7

Выбор

1976–1980 гг.

Последовав совету девушек, Сергей съездил на ипподром – не столько из желания записаться в клуб верховой езды, сколько из любопытства. Родители упоминали в разговорах ипподром как злачное место, предназначенное исключительно для взрослых. Естественно, девятиклассник не мог упустить возможности легально побывать там. Со временем он начал оставаться после окончания занятий верховой ездой и подолгу помогал зоотехникам: чистил стойла, кормил и поил лошадей, выводил их на плац и с удовольствием общался с работниками ипподрома.

– Съезди на Московский конный завод, там курсы подготовки в Тимирязевку, может, тебе интересно будет, – посоветовал ему однажды один из сотрудников.

Было очевидно, что Сергей хорошо управляется с животными, а самое главное, быстро находит с ними контакт. Однако в жокеи он, конечно, не годился. Для соревнований и скачек требуются максимально легкие, юркие наездники. Вес и рост человека не должен прибавлять лошади нагрузку. Высокий нескладный подросток совершенно не подходил для этих целей. Выгнать его из клуба было бы жестоко, но и держать на благотворительных началах не имелось возможности. Школа верховой езды готовила будущих жокеев, спортсменов и зоотехников. Головкин мог стать только зоотехником.

– В Тимирязевку? – переспросил он.

– Тимирязевская академия, – пояснил сотрудник ипподрома. – Ты не думал туда поступить? По-моему, тебе только туда и дорога.

До этого момента Сергей действительно никогда не задумывался о том, куда будет поступать после школы. По факту его основной целью было окончить десять классов. Вплоть до последнего года обучения родители не верили, что он способен на это. Лариса полагала, что мальчик слишком болен для нормальной жизни, а отец считал его неудачником. К выпускному классу Сергей Головкин подошел без единой четверки, но никто, кажется, не обратил на это внимания. Зачем замечать, если все и так хорошо?

В мае 1977 года он впервые приехал на конный завод в Одинцово, который посоветовали ему на ипподроме. Оказалось, что большинство сотрудников собираются летом в отпуск, поэтому ухаживать за животными особенно некому. Из всех работников, занятых на конюшне, оставалась только пара зоотехников и еще три девушки, которые точно так же, как и Сергей, просто любили лошадей.

– Скажите сразу, кто из вас готов работать все лето? – спросил директор конезавода, окинув усталым взглядом новобранцев.

– Погодите! Давайте сразу определимся, что значит работать все лето и сколько нам за это будут платить? – возмутилась одна из девушек.

Директор тяжело вздохнул и поинтересовался ее фамилией. Сергей и две другие девушки сразу согласились на все условия, но через неделю одна из стажерок неожиданно перестала приезжать на базу, видимо устав от двенадцатичасового неоплачиваемого труда, постоянного запаха навоза, въедавшегося в кожу, и весьма сомнительных перспектив такого времяпрепровождения. Высокий, нескладный Сергей и некрасивая девушка Соня с вечно растрепанными, будто наэлектризованными волосами, буквально поселились на конезаводе. Им было нечем заняться, у них не имелось друзей, любви и амбиций, а здесь они нашли то, к чему на самом деле стремится каждый, – чувствовать себя нужным кому-то.

Конный завод располагался в подмосковном Одинцове. Неподалеку находилось несколько засекреченных военных баз, где работало почти все население городка. В основном здесь жили военнослужащие со своими семьями. Забор в забор к базам примыкал поселок с правительственными дачами, куда лучше было не заходить в неурочное время. Таких дачных поселков в Одинцове было немало, причем особенно бурно они росли в Можайском направлении. Здесь проживало так много военных, что при знакомстве часто слышался вопрос: «В каком вы звании?» Бесцельно слоняться по улицам тут было не принято. Даже подростки здесь предпочитали делить и «патрулировать» территорию, вместо того чтобы просто портить нервы старушкам, распивая спиртное на детских площадках.

Местные жители смотрели на Соню и Сергея с подозрением. Сотрудников конного завода обычно жалели, ведь они трудились на износ за весьма скромную зарплату и безо всяких военных надбавок. Да и кто пойдет работать с животными? Только тот, кто не смог выжить среди людей. Москвичей здесь, как водится, недолюбливали. Сергей и Соня были столичными жителями и при этом работали с лошадьми. Подростки, которые оккупировали территорию возле конной базы, относились к ним как к коронованным особам, изгнанным из дворца, то есть со злорадством и презрением. Впрочем, приятели долгое время не чувствовали этого отношения. Замкнутые, погруженные в собственные комплексы подростки интересовались исключительно лошадьми и старались ни с кем не общаться, даже друг с другом.

