9

Иконоборчество

(711–802)

В Константинополе царил опасно низкий нравственный дух. Филиппик-Вардан оказался безнадежным гедонистом, который в минуты серьезности интересовался лишь возрождением прежних богословских споров и пытался вновь навязать монофелитский компромисс. Папа Константин, которого привела в ужас судьба его друга Юстиниана II, отказался признавать Филиппика.

Булгарскому хану Тервелю убийство Юстиниана дало именно ту возможность, которая ему требовалась. Он вторгся в империю второй раз и снова подошел к стенам Константинополя. Если император хотел прогнать завоевателей, у него не было иного выбора, кроме как призвать дополнительные войска из Опсикиона. Это решение оказалось для него гибельным: жители фемы не питали верности к выскочке, который узурпировал трон и относился к управлению страной как к игре. 3 июня 713 года, вскоре после того, как Филиппик-Вардан после утреннего пира с друзьями удалился поспать, в его опочивальню ворвалась группа солдат. Они погнали его на Ипподром, где ему выкололи глаза. Он пробыл на престоле всего 19 месяцев.

На этот раз выбор сената и народа пал на некоего Артемия, старшего секретаря бывшего императора. На следующий день, на Троицу, его короновали как императора Анастасия II. Анастасий оказался гораздо более способным правителем, чем его предшественник. Первой задачей была оборона. Булгары отступили на свои земли, и теперь нужно было что-то делать с арабами, которые, по грозным сообщениям императорских шпионов, готовились к новой полномасштабной атаке. Анастасий сразу начал основательный ремонт и укрепление городских стен; государственные зернохранилища доверху наполнили зерном, всем жителям приказали запасти еды для своих семей на три года, а тем временем работа на верфях кипела как никогда прежде. Империю больше не застанут врасплох, и появилась мысль: нельзя ли вообще предотвратить нападение арабов? В начале 715 года Анастасий решил нанести упреждающий удар сарацинам, используя в качестве базы остров Родос. Увы, войска Опсикиона пристрастились к мятежам. Едва прибыв на Родос, они набросились на Иоанна, логофета геникона, который командовал экспедицией, и забили его до смерти. После этого они двинулись на Константинополь, подобрав по дороге безобидного сборщика налогов по имени Феодосий, которого они по непонятной причине решили провозгласить императором – честь, которая оказалась для него и неожиданной, и нежеланной. Анастасия низложили, и он удалился в монастырь в Фессалониках.

С восшествием на престол Феодосия III в Византии за последние 20 лет сменилось не меньше шести императоров, причем правление пяти из них завершилось насильственно. Никогда еще с основания Константинополя не было столь долгого периода постоянной анархии. Впрочем, спасение было близко; его орудием стал Лев, которого часто называют исавром, хотя он вовсе им не был. Однако он был первоклассным военачальником, которого Анастасий назначил стратегом в фему Анатолик, одну из крупнейших и важнейших фем империи, находившуюся в центральной части Малой Азии.

Несколькими годами ранее Лев предусмотрительно заручился поддержкой Артавазда, стратега Армениакона, пообещав ему в обмен на это руку своей дочери и чин куропалата – один из высших в Византии. Ныне они двинулись на Константинополь. В Никомедии союзники легко победили небольшое войско под командованием сына Феодосия, взяв в плен и его, и всех его домочадцев. Из Никомедии Лев начал переговоры с сенатом и патриархом. Их не понадобилось долго убеждать: сарацины могли возобновить нападения в любое время, и если Константинополю грозила новая осада, то у них почти не было сомнений в том, кого они предпочтут видеть своим правителем. В начале 717 года Феодосий, заручившись гарантией неприкосновенности для себя и своего сына, удалился в монастырь в Эфесе, а 25 марта в город триумфально вошел через Золотые ворота величайший император со времен Ираклия. Лев успел вовремя: в середине лета 717 года брат халифа Маслама ибн Абдул-Малик двинулся через Малую Азию во главе восьмидесятитысячного войска и уже 15 августа стоял у стен Константинополя. Всего две недели спустя, 1 сентября, по приказу Масламы Сулейман ибн Муад вошел в Мраморное море с флотом, который, по оценкам летописцев, состоял из 1800 кораблей. Началась осада.

