Глава 9
Послевоенные годы
Гюнтер Квандт в заключении, пред судом и началом новой жизни
В апреле 1945-го, незадолго до того, как его бывшая жена покончила с собой, Гюнтер Квандт бежал в Баварию от приближавшихся к Берлину русских. Его сын Герберт и некоторые члены руководства AFA временно укрылись в Биссендорфе под Ганновером. Они предпочли британскую оккупационную зону, где располагались аккумуляторные фабрики Штёкена и Хагена.
Гюнтер Квандт боялся, что страны-победительницы привлекут его к ответственности. Он подал документы на получение швейцарской визы, однако ему отказали. Тогда он решил, что наилучшим вариантом для него будет остаться в американской оккупационной зоне. Промышленник поселился в Лейтштеттене, городке, расположенном неподалеку от озера Штарнбергер. Примерно год он абсолютно спокойно жил в Верхней Баварии.
18 июля 1946 года Квандта арестовали по указанию американской военной администрации. Сначала его переправили в Гармиш, а затем в лагерь в Моосбурге. В одном из писем, отправленных из тюрьмы, 65-летний предприниматель рассказывал об условиях лагеря: «Чистые бараки, одно дерево. Всего два крана с водой на сто человек. В каждом бараке по сто человек, живем в общей спальне, умывальника нет, слива нет. Весь пол в воде. Отхожие места без смыва, во дворе».
Гюнтер Квандт пытался приспособиться к столь непривычной для него ситуации. Чтобы спокойно умыться в одиночестве, он вставал в 5.30 утра. Ели в лагере из жестяных мисок. «Я не могу носить личные вещи, одеваюсь в маскировочный костюм. Снаружи – зелено-коричневый, черно-желтый, красный, внутри – белый (был когда-то), между двумя слоями подкладка – тонкий хлопок, прессованный. Выглядит по-разбойничьи, очень практично. Для теплой погоды – легкая хлопковая куртка, легкая плоская армейская кепка, которую лучше не сдавать в гардероб (да его здесь, собственно, и нет). Сидим». Ему выдали слишком большие ботинки, и он сделал их более подходящими с помощью вкладышей из картона.
Когда Квандт приехал в лагерь, там находилось 10 000 человек. Американские военные не принуждали пленников к труду, однако тем, кто трудился, полагалось лучшее обеспечение. По утрам заключенные могли слушать доклады по различным темам, что стало для Квандта, интересовавшегося многими вещами, любимым времяпрепровождением. Своему сыну Герберту он писал: «Послушал про Тибет 3 раза, про Восточную Африку – 2 раза, про Китай – 1 раз, про сельское хозяйство – 6 раз, про теорию музыки – 2 раза, про педагогику – 2 раза, про европейско-американское образование – 6 раз, про Индию – 2 раза, про христианство и его изменение с течением времени – 3 раза и по меньшей мере 20 раз – доклады по медицине».
Заключение значительно ударило по здоровью промышленника. «Самое худшее – уже три недели сижу на скамейках и табуретах без спинки. Спина стала кривой, – писал он, жалуясь. – Никогда здесь не остаешься в одиночестве. Все время тебя окружает сотня человек. Галдеж, за столом спокойно не посидеть». В заключении Гюнтер Квандт начал писать мемуары. Он записывал все, о чем думал: родной дом, родители, детство и начало карьеры. В подробностях он описывал события личной жизни и свои путешествия. Множество страниц Квандт посвятил созданию собственной империи во времена Веймарской республики. А вот своей деятельности под началом нацистов он почти не уделил внимания, упомянув лишь о некоторых деталях, и то коротко. Оружейный концерн Deutsche Waffen- und Munitionsfabriken всплывает в тексте всего раз, и то под сокращенным названием – DWM. О том, что именно производила его компания, Квандт предпочел умолчать.
То, что Гюнтер Квандт описал свою жизнь настолько некорректно, вполне можно понять, если хорошенько представить себе то положение, в котором он находился. Заключенный ожидал предъявления обвинений, он был уверен, что все записи у него заберут. Кажется, он на это даже рассчитывал. Как бы то ни было, о США промышленник пишет с неуемным восхищением:
«Америка! Как часто я думаю о том, что расцвет этой части света является одной из самых прекрасных глав в истории человечества».
В мемуарах Квандт частично затрагивает вопрос о том, правильно ли он вел себя во времена Гитлера. Положение предприятий во времена Третьего рейха он сравнивает с положением офицеров вермахта в конце войны. В армии тоже существовали различные точки зрения. Пока одни офицеры верили, что могут послужить своей Родине, подняв мятеж, другие офицеры выполняли свой долг, заботясь о доверенных им солдатах.
«Такой бизнесмен, как я, мог легко скрыться. У меня были друзья за границей, в Северной и Южной Америке, которые приняли бы меня в любой момент. Но такой поступок был бы дезертирством. Я остался на своем посту. Я оставался в тесном контакте со своими близкими коллегами, заботился о своих рабочих и служащих, пытался сохранить доверенные мне предприятия и компании в целости».
Квандт, по собственным утверждениям, не был впечатлен успехами Гитлера. Если другие были ослеплены тем, как быстро фюреру удалось победить экономический кризис и безработицу, то он лично познакомился с оборотной стороной режима во время заключения в 1933-м: «Мне на собственной шкуре довелось испытать, что такое правовая незащищенность».
Вопрос о собственной вине промышленник упоминает вскользь в связи с книгой Гитлера, которую он, очевидно, прочитал очень давно. «В ней четко говорилось о том, что нам предстояло пережить, если этот человек придет к власти. Речь в книге шла не только о работе и хлебе для всех, но и о войне, об угнетении других народов. К сожалению, большинство прочитали эту книгу не в то время. В противном случае, возможно, эта страшная страница немецкой истории не была бы написана. Я лично обвиняю себя в том, что не принял Гитлера всерьез. Если бы я и некоторые другие, кто читал ее, напечатали эту книгу миллионным тиражом и раздали бы ее бесплатно, обязав людей ее прочесть, мы заплатили бы гораздо меньшую цену!»