Он был странным, ни с кем не общался, не любил мыться и всегда невпопад смеялся. Расскажет кто-то смешную историю, и все поулыбаются, а он хохочет еще минут пять, а в другой раз все смеются, а он улыбается стоит. Не понимает, что происходит.

Из воспоминаний сотрудницы Московского конного завода № 1

Родители Сергея попросту не заметили его отсутствия. Александр все чаще уходил в трехдневные запои, а Лариса была занята работой и подготовкой младшей дочери к школе. Сын вроде бы ничем плохим не занимался, не фарцевал и не пил, так что придраться было не к чему. Разве что пьяный отец повадился теперь наведываться в комнату к сыну и пытаться спровоцировать его на ссору. Увлечение лошадьми Головкин-старший считал глупым и немужественным, так что, когда Сергею потребовалось заплатить за курсы подготовки в Тимирязевскую академию, отец просто взревел от ярости:

– То есть мы с матерью всю жизнь горбатились, чтобы ты колхозником стал?!

Его глаза налились кровью, а на виске начала угрожающе пульсировать жилка. В благополучном и престижном районе, где практически у всех было высшее образование, считалось, что окончить институт должен каждый. Хотя бы педагогический. Лучшие поступали в МГУ и МФТИ, абсолютное большинство выбирали МАИ, кое-кто шел в МЭИ, МИФИ и РГГУ. Те, кто лишь чудом окончил десятилетку, отправлялись в педагогический или в Тимирязевскую академию. Молчаливый, незаметный Сергей, который всю жизнь умело сливался со стеной, оказался в числе лучших учеников. Его однокашники то и дело попадались на неблаговидном поведении, распитии алкоголя и драках. В самом легком случае это было увлечение рок-музыкой. Сергей же всегда был образцовым пионером и школьником. Как можно с такими показателями идти в Тимирязевку, к которой все вокруг относились с пренебрежением? Александр Головкин этого не понимал.

Задыхаясь от злости и выкрикивая что-то нечленораздельное, отец принялся крушить значимые для сына вещи. Он разбил статуэтку в виде лошадиной головы, которую подростку подарили на конном заводе, разорвал в клочья несколько журналов о конном спорте, выкинул целую их стопку из окна. Затем туда же полетели книги, сбруя, седла и стремена, разбросанные по комнате.

Я захотел поступить туда и поступил. Родители, конечно, были недовольны, мы много ругались, но все-таки это мой выбор. Мама признала, что это должен быть мой выбор. Она думала, что с лошадьми мне будет проще.

Из показаний Сергея Головкина

В тот вечер Сергей ушел из дома и по старой привычке отправился на конную базу в Одинцово. Деньги за курсы просили небольшие, но нужно было еще принести согласие родителей на прохождение учебы. Это заявление было легко подделать. Сергей так бы и поступил заранее, считай он, что собирается сделать что-то предосудительное. Реакция отца его обескуражила.

Спустя несколько дней директор заметил, что подросток ночует на базе, и выгнал его, потребовав, чтобы тот неделю не появлялся в Одинцове. Головкину пришлось вернуться домой. Родители встретили его презрительным молчанием, и только младшая сестра донимала брата вопросами о том, где он провел эти дни.

Через пару недель Сергей попросту украл у родителей нужную сумму и подделал заявление. Лишь спустя несколько месяцев после начала учебного года отец обнаружил, что сын все еще ездит «в свой колхоз».

Последний год в школе пролетел быстро. Все были заняты вопросами поступления, подготовкой к экзаменам, а также проблемой поиска места и денег для бесконечных вечеринок. Казалось, старшеклассники стремились влить в себя столько спиртного, чтобы его хватило на всю оставшуюся жизнь. И, конечно же, молодежь была повально увлечена бренчанием на гитарах, вдохновляясь зарубежными хитами с дефицитного импортного винила. Каждому хотелось выступить с самым оригинальным номером в самодеятельности – таким, чтобы директор школы поседел. Что же касается Головкина, то, как казалось одноклассникам, ничто, кроме лошадей, его не волновало. Его исправно приглашали на сборища, но никто не отслеживал, приходил он на них или нет. По крайней мере, его там никто не видел. Когда же двадцать лет спустя они стали просматривать школьные фотографии, мистическим образом почти на всех снимках, где-то на заднем плане, присутствовала фигура Сергея.

