20

Горки-10

1990–1991 гг., Одинцовский район

Четырнадцатилетний Никита приехал в Одинцово из Курска. Здесь жили его бабушка с дедушкой по отцу, которых он видел всего несколько раз в жизни. Отец решил потратить отпуск на то, чтобы закупиться в Москве продуктами и найти кое-что из мебели, а заодно взял с собой слонявшегося без дела сына. Они поселились в Одинцове, неподалеку от конезавода. Никита тут же познакомился с компанией местных подростков, с которыми стал проводить все свободное время.

Привычная жизнь рушилась. Взрослые были заняты решением насущных проблем, включая попытки сохранить работу и купить хоть что-то из самого необходимого, а дети оказались предоставлены сами себе. Никита всегда неодобрительно отзывался о москвичах, которые «жили за его счет и на его деньги». В его родном городе так считали все – от тетушек на лавочке до отца в кухонных разговорах. Каково же было его удивление, когда в компании из Одинцова он услышал то же самое.

– У них все есть просто потому, что у нас ничего нет, – подхватил Никита, и все закивали. Еще через пару часов было принято решение угнать чужую машину, чтобы покататься.

День за днем они исследовали грани дозволенного: угоняли автомобили, грабили и избивали прохожих, которые имели при себе сумки или пакеты, осуществили налет на ларек, где потребовали выдать им водку. Все то, на что не может решиться человек, всегда может сделать группа. Если кто-то один пытает и убивает, его обычно называют садистом, если же подобное совершает достаточно большое количество людей, то это расценивается как инстинктивное желание влиться в коллектив.

В тот вечер Никита возвращался один. Отец потребовал, чтобы тот в девять вечера был дома, опасаясь массовых беспорядков, которыми грозили по телевизору, и Никита решил не испытывать лишний раз судьбу. Он попрощался с приятелями, вышел на шоссе и остановил попутку. Водитель, мрачного вида мужчина с каким-то мутным, блуждающим взглядом, был явно чем-то недоволен.

– До конезавода подбросите? – спросил Никита.

Водитель кивнул и указал глазами на пассажирское место рядом с собой. Подросток радостно плюхнулся на сиденье. Мужчина выкрутил ручку автомагнитолы, и из динамиков полилась музыка вперемешку с хрипами и шипением. Через несколько мгновений музыка сменилась новостным выпуском. Говорилось о том, что ситуация в стране критическая и, по всей вероятности, будет введено чрезвычайное положение.

– Москвичи совсем одурели, чего им не хватает? – хмыкнул Никита.

– Не знаю, – пожал плечами водитель.

– Вот не зря их все ненавидят, – поддакнул подросток. – Вы сами откуда?

– В Москве родился, – пожал плечами мужчина.

Подросток прикусил язык и выдавил улыбку, в которой сквозило осуждение вперемешку с извинениями.

Все время, пока они ехали, подросток продолжал что-то говорить. На съезде в село Успенское Головкин вдруг затормозил и, следуя привычной схеме, предложил заскочить на один склад и вынести пару коробок сигарет. Никите нечего было терять: он находился на чужой территории. Через пару дней они с отцом уедут домой, и он пойдет в школу. Ищи его свищи. Человек – социальное существо, и ему необходима своя стая, которая обязательно должна противостоять всем остальным. Оказавшись в чужом месте, человек намного легче преступает закон и идет на преступление, особенно попав в группу, в которой такое поведение считается нормой. Жажда приключений и скорый отъезд заставили Никиту не раздумывая согласиться на предложение незнакомца. Когда Головкин попросил подростка залезть в багажник, тот ничего не заподозрил. Он только предупредил, что отец ждет его дома и будет ругать за опоздание. Мужчина уверил, что все дело займет не более получаса.

– Спускайся в подвал, поможешь кое-какой инструмент поднять, – приказал Головкин, когда они зашли в гараж.

Никита послушно спустился по лестнице и содрогнулся. В пятиметровом помещении стоял удушливый, омерзительный запах гнили и гари. Металлическая ванночка в углу, инструменты, лестница и рядом с ней ввинченные в стену крюки и кольца. В резком свете лампочки витала бурая пыль. Настоящая пыточная камера из Освенцима.

За спиной мальчика раздался резкий звук. Обернувшись, Никита увидел осклабившееся лицо Головкина, который стоял практически вплотную. Только сейчас Никита вдруг осознал, насколько случайный знакомый выше и мощнее его.

– Садись, садись. Ты про Фишера слышал? – произнес мужчина. Про Фишера знали все, и подросток утвердительно кивнул.

– Ну так приятно познакомиться. Я буду тебя долго пытать, а потом убью, – ледяным тоном проговорил маньяк.

Мальчик попытался рассмеяться, но в глазах его уже плескался ужас. Бежать и сопротивляться было бессмысленно.

Головкин поднял с пола буксировочный трос от автомобиля и не спеша перекинул его через крюк в стене. Затем он набросил на подростка приготовленную заранее удавку и велел забраться на табуретку. Никита старался контролировать дыхание и ничем не провоцировать мучителя. Казалось логичным, что, подчинившись, он сохранит себе жизнь.