Лев III был к ней готов. В течение пяти месяцев, прошедших с его коронации, он активно продолжал возведение оборонительных сооружений и обеспечение подданных всем необходимым для защиты. Во время прошлой осады бои происходили лишь в летние месяцы, но на сей раз они шли и на протяжении самой лютой зимы на людской памяти. Конечно, сильнее всего страдали осаждающие, которым негде было укрыться, кроме тонких шатров и палаток. Вскоре им пришлось есть своих лошадей, ослов и верблюдов, а в конце концов и плоть умерших людей. За голодом, как всегда, пришли болезни, а поскольку в мерзлой земле хоронить умерших было невозможно, их бросали в Мраморное море. Ранее, 1 октября 717 года, умер халиф Сулейман. В море греческий огонь собирал ежедневную дань в виде сожженных сарацинских кораблей. Однако окончательный удар по врагу нанесло войско булгар. Булгары не питали любви к византийцам, но они решили, что в случае падения Константинополя он должен достаться им, а не арабам. На исходе весны они пришли с севера, набросились на больных и павших духом сарацин и, как сообщается, убили около 20 000 человек. Маслама наконец дал сигнал к отступлению. Остатки наземной армии потащились в Сирию; из всего флота, в основном ставшего непригодным для плавания, домой вернулись лишь пять кораблей.

Одержав столь решительную победу, император целиком оправдал свои притязания на власть. Всего за двенадцать лет (ему к тому времени вряд ли было сильно за тридцать) Лев возвысился от простого крестьянина до императора Византии и спас империю от гибели. И все же, как ни странно, его главное притязание на славу не основано ни на одном из этих достижений. Его величайший и самый судьбоносный шаг был еще впереди. Он касался вопросов вековой давности: стоит считать искусство союзником религии или же ее коварным врагом? Возможно ли изобразить божественную сущность? А если возможно, то дозволено ли это?

Внезапное появление иконоборчества на византийской религиозной сцене часто объясняют близостью к исламскому миру, в котором сама мысль о подобных изображениях считалась отвратительной, и было бы трудно спорить с тем, что Лев III, чья семья почти наверняка была родом из малообитаемой Восточной Анатолии, ощутил на себе влияние исламских принципов. Одновременно эта новая и революционная доктрина была явным следствием монофизитства: если мы принимаем лишь божественную природу Христа, следовательно, мы не можем одобрить его двух- или трехмерные изображения в виде человека. Кроме того, у иконоборцев были и серьезные доводы более практического толка. В течение какого-то времени культ икон становился все более неконтролируемым, и дело дошло до того, что святые изображения сами по себе стали объектом открытого поклонения, порой выполняя функции крестных отца и матери во время крещения. Таким образом, иконоборческий манифест, принятый епископами Малой Азии, стал протестом против того, что они считали вопиющим идолопоклонством.

Сам Лев поначалу не проявлял подобных склонностей. Похоже, он изменил свое отношение к этому вопросу под мусульманским и иудейским влиянием, а также под воздействием некоторых своих христианских подданных. В 725 году Лев прочел несколько проповедей, в которых указывал на более вопиющие нарушения, допускаемые иконопочитателями (так называли тех, кто поклонялся изображениям), которые он считал открытым неповиновением Закону Моисея, изложенному во второй заповеди. Затем в 726 году Лев решил подать личный пример. Главный вход императорского дворца, известный как ворота Халки (греч. «медный»), был обращен на восток, в сторону храма Святой Софии; над огромными бронзовыми воротами, давшими входу название, располагалась большая икона с изображением Христа. Именно ее, самую большую и известную в городе, Лев выбрал для уничтожения первой. Реакция народа последовала незамедлительно: на руководителя группы по уничтожению иконы напала толпа разъяренных женщин, которые убили его на месте. Последовали многочисленные демонстрации, массовые мятежи вспыхнули в армии и на флоте. Европейские подданные императора, будучи наследниками греко-римской традиции, покинули своего суверена, не сомневаясь в своих чувствах. Они любили и почитали эти изображения и были готовы за них бороться. В 727 году поднял мятеж Равеннский экзархат; жителей поддержал папа, который, помимо естественного чувства отвращения к уничтожению священных изображений, оскорбился самонадеянностью императора, претендовавшего на верховную власть в богословских вопросах. Экзарха убили, а взбунтовавшиеся гарнизоны, набранные из местных жителей, выбрали себе командиров и заявили о своей независимости.

