ума.
— Пусть только Пеггам явится к адвокату, — произнес Гуттор, — уж ему от меня не уйти.
Исполнение плана отдавалось в хорошие руки. Гуттор был не только силен, но и сообразителен.
Пять минут не успело пройти, как три друга уже вернулись в гостиную.
— Любезный мистер Джошуа, — объявил Билл адвокату, — мы долго искали вам подходящего матроса, но не нашли. Ведь, вам нужен человек не только сильный, но и толковый, а наши матросы хороши на море, на суше же неповоротливы и робки, если не выпьют водки; выпив же водки, они начинают бить стекла, что, конечно, для нас нисколько не подходит. Поэтому наш друг Гуттор решил оказать нам услугу и идти с вами.
— Как вы это хорошо придумали! — вскричал адвокат. — Я только не осмеливался высказать свою мысль, но уже давно, как только увидел богатырский рост вашего товарища, сидел и думал: «Вот бы кому следовало поручить похищение Олдхэма из тюрьмы».
— Стало быть, вы довольны?
— Вполне доволен.
— Когда же вы думаете отправиться?
— Хоть сейчас, если вы ничего не имеете против. Лодка, которая нас отвезет, должна остаться около моста Сити и ждать там нашего возвращения. Может быть, мы вернемся поздно ночью…
— Это ничего не значит. Распоряжение уже сделано. Наконец, с вами будет Гуттор, следовательно, со стороны матросов нечего опасаться какого-либо недосмотра… Кстати, вот что еще: быть может, к вам придет Пеггам поговорить об Олдхэме. Пожалуйста, не говорите ему ничего о нас; пусть он думает, что вы спасаете пленника исключительно по его просьбе. Если вы пожелаете еще прибавить себе сотенку тысяч — принимайте, не возражая… Наше общество разделено на две группы: на сухопутную, где всем распоряжается Пеггам, и морскую; между обеими группами существует некоторое соперничество, а нам не хочется раздражать Пеггама. Мы им очень дорожим и не желаем, чтобы он знал о нашем вмешательстве.
— Понимаю, — согласился адвокат, — я сделаю, как вы желаете.
Со стороны Билла это был очень ловкий прием. Теперь можно было рассчитывать, что Пеггам ничего не узнает, какой бы оборот ни приняло дело.
До сих пор обстоятельства складывались для троих друзей чрезвычайно благоприятно.
Действительно, как только явилась надобность спасти Олдхэма, Билл вспомнил о Джошуа Уотерпаффе, который пользовался большой известностью как самый лучший адвокат лондонских темных дельцов. Молодой человек отправился к нему на квартиру, но там ему сказали, что адвокат пошел в тюрьму для совещания со своими клиентами. Тогда Билл переоделся нищим и отправился к Тауэру. Близ этой тюрьмы он встретил одного из тех оборванцев, которыми кишат лондонские площади, и вступил с ним в разговоры. Оборванец принял Билла за своего собрата и сообщил ему много интересных подробностей о Джошуа Уотерпаффе. Читателю уже известно, как молодой человек заговорил с адвокатом и как увез его к себе на корабль.
До сих пор все шло как по маслу. Три друга были почти уверены в успехе и без страха дожидались событий. Наконец-то для них мелькнул луч радости после многих тяжких дней глубокой скорби, пережитых ими за последнее время.
Веяние гибели и смерти уже несколько лет носилось над старинным родом Норландских герцогов, отрывая ветку за веткой с могучего дерева… Оставшись один в каюте после ухода Гуттора, бедный Грундвиг опустил голову на руки и задумался о неисповедимых путях Божьих. Он помнил тысячелетний дуб Бьёрнов во всей его силе и красе, а теперь… Где ты, неустрашимый Сигурд, видевший конец одного века, весь другой век и начало третьего? Всю жизнь ты прожил как Бьёрн и умер как Бьёрн же — верхом на коне, с оружием в руках… Где ты, Олаф, кулаком убивавший медведя и во время пиров хохотавший так, что дрожали своды громадной залы старинного феодального замка? Где вы, Брюс, Хоккан, Роланд и Оттон, четыре сына Олафа, которых называли рыцарями Севера?.. Все, все они умерли во цвете лет… И где теперь сыновья Одина, Харальд и Магнус, где прелестная герцогиня, супруга Харальда, которая промелькнула как небесное видение, украшенное всеми добродетелями? Где ее дочь Леонора, которую называли «снеговой девой»?.. Она погибла в волнах, лежит на дне моря… Где юный красавец Олаф, бесстрашный моряк? Он убит вместе с отцом в Сигурдовой башне… Да, все это знал старый верный Грундвиг, все это он видел, все это он пережил, и все это он помнит…
Возвратятся ли когда-нибудь счастливые дни? Как знать! Фредерик и Эдмунд — в руках своих злейших врагов. Юный Эрик одиноко бродит по пустынным залам прадедовского замка. Муж Сусанны Бьёрн изгнан из отечества, и она блуждает с ним вместе, не зная куда преклонить голову… Так благодаря кому же расцветет вновь старое дерево?
