Еще несколько случаев прозорливости Старца Амвросия, по рассказам мирских лиц, и его письменные советы и наставления

Прежде всего предлагается здесь боголюбивым читателям извлечение из статьи преданной старцу Амвросию духовной дочери его, достопочтенной А.А. Шишковой, ее собственными словами. «В одно из моих посещений Старца, – так говорит эта г-жа, – он благословил меня книгою «Царский путь креста Господня, вводящий в жизнь вечную», прибавив: «Чаще читай ее». Я ему сказала: «Вы мне уже такую книгу дали в прошлый раз». – «А прочла ли ты ее?» – возразил Старец. «Кажется, что читала», – был мой ответ. «То-то, кажется, не развернув ее, подарила». Тут я вспомнила, что именно я это сделала, и попросила прощение. Батюшка с своей обычной добротою, подавая мне снова книгу, сказал: «Читай же эту почаще». Не говорю еще о множестве случаев самой поразительной его прозорливости, неоднократно выражаемой всему нашему семейству.

В Тамбовской губернии, пишет та же г-жа Шишкова, оправдывался еще пророчественный намек Батюшки о. Амвросия. Его родственница была замужем за священником Троекуровского женского монастыря (в 20 верстах от нашего имения). При назначении мужа ее в эту обитель священником она ездила к Батюшке испросить благословение построиться там, ибо до тех пор находилась в наемном неудобном помещении. Батюшка не дал ей на это благословения, сказав: «Подожди еще десять лет, а там – что Бог даст». Жена священника с нетерпением ожидала приближения этого десятого года. Ей прискучило жить в чужом доме, и она неоднократно говорила монахиням: «Что-то будет в нынешнем году, ведь это 10-й, не случилось бы чего с нами, как бы не умер муж мой». Он был болезненный. Но вот приблизился конец десятого года, и внезапно заболевает жена священника: делается жар, горячка, а на третьи сутки ее уже не стало. Священник как вдовец должен был оставить женскую обитель. И так за десять лет Батюшка предупредил ущерб, который бы должен понести священник при переходе в другое место, остановив желание их строиться.

Послушаем теперь рассказ одной женщины, Пелагеи Глаголевой, которая писала в скит от 30 июля 1892 года следующее.

Оставшись вдовою 22 лет без всяких средств к жизни, я поселилась у матери, тоже вдовы, обремененной многочисленной семьей и располагающей очень ограниченными средствами. Первое время я потерялась и не знала, что делать. По совету добрых людей я потянулась к Старцу Амвросию. Это было в 1880 году, поехала я с девушкой компаньонкой. Нас Батюшка принял немедленно, полулежа на постельке. Когда мы вошли, то при одном взгляде на него какое-то благоговейное чувство охватило меня и слезы обильные полились из глаз моих. Батюшка со свойственной ему добротой обласкал нас и сказал, чтоб я успокоилась в гостинице, и если не могу высказать, что я желаю знать от него на словах, то чтобы написала и передала через его келейника, что я и сделала. Исписав лист почтовой бумаги кругом, я поставила свою фамилию – Глаголева. Явившись на общее вечернее благословение, я была поражена, когда Батюшка из множества народа вызвал меня словами: «Ну, Глаголева, ты мне столько наглаголила, что я должен на твои вопросы отвечать по крайней мере целую неделю. Ты вдова, а у нас хлеб даровой. Поживи в нашей обители, а я каждый день буду тебе отвечать на один из заданных тобою вопросов». Что и исполнял с пунктуальною точностью. Между прочим, я попросила благословения Старца Амвросия на открытие мастерской, что можно было сделать только с детской верой в Бога, потому что ни я, ни четыре сестры мои девушки не умели взять иголки в руки. Батюшка на это сказал: «Всякий честный труд Господь благословит». Я выписала мастерицу из Москвы, платила ей 15 рублей ежемесячно. И благословение Божие, по молитвам Старца, видимо было на нашей семье. Мы зарабатывали 40–50 рублей в месяц, что и продолжалось два года до выхода в замужество сестры и меня самой. В то время, когда я была у Батюшки, за меня засватался один господин, но Батюшка положительно сказал: «Куда ему жениться? Ему и путь-то другой предстоит», – что и сбылось. Он поступил в монастырь. Но вот еще сделал мне предложение человек состоятельный. Я написала о сем Старцу, объяснив, что жених мой любит выпить. На что он отвечал так: «Выйти можно, если он только состоятельный, добрый и здоровый человек». А так как все эти задатки были в моем женихе, то я и решилась выйти и – благодарю милостивого Бога – была сравнительно с ним покойна и счастлива. Могла даже помочь матери моей тем, что взяла на воспитание младшую сестру свою. И теперь, потеряв его около года, я имею хоть маленькие средства к жизни и выдала на его счет двух сестер моих, круглых сирот.