Следует отметить, что эти волнения последовали не за каким-то императорским указом, а за одним-единственным поступком самого императора – уничтожением иконы над вратами Халки. Следовало ожидать, что Лев, увидев подобную реакцию, остановится; однако его решимость не могло поколебать ничто. В 730 году он наконец издал единственный эдикт против религиозных изображений, в котором приказал немедленно уничтожить их все. Отказывающимся повиноваться грозили арест и наказания. На востоке самый тяжкий удар пришелся на монастыри, многие из которых владели великолепными коллекциями древних икон и огромным количеством святых реликвий, которые были обречены той же участи. Сотни монахов втайне бежали в Италию и Грецию, прихватив с собой небольшие сокровища, которые можно было спрятать под рясой. Другие искали убежища в пустынях Каппадокии, где вышедшие на поверхность отложения мягкого и рыхлого туфа издавна давали прибежище другим христианским общинам, которым угрожали наступавшие сарацины. Тем временем на западе папа Григорий II публично осудил иконоборчество и написал Льву III письмо, предлагая ему оставить задачу определения догм христианства тем, кто в ней больше компетентен. Первым побуждением Льва было поступить с Григорием так же, как Констант II обошелся с папой Мартином; однако корабли, отправленные для ареста понтифика, затонули в Адриатике, а прежде чем Лев предпринял еще какие-то действия, папа умер. Его преемник Григорий III занял такую же решительную позицию, обещая отлучение от церкви всем нечестивцам, которые посягнут на священные предметы. Лев ответил на это переводом сицилийских, калабрийских и многих балканских епископов из-под юрисдикции папского престола в константинопольскую. С тех пор отношения между восточной и западной церквами характеризовались неприкрытой враждебностью.

Нам мало известно о последнем десятилетии правления Льва III. Хотя 730-е годы стали для Византии относительно спокойным временем, они вовсе не были счастливыми. Лев III, как в свое время Ираклий, спас западный мир, однако Ираклий стремился покончить с религиозным расколом, в то время как Лев, похоже, почти намеренно его поощрял. После его смерти 18 июня 741 года империя осталась защищенной от арабских врагов, но при этом разрозненной, как никогда глубоко и безнадежно.

Константин V, сын и преемник Льва III Исавра, был последним человеком, которому удалось ее объединить. Известный под некрасивым прозвищем Копроним (появившимся, видимо, в результате неловкой ситуации во время его крещения), он с детства прочно ассоциировался с иконоборчеством. Скорее всего, именно по этой причине его зять Артавазд, который был намного старше, неожиданно напал на него в 742 году и провозгласил себя василевсом, после чего немедленно приказал восстановить иконы, которые стали возникать в поразительном количестве. В течение 16 месяцев Константинополь выглядел как прежде, но Константин V вскоре отомстил зятю. Артавазда и двух его сыновей публично ослепили, короновавшего Артавазда патриарха Анастасия подвергли порке, раздели догола, усадили задом наперед на осла и провезли по Ипподрому, после чего, как ни удивительно, восстановили в сане. Однако Константин V всегда старался уменьшить влияние церковных иерархов, и обесчещенный патриарх идеально подходил для этой цели.