Мало было надежды в сердце старого розольфца. Он горько плакал, соображая, что даже если теперь все кончится благополучно, то Эдмунд и Фредерик все-таки не успокоятся и не усядутся на месте. Они дали клятву отыскать Магнуса Бьёрна и непременно погонятся за безумной мечтой.
— Горе, горе нам! — шептал старик. — Все они погибнут, все до единого! Старый дуб не зазеленеет вновь!..
XVI
Приготовления к похищению Олдхэма. — Кабинет адвоката Джошуа Уотерпаффа. — Ожидание. — Смелый поступок.
МЕЖДУ ТЕМ ЛОДКА, УВОЗИВШАЯ ГУТТОРА и адвоката, благополучно доплыла до Лондонского моста. Приказав старшему матросу стоять тут и дожидаться их, Гуттор и его товарищ торопливо направились в Сити.
Все прохожие оглядывались на богатырский рост норландца. Случайно он встретился с проезжавшим мимо верхом на лошади конногвардейцем и оказался выше того на целую голову. Собралась толпа и начала аплодировать. Адвокату это не понравилось.
— Идите скорее, — сказал он своему спутнику. — Нам не следует обращать на себя так много внимания.
К счастью, адвокат жил очень недалеко от Тауэра, где ему приходилось бывать по делам почти каждый день, поэтому он и Гуттор скоро избавились от назойливого любопытства публики.
Джошуа провел Гуттора в небольшую комнату рядом с кабинетом, в которую посторонняя публика не допускалась.
— Вот где вы будете сидеть, — объявил ему адвокат, — пока я буду подготовлять побег вашего протеже. Вооружитесь терпением, потому что раньше ночи нам ничего нельзя будет предпринять: ваш рост слишком уж бросается в глаза. Если вы услышите звонок, не тревожьтесь. Посетителей впускает мой секретарь, он уж знает, куда их провести. Засим до свиданья пока.
Джошуа на минуту зашел к себе в кабинет, и Гуттор услыхал голос секретаря, сообщавшего своему патрону имена лиц, приходивших к нему повидаться. Вдруг богатырь вздрогнул, услыхав имя Пеггама.
— Скажите всем, кто будет меня спрашивать, что я сегодня очень занят и никого не принимаю, — говорил Джошуа, и в голосе его слышался оттенок нетерпения.
— Как? Даже Пеггама? — переспросил секретарь. — Но ведь он сегодня должен зайти по известному вам делу.
— Пеггама можете пригласить в кабинет и посидеть с ним, — отвечал Джошуа, смягчая голос. — Попросите его подождать. Кстати, любезный Перси, на нынешний день я уж вас попрошу обуздать свое обычное любопытство и не заглядывать в соседнюю комнату: там у меня гость, он очень устал с дороги и отдыхает. Не беспокойте его ни под каким предлогом.
— Слушаю, сэр, — ответил клерк. — Ваше желание будет исполнено.
Затем Гуттор услыхал стук затворенных дверей и шум удаляющихся шагов.
Джошуа ушел.
Гуттор остался один.
Радость богатыря, когда он узнал, что к адвокату придет Пеггам, была неописуемой. Он был уверен, что овладеет бандитом. Правда, в квартире оставался клерк, но что значит один человек для Гуттора? Как только появится Пеггам, силач сейчас свяжет его, заткнет ему рот, завернет в ковер и отнесет в лодку, где спрячет под двойной палубой… Если же адвокат вернется раньше, чем его ожидают, и вместе с клерком попытаются воспрепятствовать Гуттору, то богатырь сумеет справиться с ними обоими. Вообще Гуттор не признавал никаких препятствий.
