Глава 16
Олег Киевский и Великий Новгород

– Лжа! – с искренней обидой провозгласил соцкий Своежир.

Соцкий – это серьезный ранг. Без малого боярский. Если под «князем» подразумевать демократическое сообщество «Господин Великий Новгород».

– Все есть поклеп! Врут людишки облыжно! Не было такого, чтоб я княжьих людей убивать велел! Даже хоть и князя белозерского!

Хотел соцкий добавить обидный эпитет к Стемидову титулу, но удержался.

– Выходит, моя это вина, – демонстративно вздохнул Олег. – Я гостей позвал, мой и ответ. Так получается, Своежир?

– Так выходит, княже, – соцкий старательно изображал сожаление. Ловкий гад. Все подозрения от себя отвел. Мол, не велел он ничего холопу своему. Тати с ним не ведались, его именем только прикрылись. А что разных уважаемых людей при допросе назвали, так оно и понятно. Когда железом прижгут, еще и не в том сознаешься. Всем ведомо, что, к примеру, у Грудяты недавно с князем белозерским раздор вышел. Обидел его князь жестоко, имения лишил и жита, причем совершенно безосновательно. Попросту взял и отнял, чтобы своего любимчика порадовать. Вот его!

И указал на Сергея.

Потому, мол, и захотели тати с себя вину снять да на других повесить.

Сказал – и оглянулся на уважаемую новгородскую старши́ну. Старшина поддержала своего лидера-соцкого дружным одобрительным гулом.

– Так что тут и рядить нечего! – завершил удовлетворенный Своежир. – Ясно все!

Хотя не совсем все. Воров казнить, это понятно. А вот к Стемидову любимчику, то есть Сергею, есть у общества солидная претензия. Ибо тот не только в чужом доме живет, но и людей новгородских на дороге попросту обирает. В чем у него, соцкого, и свидетели имеются. Уважаемые новгородские граждане, несущие службу на этих самых дорогах, денно и нощно жизнью рискуя ради безопасности этих самых дорог.

Красиво завернул. Очень торжественно.

На плечо Сергея легла рука стоявшего рядом Ререха. Не спеши, мол. Сначала пусть папа скажет.

Сергей покосился на Стемида. Стемид изучал соцкого. С очень нехорошим прищуром разглядывал. Но пока молчал.

– Что-то я не понял, кто кого обобрал? – громогласно поинтересовался присутствовавший на судилище в качестве зрителя князь полоцкий Веремуд. – Кого обобрали-то, новгородец?

– Так людей наших! – охотно пояснил Своежир. – Вот он, – пальцем на Сергея, – и обобрал!

– А бережет дороги кто? – спросил Веремуд.

– Так они же и сторожат!

– Вот теперь узнаю новгородцев! – ухмыльнулся Веремуд. – Как прохожих обирать, так – уважаемые люди, а как самих по сусалам, так «грабят» орут!

– А ты, полоцкий… – начал было соцкий, но Олег перебил:

– Я тебя услышал, Своежир. Теперь других послушаю. Вартислав!

– Я уже сказал, великий князь, добавить нечего. Только повторить: тати признались, что действовали по наущению. И обещано им было за злодейство полторы гривны серебром. Полгривны сразу, остальное…

– О тех татях я уже слышал, – отмахнулся великий князь. – Они – в твоей власти. Все, что на них возьмешь, твое. По тому, в чем тебя Своежир обвинил, что скажешь?

Сергей нахмурился. Не ожидал он от Олега такой подставы. Главное: непонятно, зачем это ему? Подольститься к новгородцам? Показать себя беспристрастным судьей?

– Могу рассказать, если тебе интересно.

Дерзко. Так с великими князьями не разговаривают. Но Сергей – не его подчиненный. Он – старшая гридь Стемида. И не судиться пришел, а за справедливостью. Да не просить, а требовать. И Олег должен понимать, что обострять отношения с воинской элитой ему сейчас невыгодно. Или он обиделся, что Сергей не перешел под его знамя?

– Могу рассказать.

И рассказал. В подробностях.

Как его десятник Копыл сначала под стражу взять пытался, потом согласился коней на лыжи сменять. А потом, когда Сергей передумал отдавать лыжи, согласился и с этим.

– Я ему потом с оказией кипу беличьих шкурок отправил, – завершил Сергей свой рассказ. – Знал: не даст ему ничего Грудята, ибо жаден сверх меры. По мне, так кипа шкурок – хорошая цена за дюжину пар лыж.

– За лыжи – хорошая, – согласился великий князь.

– Так он у них не лыжи, а коней увел! – воскликнул Своежир.

– При чем тут кони? – удивился Сергей. – Я ж их на лыжи сменял.

– Отнял! – закричал соцкий при шумной поддержке новгородской братии.

– Прокуй, это о твоем человеке речь? – повернулся Олег к скромно стоявшему наместнику.

Тот покачал головой:

– Копыл не мой, он из городской дружины десятник. Тысяцкий Неревского конца Хвалибор над ними в этом году старший.

