Глава 44

Не собирайте урожай, который не посеяли

2017 г.

Тучи в моей жизни сгущались. На тот момент «Грузинская лавка» уже закрылась, оставив за мной долг перед партнером, кондитерская только набирала обороты и требовала инвестиций, я готовился остаться без работы, а кафе «МишЛен» стартовало не так, как хотелось.

Так как мы открылись, можно сказать, в кредит, убедив многих близких подрядчиков оказать нам услуги с постоплатой, мой телефон не смолкал. Подошло время выполнить обязательства. Одновременно с этим другие партнеры рассчитывали на меня по части дополнительных инвестиций в проекты. Команда и соучредители «МишЛена» возлагали надежды на то, что я как-то настрою работу и, как обычно, придумаю выход из ситуации, который резко изменит ход вещей. Я со всеми вел переговоры и пытался сохранить лицо, делая вид, что все будет хорошо. Было такое ощущение, будто я держусь за жизнь, которая мне не принадлежит, за образ успешного парня, которому не соответствую.

Где-то через пару недель после начала этого всестороннего давления мой организм начал сбоить. Вернулась вегетососудистая дистония с болью в груди. Панические атаки шли безостановочно. С каждым днем состояние становилось все хуже. Начались проблемы с желудком и почти со всеми внутренними органами. Появился еще один новый симптом. Это был хруст в груди. Он возник на фоне стресса. Стоило мне выпрямиться, как из груди доносился такой звук, будто у меня вправлялся вывих. Оставаясь один, я всегда был согнут и не мог спать.

Я безостановочно ездил к кардиологам. Всякий раз рассказывал, что умираю. Врачи мерили давление, снимали кардиограмму и, посмеиваясь, отпускали домой. Помимо панических атак, у меня была и видимая болезнь – пароксизмальная тахикардия, проявление которой не получалось поймать годами. Это что-то вроде приступа неровного сердцебиения. Обычно они происходили раз в год, но в периоды истощения могли случаться и каждый день. Чтобы его зафиксировать, кардиолог дала мне переносной сердечный монитор.

28 декабря 2016 года под ночь я почувствовал очередной приступ тревоги. Сердце билось неровно. Я взял кардиомонитор и приложил два пальца, чтобы записать кардиограмму. Я увидел, как вздрогнула линия сердечного ритма, и потом долго смотрел на ровную полоску. В глазах потемнело, и, уже теряя сознание, я вновь увидел на мониторе, что сердце забилось. Я поймал себя буквально у пола. Ноги уже не держали. Это была пятисекундная остановка сердца. Не та, которая происходит у тех, кто испытывает клиническую смерть. Это было явление на фоне стресса, но, как вы понимаете, ничего хорошего в нем не было.

1 января я вызвал скорую, потому что думал, что умираю от инфаркта. 2 января зашел в аптеку купить гематоген и решил измерить давление на аппарате у кассы. Оно было под 200. Это было уже очень серьезно. Я вновь поехал в кардиоцентр. На тот момент меня там уже знали, как родного. С таким давлением, которое то поднималось, то падало, я прожил почти неделю.

Новогодние каникулы подарили кое-какие надежды, а вместе с ними улучшилось и здоровье. Кафе «МишЛен» в праздники стало показывать отличный оборот, выручка кондитерской вообще зашкаливала.

Два клиента заказали у меня небольшое обучение, а компания «Этажи» попросила провести стратегическую сессию. Помню, как, стесняясь, они назвали вознаграждение в 30 000 рублей, которое было заложено в их бюджет. Я считался богатым человеком. После моего согласия они долго спрашивали, почему мне это было интересно, даже не подозревая, что предложи они мне 10 000 рублей – я бы тоже не отказался.

На этой хорошей ноте я отправился в столь необходимый отпуск, который был оплачен еще во времена, когда деньги не были для меня чем-то редким.

Отдых прошел не ахти. Кредиторы, оставившие меня в покое на каникулах, вновь не давали покоя. Слыша на фоне приветствия на вьетнамском, они приходили в бешенство.

Все проекты после новогодних каникул, как раз в период моего отъезда, начали показывать спад, и я понимал, что будет только хуже. Каждый день я следил за оборотом и не видел ничего обнадеживающего. Надвигался февраль. Он по определению не мог принести хороших новостей, потому что на 10 % короче остальных месяцев, да и к тому же в ресторанке был всегда очень депрессивный.

