Глава 2. Аккад, Вавилон, Ассирия: в плавильном котле культур
1. САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ ШУМЕРА БЫЛ ПОЛОЖЕН ПРЕДЕЛ В XXIV ВЕКЕ ДО Р. X. ВТОРЖЕНИЕМ АККАДЦЕВ – КОЧЕВОГО СЕМИТСКОГО НАРОДА.
2. АККАДЦЫ НЕ УНИЧТОЖИЛИ НАСЛЕДИЕ ШУМЕРОВ, НО ТВОРЧЕСКИ ОСВОИЛИ ЕГО.
3. ПОКОРЕННЫЕ И ПРЕЖДЕ РАЗРОЗНЕННЫЕ ГОРОДА-ГОСУДАРСТВА, СОЗДАННЫЕ ШУМЕРАМИ, БЫЛИ ОБЪЕДИНЕНЫ В ЕДИНУЮ МОЩНУЮ ИМПЕРИЮ.
4. КЛЮЧЕВЫМИ ПЕРСОНАЖАМИ ПАНТЕОНА СТАНОВЯТСЯ ПРЕДСТАВИТЕЛИ НОВОГО ПОКОЛЕНИЯ БОГОВ, БОРЮЩИЕСЯ ПРОТИВ ХАОСА И ТЬМЫ И УСТАНАВЛИВАЮЩИЕ НОВЫЙ МИРОПОРЯДОК.
5. ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА ВОСПРИНИМАЕТСЯ КАК СЛОЖНОЕ ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ ДЕМОНИЧЕСКОГО И БОЖЕСТВЕННОГО. ЗАРОЖДАЕТСЯ ИДЕЯ О НЕОБХОДИМОСТИ ЕЕ ИСПРАВЛЕНИЯ ЧЕРЕЗ ПОКАЯНИЕ.
Отцы и дети
Шумеры вели записи на глиняных табличках, выдавливая знаки специальной палочкой – стилусом. Отпечаток был похож на клинышек, поэтому письменная система получила название клинописи. Ее унаследовали аккадцы, пришедшие в район Междуречья в середине 3-го тысячелетия до н. э. Этот кочевой народ принадлежит к семитской языковой группе и является далеким родственником современных семитов – арабов, евреев, сирийцев.
В 2300-х годах до н. э. легендарный аккадский царь Саргон завоевал разрозненные города-государства шумеров, так и не сумевшие сплотиться в единую общность, и положил начало созданию первой большой империи в этом регионе. Аккадские династии не разрушили шумерские поселения и постепенно заимствовали культурные достижения предшественников. Происходила ассимиляция, слияние двух народов, получившее в науке название шуме-ро-аккадского синтеза.
Позднее на обширных пространствах Междуречья возникнут могущественные империи: Аккад отдаст пальму первенства Вавилонскому царству, а то, в свою очередь, будет вынуждено уступить свое место под солнцем великой Ассирийской державе.
Аккадцы интерполировали в свой пантеон практически всех основных шумерских богов, которые впоследствии благополучно перешли в пантеон перечисленных выше царств.
Главная божественная триада перешла от Шумера к Аккаду без особых изменений. Лишь немного поменялись имена: Ану, Энлилъ и Эа.
Это очень показательный пример. Он в каком-то смысле парадигматичный. Будут меняться государства и народы, разрушаться и созидаться города, на смену одним завоевателям приходить другие, но религиозные идеи, переплавляясь в этом огромном цивилизационном тигле и меняя внешние атрибуты, сохранят свое содержание.
Еще более показателен в данном отношении культ женской сакральности. Мы помним, что в шумерский период центральное женское божество именовалось Инанна. Она ассоциировалась с планетой Венера. Аккадцы тоже почитали это небесное тело, приписывая ему связь с женским божественным началом. Аккадцы были семитами и на своем языке именовали планету «Астар». Именно от этого названия и произошло имя аккадской богини: Иштар, по другим написаниям: Аштар или Эштар.
Но! При этом одним из оставшихся в употреблении имен богини Иштар, использовавшимся в качестве синонима, было Инанна. Чем не пример религиозной преемственности, связи культур и цивилизаций?
Более того, в Вавилонии и Ассирии Иштар оставалась центральным женским божеством, и даже имя ей менять не приходилось, поскольку эти преемники Аккада продолжали существовать в пространстве семитской языковой традиции. Поэтому мы видим упоминания в древних памятниках Ашшурской Иштар (покровительницы одного из главных ассирийских городов – Ашшура), Вавилонской Иштар, называемой также Белет-Бабилим – «Госпожа Вавилона» (покровительница столицы империи), Ниневий-ской Иштар, или Иштар Каккабу – буквально «владычица Венеры» (покровительница одной из столиц Ассирии), и множество других примеров…
Сила покаяния
Другим божеством, которое, подобно Иштар, начиная с Аккада отмечает своим присутствием последующие религиозные традиции Междуречья, был Мардук – «молодой», очень «энергичный» и «дерзкий» бог. Для того чтобы понять его место и роль в пантеоне, надо обратиться к памятникам аккадской литературы.
