В 1984 году в Юзнете произошло важное событие. Историческим оно стало чуть позже, а сначала все выглядело как очень удачная шутка: 1 апреля пользователи сети получили приветственное письмо за подписью Константина Черненко. Письмо было написано по-английски с нарочитыми ошибками и сообщало о том, что СССР наконец присоединился к интернету. Перевести его можно примерно так: “В общем, сегодня, 840401, Социалистический Союз Советских Республик наконец-то присоединяется к сети «Юзнет» и передает всем привет. Причина, по которой мы присоединяемся к сети, – приобрести возможность иметь дискуссионный форум с американским и европейским народом и рассказать им о наших решительных попытках к поддержанию мирного сосуществования между народом Советского Союза и народами Соединенных Штатов и Европы”.
Представить себе подключение СССР к интернету в 1984 году было совершенно невозможно: никто не ждал, что из-за железного занавеса вдруг выйдут живые люди. Главное, что делало эту первоапрельскую шутку удачным розыгрышем, – адрес, с которого было отправлено письмо: kremvax. Это был типичный по структуре адрес пользователя Юзнета, где первая часть обычно отсылала к названию организации (Кремль), а вторая означала модель компьютера (VAX). К тому же в 1984 году весь западный мир вспоминал оруэлловскую антиутопию, что тоже было важной частью этого пранка. После того, как по всей сети начали обсуждать письмо Черненко, его реальный автор, которым оказался нидерландский программист Пит Биртема, признался в розыгрыше. По его словам, юмор оценили даже в Пентагоне, фактически в колыбели интернета, где устроили специальное заседание по проблемам информационной безопасности Сети.
Прошло всего четыре года. Генеральным секретарем стал Михаил Горбачев, наступила перестройка, вышел закон о кооперативах (то есть гражданам СССР разрешили заниматься бизнесом), и жители двух стран начали общаться друг с другом по электронной почте и во время профессиональных телеконференций. В 1988 году в Москву приехал Джон Дрейпер. Вряд ли пригласившая его советская сторона знала, что имеет дело с прославленным взломщиком телефонных сетей, отсидевшим тюремный срок, – скорее всего, его воспринимали как создателя модема для компании Apple. В Москве Дрейпер перезнакомился со всем программистским сообществом и был так впечатлен сходством образа жизни советских и американских хакеров, а также уровнем профессиональных навыков, что решил всячески содействовать и помогать их общению друг с другом.
По возвращении в Калифорнию Дрейпер опубликовал в Юзнете сообщение: “Я только что вернулся из Советского Союза… Прямо сейчас там происходят удивительные изменения. Это не обычные разглагольствования о гласности и перестройке, это нечто большее. Я так вдохновлен результатами поездки, что собираюсь написать об этом подробнее. Множество мифов о Советском Союзе, включая разные мелочи о стиле жизни советских хакеров, который очень похож на наш, оказались разрушены”. В его длинном письме содержался список возможных тем, которые Дрейпер предлагал обсудить пользователям Юзнета. Например, перспективы бизнеса с советскими пользователями, а также подключение их к Юзнету: “Кто-нибудь здесь, в Сети, хочет добавить советские сайты? Я могу придумать сотни причин, почему это нужно сделать. Не говоря уже о том, что это помогло бы установить мир во всем мире”, – писал Дрейпер.
Неожиданно для него самого это предложение вызвало вал комментариев. Технический, казалось бы, вопрос о подключении советских программистов к интернету спровоцировал большую дискуссию – о перспективах холодной войны, тоталитаризме, демократии и значении интернета для гражданского противостояния агрессивной внешней политике правительства. Сотни сообщений под заголовками вроде “Русские идут!” были отправлены в сеть. Дискуссия об СССР длилась несколько месяцев и переходила из одной новостной группы в другую, пока, наконец, в Юзнете не обнаружились первые пользователи из СССР.
Хотя уже вовсю шла перестройка, мир все же оставался биполярным. Холодная война еще не закончилась, советские граждане не могли свободно выехать из страны, спецслужбы продолжали охоту на шпионов и внутренних врагов. В то же время перелом уже произошел: Горбачев и Рейган подписали договор о ликвидации ракет средней и малой дальности, советские войска уходили из Афганистана, начались интенсивные обмены – профессиональные, научные, школьные, в СССР вышел закон о кооперации, телемосты стали любимым телевизионным шоу, а у некоторых советских граждан даже была электронная почта.