После этих событий ненависть Константина V к иконопочитателям разгорелась еще сильнее, и преследования стали более жестокими. Однако в отношении других сфер иконоборцы вовсе не были аскетами, вполне приветствуя в изобразительном искусстве мирские темы. Например, во Влахернской дворцовой церкви мозаичные изображения жития Христа заменили пейзажами, а дворец патриарха украсили не совсем подходящими сценами скачек и охоты. Сам Константин V был бисексуалом, окружал себя красивыми фаворитами и фаворитками и, как говорят, отлично играл на арфе. Однако по сути своей он был глубоко религиозным монофизитом; правда, прошло еще двенадцать лет, пока он почувствовал достаточно сил для созыва церковного собора и официального одобрения иконоборчества. Константин V предусмотрительно не стал приглашать представителей из патриархатов Александрии, Антиохии и Иерусалима, так как все тамошние патриархи высказывались в пользу религиозных изображений. Разумеется, не было отправлено и приглашение в Рим. Таким образом, скромное собрание, начавшееся 10 февраля 754 года, вряд ли имело право называться Вселенским собором. После семи месяцев дебатов собор пришел к выводам, которые никого не удивили: природа Христа неограниченная – следовательно, ее нельзя представить в виде фигуры внутри конечного пространства; изображения Богородицы и святых отдают языческим идолопоклонством, поэтому также подлежат осуждению.

Это были именно те выводы, которые требовались императору. Его указы заново подтвердили, иконопочитателей отлучили от церкви. Продолжались преследования, особенно в отношении монастырей – «неприличных мест», как он их называл. Самой известной жертвой императора стал Стефан, настоятель монастыря Святого Авксентия. Его обвинили во всевозможных пороках и до смерти забили камнями прямо на улице; однако он был лишь одним из нескольких тысяч непокорных монахов и монахинь, которые претерпевали осмеяние, увечья или смерть, защищая иконы. Стратиг Фракисийской фемы, расположенной на западе Малой Азии, приказал всем монахам и монахиням вступить в брак, угрожая в противном случае переселить их на Кипр. Говорят, что он жег бороды несговорчивым монахам и предавал огню целые библиотеки.

Монастырей в Византии действительно стало опасно много. Огромные территории Малой Азии до сих пор оставались малонаселенными, особенно после эпидемии бубонной чумы 745–747 годов, которая унесла жизни трети их обитателей. Империи требовались люди, чтобы возделывать землю, защищать границы и, самое главное, обеспечивать прирост населения. Вместо этого все больше людей обоего пола выбирали жизнь, не приносящую государству никакой пользы. Однако Константин проиграл битву: вскоре после его смерти монастыри стали такими же населенными, как и прежде. Несмотря на весь свой вклад в культуру, они продолжали истощать жизненные силы Византии.

Иконоборчество настолько омрачило годы правления Константина Копронима, что его военные заслуги часто оставляют без внимания. Он был храбрым воином, блестящим тактиком и полководцем, и из всех подданных больше всего его любили солдаты. Ему сопутствовала удача, когда в 750 году пресеклась дамасская династия Омейядов и халифат перешел в руки багдадских Аббасидов, которых больше интересовали Персия и Афганистан, нежели Европа, Африка и Малая Азия; благодаря этому император смог уделить внимание более близким к Константинополю опасностям.

Особого внимания требовали булгары (болгары). С этого времени сменяющие друг друга кампании против болгар стали привычной частью византийской жизни. Самому Константину предстояло провести не меньше десяти таких кампаний; в одной из битв, состоявшейся 30 июня 763 года, он полностью уничтожил вторгшуюся на территорию империи армию хана Телеца, отпраздновав эту победу триумфальным входом в столицу. Однако в 775 году, во время похода в сильную августовскую жару, ноги Константина V настолько распухли, что больше не держали его. Он не дожил до возвращения домой и умер 14 сентября в возрасте 57 лет.