Похищение Пеггама было спасением Фредерика Бьёрна и его брата. Горе тем, кто осмелится мешать в этом Гуттору! Спасение Олдхэма являлось теперь делом второстепенным. Узнать, где находится Безымянный остров, было далеко не так важно, как овладеть атаманом всего товарищества «Грабителей»…
Но когда прошел первый момент возбуждения, Гуттор взглянул на все это дело гораздо трезвее. Он сам понял, что столь спешно выработанный им план в сущности никуда не годится и что его ожидает самая плачевная неудача.
Улица Оксфорд-стрит, где находилась квартира Джошуа, была очень людным местом, одним из самых людных во всем Сити. Достаточно было адвокату или его клерку крикнуть из окна, чтобы сейчас же к ним на помощь сбежалась толпа, которая, во всяком случае, одолела бы Гуттора, несмотря на всю его богатырскую силу. Таким образом, норландцу приходилось отказаться от своего смелого замысла. Поручение товарищей оказывалось неисполнимым: похищение Пеггама не могло состояться в присутствии Джошуа и его секретаря.
Что же теперь делать?
Не попробовать ли подкупить адвоката?
Об этом нечего было думать после откровенного разговора утром, когда Джошуа так обстоятельно изложил свой взгляд на сущность адвокатской практики. Очевидно, Джошуа считает Пеггама одним из своих клиентов и ни за какие миллионы не согласится предать его в руки врагов. У адвоката, оказывается, есть совесть — положим, своя собственная, адвокатская, но все-таки совесть…
Правда, может быть, это была одна рисовка с целью набить себе цену? Может быть, адвокат не устоит, если ему набавить еще один миллион? А если вдруг устоит? Ведь все дело будет испорчено, когда Гуттор выскажется перед ним откровенно, а в ответ получит решительный отказ…
Несчастный Гуттор испытывал настоящее мучение. Он уже рассчитывал, что вот-вот сейчас освободит обоих Бьёрнов, — и вдруг все его надежды разлетелись прахом! На беду, ему и посоветоваться не с кем: ни Билла, ни Грундвига не было с ним.
Неужели ему придется слышать голос Пеггама, знать, что бандит тут, за стенкой, и ничего, решительно ничего не предпринять? Нет, это немыслимо, это свыше его сил… Он не вытерпит, он сделает что-нибудь.
Время шло быстро, а несчастный Гуттор все еще ничего не мог придумать.
Машинально встал он со стула, на котором сидел, и подошел к дверям кабинета. Ему безотчетно хотелось взглянуть, что за человек секретарь мистера Уотерпаффа, чтобы потом решить, стоит ли вступать с ним в разговор. После минутного колебания он отворил дверь, за которой оказалась опущенная толстая портьера; обе половины портьеры соединялись неплотно, так что между ними была щель. Сквозь эту щель Гуттор увидел, что клерк поспешно прячет какой-то лист бумаги, на котором он что-то писал. Услыхав шум, произведенный Гуттором, клерк подумал, что вернулся его патрон, но потом, не слыша больше ничего, так как богатырь остановился и притих, он снова принялся за свою работу. Это был мужчина лет сорока, с первого взгляда — тип канцелярского чиновника вроде Олдхэма, только на ступеньку повыше, что и немудрено, так как Олдхэм был клерком провинциальным, а этот — столичным. Однако при более внимательном рассмотрении лицо его поражало выражением крайнего зверства во всех чертах. Что-то холодно-хищное и злобное светилось в его кошачьих глазах с зеленым отливом, а рот с огромными выдающимися челюстями кривился в отвратительную улыбку. В спокойном же состоянии лицо клерка ничего не выражало, кроме беспечности и простоты, так что Джошуа, знавший мистера Перси только под этой маской, часто говаривал про него:
— О, что касается Перси, то ему, бедненькому, пороха не выдумать.
XVII
Жизнеописание Перси. — Предложение Пеггама. — Важное разоблачение. — Способы, на которые рассчитывал Перси. — Похищение Пеггама.
НО В ЭТОМ ПОЧТЕННЫЙ СОЛИСИТОР ГЛУБОКО заблуждался.