Пытки длились несколько часов. Человек не способен испытывать боль и страх долгое время. Эти чувства нужны ему, чтобы оповестить об опасности. В случае же, если мучения нестерпимы, организм понимает, что подавать сигналы о помощи бессмысленно, и мозг начинает блокировать их. Начинается экстренный процесс деперсонализации. Человек как бы наблюдает за происходящим со стороны. Вскоре Никита впал в полубессознательное состояние и даже перестал кричать от боли, когда изувер пытал и насиловал его.

– А сейчас я напишу на тебе кое-что. Паршивых животных нужно клеймить, – произнес садист и взял со стола нож.

Он подвесил подростка за связанные руки на крюк, так что Никита не мог пошевелиться, и вырезал на груди бранное слово. Покончив с этим, Головкин продолжил другие изощренные истязания, пока мальчик не впал в забытье. Решив, что жертва мертва, садист снял Никиту с крюка и швырнул в цинковую ванну. Ему было интересно посмотреть, как кровь покидает человеческое тело, поэтому он полоснул подростка по горлу. Никита начал хрипеть в агонии, его глаза на секунду открылись и расширились от безумного страха, но в следующую секунду сознание покинуло мальчика навсегда.

Мертвое тело Головкина интересовало не меньше, чем живое, поэтому он еще долго продолжал свои зверские эксперименты. Вырезал внутренности и половые органы. Хотел было отрезать голову, но затем его увлекло то, как острый нож с легкостью надрезает тонкую белую кожу. Ему так понравился этот процесс, что он скальпировал подростка и только затем отделил голову. Нужно было избавиться от тела, но убийца слишком устал и решил отложить это на потом. Чтобы сохранить кожу, Головкин задумал опробовать древний метод, вычитанный им когда-то в книгах о Древнем Египте. Он засыпал страшный трофей кормовой солью, целый мешок которой когда-то унес с работы. Лишь через несколько дней, когда запах в подвале стал невыносимым, убийца все же вывез тело в район Звенигородского лесничества.

* * *

– По крайней мере, теперь ясно, что искать нужно среди местных, – произнес Евгений Бакин, следователь по особо важным делам. Заметив вопросительный взгляд оперативника, он пояснил: – Смерть наступила двадцатого августа, все дороги были заблокированы.

В те смутные дни августа 1991 года силовики в составе советского правительства с молчаливого согласия Михаила Горбачева предприняли последнюю, отчаянную попытку удержать власть в руках «союзного центра». В Москву стройной вереницей шли танки, а сотни людей вышли на защиту Белого дома. В столице было объявлено чрезвычайное положение. Въезды и выезды из города были заблокированы, а по всем телеканалам транслировали «Лебединое озеро». В такой ситуации вывезти труп из столицы было бы сложно. Убийство определенно произошло здесь, а значит, и постоянное место дислокации преступника находилось поблизости: квартира, дача, склад или гараж, что-то максимально уединенное.

Когда стало понятно, что исчезновение мальчиков превратилось в массовое явление, делом заинтересовалась Москва. В Одинцово были направлены Евгений Бакин и еще несколько человек из специальной группы, которая вела расследование по делу Чикатило.

В стране все в очередной раз начиналось с чистого листа. С тех пор как разрешили кооперативную торговлю и народ ринулся торговать всем, что можно продать, стали появляться и те, кто хотел заработать на этом. Бывшие профессиональные спортсмены и демобилизованные военнослужащие объединялись в сплоченные группы, чтобы собирать деньги на всеобщее благо во имя их пользы. Кто-то искал защиты у них, но чаще по старой памяти люди обращались в милицию – в конце концов, государственная структура. Многие отделения милиции в те годы начали постепенно превращаться в своеобразные охранные агентства. Все старались построить бизнес на базе вверенных им ресурсов. Таких отделений по стране было немало, но в Одинцове все обстояло иначе. Тут торговать оказалось некому и нечем, следовательно, и за защитой бизнеса никто не обращался. Местные жители старались не замечать происходящих катаклизмов, а лучше всего это получается, когда делаешь то, что умеешь.

Сексуальные действия преступника можно расценивать как некросадизм (садизм по отношению к трупам), избирательно направленный на подростков. Дело перекликается с убийствами в Ростовской области. Общее: жестокость, нанесение колото-резаных ран, большая и наиболее травмирующая часть повреждений наносится в аномальном или посмертном состоянии жертвы. Во всех случаях повреждены или иссечены половые органы.

Из заключения сексопатолога Г. Васильченко

Не в меру энергичного Бакина в Одинцове восприняли в штыки – особенно хмурый следователь, который вел несколько дел по исчезновению мальчиков. Он упорно игнорировал указания столичного ставленника, активно использовавшего все доступные методы расследования, в том числе и нетрадиционные. Экстрасенса, который бродит по лесу в поисках трупа или колдует над останками, пытаясь считать ауру, тогда можно было встретить где угодно. Тот факт, что эти специалисты ни разу не помогли следствию, ни тогда, ни впоследствии не мешал обращаться к ним за консультацией.

