Глава о ноте ля в ее прикладном значении

Когда у музыкантов возникает блажь или материальная необходимость сыграть что-нибудь вместе, они первым делом настраивают инструменты. Причем не просто струны своей скрипки между собой, это-то понятно. Они находят такое коллективное решение, при котором одни и те же ноты у всех участников музыкального процесса имеют одну и ту же высоту. Или частоту, если вам так удобнее. Эта совершенно естественная процедура имеет чисто технологический характер, но она настолько важна, что стала частью любого концертного шоу (да простят меня за этот термин музыканты с серьезными академическими лицами). Вспомните, с чего начинается любой концерт? С настройки оркестра, когда гобоист дает ля, и это самое ля, как благодатный огонь, мгновенно распространяется по всему оркестру.

Гринвичский меридиан, Парижский метр и стандарты ISO

Одна лошадиная сила – это мощность, которую развивает лошадь ростом 1 метр и массой 1 килограмм.

Народная метрология

Вышеописанная деятельность есть не что иное, как приведение всех инструментов, на которых музыканты собираются совместно музицировать, к общему звуковысотному стандарту.

В этом стандарте, который является таким же набором относительно произвольных договоренностей, как вся система мер и весов, в качестве точки отсчета используется нота ля. Это своего рода эквивалент нулевого меридиана. У них там деревня Гринвич, от которой отсчитываются часовые пояса и меридианы направо-налево, а у нас в качестве печки, от которой все пляшут, выбрана нота ля, и по ней все настраиваются.

Кроме того, этот стандарт определяет частоту этой самой ноты ля в герцах – то есть, говоря точнее, то количество колебаний воздуха в секунду, которое мы все договорились считать нотой ля первой октавы.

Кстати, считается, что начало инструментальному измерению точки отсчета настройки было положено в 1711 году, когда придворный трубач королевы Великобритании Анны Стюарт Джон Шор изобрел камертон – металлическую вилочку, которая является чрезвычайно стабильным колебательным контуром. Старожилы еще помнят этот археологический артефакт, которым настройщики сперва ударяли, как воблой, по столу, а потом прикладывали ручку камертона к мочке уха, чтобы вибрация камертона передалась костям черепа – так лучше слышно. Меньше внешних шумов и интимнее как-то…

Теперь-то все пользуются электронными камертонами на батарейках. Которые, к тому же называются тюнерами (от английского tune). Это, конечно же, удобнее, но прежней романтики в них уж нет.

Тюнер к черепу не приложишь.

(Здесь предусмотрена пауза для тяжелого ностальгического вздоха автора и его современников.)

И вот, Международная организация по стандартизации, известная всем по аббревиатуре ISO, напечатанной на любой инструкции, от кофемолки до телевизора, в 1955 году приняла стандарт, определяющий высоту ноты ля первой октавы в 440 Гц.

Правда, в качестве прямого руководства к действию этот стандарт приняли лишь производители синтезаторов.

Музыканты согласно кивнули, что означало лишь, что им лучше известно, где у них находится ля. В результате чего в большинстве оркестров стандартной частотой ноты ля первой октавы является 442 Гц.

За исключением, разумеется, тех случаев, когда оркестр участвует в совместных проектах с электромузыкальными или компьютерными инструментами вроде концертов с поп-группами или работы в мюзиклах. Тут, разумеется, бескомпромиссные 440 Гц, потому что синтезатор по гобою никто настраивать не будет.

То, что мы имеем в оркестрах, – результат системы договоренностей и компромиссов. Струнников хлебом не корми – дай им настроиться повыше, у них, видите ли, инструменты так ярче звучат. Им-то что – натягивай себе струну, пока не лопнет. А духовики что могут сделать? Чтобы настроить инструмент повыше, они могут лишь сделать его короче, пойдя навстречу законам акустики, – то есть задвинуть все, что задвигается – трости, мундштуки, разнообразные трубочки… И рано или поздно наступает момент, когда уже все задвинуто до упора. Строго говоря, современные инструменты так сделаны, что это состояние «до упора» и наступает при ноте ля, равной 442 Гц. Ну, может быть, еще чуть-чуть можно выжать.

А вот в Вене стандартный оркестровый строй составляет 444–445, то есть выше, чем в остальной Европе и Соединенных Штатах. Правда, у них и инструменты другие. Если вы внимательно посмотрите на гобои или трубы, на которых играют музыканты Венской филармонии, то, как говорится, «найдете десять отличий». Возможность в этом убедиться предоставляется каждый год первого января после полудня по телевизору, и, если новогоднее состояние здоровья вам позволит, присмотритесь к инструментам Wiener Philarmoniker.

Следующий кусок можно, конечно, пропустить. Но, во-первых, я старался. А во-вторых, через пару абзацев станет понятно, ради чего все это затевалось. Надо просто иметь в виду, что если указанная цифра меньше 440, то музыка в соответствующие времена звучала ниже, чем мы привыкли, а если больше, то выше.

Историко-статистический экскурс

Так вот, во времена, предшествующие нынешнему глобализму, строй, то есть высота ноты ля, от которой и тогда отсчитывалось все остальное, колебался в довольно широких пределах. Так, скажем, во времена Людовика XIV, в эпоху расцвета искусства Люлли и Рамо, строй был 392 Гц, Иоганн Себастьян Бах примерно сто лет спустя писал и мыслил при строе 415 Гц. Дальше ноточка ля, а вместе с ней и общая настройка инструментов, помаленьку ползла вверх, при Моцарте достигнув отметки 430 Гц. Эта, на первый взгляд очевидная, прогрессия ровным счетом ничего не отражает. Потому что наряду со столь изящной на первый взгляд тенденцией, как бы демонстрирующей все более возрастающую степень темперамента музыкантов с древнейших времен до наших дней, мы наблюдаем такие странные сюрпризы, как североитальянский строй эпохи Монтеверди, то есть первой половины XVII века, который был значительно выше современного, или вполне безумную настройку на ля, равную 456 Гц в Венской опере в начале сороковых XIX века.

На первый взгляд может показаться, что все эти разговоры о том, в каком году какая частота колебаний воздуха соответствовала ноте ля первой октавы, не более чем схоластическое бормотание ни о чем, иллюстрация к фразе из «Трех мушкетеров»: «…д’Артаньян почувствовал, что тупеет».

Но, как говорится, есть нюансы.

Оркестры настраиваются на свои стандартные 442 и исполняют свой обширный репертуар от Баха до произведений наших дней, и им, в общем-то, по барабану, прошу прощения за невольную игру слов, что сюита И. С. Баха звучит на полтона выше, чем имел в виду гений, потому что ля по тогдашнему курсу 415 равно нынешнему соль-диезу. Инфляция, извините. Оркестрантам, впрочем как и слушателям, совершенно не мешает тот факт, что камертон, которым пользовался Гендель в 1741 году, соответствовал 422,5 Гц, а камертон Людвига ван Бетховена образца 1800 года – 455,5, то есть каждый из классиков имел в виду что-то свое.

Теперь это их проблемы, а у нас 442. Точка.