Глава 18

К восьми часам вечера огромный кортеж, состоящий из машин трёх княжеств и автомобиля с номерами Рюриковичей ехал в Московский Кремль. Когда мы уже подъезжали, я окончательно убедился в том, что Годуновы действительно постарались не привлекать внимания к нашей с ними «рабочей встрече». Наш кортеж двигался по дороге для аристократов, однако проходящие по соседству дороги общего пользования (с которых при желании можно было легко прорваться и напасть) перекрывать, как это бывает во время Больших Кремлёвских приёмов, не стали. Ратников выводить на посты — тоже. Даже гуляющий в окрестностях Кремля народ не разогнали.

Хотя я абсолютно уверен, что, например, вон тот мужик, катящий детскую коляску по тротуару и воркующая с ним женщина — либо ратники Годуновых, либо Дружинники Хранителей. И более вероятно второе. Как бы эта парочка ни пыталась изображать любящую семью, нет в них искренности. И по сторонам будто бы невзначай очень внимательно смотрят.

И подобных «случайных» прохожих среди гуляющей публики рядом с Кремлём было немало.

Наш кортеж проехал двое ворот Кремлёвского комплекса. Мы двигались прямо к самому сердцу Кремля — туда, где за первым, внутренним кольцом стен располагалась святая святых Российской империи. Дворцы Рюриковичей.

— Ну здравствуй, отчий дом, — глядя в тонированное окно автомобиля равнодушно произнесла Соня. Она выглядела совершенно спокойно. Как в те времена, когда была Царицей Лицея.

Правда, сейчас она крепко держала меня за руку.

Тёща сидела на сиденье напротив, преисполненная воинственной решимостью. Взглянув на Софью, она одобрительно кивнула.

Я ехал с Соней и Елизаветой Александровной в одном автомобиле. Если смотреть со стороны, то получается, что у меня в доме гостит почти невеста с матерью. Мол, мать присмотрит, чтобы молодые до брака глупостей не натворили.

И получается, что, прибыв в одной машине, мы продемонстрируем твёрдость наших намерений.

Твёрдость наших намерений… С нами пятнадцать машин охраны. А сколько ещё микроавтобусов припарковано на улочках неподалёку от Кремля? А сколько бойцов так прогуливается? Плюс Арвин со своим Гуру. Или вот Гуру великого княжества Казанского… Хотя насчёт последнего уверенности нет. Чутьё тихо шепчет, что Арвин захомутал не только Юлию, но и всю её родню. И теперь они наши, пусть пока ещё негласные, но все же союзники.

Но это не точно.

По крайней мере, мой разум в этом не уверен. В случае боевого столкновения Арвин может позвонить Гуру Ромодановских, чтобы позвать его на помощь, а этот Гуру, следуя приказам господина, может напасть на Арвина. А потом великий князь Казанский отчитается перед Годуновым, какой он молодец — поймал врага империи.

В общем, мы подготовились максимально, насколько это возможно за несколько дней. Отклик союзников меня очень порадовал: присланный Гуру от отца Арвина, или Гуру из Казани… при условии, если он всё-таки на нашей стороне.

Очень надеюсь, что всем этим бойцам сегодня не придётся вступать в бой.

Ведь чем дольше мы откладываем открытый конфликт, тем сильнее становимся. Если у нас сейчас такая поддержка, в ситуации, когда никому не ясно, что последует после слов вдовствующей императрицы. То что же будет, когда всё прояснится?

А будет всё здорово.

Если только мы найдём способ противостоять единственному действенному оружию Канцлера — этому треклятому амулету.

Кортеж наконец-то остановился. Дождавшись, когда телохранитель откроет двери, я вышел из машины и подал руку Софье, а затем её матери. Члены сопровождающих нас трёх княжеских семей тоже вышли из своих машин: главы и наследники с жёнами родов Аксаковых и Троекуровых, а также мои отец с матерью и Алиса, которая не могла «в столь важный час оставить брата и лучшую подругу без поддержки». Великая княгиня Тверская сдалась под натиском старшей дочери.

А вот Яну с собой Надежда Григорьевна брать категорически отказалась.