Сохранились два великих произведения, дающие нам вполне рельефное представление о религиозных верованиях: «Энума элиш» и «Эпос о Гильгамеше».
«Энума элиш» – поэма, содержащая космогонический миф, который объясняет, как появился и развивался мир.
Сюжет произведения ярко живописует закономерность главенствующего положения Мардука в пантеоне, законность его власти над всем миром. Он рождается первичной божественной парой, Тиамат (персонификация моря) и Апсу (персонификация пресных вод). Они также дают жизнь нескольким поколениям богов. Вся эта буйная «молодежь» в какой-то момент становится слишком активной и шумной, так что прародители решают вовсе уничтожить ее.
Боги нового поколения поначалу боятся выступить против старших. Лишь один Мардук смело принимает вызов, требуя, чтобы в случае победы его признали верховным божеством. Мардук вступает в сражение с персонифицирующей хаос чудовищной Тиамат, а также с сотворенным ею демоном Кингу. Мардук побеждает обоих, отнимает у них символ власти над всем сущим – «таблицу судеб» – и вешает ее себе на грудь. Расчленив Тиамат, предстающую в образе змея или огромной гидры, он закидывает ее хвост на небо. Так появляется Млечный Путь.
* * *
«Энума элиш» объясняет также и происхождение людей. Мардук творит человеческое тело, смешав кровь убитого демона Кингу с землей, а потом вдыхает в него жизнь. Как и ранее создатели шумерских мифов, аккадцы видят в человеке двойственность, природную биполярность. С одной стороны, человек – плод труда верховного божества, с другой – его тело замешано на крови великого демона. Поэтому люди нуждаются в преображении, достигаемом через покаяние.
В аккадской традиции появляется новый литературный жанр – покаянные гимны, во многом предвосхищающие псалмы Давида. Сходства в них много: к примеру, гимн «Велика моя скверна, грешил я постоянно» очень похож на 50-й псалом не только по теме и настроению, но и по структуре. Здесь мы встречаем тот же синонимический параллелизм, когда одна и та же мысль повторяется в предложении дважды. Вполне естественно, что люди использовали те художественные средства и молитвенные практики, которые сложились ранее. Библейские псалмопевцы не просто заимствовали то, что уже существовало до них, – они творили в рамках культурной традиции своего региона.
В поисках бессмертия
Еще один важный письменный памятник, дающий нам богатый материал о религиозных взглядах древних жителей Междуречья, – «Эпос о Гильгамеше».
«Эпос о Гильгамеше» – одно из величайших литературных произведений человечества и, вполне возможно, самое древнее из сохранившихся. Это красочное поэтическое произведение о дружбе и верности, жестокости и наказании, смелости и решительности и, наконец, о попытке обрести бессмертие. Попытка оказалась неудачной, но сюжет дает нам понять, что возможен был и другой исход… Хотя содержание эпоса восходит к аккадскому времени, текст, известный нам, гораздо более позднего происхождения. Самая полная его версия была обнаружена в XIX веке во время раскопок клинописной библиотеки ассирийского царя Ашшурбанипала (VI век до Р. X.). что еще раз доказывает преемственность религиозных идей и мифологических линий на протяжении тысячелетий.
Гильгамеш – историческая фигура: его имя упоминается в списке царей Урука после потопа. В эпосе он предстает как человек властный, жестокий и сладострастный. Страдающие от его ненасытных потребностей горожане просят богов как-то усмирить правителя. И боги создают для этого необычное существо по имени Энкиду – полуживотное-получеловека, покрытого шерстью, обитающего вместе с дикими зверями, но наделенного даром речи. Гильгамеш с готовностью вступает с ним в схватку. Но ни один из них не может одолеть противника, и в конце концов они проникаются доверием друг к другу и становятся друзьями. Удивительно, но одно из древнейших сохранившихся литературных произведений в мире оказывается посвящено дружбе!
Вдвоем герои возвращаются в Урук, и тут происходит романтическая история, смешавшая все карты. На городской стене их встречает сама великая богиня Иштар. Она влюбилась в Гильгамеша и предлагает ему брак. Но царь дает ей грубую отповедь, насмехается над ней, припоминает, какая участь постигла предыдущих ее супругов. Оскорбленная богиня обращается к богам, требуя возмездия, и те создают небесного быка, рев которого подобен раскатам грома. Гильгамеш и Энкиду побеждают чудовище, чем вызывают еще больший гнев небожителей. Энкиду видит сон, из которого узнает, что он проклят и скоро умрет. Через несколько дней он действительно покидает земной мир.
Гильгамеш, потерявший друга, в отчаянии. Он вдруг понимает, что сила и власть не защитят от смерти и его самого. Но, возможно, где-то существует от нее лекарство?
