Воспоминания о предисловии

«Музыка может быть доступной любому только тогда, когда девальвируется до примитива. Или если каждый изучит ее язык».

Н. Арнонкур. Музыка языком звуков

Если вы дочитали книгу до этого места, значит, все мои притчи и намеки, сделанные в предисловии, имели смысл. Ну хорошо, может, и не имели, но и втуне не пропали.

А уж удалось мне сделать то, что я наобещал в начале, или нет, судить вам. Просто теперь на некоторые вещи вы будете смотреть более проницательным взглядом, и совершенно не страшно, если в нем появится тонкий налет цинизма, я бы сказал, флер – в небольших дозах он лишь помогает увидеть суть явлений, а и более того, наблюдать не только следствия, но и их причины.

Музыка – штука довольно специфическая в том, что касается ее понимания. Вы можете любоваться и восхищаться храмом царицы Хатшепсут или Парфеноном, древнеримской мозаикой или фаюмским портретом, чудесами Ангкор-Вата или комплексом Запретного города в Пекине. С музыкой так не получится. Даже если ее воссоздать. Египетские или китайские тексты можно перевести на любой язык. А как перевести музыку?

Даже относительно недавнюю музыку Средневековья или Ренессанса понять непросто. Да и часто ли мы слушаем Хильдегарду Бингенскую, Гийома де Машо или Джезуальдо? Впрочем, такой же вопрос я могу задать и по поводу книг Чосера, Данте или Себастьяна Бранта.

Даже та музыка, которая написана на нашем «современном» языке, я имею в виду, на языке нашей культуры, скажем, на языке последних трех веков, бывает достаточно сложна. И это естественно – ведь и в литературе есть, скажем, «Колобок» и есть «Война и мир», есть Агата Кристи и есть Хорхе Луис Борхес, есть Ремарк и есть Джеймс Джойс…

Вы ведь меня поняли? Я не противопоставляю плохое и хорошее, я просто говорю, что есть хорошие тексты разной степени сложности.

У того же Баха, в конце концов, есть «Шутка» и есть «Искусство фуги», а у Шостаковича – «Фонарики» или «Песня о встречном», но есть и Пятнадцатая симфония.

В музыке, в сущности, все то же самое, что в литературе, просто немного сложнее. Язык у нее такой. Специфический. Надо иметь это в виду, вот и все.

Послесловие

Вообще, когда автор добирается до послесловия, это, как правило, означает, что книга закончилась. А ведь ничего подобного не наблюдается.

Нет, я не устал, и мне не надоело. Более того, я вам еще не рассказал всего, что хотел.

Просто я прекрасно понимаю две элементарные вещи – во-первых, многословие отпугивает читателей и привлекает внимание геронтологов. И уж тем более я не хотел бы уподобиться Шахразаде, которая успела родить троих детей прежде, чем Шахрияру удалось заткнуть фонтан ее ежевечернего красноречия.

Ну то есть я не готов повторить ее судьбу.

А во-вторых, для того, чтобы книга читателю понравилась во всех отношениях, она как минимум должна помещаться в сумку. А сумка современного делового человека, согласно формуле моей жены, это что?

Это папка формата А4, два килограмма мандаринов и бутылка.

Вот туда должна вписаться и книга об устройстве музыки, если она хочет быть прочитанной.

Поэтому вопросы географии, истории, политологии, жадности, хитрости, гения и злодейства, широкого спектра смертных грехов, особенно греха трудолюбия, больших страстей – как оперных, так и балетных, рассказы о разных странах, которые мы потеряли, о том, как важно вовремя родиться и как важно не пережить свою эпоху и вообще как важно оказаться в нужное время в нужном месте…

В общем, это лишь небольшая часть вопросов, которыми автор временно пожертвовал ради того, чтобы в сумочку поместилось самое необходимое.

Но зато в следующий раз содержимое сумочки полностью обновится, сохранившись в главном.