— Если всё сложится худшим для нас образом, кто если не ты, сможет позаботиться о брате и сёстрах? — грозно спросила тогда она у Яны. Яна прониклась и осталась дома.

Четырнадцать человек организованной группой поднялись по высокой лестнице одного из двух, соединённых друг с другом, дворцов Рюриковичей.

— Ваше Величество, с возвращением, — рассыпались в поклонах слуги.

— Ваше Высочество, добро пожаловать домой!

Мы не обращали на них внимания.

Спустя минуту мы прошли мимо очередной шеренги кланяющихся слуг и подошли к распахнутым высоким двустворчатым дверям, за которыми находился просторный зал, заполненный людьми. Время своего прибытия мы подгадали так, чтобы явиться последними. И у нас получилось — группа поддержки Канцлера собралась во дворце раньше нас.

— Её величество вдовствующая императрица Елизавета Александровна Рюрикович с её высочеством цесаревной Софьей Ивановной! — громогласно объявил камердинер, когда мы переступили порог зала. — В сопровождении их светлостей великих князя и княгини Киевских, великих князя и княгини Тверских, великих княжичей…

Я не слушал камердинера. Шёл, глядя прямо перед собой. Но краем глаза заметил склонивших голову гостей, приветствующих императрицу и цесаревну.

Однако долго спину гнуть никто не собирался. Отдали дань вежливости и хватит.

Правда, выпрямившись, напряжённо смотреть на нас гости не перестали. Я же мысленно фиксировал присутствующих.

Ни самого Канцлера, ни императора пока видно не было. Годуновых сейчас «возглавляет» наследник рода с женой, рядом с ними стоят Годуновы не из главной ветви рода. А где же детишки? Внучки Канцлера?

Хм, как же все на нас пялятся… Кажется, мои близкие слегка волнуются. Я чувствую волны зародыша Ауры от великого князя Тверского и Сони. И… от Алисы? Подросла дочь рода Оболенских! Но зародыш совсем слабенький.

Другие рода, похоже, не настолько древние и сильные, чтобы обзавестись зародышем Ауры.

Мы остановились возле трёх столиков с закусками, чуть разошлись в стороны и разбились на четыре группы. Всем своим видом мы демонстрировали, что ни к кому подходить не собираемся.

И это не было провокацией конфликта. Скорее удобное использование местного этикета. Так как большинство гостей со стороны Канцлера — имперские бояре. Которые по умолчанию стоят ниже княжеских родов, а значит должны подойти первыми. Если не хотят обострять отношения.

Но есть один нюанс — присутствующие тут бояре, министры и генерал-губернаторы. Пусть их рода ниже княжеских, но сами эти люди по статусу равны князьям. То есть получается, что все присутствующие равны по статусу, и никто никому ничем не обязан.

Воздух в зале как будто бы накалился от напряжения. Все собравшиеся понимали, что это необычный приём. А вполне осязаемое противостояние двух фракций. Правда, «фракция» Канцлера сейчас находилась явно в невыгодной позиции. Хочется и перед Годуновыми выслужиться, но и вдовствующей императрице грубить нельзя. К тому же на нашей стороне главы трёх княжеств. А если всё окончится миром? Значит сейчас нельзя выказывать нам открытого неуважения. Но, с другой стороны, если всё обернётся военным противостоянием, Канцлер может отдалить тех, кто сейчас как ни в чём не бывало направится к нам вежливо беседовать.

Подобных приёмов местная аристократия ещё не видала. Последние сотни лет не было здесь двух полей силы. Только Годуновы.

И именно Годуновы в тот напряжённый момент решили взять все в свои руки. К наследнику роду и его супруге прибился его старший сын со своей спутницей — великой княжной Минской, и они направились к нам троим. Ещё три пары из младших ветвей рода пошли к Оболенским, Троекуровым и Аксаковым.

— Ваше Величество, рад вас снова видеть, — с улыбкой проговорил Первый Вице-Канцлер. — Признаюсь, ваше неожиданное отлучение из ваших покоев вызвало переполох в Кремле.

— О, Дмитрий Александрович, прошу прощения за доставленные неудобства, — ровным тоном ответила вдовствующая императрица. — Но, право не стоило так беспокоиться. Я всего лишь захотела встретиться со своей дочкой и её спасителем.

