Глава тридцать девятая
Когда наше совместное с Павлом повествование завершилось, Лев сложил руки на груди.
– Господа! Инна Владимировна немолода, у нее несколько хронических заболеваний. И, на беду, у мамы навязчивое желание оберегать меня от врагов, коих я не имею. Родительница меня обожает, душит в объятиях. Когда-то она так же вела себя с мужем. Беспредельная любовь опасна для тех, кого так сильно обожают. Отец умер. Утонул он на самом деле или разыграл спектакль, чтобы избавиться от семьи, я не знаю. И знать не желаю. Считаю отца погибшим. Конец истории. Теперь о Екатерине. Мы приняли решение временно пожить раздельно. Катя прекрасный человек, я тоже замечательный, но мне необходима такая супруга, как Инна Владимировна, женщина, полностью отдавшая себя мужу. А у Кати на первом месте ее работа, она ею очень увлечена, времени на разговоры со мной нет. И супруга жесткая, бескомпромиссная, для нее существует два мнения: ее личное, совершенно правильное. И чужое, оно всегда в корне абсолютно неверное. Екатерина как змея, пятиться не умеет. Развод мы не оформляли. И Катя, и я понимаем, как Инна отреагирует на известие о том, что наш брак рухнул, жена прекрасно относится к свекрови, не желает доставить ей неприятных переживаний. На дворе сентябрь, осень – плохое время для мамы, у нее скачет давление, Инна всегда впадает в депрессию. Поскольку ни я, ни Катя не собираемся заводить новые отношения, то решили оградить маму от известия о нашем желании жить раздельно. Придумали длительную командировку жены, но, как я сейчас понимаю, мама нам не поверила. У нее есть обыкновение подозревать всех во лжи, Инне всегда кажется, что от нее скрывают правду. В детстве, когда я говорил ей: «Сегодня задержусь в школе, репетиция у нас», мать кивала, потом вечером молчала, а на следующий день начинала причитать:
– Не доверяешь мне, правду не говоришь. Двойку получил в году по алгебре, да? На второй год тебя оставляют?
И в плач, в истерику! Бесполезно было объяснять, что говорил ей правду про подготовку спектакля к окончанию учебного года. Не услышит! У матери катастрофическое мышление, всегда самый ужасный вариант в голове. Катя уехала в командировку? Нет, нет, нет, она пропала, ее похитили.
Лев покачал головой.
– Мать вроде мягкая, но внутри бархата – железный стержень уверенности в своей правоте. Этим они с Катей схожи. Готов на что угодно спорить: она вам рассказала, что я ничего не зарабатываю, театр не приносит прибыли. Да? Молчите? Значит, я прав! Поймите, мама живет в своем мире, он не имеет ничего общего с реальностью. В ее сознании сын – недотепа, которого следует оберегать. Посмотрите вокруг! Мы живем на широкую ногу, не отказываем себе ни в еде, ни в отдыхе, ни в чем-либо. Откуда средства? Инна обожает всем рассказывать…
Лев засмеялся.
– В пьесах часто прописывают ремарку: «Актер понижает голос до трагического шепота, который хорошо слышен всему залу». Вот это прямо про мою мать. Она шепчет подружке так, что слышно на километр в округе: «Левушка – моя боль! Он гениален! Но его не понимают, не ценят». И далее по нотам оратория о том, что сын, как все выдающиеся люди, беден, как церковный кот. Но это неправда. Мать обожает находиться в центре внимания, еще больше ей нравятся слова жалости в свой адрес. Чтобы их услышать, она готова на все. Не стоит думать, что Инна врет. Нет. В момент рассказа о недотепе-сыночке, например, Ирэн Котиной, мать верит в то, что говорит. В ней погибла великая актриса.
– Похоже, у вас непростые отношения, – заметил я.
– А с чего им быть иными, – рассердился Лев, – искренней любви, ласки я от маман не видел. С пеленок стал участником идиотского спектакля. Давайте завершим беседу. Катя жива, здорова, с ней все хорошо. Вам заплатили за работу?
– Пока нет, – ответил я.
Лев вынул из кармана визитницу и вытащил одну карточку.
– Пришлите на почту сумму, реквизиты, я отправлю деньги. До свидания.
Павел неожиданно улыбнулся.
– У вас новый айфон. Можно посмотреть? Хочу купить такой же, но на фото он кажется огромным, а у вас нормального размера. Интересно, как он в руке лежит?
Режиссер протянул ему свою трубку.
– Удобно, – обрадовался детектив и вернул мобильный хозяину, – просто здорово, только цена не радует.
Дверь скрипнула, в комнату вошла Инна.
– Лева, – простонала она, – поезжай к Евгению Изовичу. Я позвонила ему, сообщила, как мне плохо, гомеопат капли сделал. Привези их немедленно, пока я не умерла.
Потом она развернулась и ушла.
– Простите, господа, – сказал Лев, – рад знакомству, но мне необходимо мчаться за лекарством. Непременно оплачу вашу работу, пришлите отчет. А насчет того, что мой покойный отец жив… Не повторяйте этой глупости, иначе подам на вас в суд.
– Проблема в том, что мы ничего не узнали, – произнес Павел, – нет материала для клиента. Следовательно, денег не заслужили. Да и дела нет, раз с Екатериной все в порядке. А насчет Михаила Волкова мы ошиблись.
Откланявшись, мы сели в мою машину, я отъехал от дома и услышал голос Павла:
– Ваня, припаркуйся здесь.
Не задавая вопросов, я выполнил просьбу.
Павел вынул из своей сумки ноутбук, потом взял телефон и через некоторое время спросил:
– Димон?
