Гимны

Вопросы идентификации социальных групп – интереснейшая штука. Вспомните экскурсовода с группой в людном месте – неважно, толпятся они в храме Гроба Господня или в московском метро – по яркому зонтику или флажку экскурсанты всегда найдут своего лидера. Это весьма распространенная модель решения вопроса. Достаточно вспомнить, что изучением цветовых и графических деталей подобных зонтиков, флажков, щитов, гербов и прочих «систем социальной идентификации посредством визуальных средств» занимается целая наука. И называется она «геральдика».

По всей видимости, когда рыцарские дворовые команды со всей Европы собирались из ручейков в целые реки для того, чтобы в очередной раз отправиться на освобождение Гроба Господня, вся эта графика имела не меньшее практическое значение, чем рисунок вишенки, мячика или зайчика на шкафчике ребенка в детском саду. Вряд ли количество грамотных рыцарей сильно превышало количество грамотных детей среди нынешних четырех- и пятилеток.

Но это «визуальные средства». А вот музыка в качестве средства групповой идентификации – чрезвычайно любопытный феномен. И называется он «государственный гимн».

Как правило, это достаточно торжественная музыка с не менее пафосным текстом, который в большинстве случаев укладывается в набор тезисов типа «Широка страна моя родная, я другой такой страны не знаю» и рассказывает либо о любви к бескрайним родным пескам Сахары, если это национальный бедуинский гимн, либо о безбрежных океанских водах, если это гимн Атлантиды, или о родных баобабах и любимом вожде, если это Баобабская народно-демократическая республика.

Когда дело ограничивается природными красотами, то это еще полбеды. Но, скажем, французы в свое время накатали у себя в «Марсельезе» такого Стивена Кинга с маркизом де Садом в семи куплетах…

Нет, вроде не переживают.

Не переживают в отличие от немцев, которым не раз пришлось выкручиваться и, в зависимости от исторических обстоятельств, петь свою «Песню немцев» в качестве гимна то целиком во время Веймарской республики, то лишь первую строфу во времена Третьего рейха, то, наоборот, только третью с 1952 года и по сей день, то ее и вовсе запретили в первые годы после войны. И это притом, что Йозеф Гайдн писал эту музыку в 1797 году вообще-то в качестве гимна Австрийской империи.

Гимн – это такая странная штука, которая даже не столько музыка, сколько знак. Вот, скажем, итальянцы – сколько лет они пытались пойти все-таки от музыки и в качестве гимна Италии использовать хор Va, pensiero из «Набукко» Верди. Нет, пошли на компромисс – патриотическое и глубоко антиавстрийское изложение собственной истории в ущерб музыке.

С величественной и торжественной музыкой Верди из «Набукко» может сравниться лишь марш Эдуарда Элгара из цикла «Торжественные и церемониальные марши». И марш Элгара, к которому в 1902 году был написан текст, точно так же рассматривался в качестве возможного гимна Британской империи. Этого в результате так и не произошло, но Land of Hope and Glory часто исполняется в самых торжественных случаях и, в частности, перед съездами и конференциями Консервативной партии.

Кстати, о партийных гимнах

В некоторых государствах, помимо государственного гимна, было принято исполнять также и партийный. Так сказать, в паритете.

И вот однажды в театр «Ла Скала» на спектакль пришел сам Бенито Муссолини. Оно бы и ничего, может, и обошлось бы, но за дирижерским пультом стоял Артуро Тосканини. Во-первых, для Тосканини, кроме музыки, никогда и ничего не существовало. А во-вторых, легенды о его бешеном темпераменте ходят до сих пор, и наиболее любознательные читатели легко могут найти записи репетиций великого маэстро, послушать, чтобы понять – каково было работать в оркестре NBC, созданном в свое время в Нью-Йорке специально для Тосканини.

В общем, по случаю визита дуче согласно протоколу должен был прозвучать гимн итальянских фашистов Giovinezza – такой вполне оперный духоподъемный марш с традиционным для этого жанра оптимистически-идиотским текстом.

Тосканини в ответ на предложение исполнить перед спектаклем это произведение прорычал, что он не в цирке работает, сломал палочку и ушел.

Естественно, после этого ему пришлось покинуть Италию.

Михаил Иванович Глинка, Иоганн Штраус и персидский шах

Так вышло, что сначала я познакомился с «Русланом и Людмилой» Глинки, а уж много лет спустя мне впервые попался «Персидский марш» Иоганна Штрауса. Я, конечно, поначалу удивился, когда в марше Штрауса узнал хорошо знакомый мотив Персидского хора из оперы Глинки, но решил, что это может быть своеобразный реверанс в сторону русской композиторской школы, сделанный Штраусом во время его выступлений в Павловске, все-таки десять лет подряд…

Ан нет!

Мало того что у этих двух произведений обнаружился общий вполне персидский первоисточник, так этот самый первоисточник со временем оказался еще и гимном Персии. Так что за вовремя исполненный оркестром Штрауса «Персидский марш», а это было в 1864 году, Иоганн Штраус из рук самого шаха Персии Наср ад-Дина получил «Орден Солнца».

Более того, когда Наср ад-Дин в 1873 году приехал в Вену на Всемирную выставку, оркестр в качестве персидского гимна исполнил именно «Персидский марш», поскольку других нот под рукой все равно не оказалось.

Но история, как известно, повторяется дважды.

Почти через сто лет, а точнее в 1960 году, опять же в Вену приехал шах Ирана. Другой, разумеется, но какая разница? Тот шах и этот шах. Решили сделать человеку приятное – сыграть как в прошлый раз.

В последний момент выяснилось, что династия этого шаха, Мохаммеда Реза Пехлеви, свергла в свое время династию Каджаров, к которой принадлежал тот шах, который вручил орден Штраусу. Могла получиться столь же неловкая ситуация, как в «Гамлете», когда в пьесе перед Клавдием…

Ладно, кто старое помянет…