Перси был вовсе не такой простак, каким он его считал. Джошуа даже и не догадывался, что его клерк был правой рукой Пеггама, который и нашел ему это место, желая иметь своего человека при адвокате, которому поручались все служебные дела «Грабителей». Пеггам очень любил Перси и не имел от него никаких тайн. Вообще замечено, что самые закоренелые злодеи не могут обходиться без того, чтобы не иметь хоть кого-нибудь своим поверенным. Они чувствуют настоятельную потребность делиться с кем-нибудь своими злодеяниями, быть может, для того, чтобы хоть некоторую долю нравственной ответственности сложить на другого.
Перси исполнял в Лондоне должность начальника тайной полиции «Грабителей». Его обязанностью было следить за действиями полиции законной и немедленно доносить Пеггаму обо всех мерах, какие принимались против преступного товарищества. После каждого нового преступления высшая администрация рассылала строгие циркуляры; начинались обыски и выслеживания, и в конце концов кто-нибудь из «Грабителей» непременно бы попадался, если бы Перси, в качестве клерка Джошуа имевший доступ во все канцелярии, вовремя не узнавал обо всех секретных распоряжениях и не давал о них знать кому следует. Таким образом Перси оказывался главной причиной той безнаказанности, которой пользовалась злодейская шайка.
Равным образом, когда кто-нибудь из «Грабителей» попадался на незначительном проступке обвинялся например, — в буйстве, драке или пьянстве — и его сажали в тюрьму, то тот же самый Перси хлопотал о его скорейшем освобождении, боясь, чтобы от слишком продолжительного пребывания в тюрьме узник не почувствовал прилива откровенности и не проболтался как-нибудь товарищам по заключению.
Отношения между Пеггамом и Перси были какие-то странные. Пеггам любил Перси настолько, насколько был способен кого-нибудь любить, и смотрел на него как на сына. Перси, наоборот, не питал к нотариусу ни малейшей привязанности и смотрел на него исключительно как на человека, от которого он получает свою выгоду. Правда, Перси десять лет служил Товариществу верой и правдой, не жалея ни времени, ни сил, но в то же время он постоянно думал о той минуте, когда ему выплатят хороший куш, и тогда он распростится со всей шайкой. Пеггам обещал заплатить клерку по истечении десяти лет сто тысяч фунтов стерлингов за труды. Эти десять лет прошли, и Перси потребовал от Пеггама условленную сумму. Но старый хитрец понимал, что, как только эта сумма будет выплачена, Перси сейчас же бросит службу, между тем чичестерскому нотариусу не хотелось лишиться друга и сотрудника, которого никем уже нельзя было заменить. Поэтому главарь «Грабителей» на все просьбы клерка отмалчивался или отвиливал, рассчитывая протянуть время и заключить с Перси новый контракт по крайней мере еще лет на пять.
Но Перси стоял на своем и не шел ни на какие сделки.
— Вы сами эту сумму мне обещали, — говорил он, — и не можете утверждать, что она слишком велика. За десять лет своей службы я доставил вам более пятидесяти дел, которые принесли вам неисчислимые выгоды. Уже одно последнее дело, именно операция с адмиралом Коллингвудом, доставила вам половину того, что я с вас требую. Можно даже сказать, что за это дело вы два раза получили гонорар, так как я же опять-таки вас предупредил о том, что Надод собирается бежать с вашими деньгами в Америку.
— Я не о цифре говорю, — сказал Пеггам, — мне только жаль с тобой расстаться. Ты мне раздираешь сердце, Перси. Ведь я всегда любил тебя, как сына.
— Уговор дороже денег, — холодно возразил клерк. — Вы дали обязательство и должны его исполнить. Что же касается того, что я будто бы раздираю вам сердце, то это, позвольте вам сказать, одни глупости. Как я могу раздирать то, чего у вас нет? Когда вас после смерти выпотрошат, то в груди у вас вместо сердца окажется мешок с деньгами… Но довольно об этих пустяках. Десять лет прошли. Я свою обязанность исполнил, исполняй же и ты свое, старик. Выкладывай деньги.
Грубый тон Перси нисколько не оскорбил Пеггама, который взглянул на это, как на детский каприз. Клерк, очевидно, вымещал на нотариусе свое подчиненное положение у Джошуа и частые выговоры, которые не скупился ему делать почтенный солиситор. Перси ни за что не стал бы служить у Джошуа, если бы не та громадная выгода, которую извлекали из этой службы «Грабители».