Использованная здесь формулировка – «заплатили бы гораздо меньшую цену» – ясно дает понять, с какой точки зрения Гюнтер Квандт смотрел на годы преступлений и угнетения. Он подвел им материальный итог: это оказалось невыгодным.
Поначалу отъезд Квандта в Баварию выглядел ошибкой. Американская военная администрация проводила решительные чистки в рядах немецкого государственного аппарата и бизнеса. Была издана знаменитая «Анкета», позже давшая название популярному роману Эрнста фон Заломона. С помощью 132 вопросов оккупанты выясняли личные данные немцев, их политическое прошлое, должности, функции, а также состояние имущества. Гюнтер Квандт не раз заполнял опросник. По некоторым пунктам ему приходилось писать столько, что требовалось множество дополнительных листов.
Изначально американцы хотели предать Гюнтера Квандта суду в Нюрнберге как военного преступника. Они поступили так с руководителями других крупных предприятий – Flick, Krupp и I.G.-Farben. Однако, проводя денацификацию, США преследовали сразу множество интересов. Они хотели демилитаризовать и демократизировать Германию, но также им хотелось, чтобы страна вновь встала на ноги в экономическом плане. Население голодало, почти все товары были в дефиците, и люди начинали винить в этом союзников. Коротко говоря, приоритетом для американской оккупационной политики являлось быстрое возобновление производства, а не желание вычистить немецкую экономическую элиту.
К этому добавлялось стремление оккупационных властей установить в послевоенной Германии общественно-экономический порядок по образу и подобию собственных стран. Американцы ратовали за развитие в Германии свободы предпринимательства и ограничение распространения социализма.
Вскоре денацификацию передали в руки немцев. В марте 1946 года в Мюнхене был издан закон «Об освобождении от национализма и милитаризма». В городских округах и районах учреждались комиссии по денацификации. Они должны были распределить участников уголовного процесса на главных преступников, преступников, второстепенных преступников, последователей или освобожденных и назначить соответствующее наказание.
Очень скоро в Германии поднялась волна критики данного процесса. Церковь протестовала против преследования миллионов граждан. Да и сами члены комиссий по денацификации считали свою работу неблагодарным делом. С началом холодной войны между Советским Союзом и США в американском обществе также стал расти градус недовольства процедурой денацификации в Германии. Характер этого процесса постепенно менялся. Изначально карательный, теперь он по своей методике скорее напоминал реабилитацию. Все чаще заинтересованные лица делали несколько больше, чем просто опровергали так называемыми «отпускными грамотами» показания жертв, называвших тех или иных людей национал-социалистами или их пособниками.
Пока Гюнтер Квандт находился в заключении и работал над своими мемуарами, двое нанятых им адвокатов пытались собрать оправдательные материалы к предстоящему процессу. Сначала они разыскали Элло Квандт, бывшую жену брата Гюнтера, Вернера. Ее показания имели вес уже потому, что она в течение многих лет дружила с Магдой Геббельс, была вхожа в дом Геббельсов и являлась крестной матерью Гаральда Квандта. При этом от самой политики режима бывшая невестка Квандта держалась в стороне. В 1935 году она даже вышла из состава НСНРП, к которой было присоединилась в 1932-м. Играла ли Элло какую-то роль в делах Геббельса и Гитлера, осталось неизвестным.
27 августа 1946 года Элло Квандт дала клятвенное заверение в пользу своего бывшего шурина. В тексте, написанном явно не без содействия юриста, говорилось следующее: «С того момента, как я познакомилась с господином Геббельсом (с января 1932 года), у меня была возможность наблюдать его враждебное и неприязненное отношение к господину Гюнтеру Квандту, связанное, по большей части, с политическими разногласиями. Геббельс использовал любую возможность унизить и покритиковать «ненавистного Квандта». Тот факт, что после прихода к власти господин Геббельс мог использовать ее против Гюнтера Квандта, достаточно часто подчеркивался им с явным удовлетворением, а также нашел практическое выражение в требовании, чтобы отец Гаральда вступил в партию. В случае отказа он угрожал отнять Гаральда под предлогом непригодности господина Квандта к воспитанию сына».
Защитники Гюнтера Квандта решили представить его вступление в партию результатом давления. Элло Квандт любезно подтвердила эту версию. «С самого начала брака моей бывшей невестки с Геббельсом он буквально вцепился в ее сына Гаральда. Словно игрушку, он таскал юного талантливого мальчика по собраниям, представлял его своим сыном, обещал сделать из него настоящего наци. Весь этот энтузиазм, с одной стороны, действовал на меня возбуждающе, а с другой, причинял боль, поскольку я знала, как неприятно это должно было быть моему шурину».
Элло подробно описала, как Геббельс отнял у Гюнтера Квандта сына. «Дерзость решать за Гаральда постепенно приобретала пугающие формы и вылилась в идею окончательно забрать Гаральда у отца, чтобы он воспитывался в доме Геббельсов, рос в чистой национал-социалистической среде, без влияния отца, который никогда бы не сделал из мальчика нациста, поскольку сам был их противником».
Тетя Гаральда рассказала об идеологической борьбе, которая велась за мальчика в течение многих лет и в которой фанатичный Геббельс в конце концов проиграл. «Несмотря на эти намерения, влияние отца на Гаральда со временем лишь усилилось. Ему удалось отдалить Гаральда от влияния Геббельса и его мира. Постепенно Геббельс разочаровался в мальчике. Я часто становилась свидетельницей злых и жестоких выпадов против Гаральда, которые перерастали в оскорбления и тяжелые обиды, когда племянник защищался. Этот ужасный конфликт омрачил юность Гаральда, но его любовь и симпатия к отцу абсолютно очевидным образом крепли».
Гаральд Квандт письменно заверил показания крестной матери. В октябре 1946 года он, все еще находясь в британском лагере для военнопленных, отослал в Германию разъяснение:
«В НСНРП я никогда не состоял – ни в качестве члена, ни в качестве кандидата на вступление. Мое отрицательное отношение к партии и связанным с ней организациям было следствием влияния моего отца. Я мог позволить себе это, поскольку «пасынка господина Геббельса» нечасто спрашивали о таком».