Головкину хотелось, чтобы его заметили и запомнили, но, если пятнадцать лет пытаться слиться со стеной, очень сложно вдруг стать душой компании. Проблем добавляли прыщи, которые буквально сводили его с ума. Он решил было отрастить волосы, чтобы скрыть недостатки кожи, но голова моментально становилась сальной, что еще сильнее отвращало от него окружающих. Иногда кто-то отпускал шуточки по поводу его небрежного вида. В ответ Сергей улыбался, маскируя свою ненависть, а потом бесконечно прокручивал в голове услышанные слова, представляя расправу над обидчиком, как в документальных фильмах о концентрационных лагерях.

Только на курсах и с лошадьми он чувствовал себя в своей тарелке. Благодаря работе на конезаводе он знал ответы почти на все вопросы, которые задавал преподаватель. Этим он вызывал восхищенные и завистливые взгляды других слушателей. По традиции основную часть абитуриентов составляли девушки, неуловимо похожие на Соню. Застенчивые и как будто смирившиеся с тем, что их никто и никогда не назовет красивыми, они зачитывались по ночам книгами Майн Рида и Александра Грина. Сергей на фоне группы выделялся, даже несмотря на то, что вновь сидел за последней партой.

Спустя несколько месяцев он успешно выдержал выпускные экзамены в школе, получил серебряную медаль и поступил вне конкурса в Тимирязевскую академию, на специальность «зоотехник». Спустя пять минут после того, как торжественная часть выпускного завершилась, все позабыли о существовании Сергея Головкина. Кажется, он присутствовал на вечере, но точно об этом никто вспомнить так и не смог. А он там был. Да и на большинстве квартирников, которые устраивали его одноклассники, тоже присутствовал. И даже спустя годы Сергей пришел на первый крупный концерт, который устроили его бывшие одноклассники во главе с парнем по имени Армен Григорян. Головкина никто не увидел и не запомнил.

Сергей надеялся на то, что в академии все изменится. Он, как и на подготовительных курсах, станет учиться в окружении девочек, которые будут раскрыв рот слушать его рассказы о работе с лошадьми. Однако вышло иначе. На курсе оказалось довольно много парней из глубинки, которые приехали в Москву по направлению от совхозов. Им было совершенно неинтересно все, чему обучали в академии, но они не хуже Головкина разбирались в тонкостях разведения животных. Да и тушу свиньи могли разделать, не испытывая при этом ни грамма сожаления. В большинстве своем они использовали представившуюся возможность как шанс закрепиться в столице.

Одноклассники и сокурсники были без ума от рока, фанатично гонялись по городу за новыми джинсами и пластинками, зависали на квартирных концертах и грезили об эмиграции в Штаты. Сергея ничто из этого не интересовало. Ему нравилась музыка, но он не видел, чем рок лучше эстрады. На самом деле в большинстве своем остальные тоже не всегда понимали разницу, но они твердо знали – нужно делать вид, что любишь первое и ненавидишь второе. Головкин был далек от подобных вещей.

Способность человека к пониманию окружающих формируется до трех-пяти лет. Сначала ребенок учится считывать эмоции матери, затем остальных близких. Он осваивает зрительный контакт и речь. Все это необходимо для выживания. Головкин рос в атмосфере молчания, а его мотивация строилась исключительно на страхе. Оторванный от мира, выросший с осознанием собственного уродства, общаясь с людьми, он инстинктивно старался слиться с общей массой и вести себя как можно незаметнее. Любой человек вызывал в нем напряжение и неосознанное чувство страха. Если все твое внимание сосредоточено исключительно на том, чтобы следить, откуда могут напасть, невозможно сконцентрироваться на эмоциях и мыслях собеседника. Головкину казалось, что его считают неполноценным, и ненавидел других за это, предпочитая в своих фантазиях строить все более изощренные планы мести. Вот на улице к нему подходит агрессивная компания, а он достает из рюкзака молоток и уничтожает их всех с помощью нескольких ударов. Несколько раз он даже брал с собой молоток – просто так, ради смеха. В конце концов инструмент ему так и не пригодился, и он постарался выкинуть из головы эти глупые мечты.