— Ну, послушай, мой милый, — уговаривал клерка Пеггам, — подожди еще пять лет. Это уж будет последний срок, и тогда я выплачу тебе двойную сумму.
— Нет, нет, старик, нельзя!.. Уж ты и не проси лучше. Мне хочется наконец пожить как следует, попользоваться жизнью. Годы мои уходят, я не могу дольше ждать. Все, что я могу для тебя сделать.
— А именно? — спросил старик, глаза которого блеснули радостью и лицо озарилось довольной улыбкой.
— Это подождать двадцать четыре часа.
Улыбка негодяя заменилась выражением глубокой печали. Перси был единственным человеком, которого Пеггам любил, думая, что и тот ему платит взаимностью. Каково же было ему теперь убедиться, что этой взаимности нет и никогда не было.
— Ты все шутишь, — вздохнул он.
— Нисколько не шучу. Я уже веду переговоры о покупке одного большого барского имения в графстве Уорвик. Предварительное условие уже подписано, и не позднее четырех часов завтрашнего дня я должен иметь в своих руках сто тысяч фунтов стерлингов, в противном случае…
Клерк не договорил, но сделал угрожающий жест.
— Договаривай, — сказал нотариус. — Ты решился меня убить, не так ли?
— Нет, я до тебя пальцем не дотронусь, потому что вовсе не желаю за это попасть в руки палача. Но знай, что если завтра я не получу от тебя денег, то вынужден буду прибегнуть к различным способам для того, чтобы добыть их в другом месте.
— Могу узнать, какой это способ?
— Не способ, а способы. Их целых два. Какие они, я тебе не скажу. Это не твое дело.
С этими словами Перси и Пеггам расстались.
Разговор происходил накануне того дня, когда Гуттор отправился к адвокату на квартиру. Пеггам должен был прийти опять для решительного свидания с Перси. До его прихода оставалось полчаса.
Внимательно рассмотрев клерка через щелку портьеры, Гуттор пришел к заключению, что этого человека легко будет купить деньгами, и машинально поднес руку к боковому карману, где у него лежала книжка чеков на банкирский дом братьев Беринг. Собственно говоря, это не были чеки в том смысле, как мы их теперь понимаем. До теперешних чеков, подписываемых обладателем чековой книжки, тогда еще не додумались. Старинные чеки были просто векселя или квитанции на предъявителя, каждый стоимостью в известную, заранее обозначенную в ней, сумму.
Гуттор решился войти в кабинет и заговорить с клерком, но вдруг по всему дому прозвучал громкий и резкий звонок.
«Вдруг это Пеггам!» — с ужасом подумал богатырь, не успевший исполнить свое намерение.
— Здравствуй, Перси, — произнес вошедший голосом, дребезжащим, как надтреснутый звонок.
— Здравствуй, Пеггам, — отозвался клерк. — Ты пришел раньше, чем обещал.
Гуттор почувствовал дрожь… Увы! Это действительно оказался Пеггам. Теперь нечего было и думать о том, чтобы похитить его.
— Боже, просвети меня! Боже, наставь меня, укажи, что мне делать! — прошептал богатырь, сердце которого так и колотилось в груди. — Имею ли я право убивать человека, неповинного в злодеяниях, совершенных Пеггамом? Имею ли я право сделать это, чтобы овладеть злодеем?
Войти в комнату, схватить Пеггама и ударом кулака уложить клерка было бы для Гуттора самым легким делом. В эту решительную минуту он ясно представил себе Фредерика и Эдмунда Бьёрнов закованными в цепи — и рванулся было в кабинет.
Но вдруг богатырь услыхал странные слова, поразившие его слух и взволновавшие душу. Он остановился и прислушался.
Пеггам нетерпеливым тоном возражал клерку на какие-то сказанные тем слова:
— Ах, ты все о своем!.. Мне, право, некогда сегодня толковать об этом… И что ты беспокоишься? В конце концов мы всегда с тобой сговоримся…
Участь клерка была решена: Гуттор убедился, что он сообщник Пеггама, и уже хотел окончательно войти в кабинет, как вдруг до ушей его долетел ответ Перси.