В сентябре 1946 года Гюнтеру Квандту был предъявлен первый и почти ничем не обоснованный иск. Обвинители утверждали, что он являлся «главным преступником» нацистского режима. Все еще было неясно, какая комиссия по денацификации отвечает за дело Гюнтера Квандта – по месту жительства или по месту пребывания в лагере для интернированных, где Квандт содержался после ареста.
Адвокаты сконцентрировались на том, чтобы вытащить своего подзащитного из заключения. Сначала Квандта отослали из лагеря обратно в Гармиш. Оттуда 10 января 1948 года он написал в комиссию по денацификации в Штарнберге. Предприниматель пожаловался, что в течение полутора лет беспричинно находится под арестом. Один из важнейших производителей оружия в Третьем рейхе даже не постеснялся написать о том, что его «преследовало национал-социалистическое правительство», – утверждение, которое едва ли можно превзойти в абсурдности.
В январе 1948 года Гюнтера Квандта выпустили на свободу. После того как стало понятно, что за дело по его денацификации отвечает комиссия в Штарнберге, промышленник поручил адвокатам прекратить первый процесс, который начался еще во время его заключения. В письме к своему защитнику Квандт отметил, что в этом деле чувствуется политическая подоплека. «Я считаю, что при сегодняшних обстоятельствах иск от 25.09.1946 не будет мне предъявлен», – самоуверенно заключал он. Адвокату удалось достичь соглашения о внесении в иск поправок. Гюнтера Квандта теперь относили не к «главным преступникам», а ко второй группе – «преступники».
Со стороны Квандта в Государственную прокуратуру и комиссию по денацификации поступило множество клятвенных заверений в невиновности промышленника. Немецко-еврейский ученый Георг Сакс, иммигрировавший в США, подтвердил, что Квандт позаботился о «щедром финансовом обеспечении… которое значительно облегчило переезд моей семьи и нашу жизнь».
Промышленник Пауль Вилльманнс, чьей женой была еврейка, также составил для Квандта оправдательное письмо: «Для меня честь иметь возможность подтвердить, что в 1943 и 1944 годах Вы, только узнав о моем аресте и политическом преследовании членами партии и чиновниками, сделали все, чтобы помочь мне в моей беде и защитить от происходившей несправедливости». Речь шла о том, что Гюнтер Квандт дал своему знакомому большую сумму денег, благодаря чему тот смог сохранить миноритарное участие в собственном предприятии. «Вы сделали это, пока я находился в заключении, а моя жена, признанная «неарийкой», была отправлена в КЛ, где она погибла. Вы сделали это, несмотря на то что я в течение 13 месяцев пребывал в КЛ и был преследуем по политическим мотивам».
Далее адвокаты Квандта представили свидетельства руководителей DWM с целью доказать, что компания начала производить продукцию военного назначения довольно поздно и под давлением, а также что Квандт, занимая должность председателя правления компании, не занимался вопросом производства оружия и боеприпасов. Ближайшие коллеги Квандта заверяли комиссию, что при личном общении предприниматель никогда не вел себя – и не высказывался – как нацист.
Для снятия обвинений с руководителя концерна использовалась любая информация. В ход шли даже откровенно анекдотичные свидетельства. Водитель Квандта Ойген Кюрнер сообщил, что у его шефа даже не было партийного значка. По особым поводам предприниматель одалживал его у своего сотрудника. «Он говорил мне: «Кюрнер, мне снова нужно украшение».
Юлиусс Херф, первый прокурор в особом министерстве Баварии, заведовал крупными делами процесса денацификации. Юрист, прославившийся колкими шутками и холодной логикой, имел репутацию беспощадного человека. К делу Квандта Херф приступил с охотой. 8 февраля 1948 года государственный прокурор представил иск. В нем говорилось следующее: «Подсудимый, который еще до прихода к власти нацистов являлся одним из самых известных и успешных промышленников, 01.02.1933 года вступил в партию и оставался в ее составе до самого конца». То, что членство Квандта в НСНРП могло быть следствием давления со стороны Геббельса, было, с точки зрения прокурора, допустимым, однако отрицательное отношение Квандта к нацистскому режиму, как и политическое преследование промышленника на основе этого, установить нельзя. «Несмотря на то что речь здесь шла о семейном конфликте с опасным, облеченным властью человеком, необходимо указать, что фактически подсудимый никак не пострадал от якобы враждебного отношения к нему партии. Укреплению и расширению его экономических и промышленных интересов никак не препятствовали ни власти, ни партийные структуры, напротив, деловые интересы подсудимого в последующем получали полную поддержку соответствующих государственных органов».
Иск содержал список позиций, которые Гюнтер Квандт занимал в немецких предприятиях во времена нацистов. Всего их было 29. Промышленник числился совладельцем суконной фабрики братьев Дрегер в Прицвальке, управляющим Draeger-Werke GmbH в Бабельсберге (Потсдам), председателем правления и руководителем производства Accumulatoren-Fabrik AG (Берлин), председателем правления Deutsche Waffen- und Munitionsfabriken (Берлин), а также членом правления Durener Metallwerke AG. Кроме того, он являлся главой наблюдательных советов не менее чем десяти различных предприятий, в их числе концерн Герлинга. Гюнтер Квандт был заместителем председателя наблюдательного совета еще пяти предприятий, среди которых значилась компания Wintershall AG, а также членом наблюдательных советов главных кредиторов немецкого бизнеса – Deutsche Bank AG, Daimler-Benz AG, Allgemeine Elektrizitats-Gesellschaft (AEG) и ряда других, более мелких предприятий.