Прискорбно, что Константин V никогда не заботился о своих западных владениях так, как о восточных. Вместо того чтобы противостоять наступающим лангобардам, он своими попытками навязать иконоборчество намеренно восстановил против себя папу, а вместе с ним и большинство его итальянской паствы. Экзархат каким-то образом пережил события 727 года, но в 751 году Равенну в конце концов захватил король лангобардов Айстульф, и последний плацдарм в Северной Италии был потерян. Покинутый императором Рим был почти беззащитен перед врагом, однако ненадолго: по ту сторону Альп, на западе, быстро росла и крепла новая сила. Предводитель франков Пипин Короткий низложил короля Хильдерика III из династии Меровингов, и папа Стефан II лично отправился во Францию, где в 754 году совершил его помазание на трон короля франков. В ответ Пипин пообещал ему вернуть папству все территории, прежде принадлежавшие империи и захваченные лангобардами. Он сдержал слово. Войска франков хлынули в Италию, поставили Айстульфа на колени, и в 756 году Пипин, добравшись через Центральную Италию до Равенны, Перуджи и самого Рима, провозгласил папу единственным правителем бывшего экзархата. Его полномочия делать такие заявления были сомнительны, если не сказать больше, однако его альянс с папой меньше чем полвека спустя привел к основанию единственной христианской формы правления (помимо самого института папства), которая выдвигала требования, равные притязаниям Византии, – Священной Римской империи.

Несмотря на привычные ему проявления некоторого бесстыдства, Константин Копроним был трижды женат, стал отцом шести сыновей и одной дочери, и старший сын занял трон после его смерти под именем Льва IV. Если Лев оказался менее способным правителем, то нужно принять во внимание два серьезных препятствия, которые ему мешали: первым была болезнь, которая убила его в 31 год, а вторым – его жена Ирина. Двуличная интриганка, снедаемая честолюбием и жаждой власти, она принесла империи раздоры и несчастья, и к тому же была виновна в одном из самых грязных (даже по меркам византийской истории) убийств. Почему Лев выбрал ее в жены, остается загадкой. Правда, она была потрясающе красива, но в империи было полно красивых женщин. Семья и прошлое Ирины были малоизвестны, ее родной город – Афины – превратился в небольшой провинциальный городок. Однако она, как большинство афинян, горячо поддерживала религиозные изображения и постоянно боролась с иконоборчеством. Благодаря Ирине сосланные монахи смогли вернуться в свои монастыри, а Богородица снова стала объектом поклонения.

Летом 780 года Льва IV поразила сильнейшая лихорадка. Он умер 8 сентября, оставив после себя десятилетнего сына. Ирина немедленно объявила себя регентшей и в течение следующих одиннадцати лет эффективно управляла империей. Однако нельзя сказать, что ее положение никто не оспаривал. Армия в Анатолии, состоявшая в основном из иконоборцев, немедленно подняла мятеж, выступив за одного из пяти безнадежно некомпетентных братьев Константина. Восстание быстро подавили, зачинщиков наказали, пятерых братьев насильно постригли в монахи. Однако все высокие государственные и церковные посты, а также большая часть армии оставались в руках иконоборцев. Ирине приходилось действовать осмотрительно, но, несмотря на будущие мятежи, восстания и поражения, она энергично проводила свою политику. В 784 году патриарх-иконоборец покинул свой пост, а его место занял бывший секретарь Ирины Тарасий, который был скорее чиновником и дипломатом, нежели священником, поэтому его подход к иконоборчеству был позицией практичного государственника. Краткосрочный период восстановления иконопочитания был во многом результатом его мудрости и рассудительности.