В конце второго курса нужно было выбрать место для прохождения практики. Все, конечно, хотели попасть на ипподром или в Московский зоопарк, а не тащиться в совхоз за сотню километров от столицы. Но большинство студентов, поступивших в сельскохозяйственную академию по распределению, должны были летом вернуться по месту жительства. У Головкина же было огромное преимущество перед остальными: он уже имел опыт работы с лошадьми, так что руководство ипподрома, не раздумывая, взяло его на стажировку.

Центральный московский ипподром во все времена был загадочным и манящим миром, представлявшим собой одну из немногих разрешенных в стране форм азартных развлечений. На скачки приходили самые разные люди, желавшие испытать удачу. Среди обывателей, равнодушных к азартным играм, ипподром считался местом притяжения элиты и криминала.

Сознание того, что ты работаешь в «том самом месте», куда когда-то хаживали монаршие особы, а потом и представители советского руководства, позволяло сотрудникам ипподрома чувствовать свою исключительность. Сергей, который мог поддержать разговор о лошадях и с готовностью соглашался помочь в любом деле, вскоре прижился здесь и всегда был на подхвате у наездников и ветеринаров. Однако высокий, несуразный, с вечно грязными волосами и проблемной кожей, Головкин плохо вписывался в коллектив. Поначалу ему даже не позволяли ездить верхом, так как начальство боялось, что из-за своего роста и врожденной неуклюжести он навредит скакунам. Девушки подсмеивались над странным, молчаливым парнем, который был готов целыми днями проводить в загоне. Сергей чувствовал, что над ним подтрунивают, но не мог распознать, что это было – ирония или издевательство. Стажеры тоже частенько насмехались над внешностью неряшливого студента:

– Маш, почему тебе никто не нравится? Полгода работаешь, ни с одним наездником в кафе не сходила. Может, втайне по Головкину вздыхаешь?

За этими словами следовал взрыв девичьего смеха:

– Точно-точно, ты ж говорила, что тебе высокие нравятся.

Услышав, как над ним потешаются, Сергей не обижался – скорее копил злость. Девушки его не интересовали и даже раздражали, а о том, что его считают уродом, он еще со школы прекрасно знал. Если точнее, это преследовало его с рождения. Правда, если в школе он старался бывать на всех сборищах, чтобы почувствовать себя частью коллектива, таким же, как все, или даже лучше остальных, то теперь он сторонился компаний и старался не общаться с противоположным полом.

Если вам никто не расскажет о сексе, то вы так ничего о нем и не узнаете, пока не вступите в интимные отношения. В подростковом возрасте и в юности, вероятно, вы будете чувствовать некоторую пустоту, которую постараетесь чем-то заместить, но не более того. Скорее всего, в свое время вы запротестуете, вспомнив, что ожидали от этой стороны жизни чего-то иного, но это нюансы. По сути, этап предварительной подготовки чрезвычайно важен. Человек получает первоначальные сведения о сексе в семье, от друзей, во дворе за гаражами, в школе или в кино. Рано или поздно это происходит: вопрос только в том, где и как.

У Сергея этого не произошло. По крайней мере, вовремя. Ни дома, ни на экране телевизора он не видел нормальных человеческих чувств, эмоций, телесного контакта. За одним только исключением: по вечерам он вместе с отцом смотрел фильмы о концлагерях. Цензуру в те годы не сильно волновало, насколько уместно демонстрировать жестокость на экране. Сергей наблюдал за тем, как несчастных, умирающих от голода и болезней узников выводят во двор и человек в форме расстреливает их одного за другим. В одной из запомнившихся ему сцен жертв со связанными руками выстроили на берегу реки и, чтобы не тратить лишних пуль, выстрелили в первого из колонны. Человек упал в воду, увлекая за собой остальных. В другом сюжете был показан медицинский кабинет, где проводились мучительные эксперименты – ампутация здоровых конечностей в исследовательских целях. Его глазам представал бесконечный ряд ужасов фашизма, о которых рассказывалось в документальных, сделанных будто под копирку фильмах. На экране мелькали лица, искаженные от ужаса и боли. Эти эмоции в его воспаленном сознании были неотличимы от восхищения и экстаза. Сергей видел, как действия одного человека вызывают бурный отклик у другого. Чья-то жизнь оказывалась полностью во власти вооруженного палача. Подобные сцены не могли не волновать, и это было все, что ему довелось узнать о человеческих взаимоотношениях.

Я не считаю себя гомосексуалистом. Мальчики меня интересовали только потому, что я мог их наказать, но никакого сексуального желания к ним у меня не было. Вообще говоря, мне эти вопросы не очень интересны были.