— Напрасно ты, Пеггам, издеваешься надо мной, — говорил клерк. — Смотри, не пришлось бы тебе раскаяться. Взгляни на эти часы. В четыре часа пять минут, если ты не заплатишь мне сто тысяч фунтов, будет уже поздно.
— Есть мне когда заниматься этим, как же! Как будто у меня только и дела, что ты да счеты с тобой!.. Ты, стало быть, не знаешь, что полиция арестовала моего клерка Олдхэма, без которого я совершенно не могу обойтись в Чичестере?
— Ну что же такое? Джошуа устроит его побег. Не ты ли сам писал сегодня об этом солиситору? Но это меня нисколько не касается. Я хочу покончить с тобой, а чтобы ты не говорил, что я поступаю предательски, потрудись узнать, какими способами я надеюсь добыть нужную мне сумму. Первый способ состоит в следующем: совет олдерменов и лорд-мэр обещали пятьдесят тысяч франков тому, кто выдаст властям главаря «Грабителей», хотя бы доносчик и сам был соучастником преступного товарищества. Суперинтендант полиции обещал двадцать пять тысяч, а разные лондонские корпорации — еще тридцать пять в общей сложности. Таким образом я могу получить даже больше того, что мне нужно, на целых пять тысяч.
Пеггам бросился в кресло, откинулся на спинку его и громко захохотал.
— Ох, уморил!.. Так ты собрался на меня доносить?.. Нет, я в жизни своей не слыхал ничего смешнее… Ох, батюшки!..
Он разом прекратил хохот, сухо и нервно встал, нахмурил брови и взглянул на Перси тем грозным взглядом, который так властно действовал на всех «Грабителей».
— Дурак! Жалкий дурак! — произнес он голосом, дрожавшим от гнева. — Ты забываешь, что я держу в своих руках честь нескольких десятков знатных фамилий Англии и что, как только ты рот раскроешь, на тебя наденут смирительную рубашку и посадят в Бедлам, где ты сгниешь… Ну, мой милый, какой же твой второй способ? — продолжал Пеггам, меняя грозный тон на иронический. — Интересно узнать. Если он так же остроумен, как и первый, то это делает честь твоему уму, твоей изобретательности.
Легко себе представить, с каким жгучим интересом слушал Гуттор эту беседу двух негодяев…
Перси позеленел. Лицо его приняло такое свирепое выражение, что всякий, кроме Пеггама, мог бы прийти в ужас.
— Ты молчишь, дружочек? — продолжал иронизировать чичестерский нотариус. — Ну, так, стало быть, я и разговор окончу. Вот мое последнее слово: ты будешь служить нам еще пять лет и получишь обещанную тебе плату, после чего можешь уходить на все четыре стороны. И знай, что ничто в мире не заставит меня переменить свое решение.
— Берегись, Пеггам! — вскричал шипящим голосом Перси. — Берегись, не доводи меня до крайности! Выслушай меня в свою очередь; среди твоих врагов есть такие, которым мне стоит только шепнуть словечко… Например, я могу сказать лорду Уинчестеру: «Хотите отомстить убийцам вашего отца, зарезанного в постели?..» Или леди Лонгдейл: «Хотите отомстить за смерть вашего мужа, отца ваших детей, погибшего в ужасных муках?.. Дайте мне сто тысяч фунтов — и я вам выдам убийцу».
— Это все? — спросил Пеггам, иронически посмеиваясь.
— Нет, негодяй, не все, потому что есть люди, которые с удовольствием заплатят и еще дороже!
Перси, сильно жестикулируя, встал между дверью и своим собеседником.
— Что же это? Ты где встал? — воскликнул атаман «Грабителей». — Уж не хочешь ли ты загородить мне выход?
— Неужели ты думаешь, старый злодей, — продолжал, не слушая, Перси, — неужели ты думаешь, что если я явлюсь к Эрику Бьёрну и скажу ему. «Хотите отомстить за смерть вашей сестры Леоноры и ее детей, утопленных в море? Хотите освободить своих братьев из плена? Дайте мне двести тысяч соверенов, и я выдам вам виновника этих злодейств…»
Перси не договорил.
— Принимаю! — раздался вдруг за портьерой громкий зычный голос.
Портьера раздвинулась, и в дверях появился Гуттор, сверкая взглядом и внушая невольный трепет своей могучей фигурой.
