Глава 20
Худой мир

– …Выдать головой! – потребовал Сергей. – Сообщника Своежира Грудяту и брата его Прибысла! Впрочем, – Сергей усмехнулся, – можно не головой, а головами. Меня устроит.

– Как, говоришь, его прозвали, Дерзким? – новгородский тысяцкий боярин Хвалибор повернулся к Прокую, не удостоив Сергея ответом.

– Так его зовут, – подтвердил наместник. – Однако ж Вартислав в своем праве. Все видоки в один голос говорят: твой соцкий с братом и остальными подступили в ночи ко двору Внезда, кричали громко, угрожали, не вняв просьбам подождать утра, а затем повели себя, будто не в Новгороде Великом они, а в захваченном граде. Разбив тараном ворота, ворвались во двор, и только воинские умения Внездовых гостей да мое своевременное появление остановили бесчинства. А то, что Грудяту на горячем взять не удалось, не важно. Все пленники в один голос говорят: он был вместе со Своежиром. И бревно, которым разбили ворота, принесли его люди.

– Был ли там Грудята или нет, не так и важно, потому что мне сказали другое! – заявил тысяцкий. – Мои видоки говорят: засели на постоялом дворе Внезда воры, проникшие туда обманом. И, узнав о том, соцкий Своежир поступил как должно: собрал людей и храбро вступил в бой, чтобы защитить от чужаков честных новгородцев! А если было не так, почему тогда Внезд не отпер ворота?

– А если к твоим воротам ночью, по-воровски, подойдут оружные люди и потребуют их впустить, ты – впустишь?

– У меня не постоялый двор! – буркнул Хвалибор. – Я людей на ночлег не принимаю!

– Вот и Внезд не принимал. Сказано было: нет больше мест. Пусть утром приходят, а не ночью. Хороши у тебя на Неревском конце защитники! Вышибить ворота, ворваться в чужой дом и убивать всех подряд! А не оттого ли ты татей покрываешь, что сам с ними в сговоре, Хвалибор?

– Как ты говоришь со мной, мальчишка? – взбеленился тысяцкий. – Совсем страх потерял? Я – боярин новгородский!

– Это ты страх потерял! – выкрикнул Сергей, вскочив. – Я ворогов и получше тебя за Кромку отправлял! Боярин он! Чей ты боярин, Хвалибор? Нет над тобой князя! Мошны своей ты боярин! Мальчишкой меня назвал, рыло мохнатое! Унизить захотел? А ведь знаешь, кто я! Знаешь!

– Знаю! – не менее яростно заорал Хвалибор. – Ты – иголка в сапоге! Чертополох, приставший к лошадиному хвосту! Пришел из ниоткуда и гадишь, гадишь, гадишь! Не станет Господин Великий Новгород тебя терпеть!

– Ого! – воскликнул Сергей. – Ты теперь за весь Новгород говоришь, скотий боярин! Может, ты и за великого князя Олега вещать станешь?

– Хватит! – рыкнул Прокуй Перятыч. – Замолчите оба! – И потише: – Наговорили уже. Вартислав – понятно. Молод, горяч, привык сплеча рубить. Но ты, Хвалибор… Не ожидал от тебя.

– Так взбесил мальчишка, – проворчал боярин, утирая рукавом вспотевшее лицо. – Жарко у тебя, Прокуй Перятыч.

«Еще бы тебе не жарко, – мстительно подумал Сергей, тоже успокаиваясь. – Шубу нацепил, шапку песцовую. А в помещении нынче градусов двадцать пять, не меньше».

– Ты меня тоже взбесил, пенек старый, – максимально противным голосом сообщил Сергей. – Может, удар тебя хватит и сдохнешь сам, меня не утруждая.

Сергей понимал: нарываться не надо. Надо договариваться. Но остановиться не мог. Злой кураж захватил его.

– Вартислав! – рявкнул княжий наместник. – Язык придержи! Ты не сам по себе! Ты наговоришь, а отвечать за твои слова князю Стемиду!

– Спасибо тебе, Прокуй Перятыч! – Сергей поклонился в пояс. – Напомнил! А то я и забыл! И ты, лешак мохнорылый, тоже вспомни. Ты ведь не только на меня своих людей послал, не только двор честного человека разгромил…

– Да кто разгромил!.. – перебил боярин.

– Рот закрой, купец! – взревел Сергей в полный голос, а голос у него был тренированный. Его в лесу сквозь шум битвы слышали, а в этой палате акустика – будь здоров. Тысяцкий аж завис от такого рыка.

Два отрока, стороживших снаружи, вбежали внутрь и замерли, когда наместник знаком показал: стоять.

– Рот закрой и слушай, – уже поспокойнее произнес Сергей. – Ты в самомнении своем посягнул на гридь князя Стемида, и не только на Стемида – на всех нас, варягов.

– Да у тебя там нурманы одни… – заикнулся тысяцкий. Он уже отошел от Сергеева рявка.