Поиски приводят его на край земли. Он двенадцать часов блуждает без света (идет тропою солнца, путешествующего ночью во тьме), а затем наконец попадает к Утнапишти, единственному человеку, выжившему после потопа. Тот рассказывает, что совет богов даровал ему бессмертие, но вряд ли еще раз соберется ради Гильгамеша. Однако можно попробовать пройти испытание-инициацию – не спать семь суток. Вероятно, с помощью такого ритуала предлагалось воссоздать прохождение тех же препятствий, которые преодолел Утнапишти, семь дней бодрствовавший в ковчеге. (О, эта сила и власть ритуала, делающего его участников сопричастными главным событиям во Вселенной!) Бодрствование, как мы помним, с давних времен и по сей день остается одним из актуальных элементов аскетической практики. Итак, для начала Гильгамешу надо одержать победу над собственной природой. Но он устал в пути и быстро засыпает, однако после пробуждения снова просит «аккадского Ноя» помочь ему.
В итоге наш герой узнает, что на дне моря есть волшебный цветок, дарящий бессмертие. Вспомним, по аналогии, древо жизни посреди рая, чей плод также дает дар вечной жизни. Гильгамеш спускается на дно, находит то, что ищет, но почему-то не съедает растение сам, а собирается отнести его в город. Может быть, он желает приобщить к бессмертию своих подданных? В этом гипотетическом стремлении можно увидеть первые, пока еще очень далекие догадки о Христе – царе мира, к искупительному подвигу Которого мы приобщаемся, чтобы вкусить бессмертие. Впрочем, в данном случае перед нами разворачивается сюжет не о спасении, а скорее один из вариантов мифа о потерянном рае.
По дороге домой Гильгамеш останавливается у источника, кладет цветок на землю, и его утаскивает и съедает змея. Она тут же сбрасывает кожу и уползает, что служит для Гильгамеша знаком обретения ею новой жизни (смена кожи воспринимается как получение нового тела и вечной молодости). Спасение представлялось таким близким и доступным, и все же оказалось недостижимым, так как ускользнуло из рук в последний момент.
Завершающая глава эпоса красочно описывает душевные терзания главного героя, утратившего надежду на бессмертие и вынужденного ни с чем возвратиться в свой город:
Увидал Гильгамеш водоем, чьи холодны воды,
Спустился в него, окунулся в воду.
Змея цветочный учуяла запах,
Из норы поднялась, цветок утащила,
Назад возвращаясь, сбросила кожу.
Между тем Гильгамеш сидит и плачет,
По щекам его побежали слезы;
Обращается к кормчему Уршанаби:
«Для кого же, Уршанаби, трудились руки?
Для кого же кровью истекает сердце?
Себе самому не принес я блага,
Доставил благо льву земляному!
За двадцать поприщ теперь уж качает цветок пучина,
Открывая колодец, потерял я орудья, —
Нечто нашел я, что мне знаменьем стало: да отступлю я!»
Магические ритуалы
Значительная часть аккадских ритуалов была заимствована из шумерской традиции. В частности, масштабное празднование Нового года Акиту. Считалось, что все сущее истирается колесами времени и нуждается в восстановлении с помощью магических действий. Среди элементов празднования был акт погашения огня и новое его возжжение, что, собственно говоря, практиковалось еще в Шумере. Эта традиция символически производит обновление мира и потому имеет универсальный характер. Она широко распространена по всему миру, и мы не чужды ей. Давайте вспомним ночные новогодние огни на улицах наших городов и горящие на елках свечи, в последние десятилетия, правда, окончательно выродившиеся в цепочки электрических лампочек. С идеей обновления прочно связаны и наши обычные новогодние поздравления: «С новым годом! С новым счастьем!» и традиционные пожелания в духе: «Пусть все плохое останется в старом году, а новый год будет радостным и благополучным!»
Мистерии, нацеленные на обновление и возрождение мира, длились несколько дней. В них принимал участие царь, проходивший демонстративное ритуальное унижение, как бы превращаясь в Мардука, которого собираются убить. За этим следовал символический поиск людьми божества. Потом царь в образе божества выходил на «битву» и совершал символический акт иерогамии – соединялся с храмовой жрицей, заново творя Вселенную. Далее разворачивался интересный ритуал «определения судеб года». Царь выступал в качестве пророка, возвещая, к примеру, что в конце марта наступит дата, когда день равен ночи, а весной деревья зацветут. Это было не просто констатацией очевидного, но своего рода «заговариванием» природы, магическим программированием необходимого сценария.
Симпатическая магия получила широкое распространение в аккадской культуре. Божества соотносились с планетами, а планеты, в свою очередь, сопоставлялись с веществами (металлами, камнями), оперируя которыми можно воздействовать на планеты и, как следствие, на богов. Страсть к такому манипулятивному управлению всем сущим будет расти и расцветет через столетия в Вавилоне. С этим опасным магизмом столкнется впоследствии на очередном крутом вираже своей истории еврейский народ, оказавшийся в вавилонском плену.