1. МИСТЕРИИ – ТАИНСТВЕННЫЕ РИТУАЛЫ, ДАВАВШИЕ ЛЮДЯМ НАДЕЖДУ НА ОБРЕТЕНИЕ БЛАЖЕНСТВА ПОСЛЕ СМЕРТИ.

2. В ОСНОВЕ ЭЛЕВСИНСКИХ МИСТЕРИЙ ЛЕЖИТ МИФ О ДЕМЕТРЕ, ЯВЛЯЮЩЕЙ СОБОЙ ОБРАЗ ЗЕМЛИ, И ПЕРСЕФОНЕ – ОБРАЗ РАСТИТЕЛЬНОСТИ.

3. НА РУБЕЖЕ IV И III ВЕКОВ ДО Н. Э. ЭЛЕВСИНСКИЕ МИСТЕРИИ СТАЛИ ЧАСТЬЮ ГОСУДАРСТВЕННОЙ РЕЛИГИИ АФИН, В НИХ УЧАСТВОВАЛО ПОЧТИ ВСЕ НАСЕЛЕНИЕ ПОЛИСА.

4. ГЛАВНЫМ СОДЕРЖАНИЕМ ЭЛЕВСИНСКИХ МИСТЕРИЙ БЫЛО СОЗЕРЦАНИЕ ВЕЛИКОЙ ТАЙНЫ, СУТЬ КОТОРОЙ ДО СИХ ПОР НАМ НЕИЗВЕСТНА.

5. ДИОНИСИЙСКИЕ МИСТЕРИИ БЫЛИ СВЯЗАНЫ С ПОЧИТАНИЕМ БОГА ДИОНИСА, КОТОРЫЙ ОБЛАДАЛ ОПЫТОМ ПРЕОДОЛЕНИЯ СМЕРТИ.

Мистерии – это особый род религиозной веры и практики, они давали людям предвкушение будущей блаженной вечности вопреки общему осознанию того, что участь мертвых печальна. Мистерии были распространены по всему греко-римскому миру. Резкий рост популярности тайных культов происходит с VI века до н. э., а в последние века перед пришествием в мир Христа они оказались особенно востребованными.

По-гречески «мистирион» – это «таинство». Мистерий было много; Цицерон в одной из своих речей говорит о «бесчисленном количестве таинств». Нам же стоит рассмотреть самые яркие и значимые для античного мира – это элевсинские и дионисийские мистерии.

Элевсинские мистерии получили свое наименование от названия города Элевсина, находящегося недалеко от древних Афин, примерно в 30 километрах, на побережье моря. Сейчас это фактически один из районов современных Афин.

Мистерии были связаны с мифом о Деметре и Персефоне. Сюжет его таков. У царя Элевсина, благочестивого человека, родился сын, и перед царем стояла задача – воспитать его как достойного наследника. Случилось так, что царские дочери встретили у «колодца дев» скорбящую женщину. Судя по одежде, поведению и воспитанию, это была дама знатного происхождения, но выглядела она так, как будто претерпела неимоверные бедствия. В разговоре выяснилось, что она сбежала от похитивших ее пиратов. Чудом добралась она до Элевсина и вот теперь ищет пристанище. Эту женщину познакомили с царем, и он, видя, насколько в ней силен тюмос (благородство), поручает ей воспитание наследника.

Все бы хорошо, но однажды ночью супруга царя встает для того, чтобы проведать своего младенца, и вдруг видит, что нянька разожгла очаг и положила ребенка прямо в огонь. При этом с малышом ничего не происходит.

Представьте себе реакцию матери: она в ужасе кричит, пытается выхватить ребенка из огня. И тут-то таинственная странница приобретает божественный вид, и выясняется, что это не кто иная, как богиня Деметра.

Она говорит, обращаясь к людям, что они, смертные, не способны отличить счастья от несчастья. Она натирала младенца амброзией, пищей богов, и клала его в огонь, чтобы закалить и сделать не подверженным смерти. Теперь же из-за человеческой слабости и страха он будет лишен такого дара. По одной из версий, царский сын сгорел в момент этих препирательств. В общем, не стоит вмешиваться в планы богов…

Деметра, напомним, это богиня – покровительница земледелия, а дочь ее Персефона – персонификация зерна. Эту прекрасную девушку похитил Аид, царь подземного мира мертвых. Он на колеснице вырвался из пещеры, находившейся рядом с Элевсином, схватил Персефону и уволок ее в свое царство. Вот почему именно сюда пришла Деметра в поисках дочери.

