«Архитектура – это застывшая музыка». (Вы уже в курсе? Не обращайте внимания, Фридрих Вильгельм Йозеф фон Шеллинг повторяет это к месту и не к месту. Возрастное. Все уже привыкли. А что вы хотите – человек родился в 1775 году.)
Можно сколь угодно долго продолжать сравнивать музыку с архитектурой в самых разнообразных формах и ракурсах. Главной здесь является одна простая мысль – музыкальная, архитектурная и любая иная форма есть не более чем отражение подсознательных ожиданий, поскольку человек – как обычно, мера всех вещей.
«Кажется, эту булочку я уже видел»
(Сцена в лабиринте)Джером К. Джером. Трое в лодке (неканонический перевод)
Одна из самых ярких и приятных эмоций для человека – радость узнавания. Может быть, именно по этой причине преступники возвращаются на место преступления, где их столь же радостно встречают сыщики.
Судя по всему, это довольно глубокая базовая прошивка, связанная и с возвращением наших далеких предков в родной ареал обитания, и с системой распознавания свой-чужой… Это чувство внутреннего комфорта, возникающее всякий раз, когда подсознание обнаруживает что-то уже знакомое.
Именно поэтому ребенок так радуется многократному, доводящему родителей до исступления, повторению сказки про крота, ежика или козлика, именно поэтому, став уже взрослым, он в пятидесятый раз ставит один и тот же трек из плейлиста, наконец, именно поэтому в музыке так распространена повторяемость музыкального материала.
И если мы говорим об академических жанрах, то репризная форма, а именно повтор в конце той музыки, что была в начале – это простейший и основной способ ответа на ожидания человеческой психики.
Возьмите любое произведение – хоть «Похороны куклы», хоть «Итальянскую польку» Рахманинова, хоть «Марш Радецкого» или любую часть любой симфонии эпохи классицизма – и ваше подсознание получит ответ на свои самые сокровенные ожидания в виде репризной формы той или иной степени сложности.
У романтиков идея та же, хотя статистика несколько хуже. Потому что романтизм – это зачаточная фаза декадентства. (Не слушайте меня, это во мне проснулся консерватор.)
Вообще говоря, любая музыкальная форма – это ответ на ожидания подсознания. Более того, все, что делает человек, является ответом на ожидания подсознания, и лишь потом, когда уже все было сделано, он пытается объяснить сам себе, что, зачем, а главное, как именно это было сделано. В мире искусства такие люди называются искусствоведами, а в музыкальном мире – музыкальными теоретиками.
Практически в любом музыкальном произведении с высокой степенью вероятности опционально практикуется вступление.
Потому что вступление – это тоже естественная реакция композитора как собирательного образа на подсознательную реакцию слушателя, тоже как собирательного образа, который в силу особенностей человеческой психики не сразу врубается в то, что ему хотел бы сказать композитор. Или кто угодно другой.
Особенности коммуницирования в семье – лучшее тому подтверждение. Каждый знает, что любая реплика жены, независимо от ее предполагаемой длины, начинает осознаваться мужем в качестве информационно-осмысленного континуума лишь со второй ее половины. И если в семейной жизни на протяжении последних десятков тысяч лет, сколь я могу судить, принципиально ничего не изменилось, то в области музыкальной формы подобные проблемы давно решены.
Вспомните любую песню, любую арию, любой марш, вальс или просто оперную увертюру. Все они начинаются с какой-нибудь незатейливой ерунды, которую вы больше в этом произведении не встретите – с примитивного ум-ца ум-ца, с мотивчика, не имеющего ничего общего с последующей музыкой, с фанфар или просто пары громких аккордов. Эти нехитрые приемы, в сущности, являются способом привлечения внимания слушателя. Способом, аналогичным тому, что сильно удивил Гулливера во время его путешествия в Лапуту – там специально нанятые слуги привлекали внимание мудрецов к происходящему с помощью похлопывания по ним (мудрецам) пузырями с сухим горохом или мелкими камешками.
Благодаря вступлению к моменту исполнения экспозиции вы уже будете готовы в полном объеме воспринять любую информацию, как бы трагично она ни выглядела. А в случаях, связанных с традициями классицизма, вам ее еще и повторят для пущего наслаждения и для закрепления материала.
Серединка часто называется трио, исторически в силу того, что в XVII – начале XVIII века в ней ограничивались трехголосием, да и в последующие времена трио традиционно носило более камерный характер, чем окружающие его части, то есть экспозиция и реприза.
Как правило, средняя часть в музыкальном смысле значительно слабее. Вспомните в качестве эксперимента, к примеру, полонез Огинского. Серединка полонеза вспоминается достаточно неочевидным образом.
Аналогично и с «Маршем Радецкого». Я намеренно предлагаю примеры, где, казалось бы…
Ан нет.
И в этом есть глубокий психологический смысл – несколько провисшее внимание слушателя с новой силой, страстью и благодарностью узнавания воспринимает повторение исходного материала, которое называется репризой.
То есть экспозиция, трио, реприза – вот вам и психология, и львиная доля музыкальных произведений, как реализация потребностей этой самой психологии. Happy Birthday на трехчастную репризную форму ввиду примитивности еще не тянет, но все остальное – от Мендельсона до Шопена – вполне успешно.
Зеркальным смысловым антиподом вступления является кода. Это коротенький и, как правило, очень симпатичный кусочек музыки, который находится сразу же после репризы. Ее функция эквивалентна латинскому выражению Dixi, что в данном случае переводится как «можно аплодировать».
А теперь из этого незамысловатого набора можно конструировать все что угодно – рондо, сонатную форму и прочие незастывшие архитектурные формы.