В самом конце января я вернулся на родную землю и, предвкушая начало худшего месяца в году, понял, что должен спасаться сам и тем самым спасать проекты. Дело в том, что проектам, для того чтобы прийти к успеху, требовалось время, которое стоило денег. Эти деньги должны были вносить учредители. Я не мог этого сделать и тем самым проекты убивал.

Моя кредитная нагрузка в тот момент в контексте полного отсутствия поступлений была огромной. Она состояла из кредита по автомобилю, кредита по караоке-залу, кредита для кафе «МишЛен», займа для того же кафе у друга моего отца и займа для кондитерской у него же, а также дополнительных займов для доинвестирования во все проекты. Ко всему прочему у меня были долги перед партнерами, которые вкладывали деньги в проекты непропорционально долям. Они делали это вместо меня, а я должен был отдать им всё позже. Проблема была в том, что за одним убыточным месяцем наступал следующий, и с ним подступали новые долги, а я к их приходу еще не погасил предыдущие.

Мои ежемесячные выплаты приближались к полумиллиону рублей при полном отсутствии доходов. Нужно было что-то решать, причем срочно. По сути, у меня было всего два варианта – либо сделать что-то, чтобы все проекты резко вышли в плюс, либо я должен был отказаться от всех убыточных долей в ресторанах. Первый сценарий был нереальным, поэтому на самом деле выбора у меня и не оставалось.

Долгое время я отказывался верить в то, что чего-то лишусь. Мои кафе были тем, о чем я мечтал с самого детства. Меня убивало то, к чему я стремился всю жизнь. Разум просто отказывался принять такой сценарий, при котором я добровольно выходил из компаний. Я пытался все сохранить, откладывая разговоры с кредиторами и партнерами, и этим еще больше топил себя, увеличивая кредитную нагрузку.

Подступала и еще одна напасть. Как вы помните, у нашей компании был подписан договор на открытие кафе «МишЛен» в «Тюмень Сити Молле». Открыться в назначенные сроки мы уже не могли, так как стоял вопрос выживания проекта в целом. Расторгнуть договор без санкций уже тоже не могли. Как итог, у нас намечались еще большие долги.

Я в прямом смысле сходил с ума. Каждый день посвящал поиску денег, чтобы хоть кому-то их отдать и чтобы появились хоть какие-то средства на жизнь. Никогда не забуду, как это происходило. Я садился в автомобиль, открывал записную книгу и шел по списку контактов, анализируя, кому можно позвонить для займа. В первую очередь рассматривал тех, у кого было не так стыдно просить. Доходя до самого низа книги контактов, я как будто падал на дно и не знал, что делать. Тогда приходилось возвращаться наверх и рассматривать для займа уже малознакомых людей. Так я прожил около месяца, каждый день разыскивая средства к существованию.

В один из дней, опустившись в очередной раз на самое дно телефонной книги и не найдя никого, кто может выручить, я закрыл глаза, и тут меня осенило. Я осознал, что потеряю большую часть долей в проектах и что не рассчитаюсь в короткие сроки по всем долгам. Я до последнего искренне верил в то, что все как-то наладится и будет хорошо, но понял, что все это не более, чем самообман.

Кроме того, стало очевидно, что процесс потери уже происходит. Просто я всячески ему сопротивляюсь и тем самым делаю только хуже. Я испытал ощущение, похожее на состояние свободного падения, которое уже было невозможно остановить и в котором можно увидеть дно, лишь открыв глаза и узнав правду. Чем дольше я падал зажмурившись, тем сильнее отдалялась точка приземления, и тем больнее мне предстояло рухнуть в будущем.

Это был момент прозрения. Я поднял веки и понял, что должен самостоятельно принять решение по выходу из всех заведений, в которых у меня не получалось исполнять обязательства партнера и учредителя. Также я должен был обрисовать всем кредиторам, как обстоят дела на самом деле, чтобы те знали, когда мы вернем деньги.

Я вновь пролистал список контактов, ища в нем не того, у кого можно перехватить, а имя кого-то из своих партнеров, чтобы инициировать первый из целой серии серьезных разговоров.

Начинать нужно было со «Счастья» и проектов, связанных с ним. Конечно, лишаться там доли мне не хотелось. Это был лучший ресторан в городе и единственный проект, который не требовал инвестиций. Выйти из него я вынужден был из-за собственной жадности и амбиций. Если бы я когда-то не принял решения по входу в «Грузинскую лавку» и кондитерскую, то у меня бы не появились долги. Я мог бы просто быть совладельцем одного из самых успешных ресторанов в городе, но нет же, мне хотелось большего.