В центре дела против промышленника находилась ситуация с Лавалем. Без сомнения, его показания имели сильное влияние на процесс денацификации против Гюнтера Квандта. Фактически промышленник из Люксембурга был единственным свидетелем со стороны обвинения. Леон Лаваль считал себя жертвой преступлений Гюнтера Квандта. Он обвинял председателя правления AFA в том, что тот, имея хорошие связи в политических кругах Третьего рейха, натравил на него гестапо. Лаваль подчеркнул, что таким образом Квандт хотел заполучить акции бельгийско-люксембургского аккумуляторного предприятия SA Accumulateurs Tudor, которые принадлежали Лавалю.
В обосновании иска показания Лаваля были отражены следующим образом: «Хребтом экономического могущества подсудимого являлось его положение в Accumulatorenfabrik AG в Берлине. После успешного военного похода нацистов на Запад данное предприятие, в течение долгого времени находившееся под руководством подсудимого, попыталось получить большинство акций в бельгийско-люксембургском аккумуляторном предприятии SA Accumulateurs Tudor, которое ранее было технически зависимым от вышеуказанной компании… Большая часть необходимых акций находилась в руках инженера Лаваля из Люксембурга. После того как Лаваль был задержан тайной государственной полицией (гестапо), а его сын был помещен в концентрационный лагерь, Accumulatorenfabrik AG через поверенного принудила Лаваля, находившегося в заключении, продать акции. Если сам факт задержания Лаваля и не доказывает того, что Accumulatorenfabrik AG таким образом пыталась повлиять на инженера, то из обстоятельств переговоров и имеющихся документов вполне можно сделать вывод, что подсудимый знал о положении, в котором находился Лаваль, и использовал его в своих целях».
Государственный прокурор относил Гюнтера Квандта к группе «преступников» и требовал приговорить его к помещению в трудовой лагерь сроком на полтора года (который промышленник уже отбыл к моменту процесса). Лаваль, выступавший в качестве соистца, требовал отнести промышленника к главным преступникам.
С мая по июль 1948 года комиссия по денацификации, расследовавшая дело Квандта, собиралась восемь раз. Помимо Лаваля и некоторых его сотрудников на заседаниях присутствовали Элло Квандт, а также оба сына промышленника. Гаральд, вернувшийся к тому моменту в Германию, выступил с заявлением о том, что его отчим «достаточно плохо» отзывался о его отце. «Он всегда говорил о нем как о реакционере. Он считал, что такие люди должны умереть, поскольку никогда не смогут стать наци. Он применял слово «наци» исключительно в выгодном для него смысле».
Герберт Квандт добавил, что еще во время брака его отца с будущей Магдой Геббельс между ними существовали «расхождения по вопросам антисемитизма». «Мой отец, само собой, поддерживал отношения с евреями и принимал их у себя дома. Мачеха была противницей этого, поскольку под влиянием своего отца негативно относилась к представителям данной национальности».
Показания членов семьи и клятвенные заверения сотрудников и партнеров Гюнтера Квандта произвели сильное впечатление на членов комиссии по денацификации. В июле 1948 года они вынесли решение: «Подсудимый должен быть отнесен к группе последователей». Никаких санкций наложено не было.
Комиссия, очевидно, нисколько не сомневалась в правдивости показаний, поскольку ее члены пришли к следующему выводу: «Подсудимый не принимал Гитлера и его программу, в разговорах с бывшей женой он представлял Гитлера демагогом и несколько раз дал понять, что никогда не пойдет за идеями Гитлера и не будет участвовать в осуществлении его планов».
Комиссия по денацификации также признала действительными показания о том, что Геббельс принудил Квандта вступить в партию. В решении было указано следующее: «Геббельс потребовал от подсудимого вступить в партию, иначе он (Геббельс) лишит подсудимого возможности воспитывать его сына Гаральда… Таким образом, решение о присоединении к партии было принято подсудимым принудительно, а не добровольно, и шло вразрез с волей подсудимого». Подтверждение этому выводу комиссия увидела и в том, что Квандт «не поддерживал материально ни саму партию, ни ее подразделения».
Комиссия категорически отрицала, что предприниматель являлся выгодоприобретателем нацистского режима. «Доходы подсудимого основаны исключительно на том, что он получал от должности, в которой уже находился на момент 1933 года». Суд отказывался рассматривать бесчисленные попытки AFA присвоить себе предприятия в захваченных вермахтом странах «как неуемное стремление к власти и недопустимую политику экспансии». Судьи постановили, что компания всегда вела себя корректно. «Общение с немецкими органами власти было обусловлено ситуацией в государстве, и этого было не избежать».
Комиссия полностью приняла сторону Гюнтера Квандта даже в деле Лаваля. Обвинения люксембуржца судьи сочли «необоснованными» и даже приписали жертве гестапо личные мотивы: «У комиссии все больше создается впечатление, что экономическую борьбу Лаваля с Квандтом не следует рассматривать в политическом русле».
Фактически комиссия пришла к выводу, что Квандт не имел никакого отношения к преследованию Лаваля нацистским режимом. Суд сообщил, что гестапо считало Лаваля активным участником Сопротивления в Люксембурге, а также подозревало его в производственном шпионаже. Вполне возможно, что обвинения Лаваля, выдвинутые против Квандта, даже помогли последнему. Свидетели, которых приглашали Лаваль и его адвокат, в большинстве случаев описывали свои впечатления и давали противоречивую информацию. Кроме того, сам Лаваль вел себя так, что у комиссии создалось о нем абсолютно невыгодное ему впечатление. Его собственный адвокат жаловался в письме своему коллеге, «что господин Лаваль хочет продолжать этот процесс из чувства обиды». В конце концов, комиссия по денацификации заключила, что на Квандта пытаются повесить то, в чем он вовсе не был виновен.
Возможно, именно по этой причине суд оказал неограниченное доверие свидетелям, выступавшим со стороны Квандта. Никакие из данных, полученных от членов семьи и сотрудников, не уточнялись даже в случаях, когда это, казалось бы, имело смысл.