Юзнет в это время уже насчитывал десятки тысяч пользователей в США и в Западной Европе, в основном это были сотрудники университетов и крупных корпораций. Однако ни СССР, ни Восточная Европа еще не были подключены к этой сети. Более того, интернет всего 10 лет назад был государственным военным проектом, доступ к которому был серьезно ограничен. Некоторые из пользователей Юзнета продолжали работать на засекреченные учреждения, но даже те, кто не имел никакого отношения к гостайне, хорошо помнили, что сетевые технологии – это стратегическая разработка “первого мира”. Эта противоречивость интернета отразилась на дискуссии, которая последовала за сообщением Джона Дрейпера о поездке в СССР.
Первый комментарий принадлежал студенту MIT Александру Деннеру: “Не думаю, что это хорошая идея. Не думаю также, что у советских людей нет доступа к американским сетям (Арпанет и др.). Уверен, что КГБ перехватывает столько информации об интернете, сколько может. Ничего не имею против русских, но Советы – не наши друзья… А что, если случится утечка вируса из США в СССР или вирус из СССР попадет в США?” Своими страхами поделился и Дер Тайнан, иммигрант из Ирландии и программист небольшой компании Ultrasystems. Только его опасения касались уже не КГБ, а американских спецслужб, которые могли бы отслеживать контакты американских программистов с СССР: “Лично я думаю, что это хорошая идея – наладить связь с коммунистическими странами. Думаю, мы все могли бы чему-то научиться. Я бы хотел застать тот день, когда каждая страна будет подсоединена к Юзнету или его вариантам. Проблема не в том, хорошая ли эта идея, а в том, насколько это легально… Например, я разрешу Советам проникнуть в мою машину, и однажды некое американское управление сочтет это главной проблемой. Они пошлют агентов, которые конфискуют всю мою технику и лишат меня вида на жительство. Это будет мило”.
Страх пользователей Юзнета перед спецслужбами был вполне обоснованным: примерно в такой ситуации, которую описывает Дер Тайнан, оказался в 1970-е годы Джон Дрейпер. Правда, если у программистов и инженеров были основания бояться расторопных агентов ФБР, то их опасения по поводу контроля за интернетом со стороны СССР были напрасными: советские, а затем и российские спецслужбы не воспринимали Сеть как угрозу государственной безопасности вплоть до середины 1990-х годов. В 1980-е годы были единичные попытки КГБ проникнуть в засекреченные американские сети. Так, например, группа хакеров из Гамбурга по заказу из Москвы взломала военную сеть Арпанет, чтобы добыть информацию о программе Рейгана “Стратегическая оборонная инициатива”. Их деятельность была быстро обнаружена, и в результате КГБ получил подложные документы вместо реальных. Но даже таких историй было совсем немного: в гораздо большей степени советские спецслужбы еще со времен Юрия Андропова, председателя КГБ, а затем и Генерального секретаря СССР, были увлечены контролем телефонных переговоров. Телефоны диссидентов, иностранцев, некоторых чиновников и других “подозрительных лиц” прослушивались, и хотя система не была такой отлаженной, как, например, в ГДР, телефонные переговоры и разного рода прослушивающие устройства были основной технологией сбора дискредитирующей информации.
Обо всем этом участники сообщества Юзнета не знали и не могли предположить, что КГБ пропустит такую важную вещь, как интернет. Поэтому другим важным аргументом со стороны скептиков была внутренняя политика СССР – тоталитарного государства, которое стремится контролировать своих граждан. Так, Ларри Киприани, сотрудник телефонной корпорации AT&T, по его собственному определению, “либертарианец, который весьма реалистичен и боится Советов”, пытался объяснить коллегам, что одна и та же сеть в США и в СССР может выполнять совершенно разные функции: “Кто именно, по-вашему, собирается читать Юзнет в Советском Союзе, диссидент Джо? Или хорошо себя зарекомендовавшие члены Коммунистической партии? Кому, как вы думаете, разрешено иметь любительское радио в Советском Союзе? Только тем, кто идеологически корректен… Юзнет неподконтролен и анархичен в свободном мире, а в СССР вполне может контролироваться. Каждый международный телефонный звонок в СССР записывается, то же самое можно сделать и с Юзнетом… Когда Советский Союз разрешит свободную эмиграцию для всех граждан, тогда я поверю, что они основательно изменились. До того – это тюрьма, и только тюрьма”.