Пока горевала она по Персефоне, земля перестала плодоносить. И боги вынуждены были просить Деметру вернуться на Олимп. Она согласилась, но с условием, что ей вернут любимую дочь. Договоренность была достигнута: на четыре месяца Аид отпускает Персефону, и тогда земля принимает в себя семя, вся растительность расцветает, а затем дает плод – Деметра торжествует, и все люди вместе с ней.

На радостях Деметра даровала царю Элевсина Триптолему (буквально «троепашцу») великий дар – зерно и умение возделывать землю. Таким образом, агрокультура воспринимается как божественный дар богов, а возделывание земли и получение урожая – как повторение изначального действия героя, принимающего от Деметры тайное знание и совершающего священный акт вспахивания земли в соответствии с божественными наставлениями.

Эти события, описанные в мифе, стали сюжетной основой для ритуала элевсинских мистерий.

Центром элевсинских мистерий были «колодец дев» и та самая пещера близ Элевсина, из которой появился Аид, а куда потом вернулась Персефона. Здесь был построен целый храмовый комплекс, окруженный стеной, и среди прочего там была знаменитая подземная комната, так называемый булевтерий – святая святых этого ритуального пространства.

Элевсинские мистерии были двух видов. Малые проходили весной и включали в себя торжественное шествие с принесением жертвы за очищение каждого участника. В качестве жертвы чаще всего приносился поросенок, которого предварительно омывали в водах моря. Считалось, что человек, который чувствовал свою особую греховность, должен жертвовать козленка либо ягненка. А тот, кто совершил серьезное преступление, должен ради своего очищения принести в жертву быка или теленка.

Но более интересны великие мистерии, которые совершались осенью, когда Персефона, погостив у мамы Деметры на земле, должна вернуться в Аид.

В самые древние времена в мистериях участвовали особо посвященные люди – мисты, позднее посвященных стало столько, что едва ли не все Афины участвовали в этих великих мистериях, кроме убийц, гетер (публичных женщин) и варваров. Последние просто не могли соблюсти первое «техническое» условие, ибо для участия в мистериях нужно было знать греческий язык (поскольку там произносилась сакральная формула на греческом).

Великие мистерии были очень сложным действом, длившимся несколько дней, и включали в себя, в частности, знаменитую процессию с избранием ритуального царя (при том, что у греков была тогда демократия, но на это время появлялся царь), с приготовлением жертвы, шествием с жертвами из Афин к Элевсину, прохождением по мосту через реку. Во время этого шествия специально назначенные лица поносили скверными словами участников процессии, тем самым демонстрируя переворот, которому подвергаются все человеческие устои, когда вмешивается божественное начало.

Затем мисты во главе с мистагогом (предводителем) входили в элевсинский храмовый комплекс – и врата затворялись. Известно, что частью ритуалов были символические танцы под звуки песнопений и имитация при свете факелов действий Деметры, ищущей Персефону. Следующий день проходил в посте, а также жертвоприношениях. Затем происходило самое таинственное…

За закрытыми вратами элевсинского храмового комплекса совершались следующие действия. Телете – «посвящения», связанные с инициацией, принятием в число мистов новых членов, и эпоптея – «созерцание» – высшая часть мистерии, к которой готовились целый год.

У нас крайне мало информации о сути закрытых частей мистерий, и это несмотря на то, что, как мы уже говорили, едва ли не все Афины плюс гости из других городов участвовали в них. Большинство имеющихся свидетельств имеют косвенный характер, а некоторые – еще и полемический, связанный с обличениями христианскими авторами языческого нечестия Элевсина.

Одно, в частности, принадлежит Клименту Александрийскому, который приводит некую формулу, произносимую от лица миста, примерно следующего содержания: «Я постился, пил кикеон (священный напиток из ячменя, некое подобие пива), получил из корзины (что?!), потрудившись, отложил в лукошко и из лукошка в корзину». Это нам дает очень мало, если не сказать почти ничего…

Есть и другие косвенные свидетельства о том, что, например, мист возглашал во время таинства: «Владычица Бримо родила священное дитя Бримоса!» Можно предположить, что речь шла о прорастании зерна, брошенного в землю, и рождении священного колоса (Бримо – одно из имен Персефоны).