Будучи молодой женщиной, я так пристрастилась к картежной игре, что положительно убивала свое здоровье, проводя бессонные ночи за этим бессмысленным развлечением. Играла, конечно, на деньги и много проигрывала. Незадолго до отъезда моего из Оптиной я стала на колени около постели Батюшки и, целуя его благословляющие ручки, стала просить его карточку. Это было на общем благословении. Он делает мне только одной понятный укоризненный вид и говорит: «Пустое ты затеяла – просишь карточки. Разве мы тут в монастыре в карты играем?» Прошло двенадцать лет с тех пор, а я как будто сейчас слышу этот тихий тонкий упрек, от которого в то время вся кровь бросилась мне в лицо. Невозможно высказать, что я в то время перечувствовала. Я, разумеется, сконфуженная, стала пояснять, что желаю получить его фотографию. Тогда он, принимая одному ему свойственный, пронизывающий душу взгляд, ответил: «О, это можно, а я не понял». И с этими словами отодвинул ящик стола, стоявшего около кровати, вынул фотографический портрет и подал мне. Руки всех, бывших на благословении, потянулись к Батюшке тоже с просьбой благословить и их портретами, но Батюшка сказал: «Что вы, что вы? Всего моего состояния не хватит, если я буду давать всем карточки». И из всей толпы получила еще карточку какая-то молодая девушка. И что же? Моя душа окаянная даже после этого обличения не содрогнулась от этого сердечного толчка. И я опять играла и играла, так как врагу приятно было держать меня в своих руках. И только сильная болезнь, посланная мне Всемилостивым Господом, спасла меня от этой безумной пагубной привычки. Благодарю Всещедрого Владыку моего и почившего молитвенника Батюшку о. Амвросия: присылаемые им ко мне письма не остались без добрых последствий. Берегу карточку Старца. Она часто, в минуты скорби, напоминает мне о той любви и терпении, какие имел о. Амвросий при своем болезненном состоянии, так как ни одна душа христианская не ушла от него без отрады и утешения. В течение той недели, которую я провела под приветливой сенью Оптиной пустыни, самыми лучшими минутами для меня были те, которые проводила на общих благословениях почившего Батюшки. Сколько доброты, милосердия, любви таилось в этой чудной, сильной, верующей душе, сохранившейся в таком по-видимому хилом теле! Так все живо представляется. Собрались мы однажды на вечернее благословение. Подходит монахиня к Батюшке и говорит: «Благословите, Батюшка, – боимся ночевать в номере». Когда же Батюшка спросил, что за причина такой боязни, монахиня отвечала: «Да вот, Батюшка, над моей кроватью так навис потолок, что угрожает смертельной опасностью». Батюшка добродушно улыбнулся и сказал: «Хоть ты и монахиня, но надо сказать тебе истинную правду, что ты дурак набитый (это выражение было, как я заметила, у него обычным в отношении к простонародью). Вот что но этому поводу я тебе расскажу: один молодой человек, возвратившись ночью домой, увидел свет в своей квартире. Это его ужасно поразило, потому что ключ от квартиры был у него в кармане. Чтоб удовлетворить своему любопытству, он подходит к окну – и что же видит? У него по комнате ходит он сам. Это до такой степени испугало его, что он опрометью бросился бежать за реку к своему брату, где и провел ночь. Наутро вместе с братом он приходит домой и что же видит? Над его кроватью провалился потолок. Так вот как Господь спасает и хранит тех, которые не готовы еще явиться пред милосердием Божиим. Советую тебе идти, спокойно ложиться спать. Если Господу угодно, то он сохранит тебя». Сему подобные рассказы остаются в памяти не одних людей благовоспитанных; их легко запоминают и простолюдины, эти истинные дети природы. И передаются эти маленькие рассказы из уст в уста, как сказанные любимым Старцем о. Амвросием, и, разумеется, приносят несомненную пользу. Так и в этом случае монахиня ушла совершенно успокоенная.