Например, в судебном решении было указано: «Комиссия также признает значение того, что выросший в доме фанатика господина Геббельса Гаральд Квандт не стал членом партии. Она опирается на показания самого Гаральда Квандта, который утверждает, что этого не произошло исключительно благодаря влиянию подсудимого». При этом они словно бы закрыли глаза на то, что Герберт Квандт, старший брат Гаральда, воспитывавшийся отцом, работавший с ним бок о бок в главном офисе AFA, в 1940 году вступил в НСНРП.
Более того, комиссия по денацификации подтвердила, что Гюнтер Квандт «отказывался от того, чтобы управляемые им предприятия служили интересам диктатора» – абсолютно абсурдное утверждение, учитывая, что речь шла о, без сомнения, самом крупном производителе оружия Второй мировой войны. Собственно, оно не было подкреплено ничем, кроме клятвенных заверений руководителей Deutsche Waffen- und Munitionsfabriken, также питавших большой интерес к тому, чтобы внести свой вклад в военную экономику.
Можно с уверенностью сказать, что суд в Штарнберге не имел представления о масштабе деятельности Квандта, связанной с производством оружия. Более того, на основе имевшейся у них информации они едва ли могли прийти к заключению о том, какую выгоду промышленник получил от войны. Материалы дела свидетельствуют о том, что ни комиссия, ни государственный прокурор не знали о том, что концерн AFA производил батареи для подводных лодок и так называемого «оружия возмездия».
Испытывая острый недостаток в доказательствах, прокурор Херф слишком сильно сконцентрировался на деле Лаваля и забыл установить, сколько же денег фактически заработал Гюнтер Квандт на производстве оружия. Херф был удовлетворен информацией о доходах Квандта как председателя наблюдательного совета, а затем председателя правления компании DWM. Тот факт, что Квандт также получал от данного предприятия огромные дивиденды, государственный прокурор упустил из виду. Он не имел представления о том, сколько акций DWM принадлежало лично Гюнтеру Квандту, – вероятно, отчасти из-за того, что предприниматель владел ими не напрямую, а через холдинговые компании.
Палата по денацификации не имела никаких данных о финансовых дотациях, которые концерн AFA предположительно мог перечислять национал-социалистам. Выступая перед комиссией, Квандт, согласно протоколу, сказал: «Я не платил партии до 1933 года ни пфеннига ни лично, ни через компании. А после 1933 года единственным исключением стал взнос в фонд Адольфа Гитлера, обязанность выплатить который была закреплена законодательно. Кроме него никаких взносов мы не платили». При этом в рамках Нюрнбергского процесса суду была представлена выписка со счета Национального доверительного управляющего Ялмара Шахта в банке Delbruck, Schickler & Co., из которой помимо прочего следовало, что компания Accumulatoren-Fabrik AG 7 марта 1933 года перевела туда 25 000 рейхсмарок.
В процессе против Квандта также не был поднят вопрос об эксплуатации тысяч подневольных работников. Комиссия по денацификации, относя Гюнтера Квандта к простым «последователям», судя по всему, ничего не знала о том, что на участке в Ганновере, принадлежавшем компании AFA, располагался концентрационный лагерь для заключенных, которых принуждали работать на аккумуляторной фабрике.
Хотя суд не учел большую часть свидетельств активного участия Квандта в нацистской военной экономике, он был очень впечатлен той помощью, которую промышленник оказал некоторым евреям. «В ряде случаев подсудимый, несомненно, оказывал значительную поддержку преследуемым по расовым или политическим мотивам, обеспечивая им денежные поступления, содействуя их отправке за границу, и прежде всего в течение того промежутка времени, пока это было возможно, предлагая руководящие посты тем, у кого совсем не было работы». «Общая позиция» Гюнтера Квандта по отношению к еврейскому вопросу, согласно выводам судей, была «порядочной и вытекала из человеческих убеждений». Все это звучало так, словно предпринимателя стоит причислить к лику святых.
Государственный прокурор Херф, возмущенный практически оправдательным приговором, подал апелляционную жалобу. Новых данных он, однако, предоставить не смог. В ходе рассмотрения жалобы в апреле 1949 года Херф с еще большим рвением занялся личностью Гюнтера Квандта. В глазах обвинителя промышленник, конечно, не был обычным нацистом. Примечательна заключительная речь Херфа, в которой он представил – и довольно точно – психологический портрет подсудимого: «Я убежден, что господин Квандт лично не стремился оказать кому-либо помощь, как и вред. Господин Квандт прежде всего тот, кого принято называть приличным почтенным бизнесменом».
На вопрос о том, что привело такого человека к участию в преступлениях национал-социалистов, государственный прокурор ответил следующим образом: «Это результат безудержного стремления к власти, к построению мощной империи. Одержимость желанием самоутвердиться – вот что лежит в основе его поведения, а также вера в ценность собственной работы. Укрупнение, расширение бизнеса в глазах господина Квандта есть абсолютное благо, а все, что идет вразрез с ним, – плохо».
Комиссия по денацификации Верхней Баварии подтвердила решение комиссии из Штарнберга. Судьи сочли Квандта выгодоприобретателем национал-социалистической системы, которого нельзя за это судить, поскольку он и в других политических условиях был и оставался бы успешным предпринимателем. Кроме того, «однозначных доказательств», что Гюнтер Квандт получил «чрезмерные преимущества», обнаружено не было. «Комиссии по денацификации ясно, что определить границы данного понятия для человека, доказавшего всей своей жизнью, что он понимает, как заработать большое состояние и получить большое влияние в бизнесе, сложно, а также комиссия по денацификации полностью уверена в том, что такого рода работа не может не сопровождаться некоторой грубостью и что в такой работе необходимо использовать любую предоставляющуюся возможность. Однако данная основная точка зрения, которая применима к любому времени, не может применяться к особенному времени, а именно к его отрезку, в котором существовал нацистский рейх, и должна быть переоценена, поскольку здесь также отсутствуют необходимые для доказательства приобретения выгоды политические причины и мотивы».
Генеральный прокурор отправил дело Квандта в третью и последнюю инстанцию – Кассационный суд Государственного министерства Баварии по особым вопросам. Однако и там в декабре 1949 года было принято оправдательное по своей сути решение: по оценкам всех своих судей могущественный руководитель концерна и важный производитель оружия Третьего рейха являлся лишь «последователем».