– Ты здесь, Хвалибор? – поинтересовался Олег.

– Нету его! – закричали из толпы. – Отъехал!

Ясно, что нет его. Такой персоне положено на важном месте восседать. А если уж в толпе – то в первом ряду и на виду.

– За Хвалибора – я! – радостно сообщил Своежир.

– Опять ты, – покачал головой Олег. – Неужели у вас, новгородцев, достойных людей не осталось?

Вот сейчас он обидно сказал. Для новгородцев. А в особенности для Своежира.

Но тот, хитрая тварь, сделал вид, что не понял.

– Послать за Копылом, великий князь?

Олег проигнорировал, повернулся к наместнику:

– Прокуй, давай обоих сюда. Копыла и этого… Грудяту. И за другими тысяцкими пошли. А то, если на этих глянуть, так в Новом Граде и нет никого, кроме неревских.

Грудята не пришел. Сказался больным. Зато представители других концов явились, и в изрядном количестве. На тысячи счет пошел. И, как водится у новгородцев, все сразу начали шуметь, да так, что трем глашатаям не переорать. Даже подраться ухитрились.

Драку, впрочем, быстро разняли. И тишину установили. Относительную. Потому что всем было любопытно, для чего собрали. Может, великий князь что интересное предложит? Раздачу халявную или дело какое доходное? Или казнь какую-нибудь изощренную?

Допрос десятника Копыла ни в одну из перечисленных категорий не попадал. Ну да. Остановил. Ну да, подозрительным показался.

– Почему так? – спросил наместник Прокуй, которому Олег поручил вести дознание.

– Ну так бронь на них больно хороша, – простодушно сообщил десятник. – А сами молоденькие и всего четверо. Подумалось сперва: ограбили кого.

Развеселил. Особенно гридь.

– А потом? – поинтересовался Прокуй.

– А потом другие подошли, – столь же простодушно ответил Копыл. – Много. Да еще и нурманы с ними. И понятно стало: даже если и разбойники, то нам не совладать. Но обошлось. Не убили, не ограбили, только коней отняли.

– А вот он говорит, – кивок на Сергея, – не отняли, а сменяли. На лыжи. И ты согласился.

– А как тут не согласиться? – пожал плечами десятник. – Их вдвое против нас. Да еще и нурманы. Да и лыжи они нам тоже не дали. Хорошо, дорога укатана была.

– А скажи мне, Копыл, назвал ли себя этот воин, когда тебя встретил?

– Ага, – подтвердил десятник. – Сказал, что из Стемидовой гриди он.

– И ты ему поверил?

– Ну да.

– И все равно решил, что разбойник?

– Так эти, Стемидовы, главные разбойники и есть! – пылко воскликнул десятник. – Они ж нас грабят, как хотят! А шурина моего начисто обобрали две зимы тому, когда тот в ихнем селище торговал!

Вот это уже толпе понравилось. Зашумели одобрительно. Надо полагать, десятник выразил общее мнение новгородцев, независимо от района проживания.

– Так Стемид этот всегда так! – закричал воодушевленный поддержкой Копыл. – Все знают, как он купца нашего Грудяту имения лишил!

Сергей поглядел на Стемида.

Тот был спокоен. Во всяком случае внешне.

Олег поднял десницу, и стало тихо.

– Люд новгородский, вижу, трудно вам! – провозгласил он. – Бедно живете. И я здесь, чтобы сделать вас богаче!

И разразился шикарной речью. О том, как падут древние стены византийской столицы и потечет ромейское золото в новгородские сундуки. При этом в битвы ходить славным новгородцам не потребуется. Нет, если они захотят, то конечно. А если не захотят, то могут вложиться в будущий поход материально. Причем не обязательно живыми деньгами. Железными изделиями, кожевенной продукцией тоже можно. И за каждый такой «взнос» он, великий князь Киевский, обещает заплатить полуторную цену. Потом. После победы. И тут же принялся расписывать, как упадут цены на импорт после этой самой победы. И как поднимутся славные новгородцы. Из шелка портянки станут носить, в стеклянной посуде простоквашу ставить. Отличный оратор, надо отметить. Много всякого приятного наговорил. И все для того, чтобы прошло мимо сознания новгородцев коротенькое слово «после».

Вот теперь позиция понятна. Сергей, как потенциальный участник будущего похода, ее даже одобрял. По всем пунктам. Кроме одного. За смерть Ратши должны ответить не только исполнители, но и заказчик.

Великий князь завершил речь при полном одобрении люда новгородского, который так удачно собрался его послушать.

Сказал что-то негромко Стемиду. Тот кивнул. Повернулся к Сергею. Показал знаком: подойди. Не хотел, надо полагать, чтобы тот публично выразил недовольство.

Вот только не того он подзывал.

– Братья-варяги! – покрыл людской гул зычный голос Ререха. – Наш брат убит! Мой дружинник Ратша! Отец его, всем нам известный сотник Осмол, отдал мне сына в детские три года назад. Год назад я принял его в отроки. Братья-варяги, что мне сказать отцу о сыне? Что убит он лихими людьми по наущению новгородской старшины, с которой нам, варягам, спросить не дозволено! Как мне сказать ему о таком позоре?