Есть предположения, что мисты в состоянии священного экстаза могли видеть, как буквально на глазах происходил этот процесс прорастания и вызревания колоса. Вокруг царила мгла, и только мистагоги освещали факелами какие-то отдельные участки священного пространства. Говорится также о том, что мисты переживали какое-то приобщение к участи блаженных душ, которые вкушали сладость вечности на полях Элизиума, а все остальные виделись им находящимися в грязи и мраке.

В отличие от библейского восприятия Бога, Который невидим, но слышим, ибо говорит с избранными Своими, здесь приобщение к божественному происходило через созерцание. И переживания эти были настолько сильны, что все авторы однозначно говорили о том, что тот, кто приобщился к подобному опыту, становился блаженным – он теперь имел не просто надежду, а до некоторой степени даже гарантию на блаженную участь в Элизиуме.

При этом мисты давали клятву, что они никому и никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажут о том, что видели. Известен случай, когда казнили одного миста за то, что тот просто кивнул головой в ответ на предположительный вопрос. Это было достаточным основанием для того, чтобы обвинить его в разглашении тайны и казнить. Удивительно – такой широкий круг людей участвовал в мистериях, а рассказать о своем опыте никто не смел!

Эта амбивалентность нам хорошо известна в христианской традиции. С одной стороны, христианство нацелено на спасение всех людей, и Церковь, в идеале, должна вобрать в себя все человечество, потому что Бог, как прямо говорит апостол Павел, хочет, «чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2: 4). С другой стороны, таинства Церкви потому так и называются, что они недоступны для внешних, людей, не вошедших в число христиан через крещение.

Мисты переживали нечто такое, что заставляло их потом хранить эту тайну, даже став христианами. Ведь святой Климент Александрийский, которого мы цитировали выше, в доцерковный период своей жизни был посвящен в элевсинские мистерии. Став христианином, он немало потрудился над приобщением людей к евангельской истине, он даже сообщил нам формулу, употреблявшуюся в Элевсине, – но так и не рассказал о том, что означала эта формула и что же он видел своими очами во время мистерий.

Дионисийские мистерии известны еще под именем вакханалий. Это слово имеет неприличный оттенок и связано в современном языке с чем-то совершенно аморальным. Впрочем, исторически все было сложнее.

В основе дионисийских мистерий тоже лежит миф, точнее, комплекс мифов о Дионисе – боге, олицетворявшем вино и все, что с ним связано: безудержную радость, бьющее ключом веселье, и в том числе исступление, которое мыслилось как божественный экстаз. Сам Дионис присутствует в вине и дарует людям эти ощущения.

Дионис – особая фигура в греческом пантеоне. Он был известен еще с минойских времен. Он упоминается среди других богов в критском линейном письме В.

Уникальность Диониса в том, что он считался трижды рожденным. Миф рассказывает, что, изменив в очередной раз своей жене Гере, Зевс явился красавице Семеле (чье имя родственно нашему слову «земля»), которую прятали от него за решеткой, и проник к ней в виде дождя. Дождь оплодотворил землю – во чреве Семелы зачался Дионис. Но ревнивая Гера решила погубить соперницу и внушила ей желание увидеть Зевса в его настоящем образе. Семела, не зная, чем ей это грозит, настойчиво просила об этом своего возлюбленного. Ему пришлось уступить – Зевс явился в громе и молниях, что испепелило бедную Семелу. Но в последний момент Зевсу удалось выхватить недоношенного Диониса из материнской утробы (вот первое рождение) и зашить его себе в бедро, чтобы доносить. В свой срок Дионис родился второй раз, из папиного бедра, – можно сказать, непосредственно из тела верховного небесного бога, поэтому Дионис прославлялся как преодолевший смерть.

Но и это еще не все – согласно другим версиям мифа, Дионис был рожден трижды: 1) из женского чрева, 2) из бедра Зевса, 3) из своего уцелевшего сердца после того, как титаны по наущению ревнивой Геры растерзали младенца Диониса, явленного им в виде козленка. Таким образом, Дионис обладает изрядным опытом прохождения через врата смерти и нового рождения, и, очевидно, сам будучи искушен в этом, может и другим помочь…