По случаю двух дорогих потерь в течение полгода (я потеряла отца и мужа) у меня до того расшаталось здоровье и нервы, что я положительно не могла слышать ни музыки, ни пения, от которых мне делалось дурно. В свой приезд я разжаловалась Батюшке о своем состоянии, и он посоветовал мне проехать к угоднику Божию Тихону и искупаться в целебном колодце, что я и исполнила. И хотя я была больна потом другими болезнями, но нервная мучительная, благодаря Бога, более не возвращалась.

Однажды Батюшка спросил меня: «Какие у тебя средства к жизни?» Я сказала, что никаких, Батюшка, кроме выигрышного билета, на который я надеюсь выиграть. Он ударил меня по голове своим костыликом (знак его особенного благоволения) и сказал: «Никогда не выиграешь, дурак набитый, и если встретится надобность, то продай его». Эта необходимость в скором времени открылась, а именно: матери моей нужно было заплатить повинности по дому, и другого источника кроме моего билета не предвиделось; так что я заложила его для этой нужды и, разумеется, не могла выкупить обратно. Но как прежде мною упомянуто, я вышла замуж, то уже ни в чем не имела недостатка. В день своего отъезда я стала просить Батюшку о. Амвросия благословить меня побывать у него хоть еще раз в жизни, на что он ответил: «Куда тебе, дураку набитому? Ты не умеешь деньги собирать» (опять намек на картежную игру). И что же? При всех моих усилиях в течение двенадцати лет мне не удалось, по складывавшимся обстоятельствам, оторвать четвертной билет, чтоб посетить Батюшку; хотя, скажу откровенно, душой рвалась к нему. Так исполнились слова всем известного и великого прозорливца. Желала бы хоть теперь, если угодно будет Создателю моему, посетить могилку незабвенного любвеобильного Старца Амвросия. Твердо верую, что, любя нас, быв с нами в теле, он не оставляет и теперь, живя духом у Престола Вседержителя. И сердце и совесть подсказали бы ответы на просьбы и думы на дорогой могиле.

Следуют за сим еще несколько, подобных прежним, рассказов.

Приезжают к Старцу из Петербурга две сестры. Младшая невеста, с веселым настроением; старшая – тихая, задумчивая, богомольная. Одна просит благословения вступить в брак, а другая в монастырь. Старец невесте подает четки, а старшей говорит: «Какой монастырь? Ты замуж выйдешь, да не дома, вот тебе что!» – и назвал губернию, куда они никогда не ездили. Обе возвращаются в столицу. Невеста узнает, что жених ей изменил. Это произвело в ней страшную перемену, потому что ее привязанность была глубока. Она постигла суетность того, что прежде ее занимало, ее мысли обратились к Богу, и вскоре она поступила в монастырь. Между тем старшая получила письмо из дальней губернии от забытой тетки, набожной женщины, жившей по соседству с женским монастырем. Она звала ее присмотреться к жизни монахинь. Но вышло иначе: живши у тетки, племянница познакомилась с человеком уже немолодым, очень подходящим к ней по характеру, и вышла за него замуж.

У одного близкого к старцу монаха из петербургского света сестра замужем за помещиком, часто посещавшим Оптину. Однажды Батюшка заводит с этим помещиком такой разговор: «Говорят, около тебя имение выгодное продается – купи.» Старец любил употреблять слово «говорят» для прикрытия своей прозорливости. Помещик удивился: «Продается, Батюшка, и как бы хорошо купить, да это мечта одна. Имение большое; просят чистыми деньгами хоть дешево, а у меня денег нет». – «Денег? – повторил тихо Батюшка. – Деньги-то будут». Потом они перешли к другим разговорам. На прощание о. Амвросий сказал: «Слышишь, именье-то купи». Помещик отправился домой на своих. По дороге жил его дядя богатый, но очень скупой старичок, избегаемый всей родней. Так случилось, что остановиться было негде, и пришлось заехать к дяде. Во время беседы дядя спрашивает: «Отчего ты не купишь имение, которое около тебя продается? Хорошая покупка». А тот отвечает: «Что спрашиваешь, дядюшка, откуда мне столько денег взять?» – «А если деньги найдутся? Хочешь, взаймы дам?» Племянник принял это за шутку, но дядя не шутил. Имение было куплено, и новый владелец приехал распорядиться. Не прошло и недели, как барину докладывают, что пришли купцы торговать лес. Стали говорить о цене, и они сразу назначили за лес ту цену, за которую было куплено все имение.