Тарасий решил, что делом первостепенной важности должно стать восстановление отношений с Римом. Ирина и ее сын предложили папе Адриану I отправить делегатов на новый собор, который откажется признавать итоги своего еретического предшественника. Папа с готовностью согласился, и, когда 17 августа 786 года в церкви Святых Апостолов начался собор с участием делегатов из Рима и всех трех восточных патриархатов, вопрос с иконами казался решенным. Однако вскоре после того, как делегаты заняли свои места, в церковь внезапно ворвался отряд солдат, и собрание было разогнано. Глубоко потрясенные папские легаты немедленно отбыли в Рим. Ирина и Тарасий действовали быстро. Через несколько недель они объявили новый поход против сарацин. Мятежные войска перевели в Азию, а после их расформирования их место в столице заняли надежные соединения из Вифинии. Уехавших делегатов собрали вновь, и в сентябре 787 года Седьмой Вселенский собор вновь открылся там, где состоялся Первый собор, – в церкви Премудрости Божией в Никее, причем двум папским легатам дали старшинство над остальными. Иконоборчество осудили как ересь, однако иконы должны были стать объектом почитания, а не обожания. Для последнего заседания собор перебрался в Константинополь; оно прошло во дворце Магнавра под председательством Ирины и ее сына. Они оба торжественно подписали итоги собора, и делегаты разъехались по домам.

Очевидно, что семнадцатилетний император Константин VI значился номинальным главой государства; но в 790 году Ирина переоценила свои силы: вместо того, чтобы больше привлекать его к управлению, она постановила, что всегда будет иметь приоритет. В результате к Константину стали стекаться все враги матери, включая многих иконоборцев из старой гвардии. Некоторые из них вскоре составили против Ирины заговор, но она вовремя об этом узнала. Виновных наказали. Константина Ирина бросила в тюрьму и в конце концов потребовала, чтобы вся армия присягнула на верность лично ей. Солдаты в Константинополе и европейских провинциях сделали это достаточно охотно, но Малая Азия отказалась наотрез. Мятеж быстро разросся, и в течение нескольких дней Константина VI провозгласили единственным законным правителем. Ставракия, главного помощника Ирины, подвергли порке, остригли и изгнали, а ее саму заключили под стражу в ее дворце. Константин, которого поспешно освободили из тюрьмы, обнаружил, что его популярность велика как никогда и что его верховная власть никем не оспаривается. Будущее принадлежало ему.

И он его загубил. Когда в 791 году армия халифа Гаруна аль-Рашида вторглась в восточные провинции, Константин немедленно заключил с ним позорный мир, в условия которого входила дань, и ее империя не могла себе позволить. Когда начались военные действия против болгар, он оказался не способен к командованию и позорно бежал с поля боя. В 792 году он восстановил прежние полномочия матери, и это стало последней каплей для тайных иконоборцев в Константинополе. Сложился новый заговор, на этот раз в пользу кесаря Никифора – одного из пяти братьев Льва IV, вопреки монашескому сану, навязанному ему более десяти лет назад. Этот заговор тоже был раскрыт, и тут Константин VI впервые стал действовать решительно. Он приказал ослепить Никифора, а остальным четырем дядьям велел отрезать языки.

К этому времени Константина VI была готова поддержать лишь одна группа – старая монашеская партия, которая с удовлетворением обнаружила, что он все еще к ним благосклонен. Однако в январе 795 года они, к своему ужасу, узнали, что император развелся с Марией Амнийской и собрался вступить во второй брак. Мария родила ему дочь, но сыновей у них не было, а Константин давно отдал свое сердце одной из придворных дам – Феодоте. Марию сослали в монастырь, по попустительству Тарасия состоялся развод, и в августе следующего года император женился на Феодоте, которая через четырнадцать месяцев подарила ему сына. Монахи были шокированы; они гневно заявляли, что связь Константина с Феодотой терпеть не следует и что их ребенок не может считаться наследником престола. Почти так же яростно нападали и на Тарасия за то, что он разрешил этот брак, хотя он и не совершал обряда лично. Неизвестно, рассказывал ли когда-нибудь патриарх о том, что Константин VI угрожал предаться иконоборчеству, если Тарасий не даст разрешения на брак; однако вскоре оказалось, что эти разногласия имеют гораздо большее значение. В долгосрочной перспективе они углубили раскол между двумя группами иконопочитателей – фанатиков с одной стороны, а с другой – умеренных, понимавших, что империя – это не огромный монастырь, и, если церковь и государство хотят работать вместе, на компромиссы должны идти обе стороны.