– Стойте пока там, где находитесь, – ответил приятный баритон. – Добрый день, Иван Павлович, рад вас видеть.
Павел развернул ко мне компьютер, я увидел парня… Нет, взрослого мужчину, определенно хорошо старше меня. В ушах у него висела тьма колечек, волосы были забраны в хвост, на запястьях болтались браслеты. Из одежды удалось разглядеть только черную футболку с надписью I love Bob Marley.
– Привет, – заулыбался Димон и помахал рукой.
Я ответил тем же жестом и почему-то ощутил себя глубоким стариком.
– Коробок, подключился? – спросил Павел.
Фамилия этого человека Коробок? Впервые слышу такую.
– С твоей помощью, – весело ответил Дмитрий.
И я понял, что начальник особой бригады не просто так взял в руки айфон Льва.
– Сколько нам ждать? – осведомился Павел.
– Если он… – начал Коробок, замолчал и пропал.
– Что случилось? – не понял я.
Из ноутбука полетели короткие гудки, потом раздался хриплый голос:
– Лева, как дела?
– Нормально, – ответил режиссер, – мать начудила!
– Но это обычное дело, – тихо засмеялся кто-то.
– Папа… – начал Лев.
– Сто раз просил не называть меня так, – рассердился собеседник.
– Прости, язык не поворачивается называть тебя Германом Николаевичем.
– Используй Ормлет, – раздалось в ответ.
– Еще хуже, – не согласился Лева. – Инна решила найти Катьку! Сначала ходила по дому, ныла: «Где твоя жена? Чует мое сердце, беда с ней». И отправила к частному детективу свою подружку Ирэн!
– Куда? – изумился Ормлет, он же Фикин, он же покойный Михаил Петрович.
– В частное агентство, – уточнил сыночек, – не знаю, где она откопала адрес. Ирэн, подружка ее забубенная, наговорила там, что мою жену похитили. Хорошо хоть, сыщики полные дураки. Приехали сейчас к мамане, сказали, что, по их предположениям, ты жив. Как бы не раскопали историю с драгоценностями.
– И что? – остановил его «покойник». – Во-первых, такие детективы мало на что имеют право. Задержать кого-то не могут. Я умер. Точка. А насчет ювелирки – все давным-давно забыто, похоронено. Начальник ментовский, который от меня много чего хорошего получил, под мою дудку плясал, на кладбище сгнил. Даже если узнают про ту давнюю историю, то что? Никто и пальцем не пошевелит.
– Жаль, самая главная ценность пропала, – протянул Лев.
– Да, неудача с ней, – согласился «покойник». – Когда я узнал про корону Сули, отправил за ней Сигизмунда, тот поехал, никому не нужный снимок сделал, Константин диадему взял, копию положил. Ранее никогда не заменял настоящее на фейк. Зачем? Просто экспонаты в витрине сдвигали, и все. Никто из служащих не замечал отсутствия чего-то. На суде над Сигизмундом упомянули лишь малую часть того, что ко мне попало. В маленьких провинциальных музеях часто встречаются уникальные вещи. Там работают немолодые бабы. Оклады-то крошечные. Разве молодежь копейки привлекут? Еще туда устраивались энтузиасты музейного дела или те, кому нужен свободный график, чтобы со службы уйти в полдень на обед, а вернуться через три часа, и никто тебе слова не скажет. Глаз у сотрудников замыливается, идут по залам, бросают взгляд на витрины-шкафы и дальше шагают. Если чего-то нет, не видят. Но с диадемой пришлось поступить иначе, она имела славу волшебной вещи, которая желания исполняет. Чтобы на нее посмотреть, народ издалека ехал. Вот и пришлось сделать копию. Харченко забрал оригинал, а в витрине дубликат появился.
– И как ты про раритет узнал? – удивился Лева.
Раздался смешок.
– Директриса тамошняя – женщина знойная, а мужика нет. Меня пригласил в Мукатин местный начальник на свадьбу дочери гостей веселить.
– В те годы так уже делали? – изумился сын.
Отец опять засмеялся.
– Так ничего нового на свете нет. В Москонцерте были администраторы, к ним следовало обратиться, на ушко шепнуть, что ты хочешь. Кого угодно присылали. Если вопрос возникал: а почему к председателю колхоза Задрюпинск из Москвы прилетела Гелена Великанова? Ты такую не знаешь, забыли про нее, а в коммунистические времена она была на пике славы, голос ангельский, сама красавица. Ее обожали. Заявится к главному колхознику человек в костюме, начнет наезжать:
– С чего бы знаменитость к вам за тысячу верст примчалась?
Тот спокойно ответит:
– Мы со студенческих лет знакомы. По-вашему, товарищ, Великанова с колхозником дружить не должна? Гусь свинье не товарищ? В СССР все равны. Или вы об этом забыли?
Обратятся к певице, она те же слова произнесет. И все довольны, администратор, артист, заказчик. В Мукатине после моего выступления в комнату, которую мне в качестве гримерки предоставили, женщина с букетом вошла. И давай мне в любви объясняться. Она оказалась директрисой местного музея, звала посмотреть экспозицию, про корону рассказала. Не первая красавица, но симпатичная пышечка, зачем упускать то, что само в руки падает? До самой моей смерти мы с Настей отношения поддерживали. И она была уверена, что в экспозиции находится большая ценность. А что вышло? Константин диадему взял, копию положил. А потом выяснилось, что Харченко мне отдал фейк. Но и в музее копия лежала! А куда настоящая корона подевалась? Неизвестно. Или Константин спер, или Сигизмунд. Ну им хорошо отомстили, на зоне у них много времени было, чтобы понять: нельзя меня обманывать! Нельзя.