Из показаний Сергея Головкина

С одной стороны, он отчаянно желал найти близкую душу, стать для кого-то своим, завести отношения, а с другой – так же сильно боялся этого. Страх заставлял его все больше ограничивать круг общения. Вдобавок к этому он смутно чувствовал влечение к представителям своего пола, не испытывая интереса к девушкам. В СССР тема секса была табуирована, а однополого тем более. По крайней мере, об этом не принято было говорить открыто, а за гомосексуальную связь существовала уголовная статья. Гомосексуальный контакт всегда трактовался только как акт доминирования и самоутверждения. Вероятность того, что все может происходить по обоюдному согласию, даже не рассматривалась. Впрочем, с разнополыми отношениями все обстояло немногим лучше.

Конечно, были в стране и гомосексуалы, и лесбиянки, и даже особые места, где они обычно собирались. Существовала и порнография подобного толка, но такие вещи нужно было специально искать, а значит, прежде всего признать, что это тебя интересует. Необходимо было с кем-то пообщаться, наладить доверительные отношения, чтобы потом познакомиться с людьми, разделяющими те же сексуальные предпочтения. Все это требовало огромной работы, которая начиналась с признания того, что тебя привлекают представители твоего пола. Сергей осознал свою тягу к мальчикам уже во взрослом возрасте. Впрочем, он не признал этого факта вплоть до смертной казни. В институте же Головкин предпочитал считать себя выше всего этого, считая интимные отношения постыдными и низкими. Мать с детства твердила сыну, что секс и онанизм – нечто грязное и ведущее к болезням. Смутное желание человеческой близости замещалось стремлением к доминированию. Он хотел, чтобы в обращенных на него взглядах читалось то же, что и на кадрах документальной хроники: восхищение или ужас – не столь важно. Он все равно не знал, чем они отличаются.

В конце третьего курса Сергею снова посчастливилось проходить практику на ипподроме. Чудо заключалось в том, что летом 1980 года абсолютно все студенты должны были отправиться «на картошку» или куда-то еще подальше от Москвы. Те, кому удалось избежать официального предписания, обязаны были гарантировать, что они в добровольном порядке покинут город на «период проведения спортивных мероприятий». Впрочем, никто особо не проверял, как выполняется это обещание, поэтому многие оставались в столице нелегально. На время проведения летней Олимпиады власти старались очистить столицу от всего, что могло оставить плохое впечатление у иностранцев. По традиции решили, что самое неприятное впечатление могут произвести люди. Пустые улицы выглядят куда красивее, да и убирать их нужно реже.

Сергей всегда был равнодушен к массовым мероприятиям, тем более кто-то должен был обслуживать ипподром, поэтому его оставили работать здесь на все лето. Представить, что Головкин начнет приставать к иностранцам и клянчить у них жвачку, газировку или кроссовки, было невозможно. Вместе с ним на ипподроме работало еще несколько стажеров, которые в дни Олимпиады должны были дежурить круглые сутки.

В воздухе витало предвкушение праздника. Даже те, кто не имел ни малейшего шанса попасть на спортивные состязания, чувствовали радость и гордость за свою страну. Повсюду говорили только о соревнованиях и о том, кто из советских спортсменов завоюет медаль.

Третьего августа 1980 года огромный надувной медведь взмыл в воздух, возвестив о завершении Игр. Трансляция закрытия была настолько трогательной, что по всей стране сотни людей плакали, вглядываясь в небо на экранах телевизоров. Уже на следующий день иностранцы стали покидать столицу. Кому-то удалось выкроить несколько лишних дней после Олимпиады на то, чтобы посмотреть город, но вскоре столичные улицы вновь заполонили москвичи, а из воздуха окончательно выветрилось ощущение праздника.

В тот день смена Головкина заканчивалась поздно вечером. Он благополучно отработал положенные часы и надеялся, что еще успеет попасть в метро до закрытия. В противном случае пришлось бы шагать на остановку и минут сорок ждать автобус. Сергей взял со стола букет белых тюльпанов, который его буквально заставили купить сослуживцы. Цветы неожиданно завезли в магазин напротив, и все сотрудники ринулись за ними. Головкина позвали с собой, и тот покорно поплелся за остальными. Ему незачем и некому было покупать цветы, но, опасаясь лишних вопросов, он все же выбрал самый дешевый букетик. Закрыв дверь служебного входа, Сергей успел сделать несколько шагов, когда его вдруг окрикнули.