Начальство постоянно требовало от Бакина результата, причем незамедлительного, а лучше всего, если бы убийцей оказался все тот же Чикатило. Даже после того, как было найдено тело мальчика, убитого 20 августа, начальство не сдавалось.

– Может, старые эпизоды на его совести?

Он же любил гастролировать? – спрашивали следователи.

– Уже было «Дело дураков», может, хватит? – злился Бакин.

Замучить и убить человека безо всякой для себя выгоды может только сумасшедший. Такая негласная установка существовала всегда, а поскольку в девяноста девяти процентах случаев убийца оказывался знаком с жертвой, то в совершении преступления часто норовили обвинить первого попавшегося дурачка. В деле Головкина пострадал тихий эксгибиционист Голышев, а в случае Чикатило таких несчастных оказалось несколько человек. Попадались и те, кто начинал давать признательные показания. То, что они не соответствуют действительности, выяснялось, только когда появлялся новый труп, а подследственный убеждал, что убил и этого, только особым, телепатическим способом.

– Это не Чикатило. Тот жаждал власти, а этот получает удовольствие от чужих страданий. Чистый садист, травмированный в возрасте лет двенадцати-пятнадцати, стопроцентный гомосексуалист, в отличие от Чикатило, – заявил судебный психиатр из Института Сербского, к которому обратилась за помощью московская группа по расследованию дела.

Когда я изучал дело и имеющуюся информацию по совершенным преступлениям в Одинцовском районе в отношении подростков, у меня возникла версия, что последние убийства совершены тем же лицом. Кроме того, становилось ясно, что в жизни преступника произошли серьезные изменения.

В 1986-м у него не было «стационара» – постоянного места, где он мог разделывать трупы. Он шел охотиться на детей, но в этом был элемент случайности. Удав никогда не знал заранее, кто будет его жертвой, он «снимал» любого, практически первого встречного.

Евгений Бакин

Оставалось только вслепую обследовать территорию в надежде на то, что криминалисты обнаружат хоть что-то интересное. Первым начали прочесывать Звенигород, так как именно там нашли тело последнего мальчика, с которого в буквальном смысле содрали кожу, а потом выкинули останки в выгребную яму. Проверяли гаражи, подвалы и склады сначала Звенигорода, а затем и Одинцова. Проблема состояла в том, что это был военный городок, в котором почти все дачные поселки были закрытыми.

В отличие от США в СССР, а затем и в России в те годы практически не было территориального разделения на бедные и богатые районы. Квартиры и дачи выдавали предприятия. Поэтому часто в одном доме проживали коллеги по работе, а соседний был заселен сотрудниками уже другого предприятия. В ближайшем поселке Юдино располагалась дача бывшего начальника КГБ Чебрикова. Неподалеку от станции Часцовская находился дачный поселок сотрудников КГБ, а в Горках-10 – дачи председателя Верховного Совета РСФСР Бориса Ельцина и начальника КГБ Виктора Крючкова. При этом в паре сотен метров от них начинался обычный жилой район с пяти- и девятиэтажками, а на соседней станции был военный городок для офицерского состава. Куда ни плюнь, везде нужны особые разрешения на обыск.

– Мы уже всех проверили, даже Ельцина и Крючкова, – взорвался однажды начальник оперативной группы. – Либо преступник неуловим, либо приезжает сюда захоранивать трупы, а живет где-то еще.

– И как? – поинтересовался Бакин.

– Что как? – не понял вопроса собеседник.

– Если проверили, то какие результаты?

– Это не Ельцин. У него алиби на 20 августа, – хмыкнул оперативник.

Следствие никуда не двигалось две недели. Криминалистическая экспертиза задерживалась. Появлялись все новые и новые свидетели. Одни видели высокого кавказца на грузовике, другие – лысого мужчину среднего роста на «Оке». Приходилось заново опрашивать свидетелей по старым делам, в том числе следователь Телицын пригласил для допроса Андрея Нестерова, единственную выжившую жертву садиста.

Криминалист позвонил Телицыну, когда тот уже собирался уходить с работы. В трубке звучал усталый женский голос:

– Мы провели анализ. Новостей много. Во-первых, кожа ребенка подверглась серьезному химическому воздействию, благодаря чему прекрасно сохранилась. Судя по частицам, оставшимся на поверхности, это очень крупные кристаллы хлорида натрия. Кормовая соль.

– Мог купить где-нибудь, – ответил следователь. Про то, что убийца использовал что-то для консервации кожи, было понятно почти сразу. Будь это что-то экзотическое, еще куда ни шло, но соль никогда не считалась дефицитом.

– Это где ты в последний раз мог такую соль купить? Обычную-то не всегда отыщешь в магазине, а где достать кормовую, еще знать надо. Нужно искать какое-то животноводческое хозяйство, совхоз или что-то наподобие.

– Совхозы больше неактуальны. Там только конный завод, но мы туда уже дважды приходили, и все без результатов. Еще какие новости?

– На теле были найдены волосы подростка мужского пола.

– Ну и? – Следователь не понял, о чем идет речь. В трубке повисла пауза, после чего, тяжело вздохнув, женщина произнесла:

– Это не его волосы. Не того мальчика, которого нашли.