– Я сам ему скажу, сын! – попытался перехватить инициативу Стемид. – Ратша и мой дружинник тоже! Все вы – мои! И он, и Осмол!

– Не думаю, что твои слова, отец, заменят Осмолу сына, – сказал Ререх.

Вроде с должным почтением сказал, но – с подтекстом.

Стемид не ответил. О чем-то переговаривался с Олегом.

Народ новгородский, что характерно, не расходился. И «один за всех» Своежир вещал им что-то, сквозь шум не разобрать. Не исключено, что разъяснял суть прогрессивной идеи великого князя в матобеспечении грядущих военных действий.

Обсуждали происходящее и будущие походные вожди, тоже собравшиеся посмотреть на бесплатное судебное шоу. Но их разговор, в отличие от новгородского, Сергей слышал очень хорошо, потому что стояли буквально в пяти шагах.

– Я Осмола знаю, – во всеуслышание заявил Веремуд. – Он мстить будет.

– Трудное это дело, – заметил Вардиг. – Новгородские вон князю своему виноватых выдать не хотят. А уж какому-то сотнику…

– Не какому-то, а варяжскому! – возразил полоцкий лидер плесковскому. – Ты ж сам варяг. Ужель спустил бы?

– Да что тут трудного! – вступил в разговор чудинский князь Хроальд. – Ничего трудного. Ловить да резать всех этих, – кивок в сторону толпы новгородцев, – сколько их по дорогам ходит. Ловить, бить, товар забирать и на добытое воев кормить. До той поры, пока ему злодеев головой не выдадут.

– Грабить, что ли? – нахмурился Вардиг.

– Не грабить. Мстить! – назидательно поправил полоцкий князь.

– Все равно разбой, – не согласился Вардиг. – Не по Правде.

– А убийц покрывать – по вашей Правде? Сказано же: если убийцу не нашли или не выдают, виру вся общность платит. Вот она, общность, – кивок на новгородцев. – Пусть и платят. Кровью за кровь. Я хоть и не варяг, а ловить и карать мстителя не буду. А ты, Вардиг?

Плесковский князь-воевода покосился на Олега, который что-то энергично втолковывал Стемиду. Сложный вопрос. Позиция Вардига зависит от позиции великого князя. Хотя…

– Может, и буду… – проговорил плесковский лидер. – Но так… Не усердствуя. Но погоди. Послушаем, что еще великий князь скажет.

– Что-нибудь скажет, – Ререх, который тоже прислушивался к разговору князей, повернулся к ним. – Хельгу – великий князь Киевский. Ему о Киеве думать надо. О больших делах. О славе великой. О ромеях, хузарах, печенегах, что в спину стрельнуть норовят. Наши дела ему – малы. Что ему жизнь одного отрока. Снежинка в буране. А у нас каждая такая снежинка – ценность великая. Потому не быть Осмолу в мести своей одиноким. Ратша – мой дружинник. И – его, – кивок на Сергея. – И если мы с виновных спросить захотим, то и спросим. А если поставит себя князь киевский выше Правды, то с кем он тогда ромеев воевать пойдет? С печенегами да хузарами? Вот ты, Вардиг, станешь ли такому служить?

Князь-воевода плесковский покачал головой. Но ответил уклончиво:

– Не пойдет Олег против Правды, я его знаю.

– Мы тоже его знаем, – ухмыльнулся Веремуд. – Знаем даже, что он дочь твою за младшего князя киевского просватал. Так что быть твоей Ольге княгиней киевской…

– Младшей! – хохотнул Хроальд.

– Легче, воевода, легче! – Веремуд примирительно продемонстрировал плесковскому лидеру открытые ладони. – Мы ж не в обиду! Мы рады за тебя, Вардиг! За настоящего варяга ты дочь отдаешь!

– За настоящего варяга под настоящим варягом! – подхватил Хроальд.

– Который вашу варяжскую Правду так чтит, так чтит! – поймал эстафету Веремуд.

– Как обещал отцу Ингварову сына опекать, так и опекает! – принял подачу Хроальд.

– И будет опекать! (Веремуд.) До самой смерти!

– Вот только чьей? – осклабился чудинский князь нурманского происхождения.

И оба вождя расхохотались.

«А ведь они нам не друзья, – внезапно открылось Сергею. – Волки они. Следуют за медведем, надеясь урвать от его добычи. Или его самого порвать, если случай представится».

Вардиг это тоже знал. Причем давно. Так что на провокацию не повелся.

– Смерть – она такая. Ко всякому подобраться может, – сказал он тоже с улыбкой. – И к тому, что пониже, и к тому, кто повыше. А до соправителей киевских ей карабкаться до-олго придется!

От занятного разговора Сергея отвлек Ререх.

– Не говори ничего больше, Вартислав, – сказал он негромко. – Слов уже довольно.

Вот тут Сергей был с ним полностью согласен.