— Да, встреча с дочерью, которую все считали погибшей, да ещё и после стольких лет разлуки бесконечно важна, — кивнул Годунов. — Ваше Высочество, — он поклонился Соне. — Рад видеть вас в добром здравии. Новость о том, что вы живы, была лучшей новостью, из всех, что я слышал за последнее время. Но, прошу прощения, за эти слова, разве стоило цесаревне Российской империи так рисковать?

— Стоило, Дмитрий Александрович, — холодно ответила Соня.

И всё. Больше она ничего не произнесла. Никаких колкостей. Правда выдала свою ярость невидимой волной силы. Дмитрий Годунов и его сын на миг изумлённо сверкнули глазами, а их дамы поёжились.

Мне же показалось, что локтем, за который держалась Соня, я ощутил лёгкое покалывание и мне даже послышался треск.

Однако Софья мгновенно вернула себе контроль. Хотя её взгляд, направленный на Годуновых, стал ещё более колючим. Смотрела она на Дмитрия, игнорируя остальных.

Пётр Годунов недобро сощурился. Но лишь на долю секунды. А затем повернулся к своей спутнице и улыбнулся ей. Интересно, что в голове у этого парня? Он знает, что, когда Соня была маленькой, Годуновы уже решили, что она станет его женой? Скорее всего. А затем, когда Соня была Троекуровой, этот Пётр одолел её на турнире.

А сейчас она его игнорирует, словно он пустое место.

Большинство присутствующих сейчас поглядывают в нашу сторону. Я буквально ощущаю эти взгляды кожей. И кто-то явно пялится совсем уж недобро.

Чуть довернув голову, я приметил семейство Нарышкиных. Великого князя Крымского с княгиней и их надменного сыночка-наследника, подбивавшего клинья к Юле Ромодановской. Хм… так вот кто так зло пялится — его спутница, младшая сестрёнка Петра Годунова и внучка Канцлера…Оксана.

Любопытный союз намечается.

И как же быстро они нашли общий язык! Оксана явно неровно ко мне дышала, и Канцлер был не прочь это использовать. Уверен, после того как в Африке засветились наши космодоспехи, его желание породниться со мной стало ещё сильнее. Но не прошло и двух недель после выступления по телевидению вдовствующей императрицы, как девчуля уже ходит под ручку с Нарышкиным.

А ведь на стороне Канцлера сегодня не один княжеский род, а три, как и на стороне вдовствующей императрицы. Кроме Нарышкиных, это, естественно, Багрутуняны — правители Карса, которые в нынешний период своей истории по умолчанию идут в довесок Нарышкиным, и великокняжеский род Щербатовых, правящих Минском. Учитывая родственные хитросплетения Щербатовых, Годуновых и Демидовых (рода генерал-губернатора Московского), я не особо удивлён тем, что великие князья Минские были приглашены на эту «тайную» встречу.

Пока я размышлял о своём, Дмитрий Годунов отвесил пару дежурных фраз, после которых наткнулся на прямой вопрос вдовствующей императрицы:

— Когда я смогу увидеть сына?

— Его Величество прибудет, как только сочтёт необходимым, — с полуулыбкой ответил Дмитрий Годунов. Пытается быть вежливым, но я отчётливо вижу по его глазам, как же сильно он бесится.

— Как и Канцлер? В порядке вещей для Канцлера заставлять ждать гостей, меня и мою дочь? — величественно проговорила императрица.

— Александр Борисович каждую минуту своего времени тратит на заботу о благе нашей империи, — с поклоном ответил Годунов.

Хм… а держатся ему все сложнее. И сынок начинает заводиться. Разве что их дамы, придя в себя после всплеска Сониной ауры, спокойны. Супруга Дмитрия Годунова производит впечатление невозмутимой женщины. Такой, кто, не поведя бровью, может пудовым кулаком раскроить череп медведю, случайно забредшему в город из тайги. А великая княжна Минская, кажется, не испытывает огромного пиетета перед Годуновыми. Или… что более вероятно, не особо умна.

— Что ж я поняла вас, Дмитрий Александрович, — проговорила императрица. — С радостью бы побеседовала с вами ещё немного о том, кто и что делает для нашей империи, но не могу. Здесь столько желающих поздороваться со мной, извините, но я не в силах проигнорировать их желание.