Процесс денацификации Герберта Квандта проходил куда быстрее, чем процесс против его отца. 5 апреля 1946 года британской комиссией он был признан виновным, однако в декабре 1946 года приговор был заменен отставкой с должностей в наблюдательных советах. Далее процедурой занялась немецкая сторона. После заседания Главной комиссии по денацификации в Ганновере Герберта Квандта отнесли к категории V – «освобожденные».
Вскоре Герберт смог вернуться к делам. А вот его отцу до конца процесса работать было запрещено. В 1948 году, после освобождения из тюрьмы, промышленник поселился в маленьком модульном доме в Цуффенхаузене под Штутгартом. Его здоровье ухудшилось, начались проблемы с сердцем, и ему постоянно требовалось лечение в стационаре. Однако он вовсе не помышлял о том, чтобы совсем уйти на покой. В одном письме он писал, что надеется скоро «снова найти где-нибудь применение себе. Учитывая мою многостороннюю деятельность в течение многих лет, все еще возможно, что я снова займу важную должность, которая увенчает мою карьеру».
Центральный офис компании Accumulatoren-Fabrik AG неофициально переехал в Биссендорф под Ганновером еще в начале 1945 года. Здесь концерн намеревался начать свое возрождение. 20 апреля 1945 года союзники захватили фабрику в Штёкене и обнаружили, что она полностью уцелела. Правда, сразу после освобождения бывшие подневольные работники обрушили на фабрику свою ярость. Многие станки были поломаны и разбиты, после чего здание стали защищать американские солдаты.
Производство было возобновлено гораздо быстрее, чем ожидалось. Уже 1 июля 1945 года AFA, которая еще несколько месяцев назад изготовляла продукцию для вермахта, теперь выпускала аккумуляторы для стартеров британских оккупационных сил. Во многом это произошло благодаря Хорсту Павелю. На время он взял на себя задачу управления концерном и постарался не допустить полного демонтажа завода. Юрист показал себя прекрасным защитником. Несмотря на требования британцев, ему удалось сохранить половину станков и оборудования. В жестких спорах с оккупантами Павель сумел отстоять основные производственные мощности, что было отнюдь не мало: британские инженеры, проводившие инспекцию завода после окончания войны, назвали его «самым большим аккумуляторным заводом в мире».
Вместе с Павелем Герберт Квандт отправился в путешествие по Германии, чтобы выяснить, как обстояли дела с многочисленными заводами группы компаний Квандта, и сохранить как можно больше производственных площадок. К тому же им нужно было опередить руководителей, которые пытались вывести свои фабрики из-под власти AFA и начать самостоятельную деятельность. Оккупационные власти активно поддерживали подобные начинания, поскольку ратовали за децентрализацию бизнеса. Герберт Квандт, разумеется, стремился, напротив, удержать промышленную империю семьи. Поэтому он брал на себя управление всеми предприятиями, какими только было возможно.
Гюнтер Квандт сильно переживал из-за того, что потерял бразды правления. Он даже начал подозревать своих ближайших коллег, в том числе Германа Шуманна и Хорста Павеля, в том, что они хотят его свергнуть. «Они могут создать на заводе в Ганновере определенную атмосферу, а потом заявить, что работники больше не хотят работать под моим началом, – размышлял он в одном письме. – У этих господ свои интересы». Старик не доверял даже Герберту, что следует из письма, в котором последний в феврале 1947 года жалуется отцу: «В любом случае недоверие, проистекающее из многого, я бы даже сказал, почти из всего написанного за последнее время, должно исчезнуть. Все может сложиться так только в том случае, если желать лишь лучшего, ведь озлобленность – это слишком просто».
В июне 1947 года министр иностранных дел США Джордж Маршалл объявил о начале программы помощи немецкой экономике. Советский Союз отверг его план, так что речь шла лишь о западной оккупационной зоне. Воспользовавшись помощью, AFA смогла починить и заменить непригодные станки. Уже к концу 1945 года, согласно кинохронике, «в западных оккупационных зонах наблюдался относительно немалый оборот». В годы до образования федеративной республики компания Квандта, находившаяся после войны на достаточно низких позициях, пережила настоящий взлет.
Недостатка в персонале не было. Несмотря на то что подневольные работники смогли вернуться домой, их места заняли беженцы с восточных земель. В Ганновере они вскоре составляли 70 % занятых на производстве. Большинство переселенцев решительно хотели начать новую жизнь. Их прилежание и желание работать являлись важным ингредиентом процветания Квандтов.
Из-за поражения вермахта семейство предпринимателей потеряло значительное количество имущества как внутри страны, так и за ее пределами. Среди него, конечно же, было и то, за которое они должны были благодарить политику Гитлера и его первые военные успехи. Теперь текстильные фабрики Прицвалька и Виттштока находились в советской зоне оккупации. Были потеряны суконные фабрики в Саксонии и Силезии. Поместье Зеверин в Мекленбурге, как и различные заводы концерна AFA, заняла Красная армия. Как и после Первой мировой войны, аккумуляторный концерн потерял значительные иностранные активы. Ситуация на заводах Deutsche Waffen- und Munitionsfabriken была ничуть не лучше.
Во время экономической лихорадки огромное состояние могло превратиться в пыль.
Гюнтер Квандт с горечью описывал свои убытки в мемуарах: «Что до предприятий и компаний, на которые я потратил лучшие годы своей жизни, они потеряли значительные активы и производственные мощности, чего нельзя не заметить. Я признаю, что эти потери – ничто в сравнении со всеобщей катастрофой, которая коснулась немецкого народа. Однако мне очень больно. В каждый потерянный завод, в каждый станок были вложены мои мысли, планы и чаяния».