Чтобы закрыть хотя бы часть собственных долгов, я должен был продать то единственное, что стоило денег, – долю в «Счастье».

Мы провели переговоры с партнером и пришли к условиям, по которым я выходил из всей группы компаний.

Наступила очередь «МишЛена». Мы с партнерами собрались на встречу по итогам нескольких месяцев работы. По сути, она сводилась к тому, кто сколько денег даст и на каких условиях. Все это понимали.

У нас накопился приличный убыток, который начал сказываться на работе. Часть поставщиков перестала отгружать нам продукты, и многие позиции в меню отсутствовали. Сотрудники тоже побежали, так как зарплата не выплачивалась своевременно. Отдельной темой были обязательства перед ТРЦ «Тюмень Сити Молл».

На той встрече присутствовали я, Юрий Владимирович, наш инвестор и Арина. Я ощущал вину перед всеми, и недовольство мной витало в воздухе. Я знал, что они считали меня ответственным за спасение ситуации. Я же был абсолютно недееспособен. Истощенный бессонными ночами, разрывающийся между подработками, обеспокоенный своим здоровьем, разочаровавший всех, кого когда-то затянул в ресторанку, я был не готов к героизму.

Беседа вышла сложной. Во многом это было из-за меня. Я не мог делать в проект вложения, пропорциональные своей доле. Если уж быть честным, я не мог делать вообще никаких вложений, чем создавал огромное напряжение.

Если бы во время доклада я говорил о том, что с каждого учредителя причитается определенная сумма денег, которую сам бы вносил, то это очень меняло бы ролевую модель. Я мог бы позволить себе спрашивать с партнеров, которые уклоняются от исполнения обязательств перед проектом. Здесь же коллеги спрашивали с меня и делали это в очень неприятной манере.

У нашего инвестора была особенность – он озвучивал то, о чем думают и молчат все остальные. И делал это, не подбирая слов. С одной стороны, так было правильно, с другой – это казалось возмутительным, потому что он общался так, как общаются друг с другом не физические, а юридические лица. Словно ни у кого нет ни чувств, ни эмоций.

Он практически с порога сказал, что готов к закрытию заведения, а также к тому, чтобы не открывать ничего в ТРЦ. Главной причиной был назван непрофессионализм команды в лице меня и Арины, и в нас он не верил. Прямо так и сказал мне, Арине и ее отцу Юрию Владимировичу.

Выплеснув негодование, он смягчился и добавил, что будет готов выделить средства на переезд в «Тюмень Сити Молл», если мы покажем какой-то результат и докажем собственную состоятельность. Потому что это лучше, чем распродавать оборудование по частям, выкидывая диваны, а также многое другое, что невозможно реализовать. Сохранять заведение в центре он не был готов ни при каких раскладах.

Мы с Ариной высказались против, и тогда он сказал: «А у вас нет права голоса, потому что голосует тот, у кого есть деньги». Это были обидные слова, но возразить нам было нечего. Мы с Ариной приняли сценарий, по которому теряем кафе в центре, но ставим цель показать себя с лучшей стороны, чтобы открыться в ТРЦ.

Инвестор поставил план по количеству чеков, который мы должны были выполнить, чтобы тот увидел, что нам можно доверять. Это была задачка не из легких. В условиях падения выручки и отрицательного тренда нам нужно было прирасти, притом что на продвижение денег не было. Близилось очередное время героизма.

Мы не понимали, как могли проявить себя, поскольку, чтобы это сделать в феврале, нужны были деньги на продвижение, время на смену меню с новым шефом, которое тоже было не бесплатным. Кроме того, необходимо было решить производственные проблемы на кухне, которые просто не позволяли нормально обслуживать гостей. Главное, на что нужны были финансы, – закрытие долгов перед поставщиками, чтобы элементарно закупить продукты.

Инвестор обозначил готовность выделить часть необходимых инвестиций, но их бы не хватило на решение текущих проблем и на переезд. Дополнительным условием для финансирования он обозначил то, что не хотел спонсировать проект один. Юрий Владимирович в ответ тоже согласился дать немного денег. Проблема была в том, что все были готовы вкладывать, получая хотя бы что-то взамен.