Из груди Пеггама вырвался хриплый крик ярости. Негодяй хотел бежать, но богатырь схватил его за горло и, обращаясь к Перси, который сам стоял ни жив ни мертв, сказал ему.
— Я вам даю двести тысяч фунтов стерлингов, сколько вы просили… Этот человек мой?
— Ваш, — пролепетал почти бессознательно Перси.
— Негодяй! — взревел Пеггам. — Ты мне дорого за это заплатишь!
Больше ему не дали произнести ни слова. Гуттор заткнул ему рот, завернул злодея в ковер и побежал вон из комнаты.
В дверях он обернулся и торопливо пояснил клерку, растерянно стоявшему посреди кабинета:
— Нужно торопиться… Через полчаса я вернусь и заплачу вам условленную сумму.
Смеркалось. Время дня было самое благоприятное для похитителя. Гуттор в несколько прыжков добежал до лодки, открыл люк, снял с пленника ковер и сунул Пеггама под палубу. Закрыв затем люк на ключ, богатырь спокойно вернулся в квартиру Джошуа, который еще не возвращался.
XVIII
Освобождение Олдхэма. — Размен пленных. — Ну, смотри же, Фредерик Бьёрн. — Блэкфрейрское подземелье. — Казнь предателя. — Чудесное избавление. — Карта острова.
БОГАТЫРЬ ЗАСТАЛ ПЕРСИ ПОГРУЖЕННЫМ в задумчивость. Несчастный клерк, получив плату за свою измену, не обнаружил ни малейшего восторга. Страх заглушал в нем ту радость, которую он почувствовал бы в других условиях. Во время краткой отлучки Гуттора он успел сообразить, что Пеггам в тот же вечер освободит своих пленников в обмен на собственную свободу и вместе с тем жестоко отомстит своему предателю. Он не был даже уверен в том, что ему придется провести ночь в своей постели. Пеггам, конечно, знает, что контора братьев Беринг уже заперта, и, разумеется, примет меры, чтобы Перси не получил на другой день оттуда двести тысяч соверенов по чеку, выданному Гуттором, и не уехал из Англии.
— За себя вы отомстили, — сказал он богатырю, — но меня погубили.
— Это как? — удивился Гуттор.
— Ведь вы, разумеется, хлопотали ради того, чтобы освободить герцога Норландского и его брата?
— Ну, конечно.
— Разве вы не знаете, что вам удастся достичь своей цели лишь ценой освобождения Пеггама?
— Отлично знаю.
— Стало быть, я прав, называя себя погибшим человеком. Как только злодей будет освобожден, он первым делом примется за меня, и уж, конечно, мне от него не спрятаться.
— В таком случае бегите… Уезжайте сейчас же из Лондона, только не во Францию через Дувр, а в Голландию через Шотландию. В Нидерландах любой банкир разменяет вам ваш чек.
— Благодарю вас, вы подали мне отличную мысль. У меня просто голова закружилась… Если мне удастся спастись, то этим я вам буду обязан… Хорошо. Я уйду сейчас же, как только вернется мой патрон.
Между тем совершенно стемнело, и Джошуа не заставил себя ждать.
Адвокату не стоило ни малейшего труда подкупить тюремщика. Пять тысяч фунтов стерлингов сделали свое дело. Мистер Торнбулл объявил, что он закроет глаза и ни во что не будет вмешиваться. Друзьям Олдхэма оставалось только придумать средство украсть его из тюрьмы.
Джошуа был необыкновенно изобретателен. Он сейчас же купил большую плетеную корзину, в которую наложил всевозможных съестных припасов и лакомств. Гуттор должен был с этой корзиной отправиться в Тауэр и сказать, что он принес узнику обед. Тюремщик беспрепятственно впускал его, в на обратном пути богатырь уносил в этой же корзине похищенного Олдхэма.
Все устроилось как по-писаному. Гуттор, явившись в камеру Олдхэма, вынул из корзины принесенные яства. Только что узник собрался было их отведать, богатырь деликатно обхватил его поперек талии, сунул в корзину и пошел с ней прочь из тюрьмы. Благополучно пройдя в воротах мимо самого смотрителя, разговаривавшего там с несколькими чиновниками, он крупными шагами направился к своей лодке, которая затем быстро доплыла до брига «Олаф».
Нечего и говорить о том, с каким восторгом встретили своего друга Грундвиг и Билл.