Константин тем временем лишился последних сторонников и остался беззащитным перед своим главным врагом – собственной матерью. Ирина прекрасно знала, что на самом деле он симпатизирует иконоборцам. Пока он жив, всегда можно ожидать нового переворота. К июню она приготовилась нанести удар. Однажды, когда Константин ехал верхом из Ипподрома во Влахерны, на него напал отряд солдат. Он сумел вырваться и убежать, но его быстро поймали и привезли во дворец; там во вторник 15 августа Константину VI выкололи глаза. Действие это было произведено с особой жестокостью, чтобы он не смог пережить увечье; нет сомнений в том, что вина за это убийство лежит на Ирине.

Поскольку маленький сын Константина от Феодоты умер в младенчестве, Ирина стала не только единовластной правительницей, но и первой женщиной, правящей империей от своего имени. Она давно стремилась к этому положению, но у нее было мало возможностей им насладиться. Ее непопулярность после убийства сына резко возросла; в качестве компенсации она попыталась даровать массовое освобождение от уплаты налогов, но надолго отсрочить неизбежное ей не удалось. Подданные презирали ее за попытку так легко купить их привязанность. Азиатская армия, состоявшая в основном из иконоборцев и почти поднявшая мятеж после убийства Константина VI, была оскорблена новым увеличением размера дани, обещанной Гаруну аль-Рашиду. Реакционеры по всей Европе, которых приводила в ужас мысль о женщине-василевсе, увидели подтверждение самых страшных своих подозрений. И однако ни одна из этих причин не привела к неизбежному перевороту. Была другая причина, в отношении которой требовались срочные меры. На Рождество 800 года, в соборе Святого Петра в Риме, папа Лев III возложил императорскую корону на голову Карла, сына Пипина, короля франков, и даровал ему титул римского императора; а летом 802 года Карл отправил к Ирине посольство с предложением заключить брак.

Задолго до коронации Карл Великий, как его вскоре назвали, был императором во всем, кроме титула. В 771 году он стал единовластным правителем франков, два года спустя захватил Павию и объявил себя королем лангобардов. За следующую четверть века он превратил свое маленькое, полуплеменное европейское государство в единую политическую силу, равных которой не было со времен Римской империи. И сделал он это с горячего одобрения папского престола. Фактически он и его отец Пипин добились успеха там, где византийцы потерпели поражение, и, хотя разлад между Римом и Константинополем был теоретически устранен в Никее, папа Адриан вовсе не удовлетворился тем отчетом, который получил от своих представителей по их возвращении в Рим. Так что нечего удивляться, что он и его преемник Лев остались верны своему более надежному западному стороннику.

Король франков однажды уже бывал в Риме – с государственным визитом в 774 году, когда он подтвердил дар своего отца – ту территорию Центральной Италии, которая стала Папской областью. В 800 году Карл прибыл по более серьезному делу. Папа Лев III, которому уже доводилось вынужденно искать убежища при дворе Карла в Падерборне, по возвращении столкнулся с несколькими серьезными обвинениями, сфабрикованными его врагами; в числе этих обвинений были симония, лжесвидетельство и прелюбодеяние. Однако кто имел полномочия вершить суд над наместником Христа? Прежде ответ на этот вопрос был только один – византийский император; однако на византийском троне сидела женщина. Тот факт, что она была еще и убийцей, в глазах Льва и Карла почти не имел значения; женский пол считался неспособным к управлению и по старинному салическому закону к нему не допускался. Западная Европа считала византийский трон свободным.