В последнее время своей жизни о. Амвросий одним своим настоятельным советом, с виду несколько странным, оказал великую помощь делам князей Л. Этот случай особенно замечателен по сложности благоприятных обстоятельств, начало которых лежало в наставлении Старца Амвросия.

Незадолго до кончины Старца заехал к нему за благословением управляющий, державший путь в Петербург за небольшим наследством. Батюшка ему вдруг говорит: «Тебе не в Петербург ехать надо, поезжай на Курск». Эти слова Старца очень удивили его, но из Калуги он взял билет на Курск и отправился. В вагоне он разговорился с одним помещиком. Тот имел желание идти в монастырь и искал человека, который бы взял в аренду его имение с тем, чтобы ежегодно выплачивать ему небольшое содержание. А если бы он заслужил его доверие, помещик и совсем мог бы уступить ему свое имение на очень удобных условиях. В вагоне они и сговорились.

Бедную мещанку за красоту засватал богатый купец, а Старец говорит матери: «Вашему жениху отказать надо». Мать так и вскинулась: «Что ты, Батюшка? Да нам и во сне такой не снился, послал Бог сироте, а ты отказать». А Батюшка в ответ: «Этому откажите, у меня для дочери твоей другой жених есть лучше этого». – «Да какого нам лучше надо? Не за князя же ей выходить», – толкует свое мать. – «Такой у меня великий жених, что и сказать трудно; откажите купцу». Купцу отказали, а девушка заболела и умерла. Тогда поняли, о каком женихе говорил Старец.

Одна молодая девушка говорила своей родственнице монахине пред общим благословением: «У меня конфекты в руке; ужасно мне хочется дать их Батюшке, да боюсь – неловко так без коробки». Скоро появился Старец; все стали на колени. Остановившись перед молодой девушкой, он молча разжал ее руку, взял конфекты, и пошел далее.

Мелочей для Старца не существовало. Он знал, что все в жизни имеет свою цену и свои последствия, и потому не было вопроса, на который бы он не отвечал с участием и желанием добра. Однажды остановила Старца женщина, которая была нанята помещицей ходить за индюшками, но индюшки почему-то у нее колели, и хозяйка хотела ее расчесть. «Батюшка! – обратилась она к нему со слезами. – Помоги; сил моих нет; сама над ними не доедаю – пуще глаз берегу, а колеют. Согнать меня барыня хочет. Пожалей меня, родимый». Присутствующие смеялись над бабой. А Старец с участием расспросил ее, как она их кормит, и дал совет, как их содержать иначе, благословил ее и отпустил. Тем же, которые смеялись над ней, он заметил, что в этих индюшках вся ее жизнь. После сделалось известным, что индейки у бабы уже не колели.

Но преподавая советы, Старец не имел обыкновения настойчиво требовать, чтобы они непременно исполнялись, и никогда не связывал относившихся к нему каким-либо запрещением. И если видел, что совет кому-либо не по сердцу, всегда прибавлял, как при личных разговорах, так и в письмах: «Впрочем, смотрите сами и как найдете для себя более удобным, так и поступите». Так всегда снисходительно относился Старец и к немощам человеческим. Однако иногда прибавлял в назидание просившим у него советов: «Когда говорю, надобно слушать с первого слова; тогда будет послушание по воле Божией. Я мягкого характера, уступлю, но не будет пользы для души» Но так как, по пословице – «своя воля царя болей», и для всех она одинаково дорога, то Старцу – понятно – часто приходилось уступать. В таком случае он говорил: «Как хочешь», или «можешь так поступить», но никогда не давал на дело благословения. Находились же такие люди, которые и дела желали вести по своей воле, и вместе просили на это у Старца благословения, и все приставали: «Как же вы мне, Батюшка, благословите? Что же вы мне скажете?» Старец с огорчением в шутливом тоне отвечал иногда так: «Что реку человеку чудаку, или что возглаголю творящему свою волю?» Такими и подобными шуточными ответами он кое-как отделывался от настойчивых неуместных требований от него благословения. А иному настойчивому своевольнику скажет: «Так-то, брат, обычай-то у нас бычий, а ум-то телячий». Тут он и сам посмеется, и посетитель вместе с ним, может быть даже не замечая того, что получил от Старца и выговор, и наставление, и только уже после поймет старческие слова и не оскорбится на Старца.