В первые годы после войны AFA сменила юридический адрес. Теперь в нем значился не Берлин, а город, в котором концерн был основан, – Хаген. После того как советские оккупационные власти экспроприировали завод в Нидершеневайде, где производились сухие аккумуляторы, концерн заново основал Pertrix-Werke GmbH в Ганновере. Основное звено химико-фармацевтического концерна Byk Gulden тоже было перенесено на Запад, в Констанц.
Гюнтер Квандт, находившийся под стражей до января 1948 года, все это время был занят планами по восстановлению былой промышленной мощи: «Война стала полной катастрофой. Мы стоим на руинах. Немало людей впали в отчаяние. Они сомневаются в том, что наша страна сможет снова встать на ноги. Я не разделяю таких настроений». Промышленник был убежден, что немцы смогут «относительно быстро» преодолеть трудности. И он оказался прав, прежде всего в отношении самого себя. В отличие от подавляющего большинства своих земляков, Квандт практически не пострадал в результате денежной реформы 1948 года.
Национал-социалистическое правительство финансировало свою войну при помощи кредитов, а также печатая новые деньги. В итоге образовался огромный излишек денежной массы. Купюры, монеты и банковские активы на сумму 300 млрд рейхсмарок в 1945 году равнялись товарам лишь на 50 млрд марок. Оккупационному правительству не осталось ничего другого, кроме как изъять из оборота практически обесценившиеся деньги. При поверхностном рассмотрении казалось, что реформа коснулась всех немцев одинаково. Фактически же ее эффект был очень разным: вкладчики потеряли накопленное, должники освободились от долгов, а владельцы материальных активов сохранили все.
Таким образом, благодаря деноминации Гюнтер Квандт и его предприятия смогли одним махом отделаться от большей части своих долгов. А все активы в виде ценных бумаг, к которым в том числе относились акции IG Farben, Mannesmann и Rheinmetall-Borsig, остались в целости и сохранности. Реформа не затронула и все те участки, фабрики и склады, за которые Квандты торговались еще в 1945 году. Как и после Первой мировой войны, валютный кризис принес промышленнику лишь выгоду.
В то время как миллионы немцев заплатили за проигранную войну потерей всего своего имущества, у Квандтов появилось преимущество для нового начала, и его уже вряд ли могли отобрать. Хотя позже правительство попыталось уравнять финансовые тяготы, заставив тех, кто получил выгоду от денежной реформы, заплатить за свое имущество, эта процедура не изменила тот факт, что богачей пощадили.
После войны Квандты стали самыми богатыми гражданами разрушенной страны. Их состояние было продуктивным, они могли пользоваться им и приумножать. Концерн AFA владел фабриками в Ганновере и Хагене. Концерн Wintershall, акции которого принадлежали Квандтам, имел в своем распоряжении калийные шахты в Нижней Саксонии и Гессене, и, кроме того, его ждал огромный рост в нефтяной отрасли. Наряду с долями в прочих предприятиях Квандтам принадлежал пакет акций Daimler-Benz.
Спустя два года после окончания войны в семью своего родного отца вернулся младший сын Гюнтера Квандта. В 1947 году Гаральд Квандт освободился из британского лагеря для военнопленных. К тому времени ему было 26 лет, однако он выглядел и вел себя так, будто был гораздо старше. Практически со школьной скамьи он отправился в армию, четыре года воевал, еще три года провел в плену. Теперь ему предстояло обрести новую идентичность.
Гаральд начал работать каменщиком, литейщиком и сварщиком. Отец не давал ему много денег, он должен был обходиться тремя сотнями марок в месяц. Однако уже во время обучения младший сын вошел в наблюдательные советы многих предприятий группы компаний Квандта. Гаральд выучился на инженера и в 1953 году защитил дипломную работу, в честь чего отец подарил ему миллион марок (правда, вычтя из них долг, который числился за Гаральдом с того момента, как Гюнтер Квандт переписал на него два процента акций одного из принадлежащих семье холдингов).
В 1950 году Гаральд Квандт женился на своей подруге детства Инге Бандеков. Инге была дочерью адвоката, по стечению обстоятельств выступавшего защитником Квандта. В 1920-е годы господин Бандеков влюбился в секретаршу предпринимателя. После их свадьбы Квандт сказал юристу, что теперь тот должен ему хорошую секретаршу. В конце 1940-х молодая Инге начала работать в Штутгарте секретарем у Гюнтера Квандта. Так она снова встретила Гаральда, мужественного и интересного молодого человека, которым она восхищалась еще маленькой девочкой.
Семья Инге и Гаральда выросла очень быстро. В 1951 году родилась их первая дочь, Катарина. В 1952 году родилась Габриэле, в 1955-м – Анетте, в 1962-м – Колин-Беттина, а еще через пять лет – Патриция.
Герберт Квандт после войны также находился в поиске своего личного счастья. Он развелся с Урзель Квандт еще в 1940 году, а его дочь Сильвия, рожденная в 1937 году, жила с матерью. Новую спутницу жизни Герберт Квандт обрел в Лизелотте Блобельт, дочери ювелира. В 1950 году они сыграли свадьбу. Бывшая домработница четы утверждала, что ради этого брака Лизелотта расторгла помолвку с другим.
Вскоре и в доме Герберта Квандта появилось трое детей: Соня (1951), Сабина (1953) и Свен (1956). Герберт Квандт придерживался старой традиции и всем своим шестерым детям, рожденным в трех браках, он дал имена, которые начинались с одной и той же буквы.
По представлениям Гюнтера Квандта, после его кончины оба сына должны были продолжить дело всей его жизни. При этом отец-основатель планировал оставить Герберту финансово-экономическую часть, а Гаральду, отслужившему в парашютно-десантных войсках и получившему диплом инженера, – технический отдел.