Карл полностью осознавал, что у него не больше полномочий председательствовать на суде в соборе Святого Петра, чем у Ирины; но он также понимал, что до тех пор, пока обвинения не будут опровергнуты, христианский мир будет жить не только без императора, но и без папы, так что он был решительно настроен восстановить доброе имя Льва III. Нам неизвестна суть его доводов, но 23 декабря папа торжественно поклялся в том, что он невиновен по всем выдвинутым против него статьям, и собравшийся синод принял его клятву. Два дня спустя, когда Карл поднялся с колен по окончании рождественской мессы, папа возложил на его голову императорскую корону. Эта корона даровала лишь титул, но она означала, что четыреста лет спустя в Западной Европе снова есть император.

Почему папа так поступил? По его мнению, тогда не существовало никакого императора; что ж, он сам его создаст – человека, который и по своей государственной мудрости, и по обширности владений, и по физической стати стоит на голову выше своих современников. Впрочем, еще большей выгоды Лев добился для себя: это было право назначать и наделять скипетром и короной римских императоров. Ни один понтифик прежде не претендовал на такую привилегию – превратить императорскую корону в свой личный дар и при этом обеспечить себе скрытое превосходство над императором, которого он создал.

На основании какой власти был предпринят этот необычный шаг? Ответ на этот вопрос приведет нас к самой важной (и самой успешной) подделке Средних веков, известной как «Константинов дар». Согласно этому документу, Константин Великий дипломатично удалился от дел в «провинцию» Византию, оставив свою императорскую корону папе с правом даровать ее тому, кого тот изберет мирским императором римлян. Это была полнейшая фальшивка, однако она оказалась неоценимо полезной для папских притязаний на протяжении шестисот с лишним лет.

Карл, со своей стороны, не желал быть обязанным папе, и на любом другом этапе своей карьеры он бы, конечно, отказался от короны. Однако тогда, в переломное время, он понимал, что такая возможность может больше никогда ему не представиться. Ирина, при всех ее недостатках, оставалась вдовой, которая может вступить в новый брак, и при этом, по всеобщему мнению, была красавицей. Если Карл сможет убедить ее стать его женой, все имперские территории Запада и Востока объединятся под одной короной – его.

Византийцы смотрели на это дело иначе. Для них коронация Карла стала не только актом вопиющего высокомерия, но и святотатством. Их империя покоилась на двойном основании – римской власти и христианской вере. Таким образом, как на небесах мог быть лишь один Господь, так и на земле мог существовать лишь один верховный властитель. Кроме того, в отличие от князей Запада у византийцев не было салического закона. Они ненавидели свою императрицу, но никогда не подвергали сомнению ее основополагающее право на трон. Их тревога еще больше усилилась, когда они поняли, что Ирина не только не отвергает саму мысль, чтобы выйти замуж за необразованного варвара, а, напротив, склоняется к тому, чтобы принять его предложение. Она была крайне эгоистичной и прагматичной женщиной. К 802 году, когда посольство Карла прибыло в Константинополь, она довела империю до нищеты. Подданные ее презирали, советники грызлись между собой, казна была пуста. Рано или поздно, но переворот был неизбежен; а теперь у нее внезапно появился шанс на спасение. Для нее не имел значения тот факт, что претендент на ее руку был ее соперником за императорскую корону, как и то, что она считала Карла авантюристом и еретиком. Выйдя за него, она сохранит единство империи, а заодно спасет собственную шкуру.

Этому не суждено было случиться. Ее подданные не собирались радушно принимать этого неотесанного франка, одетого в нелепые, перехваченные ремешками облегающие штаны, говорившего на непонятном языке и неспособного написать свое имя без помощи таблички с прорезями, как это делал Теодорих тремя веками ранее. В последний день октября 802 года группа высокопоставленных чиновников собралась в Ипподроме и объявила о низложении Ирины. Когда ее арестовали и привезли в столицу, она приняла эту ситуацию с достоинством. Ее сослали на Лесбос, а через год она умерла. Империя была спасена от дальнейшего унижения, однако невообразимое уже произошло: нахальный вождь варваров называл себя императором и был коронован в этом качестве папой римским. С этого времени существовала не одна империя, а две. Старые порядки исчезли, и христианский мир так никогда и не стал прежним.