«Как кур во щи» – так мы говорим, когда попадаем в беду, внезапно оказываемся в тяжелом, практически безвыходном положении. Представляем же себе при этом… да кто что. Этакий кур, курица, которую почему-то бросают в щи. А кто-то, может быть, вообще ничего не представляет – оборот-то привычный, сам с языка срывается.
Однако редкий оборот вызывает столь острые дискуссии. Языковеды фактически разделены на два лагеря: кто говорит, что правильно «попасть как кур во щи», а кто – «попасть как кур в ощип». В тот «ощип», что от глагола «ощипать». Словарь русской фразеологии под редакцией А. Бириха приводит оба варианта: здесь и «щи», и «ощип». Интересно, что не только в устной речи говорили, но и в литературе писали по-разному.
Упомянутый выше словарь вообще предлагает третью версию: оборот, по его мнению, образован сочетанием слов «кур» (а кур – это на самом деле петух или самец дикой птицы семейства куриных) и «щип» (это капкан для птиц из расщепленной древесины). Дело в том, что похожие выражения есть в белорусском языке («попасть в зажом», «попал как медведь в капкан»), а также в английском (to be in a jam). С другой стороны, под влиянием слова «щи» и народных сравнений «как ворона в суп» или «как гусь в кашу» первоначальное выражение могло и измениться.
Во всяком случае, как ни скажете, «как кур во щи» или «как кур в ощип», вас поймут, а самое главное – ошибки не будет.
Москвичи, посещающие Санкт-Петербург, с удивлением спрашивают, почему курицу многие называют «курой». Даже в магазине на ценниках так и пишут: «кура». С другой стороны, в Москве на ценнике вы вряд ли увидите слово «курица», напишут, скорее, во множественном числе, «куры». Но не «кура»!
А между тем «кура» в языке была, и не только «кура», но и «кур».
Если заглянуть в современные словари, то мы обнаружим везде только слово «курица», во множественном числе – «куры» и (допустимый вариант) «курицы». Но стоит обратиться к этимологическим словарям и убедиться: слово «кура», без суффикса «-иц», существовало когда-то, а во многих славянских языках существует и сейчас.
«Курица» – тоже слово не новое, оно древнерусское, известно с XII века.
При этом были в древнерусском языке слова «кур» (то есть петух) и «куря» (цыпленок). Остается понять, что же было раньше: кура, курица, кур, куря…
Судя по Историко-этимологическому словарю П. Черных, главный в этой компании, как и положено, «кур», то есть петух. От общеславянского «кур» образовалась «кура» и сохранилась таковой во многих языках. В русском языке появился еще один, собственный вариант «куры» – «курица».
То, что «кур» был главным, можно понять и по Толковому словарю В. Даля. Статья «курица» сразу отсылает к другому слову – «кур» (что значит «петух», «кочет»). Самка петуха, по В. Далю, – это «кура» и «курица».
В диалектах слово «кура» сохраняется и сейчас, но не в литературном языке. Опять-таки у В. Даля в многочисленных поговорках фигурирует только «курица», а вовсе не «кура». «Куры» во множественном числе есть, но в единственном всё равно «курица»!
Так что петербургскую «куру» приходится признать диалектным вариантом.
– Ну и покуролесили же мы вчера!.. – слышу я чей-то громкий возглас в коридоре.
«Покуролесили» – и не надо больше никаких слов, и так всё понятно. Сразу представляешь себе череду сумасшедших шалостей, скорее всего, в большой компании и почти наверняка в непосредственной близости от стола с напитками. И только очень внимательные, очень любопытные люди, услышав слово «куролесить», задают себе и другим вопрос: «А при чем здесь, собственно, какие-то там куры и какой-то там лес?» «Куролесить» – это что, бегать по лесу вдогонку за курами?
Вы даже не представляете себе, насколько далеко это слово от уже упомянутых кур и леса. Куролесить – озорничать, вести себя необычно, дурить; как пишет В. Даль, «строить шалости, проказить». Слово исконно русское, сообщает нам Историко-этимологический словарь П. Черных. В украинском языке в том же значении употребляется только «колобродити», а в белорусском – «пракудзиць» (то есть проказничать).
А теперь – внимание, самое главное! Где, казалось бы, шалости с проказами и где церковь? Оказывается, совсем рядом. Наше простецкое «куролесить» восходит к греческому выражению kirie eleison – «Господи, помилуй».
Так это выражение произносилось еще во времена крещения Руси: kirie eleison. В древнерусском языке оно звучало в разное время по-разному: то «кюриеелеисонъ», то «курии елисон», то «киролес», то «куролес»… Глагол «куролесить» как раз и образовался от «куролес» – «неразбериха в церкви при пении». Отсюда – «нарушение порядка, благочиния» вообще, а потом и просто озорство.
Так что слово «куролесить» непростое, благородного происхождения.
«Кухонный гарнитур», «кухонный стол», «кухонная полка» – всё это написано на ценниках в мебельных магазинах. Ударение там, естественно, не проставлено. Поэтому не только от покупателей, но даже от продавцов в этих магазинах вы время от времени можете услышать про «кухо́нную» мебель, которая у них, конечно, самая лучшая… Казалось бы, откуда такое ударение?
Как ни странно, найти причину нам поможет Историко-этимологический словарь П. Черных. Кстати, до XVIII века русский язык прекрасно обходился без слова «кухня». Ему хватало своего слова «поварня», и еще во времена Петра I это слово употреблялось чаще, чем «кухня». Это уже потом мы, при польском посредстве, заимствовали немецкое слово kuche – вот вам и наша «кухня».
Теперь прилагательное – «ку́хонный». В русском языке это звучит без вариантов, только так: «ку́хонный». Нормативные словари в курсе того, что иногда произносят иначе, «кухо́нный», но они резко возражают против такого ударения. Вопрос в другом: откуда у нас это ненормативное ударение, «кухо́нный», не с неба же оно свалилось?
Обратимся к нашим ближайшим соседям – украинскому и белорусскому языкам. Что мы там находим? Да вот это и находим: украинцы произносят «кухо́нни», белорусы – «кухо́нны». Получается, у соседей мы и заимствовали наш неправильный вариант. Впрочем – это объяснение, но не оправдание. Наше дело – произносить «ку́хонный». Особенно когда наступает столь приятный момент – покупка новой ку́хонной мебели.