К сему присовокупить здесь можно, что просившие от Старца и получавшие в делах своих советы за неисполнение их нередко терпели несчастья.

Теща бывшего в миру женатым вышеупомянутого Оптинского монаха Гавриила приехала к Старцу о. Амвросию со своей дочерью девушкой, для которой имелся в виду жених, за которого она и намеревалась выдать ее замуж. Батюшка благословил этой девушке идти в монастырь. Но по приезде домой девица вопреки благословению Старца все-таки вышла замуж за означенного жениха. Только жизнь их семейная оказалась неудачною. Муж стал пить, а от того в доме расстройство и нищета.

Иной пример. Молодой крестьянин из-под Тихоновой пустыни, что около Калуги (верст 60 от Оптиной), задумал жениться, потому что старуха мать ослабела, а других женщин в доме не было. Пошел он на праздник Успения к Старцу; а тот посоветовал ему подождать до Покрова; между тем мать очень недовольна была советом Старца. Пришел на Покров, а Батюшка говорит: «Обожди до Крещения, тогда посмотрим». Старуха очень расстроилась – малому покоя от нее нет. Пришел он к Старцу на Крещение и объявляет, что матерней брани терпеть не может. А Батюшка ему в ответ: «Боюсь, что не послушаешь меня, а мой совет: никак тебе жениться не надо, обожди». Но крестьянин ушел и женился, а через два месяца после свадьбы умер.

Приведем теперь рассказ о вышеупомянутом жителе г. Козельска Капитоне. У него был единственный сын, взрослый юноша, ловкий, красивый. Отец решился отдать его в люди и привел его к Старцу, чтобы получить от него благословение на задуманное дело. Сидят оба в коридоре, и около них несколько монахов. Выходит к ним Старец. Капитон, получивши с сыном благословение, объясняет, что хочет сына отдать в люди. Старец одобряет намерение и советует отправляться сыну в Курск. Капитон начинает Старца оспаривать: «В Курске у нас нет знакомых, а благословите, Батюшка, в Москву». Старец в шутливом тоне отвечает: «Москва бьет с носка и колотит досками; пусть едет в Курск». Но Капитон все-таки не послушал Старца и отправил сына в Москву, где тот вскоре поступил на хорошее место. У хозяина строилось в это время какое-то здание, где находился только что нанявшийся к нему юноша. Вдруг упало сверху несколько досок, которые и раздробили ему обе ноги. Тотчас же телеграммой уведомлен был о сем отец. С горькими слезами пришел он к Старцу поведать о своем горе. Но горю этому помочь уже нельзя было. Больного сына привезли из Москвы. Долго он хворал, и хотя раны закрылись, но он уже остался на весь век калекой, не способным ни к какой работе.

К некоторым посетителям Старец обращался с обличениями. Подошел как-то к нему молодой человек из мещан, с рукой на перевязи, и стал жаловаться, что никак не может ее вылечить. При Старце в это время были один монах и несколько мирян. Не успел тот договорить: «Все болит, и шибко болит», как Батюшка его перебил: «И будет болеть – зачем мать обидел? – Но, вероятно заметив смущение и смирение в обличаемом, тотчас изменил тон речи: – Ты ведешь-то себя хорошо ли, хороший ли ты сын? Не обидел ли?» Нужно заметить, что в подобных случаях Старец не спешил подавать помощь, считая болезнь достойным в сей жизни возмездием человеку, ниспосланным правосудием небесным, дабы временным наказанием избавить его от наказания вечного. Так он писал и в письме к одной монахине, заботившейся об уврачевании какой-то недужной сестры, болезнь которой имела свою причину в порочной жизни: «Посмотри на апостола Павла, что он творит. Не повелевает ли он предать такового сатане во измождение плоти, да дух его спасется в день Господа нашего Иисуса Христа? Вот пример истинного человеколюбия. А ты заботишься избавить человека от измождения плоти, чтобы доставить ему временное спокойствие, прикрываясь может быть и мнимою пользою душевною».