Однако самому промышленнику пока не хотелось расставаться с властью. Летом 1949 года он вновь стал председателем правления AFA, несмотря на то что глава наблюдательного совета Герман Йозеф Абс уже тогда считал фаворитом Герберта Квандта и даже предложил отцу-основателю свое место председателя наблюдательного совета концерна. Но у Гюнтера Квандта были другие планы. В то время он был одержим идеей возместить все, что потерял в результате войны. Хорст Павель позже так описывал промышленника в послевоенные годы: «В 1948 году (ему тогда уже было 67 лет) он снова начал работать в AFA в роли председателя правления, а также почти во всех органах, в которых заседал ранее. С этого момента началась наша лихорадочная деятельность, поскольку он стремился нагнать все, что упустил за годы отсутствия». Другой руководитель из AFA, вновь встретившийся со стариком в 1949 году, сказал, что спустя пять лет тот «практически не изменился» и «все еще обладает несокрушимой жизненной силой». Правда, ему показалось, что Квандт-старший стал «еще более щепетильным и мелочным».
Инге Бандеков была секретаршей Гюнтера Квандта. В 1950 году она вышла замуж за его сына Гаральда
В действительности здоровье Гюнтера Квандта было довольно сильно ослаблено. Каждые шесть, а то и три месяца ему приходилось на неделю-две ложиться в больницу. При этом с собой он всегда брал огромный чемодан документов. Сотрудники должны были приходить к нему в больницу согласно детально проработанному плану встреч. Совещания проводились прямо у его больничной койки. Пациент тайно использовал клинику даже как место для заседаний наблюдательного совета.
Под пристальным вниманием Гюнтера Квандта завод AFA в Ганновере был перестроен и модернизирован. Пострадавший во время войны завод в Хагене также был приведен в порядок. Аккумуляторный концерн завязывал новые связи за рубежом. В 1952 году Квандт-старший отправил Герберта в Аргентину, Уругвай и Бразилию, чтобы тот разузнал о возможностях расширения для AFA. Герберт ездил и в США, где посещал фабрики, вел переговоры о получении лицензий и возобновлял старые контакты. «Мой отец, к сожалению, не имел возможности быть рядом. Однако, если мне позволено так говорить, я думаю, он был бы очень рад, увидев, как его сын, впервые находясь на его месте, успешно устанавливает международные связи», – вспоминал он позже о своей поездке. Между тем, отмечал Герберт, временами его и его сотрудников принимали в Соединенных Штатах «холодно», к ним относились «как к проигравшим – очень плохо».
После денежной реформы аккумуляторный концерн, однако, стремительно рос. Предприятие получило выгоду от войны в Корее, начавшейся в июне 1950 года. США и их союзники начали вооружаться, таким образом полностью загрузив производственные мощности своих фабрик. Немецкие компании с радостью заполнили пробелы своими товарами. Благодаря экспорту концерн AFA увеличил прибыль на 15 %. Во времена экономического чуда эти показатели оставались двухзначными.
Будучи в преклонном возрасте, Гюнтер Квандт все так же управлял своей империей, теперь из неприглядного офиса во Франкфурте, куда переехала штаб-квартира концерна AFA. Семья в течение долгого времени скрывала, где будет находиться центральный офис компании. Раньше он располагался в Берлине. После войны Квандты, в конце концов, выбрали Франкфурт благодаря его центральному положению: помимо прочего, там находились крупные банки, а неподалеку крупные химические предприятия.
В послевоенные годы Гюнтер Квандт вновь направил свое острое чутье хорошей сделки на рынок недвижимости. Он объехал всю республику на «Фольксвагене», а затем представил властям планы по восстановлению городов и получил очень выгодные участки под строительство. Это было недешево. Герберт и Павель упрекали предпринимателя в том, что он слишком много известирует в землю, в то время как лучше было бы вложить эти деньги в производство. Им стало трудно даже выплачивать зарплаты. Однако вскоре они ясно увидели, что старик все еще не утратил былую хватку.
Отец-основатель передает империю следующему поколению: Гюнтер Квандт с сыновьями на праздновании своего 70-летия
Гюнтер Квандт хотел построить новый дом и для себя, но дожить до окончания строительства ему было не суждено. В 1954 году, почти сразу после Рождества, промышленник отправился на лечение в Египет. За день до Нового года он планировал совершить экскурсию к пирамидам. Однако ничего не вышло: утром 30 декабря Гюнтер Квандт скончался. Ему было 73 года.
Траурная церемония прошла 8 января 1955 года в актовом зале Университета имени Йоханна Вольфганга Гёте во Франкфурте. На всех предприятиях Квандта работа приостановилась. Хорст Павель, самый близкий коллега Гюнтера Квандта, произнес речь, рассказав о жизненном пути промышленника, и сравнил его с Августом Тиссеном, Эмилем Ратенау и Альфредом Круппом.
Павель не обошел вниманием и то, с какой фанатичной уверенностью Квандт умел извлекать капитал из больших кризисов и катастроф, происходивших в немецкой истории. Годы политических волнений и инфляцию после Первой мировой войны Квандт «использовал гениальным образом», подчеркнул он. «Экономические кризисы – я говорю о периоде гиперинфляции с 1918 по 1923 год, о критических годах с 1930 по 1932-й и о времени до валютной реформы – наполняли его не пессимизмом, как большинство других людей, а несгибаемым оптимизмом. Он взвешивал риски и шансы, тщательно готовился действовать и действовал настолько искусно, настолько упорно, что просто не мог не достигнуть намеченной цели». В общем, Павель исключительно элегантно описал дар почившего всегда оставаться в выигрыше.
Еще в 1941 году, во время празднования 60-летия Гюнтера Квандта, банкир Герман Йозеф произнес в его честь хвалебную речь. Тогда он сказал: «Самым вашим примечательным качеством, несомненно, является вера в Германию и в фюрера». В надгробной речи Абс выразился уже совершенно иначе: «Он никогда не раболепствовал перед всесильным государством».
На следующий год после смерти Гюнтера Квандта Федеративная Республика Германия стала суверенным государством, а ее национальная футбольная сборная завоевала в Берне титул чемпиона мира. Этот был год, когда, как считали многие немцы, послевоенное время подошло к концу. У людей вновь появилась надежда. Кризис был преодолен, процесс восстановления удался. Немцы снова были на коне. Из побежденных они стали победителями. Начиналось новое время. И Квандты должны были достигать новых высот.