После такого толстого намёка чета Годуновых откланялась и освободила место. К нам стали подходить члены княжеских семей из «вражеского» стана. Разговор с ними был обтекаем, острых тем не касались. Держались князья, княгини их дочери, как и полагается, достойно. Императрицу не провоцировали, умело скрывали свои чувства. И всё же, мне показалось, что я смог ощутить их… недовольство.

В этих людях точно не было искренней преданности вдовствующей императрице. Высшие аристократы Российской империи не привыкли беседовать с Рюриковичами. Ведь те обычно сидят взаперти. Князья привыкли считаться с Канцлером. Не считать его выше себя, но прислушиваться к его словам и избегать конфликтов. Пусть воспитание в них и может кричать: «император — священен! Он выше нас всех!» Но реального опыта общения с ним нет. А Елизавета Александровна, как ни крути, так и вовсе не Рюрикович по крови. Возможно, кто-то видит в ней завравшуюся великую княжну Киевскую, и не более того.

И всё же лишнего себе князья не позволяли. А вот одна дамочка, подошедшая к нам вместе с великокняжеской семьёй Нарышкиных, не смогла держать себя в руках. Нет-нет да бросала Оксана Годунова злобный взгляд то на меня, то на Соню.

Причём Соню она прожигала взглядом даже сильнее. Я словно мог прочесть её мысли в такие моменты. Что-то вроде:

«Что эта выскочка себе позволяет? Я самый цветастый цветочек в этом огороде!»

А вот её спутник, великий княжич Крымский Николай Григорьевич Нарышкин явно был счастлив. Форкх меня дери, и это после всех его разглагольствований на тему: великому княжичу подойдёт только великая княжна?

Переобулся в прыжке…

Вот что Юля Ромодановская с человеком сделала.

Следом за князьями к нам начали подходить и министры. В империи двенадцать министерств. Одиннадцатью из них управляют имперские бояре. И почти все министры были на этой «тайной» встрече.

Кроме двоих: Министра путей сообщения — отца боярыни Морозовой и великой княгини Казанской, и министра образования — второго сына великого князя Киевского. Иначе говоря, кровного дядюшки цесаревны Софьи.

Здесь присутствовали и два генерал-губернатора: Московский и Петроградский. Что забавно, оба в разговоре припомнили моё чемпионство на турнире в две тысячи седьмом.

— Аскольд Андреевич, я восхищен вашим подвигом! Как и ожидалось от чемпиона Москвы и всей империи прошлого года! — бойко говорил Демидов.

— Вы в очередной раз подтвердили свою силу, Аскольд Андреевич. Достойно человека, одолевшего моего сына, — сухо проговорил Пётр Алексеевич Шереметев — отец моего друга и товарища по тренировочному лагерю Пети Петровича Шереметева.

С тех пор как мы появились в зале, прошло девяносто семь минут. За это время мы успели поговорить со всеми представителями «фракции» Канцлера.

И это меня напрягало.

Годунов-старший настолько уверен в верности своих сторонников? Демонстрирует нам их количество, оставляет наедине с нами… Понятно, что когда вокруг столько глаз, людей на свою сторону не перетянешь, однако заложить основу для будущего сотрудничества вполне возможно.

Сопровождающие нас княжеские семьи тоже успели переговорить со всеми присутствующими. Вот только если с вдовствующей императрицей «врагам» по сути не о чем говорить, ибо непонятно, что от неё ожидать, и что она из себя представляет — то с князьями и княгинями можно найти куда больше близких тем.

И что же получается? Годунов даёт нам возможность сплотиться?

Для единства страны это хорошо, но…

Он явно захочет нас использовать.

А мы не захотим ему подчиняться.

И опять всё сводится к артефакту…

Размышляя об этом, я пил сок и смотрел, как грациозно Соня поедает бутерброд с креветкой.

Я отметил, что из боковой двери в зал вошёл мужчина с камерой на штативе. Рядом с ним замерли два солидных бугая, поставивших возле себя стяг с гербом Годуновых.

В этот момент на небольшую сцену в дальней части зала вышел Александр Борисович Годунов.