Кроме словесных, лично преподаваемых Старцем Амвросием, советов множество рассылалось им писем к тем людям, которые по обстоятельствам не всегда имели возможность прийти или приехать к нему сами. По различию лиц и их положений и душевных расположений содержание Старцевых писем самое разнообразное. Общее содержание писем к монашествующим: безропотность, смирение, самоукорение, терпение находящих скорбей и предание себя в волю Божию. В письмах же к мирским особам или разрешаются некоторые недоумения касательно вероучения православного, или делаются указания, как поступать в житейских делах, истолковываются некоторые знаменательные сны, и пр. О достоинстве этих писем излишне и говорить. Оно давно признано всеми благомыслящими искателями пользы душевной.

По благословению Старца, заботившегося о духовной пользе ищущих спасения православных христиан, и под его непосредственным руководством некоторые оптинские монахи занимались переводом отеческих книг с греческого и латинского языков на русский и составлением душеполезных книг. Так, в его время переведены были книги: 1) Двенадцать слов пр. Симеона Нового Богослова, 2) Девяносто пять слов с завещанием препод. Феодора Студита, 3) Последовало 2-е исправленное издание Лествицы на русском языке. Изданы: 4) Жизнеописание Оптинского старца иеромонаха Леонида (в схиме Льва), 5) Жизнеописание настоятеля Малоярославецкого монастыря Игумена Антония (бывшего начальником Оптинского скита и скончавшегося на покое в Оптиной пустыни) 6) Письма того же игумена Антония к разным лицам, 7) Царский путь Креста Господня и 8) Последовало 2-е исправленное и дополненное издание исторического описания Оптиной пустыни. Все эти книги, как и прежние оптинские издания, напр. поучения пр. Аввы Дорофея, Лествица и др., всегда имелись у Старца Амвросия в достаточном количестве. Ими дарил он, по усмотрению, более почетных посетителей.

А сверх того у него никогда не переводились мелкие брошюры для раздачи прочим посетителям. Из них особенно замечательны были: 1) Советы ума своей душе пр. Марка подвижника, 2) О вещах возбраняющих ко спасению, с душеполезными беседами Старца Зосимы и 3) Толкование на «Господи помилуй». О достоинстве этих брошюр Старец так писал некогда к графу А.П. Толстому: «Объем этих книжечек, по-видимому, очень малый, но содержание их велико, весьма велико. В них хотя кратко, но ясно и практически изложено, как должен всякий христианин Евангельское учение приспособлять к образу своей жизни, чтобы получить милость Божию, и наследовать вечное блаженство. Не знаю, как вам понравятся эти книжки, а все принимающие эту духовную милостыню с большим усердием принимают ее и очень довольны остаются.

Кроме этих брошюр Старец во множестве раздавал: 1) вышеупомянутое «слово пр. Марка Подвижника о покаянии» и вновь переведенные на русский язык и изданные 2) «Пр. Иоанна Дамаскина слово о страстях и добродетелях» и 3) «Беседу на шестой псалом св. Анастасия Синаита».

В переводах и вообще в издании от Оптиной пустыни душеполезных книг не лишне здесь упомянуть – главными деятелями были: языковед, монах Климент Зедергольм (впоследствии иеромонах) и монах Анатолий Зерцалов (впоследствии скитоначальник и старец). Им помогал несколько в книжных занятиях еще один молодой скитский послушник.

Благословляя означенных лиц на книжные труды, Старец, по обычаю своему, рассказал им шутливый, и между прочим назидательный, анекдот: «Утонул один монах. Дело о сем поступило в суд. Собрались судьи и начали толковать, как озаглавить дело. Один из старинных писак предлагает надписать так: о потонутии монаха. Ему говорят: это неловко. Другой старичок также предлагает озаглавить: О потоплении монаха. Ему возражают: но ведь монаха никто не топил. Наконец, один из молодых современных научников сказал: о потонувшем монахе. И все согласились». Этим анекдотом Старец давал книжным людям разуметь, что старшие в поручаемых им делах не должны пренебрегать мнением и младшего. Как и св. апостол учит: аще ли иному открыется седящу, первый да молчит.