Убыточному предприятию было нечего предложить, и тогда я выступил с инициативой, чтобы доли моих партнеров увеличились за счет уменьшения моей. Партнеры согласились и оставили мне 10 %, потому что я тоже вкладывался в проект деньгами. На этом собрание и закончилось.

Так я потерял в проектах почти все доли, которые планировал получить за работу. Забавно то, что после сведения всех цифр я с удивлением обнаружил, как справедлив оказался итоговый расчет.

За «Счастье» я получил денег примерно столько же, сколько вложил во всю группу проектов. Таким образом, ничего из того, что мне досталось просто так, я не смог реализовать. То же самое было и в «МишЛене». С учетом того, сколько было инвестировано, и того, сколько предстояло вложить в проект в контексте ситуации с «Тюмень Сити Моллом», именно 10 % я и внес живыми деньгами.

Наверное, эта математика стала для меня главным подтверждением неправильности жизненной стратегии, которую я пытался реализовать много лет.

Идея получения статуса соучредителя за якобы гениальную работу полностью провалилась и привела к тому, что я лишился всего, за что не заплатил. То же, что получил за деньги, осталось со мной.

Может показаться, что я должен был расстроиться или обидеться. Нет. Я вздохнул с облегчением.

За несколько лет партнерства без собственных вложений я устал от ощущения, что постоянно должен, что являюсь нахлебником, который получил что-то просто так. Это было абсолютно правильное и честное ощущение. Я заслуживал такое отношение, потому что по какой-то причине считал, что партнерство со мной стоит денег, которые люди платили за меня. Они зарабатывали кровью и потом то, что я получал ни за что. В какой-то степени я представлял, что имел доли за свою хорошую репутацию в глазах клиентов, перед которыми в предыдущие периоды показывал результат. По факту же получилось, что я продавал свою репутацию за доли в проектах, но вернуть ее, возвращая доли, уже не мог.

Позже я очень много думал, почему все сложилось именно так. Как-то в интервью моему близкому товарищу Валерию Гуту Владимир Владимирович Якушев, бывший губернатор нашего региона, сказал: «В этой жизни будешь успешным, если соблюдаешь десять правил. Первое – ты не собираешь урожая, который не посеял. Остальные девять – ты не пытаешься найти оправдания своим ошибкам». Когда я увидел эти слова в интернете, то понял, что в них заключена великая мудрость.

Сейчас могу посоветовать каждому не искать никаких бесплатных долей в компаниях. Ни за работу, ни за что бы то ни было, кроме денег. Не собирайте урожай, который вы не сеяли. Бесплатный сыр только в мышеловке.

В юном возрасте нам свойственно думать, что было бы круто получить что-то просто так. Мы не понимаем последствий получения чего бы то ни было на бесплатной основе.

Представьте, что вы, будучи студентом, просто так получите отель или завод. Если вам кажется, что это круто, то поверьте, это лишь в теории. Владеть чем-то – значит быть ответственным за это, а значит, быть соразмерным этому мозгами, управленческими и предпринимательскими способностями. Любой студент развалит и отель, и завод за считаные недели.

Когда вы что-то купили «за свои» или что-то создали, то оно подконтрольно вам, потому что вы сами сформировали это. Если же вы просто получили что-то многократно большее вас, то по идее оно может сформировать вас, но это происходит редко. Редко кафе, появившееся у студента, сделает его ресторатором. Оно просто раздавит его, как раздавили меня все проекты, в которые я пришел.

По теории ограничений в бизнесе, все приравнивается к наислабейшему звену, поэтому скорее студент превратит кафе в то, каким является он, чем наоборот. Это как посадить ребенка за штурвал самолета и считать, что самолет сделает из него пилота. Это абсурд, который ничем, кроме катастрофы, не обернется. Ребенок должен встать из-за штурвала, отдать его профессионалу, а сам обязан занять свое место. В случае же если он хочет быть пилотом, есть всего один путь – через летное училище, практику и карьерный рост.

В бизнесе, как в авиации, нельзя долго быть самозванцем. Я пытался им быть, и проекты, а также статусы, которым я не соответствовал, разрывали меня. Чем дольше я держался за них, тем больше проблем было у меня и у бизнесов. В какой-то момент мне это стало ясно, и я понял, что должен встать из-за штурвала и занять свое место.

Предстояло начать все с нуля. Вернее, с минуса.