– Есть закурить?

Он вздрогнул и оглянулся. Вплотную к нему стояла компания парней. Говоривший казался значительно старше остальных и выглядел лет на двадцать. На незнакомце были спортивные штаны, и вообще он смахивал на боксера. Остальные мало чем отличались от одноклассников Сергея: лет пятнадцати, одетые в джинсы разной степени модности, тщедушные и несуразные, с угловатыми манерами и с вечной усмешкой на лицах.

– Нету, – дрогнувшим голосом ответил Сергей.

Он много раз представлял себе эту ситуацию, но сейчас в его сумке не было молотка.

– Ну и что ты тогда тут делаешь?

– На работу иду, – чересчур резко ответил Головкин и уже взялся за ручку двери, чтобы запереться от них на ипподроме. В этот момент удар в область уха свалил его на землю.

– В чужом районе с чужими людьми говоришь. Вежливости тебя в Москве не учили? Так мы научим…

Все это говорил один и тот же парень, просивший закурить. Остальные пока только довольно усмехались, но с каждым следующим словом чувствовалось, как в них закипает ярость. И вот уже другой ударил лежавшего на земле Сергея ногой в живот. Молодой человек скрючился от боли. Такая реакция нападавшим понравилась, и они принялись его избивать. Больше всего ударов пришлось в лицо и живот. Головкин лежал на земле, закрывая руками голову, и корчился от боли.

Спустя несколько минут послышался скрежет тормозов проезжавшей мимо машины.

– Валим! – крикнул кто-то.

Свора парней, остервенело избивавших Сергея, мгновенно превратилась в кучку перепуганных подростков, с ужасом взиравших на окровавленное лицо своей жертвы.

– Пошли отсюда, с него хватит, – сказал один из приятелей последнему зазевавшемуся хулигану, и уже в следующую секунду они бесследно растворились в темноте.

Головкин еще какое-то время лежал на земле, но потом сумел доползти до служебного входа. Единственное, о чем он думал, – что сказать матери. Ей нельзя ничего знать. Сергею живо представилось ее лицо, на котором читается плохо скрываемое удовлетворение, замаскированное под сочувствие. Конечно, женщина не обрадовалась бы, узнав о том, что сына избили, но нашла бы в этом подтверждение своих мыслей: «Сережа слишком болезненный и слабый мальчик, чтобы принимать самостоятельные решения». Некоторым родителям действительно свойственно радоваться неудачам повзрослевших детей, ведь только тогда они чувствуют, что все еще нужны своему чаду.

– Ты чего в таком виде? – отшатнулась от него практикантка, которая тоже собиралась домой.

– Избили, – еле ворочая языком, ответил Сергей. В этот момент во рту, помимо соленого привкуса крови, он ощутил что-то твердое и попытался это выплюнуть.

– Гадость какая! Может, домой поедешь? – скривилась девушка, увидев, что вместе с кровью Сергей выплюнул несколько зубов.

– Извини, – прохрипел он и направился в сторону подсобки, находившейся возле загона с лошадьми. Там же был туалет, где можно незаметно ото всех смыть кровь. До тех пор пока он не встретил ту девушку, ему даже хотелось, чтобы его увидели, начали расспрашивать, помогать, лечить… Теперь же его буквально затопило чувство стыда.

Несколько раз в туалет кто-то заглядывал и спрашивал о чем-то. Сергей отвечал, склонившись над раковиной. Пара человек все-таки заметили кровь на его лице и поинтересовались, что произошло. Но, узнав, что его избили, никто не предложил свою помощь, ограничившись дежурными фразами.

Превозмогая дикую боль в груди, он вышел из туалета и направился домой.

– Что случилось?! – испуганно спросила Лариса при виде сына.

– Лошадь агрессивная попалась, – скривился Сергей, тяжело опускаясь на стул в прихожей.

Мать тут же потребовала, чтобы сын собирался в ближайший травмпункт.

– Вам в больницу нужно, – сказал врач, осмотрев уже теряющего сознание Сергея. – И в милицию, – чуть тише добавил он.

– На кого писать заявление? На лошадь? – поинтересовалась Лариса, все это время отвечавшая на вопросы врача вместо сына.

– Можно и на лошадь, – проговорил тот, неодобрительно поглядывая на пациента.

В больнице, помимо сломанного носа и выбитых передних зубов, обнаружили переломы двух ребер, из-за чего Сергей с трудом дышал и испытывал боль в области сердца.