О содержании дионисийских мистерий мы знаем немногим больше, чем о мистериях элевсинских. Трагедия Еврипида «Вакханки» дает нам некоторое представление об этом. Поэт рассказывает о том, что Дионис инкогнито приходит в город Фивы, царь которого Пенфей не почитает его. Дионис обращается со словом к горожанкам и подбивает их уйти с ним в горы. По приказу царя Диониса схватили и бросили в тюрьму как простого человека и подвергают допросу. Затем происходит сильное землетрясение, тюрьма разрушилась, Дионис получил свободу, и молния поразила дворец нечестивого царя. Но Пенфею захотелось проследить за этим странным незнакомцем, хотя его и предупредили, что это может плохо кончиться. Он крадется вслед за Дионисом, забирается на вершину дерева и сидит там, спрятавшись, наблюдая за действами, в которых участвуют одни женщины, за исключением предводителя, каковым является Дионис, одетый в леопардовую шкуру (как на критских изображениях). Но женщины вдруг заметили царя и стали трясти дерево. Бедняга упал, и женщины в состоянии священного безумия приняли его за быка, а бык – это образ Диониса. Они разорвали его на части как жертвенное животное и съели сырым. Здесь мы подошли к теме омофагии – ритуального поедания сырого мяса жертвы, дабы приобщиться к божественной трапезе. Голову несчастного царя водрузили на тирс (священный жезл, который использовали мисты во время дионисийских мистерий), и мать Пенфея с головой своего сына вернулась в город, думая, что убила льва. И только потом, когда туман и чары рассеиваются, становится понятно, что все произошедшее было тяжким наказанием, которому подвергся не почитавший Диониса царь.

Обратим внимание на образ быка, хорошо нам уже известный не только по древним политеистическим религиям, но и по библейскому тексту. Бык, или как вариант – агнец, баран, в качестве жертвы хорошо известен в Ветхом Завете. Там же, у пророка Исайи, нам дан яркий образ жертвенного Агнца, будущего Спасителя мира, Христа, Который искупит грехи мира: «Как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис. 53: 7). Этот образ раскрывается и в Новом Завете. Указывая на Христа, Иоанн Креститель говорит: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1: 29).

Можно думать, что в древнегреческих мистериях нам явлено предвкушение будущего Откровения. И в этом же ключе стоит подумать об употреблении вина во время мистерий. Этот напиток дарует человеку состояние экстаза, в котором он переживает подобие будущего блаженства, приобщается к буйному нраву Диониса – веселого ниспровергателя всех принятых человеческих норм. Вино здесь использовалось не просто как элемент ритуального действия – возлияния в качестве жертвы Богу, что практиковалось и по отношению к другим божествам. Мисты считали, что вино – это сам Дионис, дающий человеку себя в таком виде, и, вкушая его, они приобщались к этой божественной жертве, обретая блаженную участь, поскольку именно Дионис знает, как преодолевать смерть. Пройдя через круги умирания и воскресения, он дарует своим последователям ту же благую возможность.

Если элевсинские мистерии были привязаны к определенному месту, то вакханалии могли совершаться в разных местах. Дионис почитался по всему греческому миру, но были, конечно, определенные сакральные центры, притягивавшие к себе почитателей этого буйного бога. Скорее всего, таинства были ежегодными и приурочивались к сезону сбора и давления винограда.

Мистерии пользовались огромной популярностью в античном мире. Однако, несмотря на всю внешнюю «эффектность» этих таинств и даже их глубокое содержание, они все-таки не давали самого главного, что ищет человек в религии, – подлинного богообщения.

Христианство пришло в мир, наполненный разными (часто весьма причудливыми, а иногда – просто поражающими всякое воображение) религиозными феноменами. И тем удивительнее факт, что евангельская вера, проповеданная простыми рыбаками-апостолами, овладела умами и сердцами миллионов людей и поменяла ход истории.

В какой-то степени мистерии служили подготовкой к принятию христианства многими людьми. В Элевсине приобщение к бессмертию мыслилось в связи с зерном, а во втором случае блаженство достигалось путем приобщения к вину как к особому напитку, дающему возможность прикоснуться к божественной жизни.

И то, и другое вещество – и хлеб, и вино – используется как материя таинства в Евхаристии. В христианстве, ставшем преемником ветхозаветной традиции, идея слышания Божественного Слова соединилась с понятной греко-римскому миру идеей созерцания Воплощенной Божественной Истины. Как говорит евангелист Иоанн, «Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Ин. 1: 14).

Чаяние человеком блаженной участи и преодоления смерти, ради чего и совершались мистерии, и является своего рода приготовлением Богом человечества к пришествию Христа.