Вслед за Киприани появились и другие комментаторы, причем среди них были эмигранты из социалистических стран – то есть люди, которые ориентировались не только на информацию из газет, но и на собственный опыт и поэтому были настроены гораздо радикальнее. Марсель Самек, за год до событий основавший компанию Media Logic, описывал себя как “американец из Восточной Европы”. Он напомнил другим участникам дискуссии, что Советский Союз – это “марксистско-ленинское тоталитарное государство”, которое помимо прочего отвечает за экспорт своего тоталитаризма: “Уверен, что многие на Западе выиграют от прямого контакта с теми, кто находится по ту сторону железного занавеса. И что люди с той стороны выиграют от прямого контакта с Западом. Не имею ничего против. Однако я против легитимизации тиранических режимов, которая идет рука об руку с нормализацией отношений. Советы и их марионеточные государства хотят, чтобы на Западе их воспринимали как легитимных игроков. Уничтожение барьеров, возможность свободного общения с миром как раз и есть признак такого признания. До тех пор, пока тоталитарные режимы Восточного блока нарушают базовые права человека по отношению к гражданам других стран, мне кажется, очень наивно полагать, что «они» такие же, как и «мы»”.
Сообщество Юзнета в целом было в оппозиции к официальной политике. Поэтому голоса тех, кто боялся преследования со стороны спецслужб или не хотел иметь дело с тоталитарным государством, утонули в потоке положительных и даже восторженных сообщений. Вот что писал сотрудник электронного издательства BRS Information Technologies Майк Траут: “Ты бы предпочел изменить ситуацию или так и оставаться врагами? Если что-то менять, то как этого добиться? Политико-экономическим давлением? Дипломатией? Подкупом? Кнутом и пряником? Взорвать ублюдков ядерной бомбой? Вторгнуться к ним? У двух сверхдержав, способных превратить друг друга в радиоактивный шлак, есть только две опции: нажать на кнопку или попробовать лучше понять друг друга. Общественный доступ к Сети может быть самым мощным антивоенным оружием, которое есть у США. Давайте его использовать”.
Начиная с протестов против войны во Вьетнаме и заканчивая выступлениями против ядерного оружия в 1970-е годы, участники американского антивоенного движения прилагали массу усилий, чтобы вернуть человеческий облик противнику, дегуманизированному официальной пропагандой. Так, в дискуссии Дрейпера идея о том, что люди по обе стороны железного занавеса не отличаются друг от друга, была очень популярной. Наиболее радикально ее сформулировал совладелец небольшой калифорнийской компании Total Support Computer Systems Стивен Жерар: “Когда я в последний раз изучал биологию, русские были сделаны из того же, что и мы. Просто они вынуждены сосуществовать со своим правительством, как и мы сосуществуем со своим”.
К этому моменту в СССР уже появились американские компьютеры, но они перевозились нелегально, а прямые поставки были под запретом из-за ограничений CoCom. Эту проблему можно было решить, создав, например, совместные советско-американские предприятия. Именно этим предложил заняться Джон Дрейпер – продавать американскую технику и программы советским клиентам. Он даже перепостил в Юзнете объявление об открытии в Москве в декабре 1988 года Международного компьютерного клуба (МКК), задачей которого было содействовать советским предприятиям и учреждениям в доступе к западным технологиям. Предложение создавать совместные предприятия вызвало новую волну комментариев, включая обсуждение статьи 28 устава ММК, в которой упоминались “ленинская мирная политика” и “укрепление позиций мирового социализма”.
Наконец, дело дошло до обсуждения самого Юзнета: сеть, по мнению пользователей, выступает идеальным средством демократизации. “…Понятно, что там есть крутые программисты, не отличающиеся от нас, при этом они понятия не имеют, насколько велико электронное сообщество”, – писал программист Том Нефф. “Если вы действительно хотите уничтожить советскую систему, предложите ей что-нибудь столь же неконтролируемое и анархичное, как Юзнет”, – продолжал его мысль программист из Бостона Кент Борг. Позже Джон Дрейпер подсчитал голоса: 89 % участников дискуссии высказались за контакты с СССР.
Поляризация точек зрения пользователей Юзнета была характерным признаком меняющейся исторической ситуации. Холодная война заканчивалась, и интернет оказался одновременно продуктом, средой и символом этого процесса. И это хорошо понимали сами участники: для них было важно, что прогрессивные ценности интернет-сообщества победили “родовую травму” интернета – его происхождение из секретных военных лабораторий; чтобы страх войны победил страх перед спецслужбами и в конечном счете демократия победила тоталитаризм. На самом деле перспективы подключения советских программистов к Юзнету мало зависели от мнений участников дискуссии. Всего через несколько месяцев они пришли в сеть, а еще через пару лет активных обсуждений отношение американских и советских пользователей друг к другу претерпело серьезные изменения.