– Я – варяг! – заявил Сергей. – Этого довольно. И со мной, чтоб ты знал, сотник варяжский Осмол, у которого твои люди сына убили. А теперь, видно, решили и отца с братом добить. Да не получилось. Потому что против нас, варягов, вои твои, купец, как шавки подзаборные против волчьей стаи. И если не найдем мы справедливости здесь, в вашем, – Сергей слегка поклонился наместнику, – городе, то придется вершить справедливость вне его. Рассказать, как это будет?

– Ну-ка!

– А будем мы все новгородские поезда на клинок брать везде, где дотянемся. Уж не знаю, поддержит ли нас с Осмолом князь белозерский, но после сегодняшнего мешать уж точно не станет. А первым делом, купец, я вызнаю, где у тебя погосты да усадьбы, и непременно туда наведаюсь. И поучу тебя, как надо ворота бить да разор чинить!

– Ты понимаешь, что говоришь, щенок? Это война! – завопил тысяцкий.

– Ага! – охотно подтвердил Сергей. – Знаешь, что твой подручный Грудята сказал однажды? Он сказал: «Вам, воям, серебро легко достается. Убил да забрал». А ты нас войной пугать! – Сергей засмеялся. – Война – наша жизнь, наша радость, наша слава и сила! Вот нурманы мои так и заснуть спокойно не могут, если пару-тройку таких, как ты, за Кромку не отправят. Так что зря ты на нас напал, тысяцкий, – уже совсем будничным голосом сказал Сергей. – Ты эту войну начал, не я. Но – порадовал, не скрою. Боялся я: окажешься ты не при делах. Полагал: соцкий твой с Грудятой разбой затеяли, а ты – ни при чем. Что выдашь мне татей, как недавно великий князь Олег выдал. Был бы такой итог правильным, но скучным. Но порадовал ты меня, Хвалибор! – Сергей одарил тысяцкого той улыбкой, какой одаряет волк угодившего в западню зайца. – Теперь повеселимся. Забудь про караваны, что к озеру Нево от моря шли. Теперь им другая дорога будет. На восход, к булгарам, к Итиль-реке.

Вот так. Серпом – по самому дорогому. По доходам перекупным, по торговым пошлинам. Вот Киев-то порадуется, когда узнает. А кто виноват? Хвалибор!

К некоторому удивлению Сергея, новгородский боярин выслушал его монолог не перебивая, а потом повернулся к наместнику и сказал спокойно:

– Нельзя их отпускать, Прокуй Перятыч. Не то этот волчонок и впрямь войну затеет. А война, сам знаешь, никому не нужна, особенно великому князю Киевскому. Так что вели взять в колодки этого умника. Посидит в срубе недельку-другую – охолонет. А нет, так Господин Великий Новгород с ним сам решит. Ишь удумал! Войной нам грозить!

Сдвинул шапку на затылок и засмеялся.

Да, не стоило зверя дразнить в его норе, не стоило. Но что уж теперь…

Сергей положил ладонь на рукоять сабли, прикинул диспозицию: до боярина этого самостийного – шагов семь. Перятыч ближе, но перехватить не успеет. И уж тем более не успеют отроки у дверей.

Рубить не пришлось. Сергей поторопился с оценкой ситуации.

– Выходит, прав Вартислав, – мрачно произнес наместник. – Твоя это была затея.

– Какая еще затея? – Хвалибор удивился. – О чем ты, Прокуй Перятыч?

– На Стемидову гридь напасть.

– Да кто… Да что… Да как…

– Ты не какай, боярин, прямо скажи: твоя или нет?

– Нет, не моя. Да не важно это! Слышал, что он говорил? Он же Новгород с Белозером стравить хочет! Дорогу мимо нас в Киев закрыть!

Сергей даже рот приоткрыл от желания влезть, но на этот раз сдержался. Понял, что Перятыч – за него. И это главное. Потому что они сейчас где? В княжьем Детинце, то есть формально – на территории не Новгорода, а великого князя Олега. И дружина здесь княжья, а не новгородская. И что бы ни болтал сейчас боярин Хвалибор, реализовать свои хотелки ему не удастся. А вот ребят, что остались на постоялом дворе, не худо бы предупредить.

И снова Сергей недооценил Перятыча. Все же мешают гормоны думать, ох мешают. Не поставил бы Олег в беспокойном Новгороде наместником дурака.

– А если ты ни при чем, боярин, так о чем вы тут ругались? – вполне доброжелательно произнес Прокуй Перятыч. – Грудята да Своежир с родней набедокурили, так с них и спрос. Они ж тебе даже не родня, Хвалибор. Что ж ты за них в ярмо полез? Да, Своежир соцким твоим был. Но Внезд этот, которому ворота снесли, тоже твой. Зачем тебе сор за порог выносить, недругов радовать? Ты на своем конце – тысяцкий. Вот и соверши суд правый. А я сам видоком буду. И еще сколько надо набежит. Вот хоть два купца любецких, которые там с самого начала были и коим наговаривать на новгородских и вовсе ни к чему. Да и мало ли что родня Своежира да Грудяты толкует. Все видели ворота порушенные и кровь пролитую. Все знают, кто виновник. Вот и яви справедливость. Зачем же ссориться, щемить да хулить друг друга, если можно мирно жить и с пользой взаимной. Верно, Вартислав?

– Да я что? – подыграл Сергей. – Я согласен. Ты уж извини, боярин, что пеньком тебя называл да лешаком. Вскипаю я легко. Верно меня Дерзким назвал друг мой Харальд-конунг. Иной раз язык впереди ума бежит. Разве ж похож ты на пенек старый или на лешака мохнорылого? – Сергей белозубо улыбнулся, с удовольствием отметив, как передергивает боярина каждый раз от «пенька» и «лешака». – Не серчай, боярин, не держи обиды!

И тысяцкий тоже обострять не стал. Прокуй его знал и акценты расставил правильно. Прикинул боярин, что ему дороже: честь или выгода, и принял очевидное решение.

– Да и ты меня прости, воин, – без малейшей скорби в голосе «повинился» новгородец. – Слыхал я о тебе. Много дурного слыхал, не скрою. Однако и хорошего о тебе говорят немало. Что не только с оружием ты хваток, но и в торговом деле изряден.

– Ну так надо ж как-то сбывать то, что клинком взято, – пожал плечами Сергей, всячески изображая, что повелся на лесть. – Так лучше уж хорошим людям за хорошую цену отдать. И мне хорошо, и друзьям моим прибыток.

Ага, замаслились глазки. Слова «военная добыча» для купца – как для кота сметана.

– Вот и хорошо, – одобрительно проворковал Перятыч. – Вот и поладили…

Поладили. Но не совсем.

– Почему об Усыне сразу не сказал? – строго спросил наместник.

– А зачем? – Сергей покрутил налитое в серебряный бокал вино, отпил. Неплохо. Вот интересно: раньше он любил посуше, а теперь – послаще. – Что по голове дубьем, что головой по дубью – разницы не вижу.

И одарил наместника максимально невинным взглядом. Это у него неплохо получалось, если хотел: смотреть по-мальчишески. Впрочем, «взгляд князь-воеводы» у него получался еще лучше.

– Или ты считаешь, что резать ночью гостей – это по закону?

– Это ты так говоришь.

Наместник не оспаривал версию Сергея. Просто констатировал факт.

– У меня достаточно свидетелей.

– Твоих людей.

– Не только моих.

– Ты ж только холопов да баб в живых оставил, – напомнил Прокуй Перятыч, в свою очередь изображая простодушие.

Вот только Сергей ему верил не больше, чем тот – Сергею. Физия у наместника – как морда медвежья, глазки маленькие, алчные… Вот как такому поверить?

Но Сергей ему открылся. Потому что знал: пусть Перятыч – хитрюга и коренной новгородец из лучших людей, но человек справедливый и не враг. И варягов он уважает, а особенно одного – великого князя Киевского Олега. А Олегу нынче конфликты между Новгородской республикой и варяжской братией не нужны категорически.

– Тем проще, – улыбнулся Сергей. – Кладем и Усыню в общую кучу. Тем более Грудяте он младший родич. А перечить нам никто не станет. Разве что через ведьму какую, что за Кромку ходит.

Пошутил.

Наместник оценил шутку. Улыбнулся скупо:

– С еще той зимы понял: высоко ты поднимешься, Вартислав Дерзкий, если…

– Если не убьют! – перебил Сергей, улыбаясь. – Мне уже говорили, Прокуй Перятыч. Не раз. А уж сколько раз убить пытались – не счесть. – И, посерьезнев, твердо: – Кто на моем пути встанет, там же и ляжет. Но кто мне друг, тому я и спину прикрою, и плечо подставлю. А ты мне кто, Прокуй Перятыч?

– Друг, пожалуй, – сказал наместник, сгреб бороду в кулак, глянул исподлобья. Ну да, парнишка, не набравший и четырех пудов весу, предлагает подставить плечо ему, давно перевалившему за центнер и втрое старшему… Но верится же!

– Как тебя по отчеству, Вартислав?

– Прости, Прокуй Перятыч, не могу сказать. Не в обиду: я о том ни Стемиду не сказал, ни великому князю, ни тестю моему будущему Торварду-ярлу. Гейс.

– Зарок, значит… Понимаю. Но он точно большим человеком был. Боярином? Князем? Потому и не говоришь, что все его знают?

Сергей только улыбнулся в ответ.

– Вино у тебя хорошее, – сказал он. – Редкое. Киликийское.

Наместник глянул остро.

– Гости ромейские подарили бочонок, – сказал он. – Сказали, дорогое… – И, помедлив, добавил: – Из Киликийской провинции. Как угадал?

– Я не угадал, Прокуй Перятыч, – веско произнес Сергей. – Я знаю.