43

Андре со стоном разлепил глаза. Чем-то воняло. А-а, это его собственная футболка… Он кое-как стащил ее – вчера вечером его явно вырвало. Попробовал сесть, но тело решительно этому воспротивилось.

«Ну как можно быть таким ослом?» – подумал он, и голос, прозвучавший у него в голове, был не его собственным, а Киары. Вчера вечером дома у Маркуса он напился в хлам. Хотя не намеревался – он был чрезвычайно осторожен по части алкоголя с того момента, как узнал про убийства. Какой толк от бейсбольной биты под кроватью и от тройной проверки замков, когда просто ковыляешь по улице на косых ногах, пьяный и дурной? Но кто-то притащил из «Трейдер Джо» две здоровенные, по двадцать четыре банки, упаковки алкогольного рутбира, а это пойло такое сладкое, что и не поймешь, есть в нем алкоголь или нет. Так что Андре поступил так, как чуть ли не каждый божий день поступает бессчетное множество прочих первокурсников: отлично провел время, напился с друзьями в сопли и в обнимку со своим соседом по комнате на заплетающихся ногах потащился домой, чтобы наутро пробудиться с тяжелым похмельем.

«Дурак, дурак, дурак! Тебя могли убить!» Кое-как выбравшись из постели, он поплелся в ванную, где его незамедлительно вырвало какой-то жуткой черной жижей. От одного вида ее у него закружилась голова. Оглашая ванную стонами, Андре спустил воду в унитазе и, поеживаясь, улегся прямо на холодный пол ванной.

– Ща умру, – еле слышно пролепетал он, вдруг ощутив почти непреодолимое желание оказаться дома. Не здесь, в этом чужом, опасном месте, а там, в северо-восточном квадранте, в собственной уютной комнатке с окнами на задний двор. Мама с папой внизу, пьют кофе. Он скучал даже по Исайе с его привычкой засовывать голову Андре себе под мышку, маниакально хохоча. А ведь ему было всегда так скучно дома – так скучно, что он никогда и не думал, что будет по нему тосковать.

«Что за детство? Восемнадцать лет, а все хочешь к маме?» Андре с трудом сел, прислонившись к краю ванны, и вытащил свой телефон. Пропущенный звонок от отца. Палец завис над кнопкой вызова. Всего одно движение пальца – и со всем этим будет покончено. Мигом примчатся родители, и все волшебным образом изменится к лучшему. Непонятно как, но тем не менее. Может, они даже не особо разозлятся. Можно просто попроситься домой, сказать им, что очное обучение с полным учебным днем – это для него слишком, и как только Адамс останется за спиной, все опасности тоже будут позади. Тут Андре вздрогнул – телефон зазвонил сам. Отец. Коротко поздоровавшись, тот сразу же спросил, не разбудил ли он его.

– Что-что? Нет.

– Эй, ты не заболел? Что-то голос у тебя больной.

– Э-э… просто поздновато вчера домой пришел.

– Ты ведь не пил, надеюсь?

– Ну конечно же нет! В мороженицу ходили.

Как вообще родители представляют себе колледж? Днем – лекции, вечером – дитячьи посиделки в мороженице?

– Я разговорился с одной девушкой.

Это его осадит.

– Вон оно как… – протянул отец. За этим последовала пауза – похоже, отец, прикрыв рукой телефон, что-то говорил кому-то, наверняка матери. Эта пауза показалась Андре вечностью. Он все никак не мог решить, не сказать ли что-нибудь – то, что может положить всему этому конец. Требовалось всего-то одно слово, хотя он не совсем представлял, с какого именно слова начать.

– Послушай, Пух, мы хотели тебе сказать, что уже известна дата операции.

– Да что ты!

Предстоящая отцу операция на позвоночнике всегда маячила где-то на горизонте. Но вечно находились какие-то более неотложные дела, а отец имел привычку въедливо изучать все, прежде чем что-то сделать.

– Третьего ноября – к Дню благодарения я уже буду на ногах.

Андре ощутил волну паники.

– Так скоро?

Его отец больше привык уделять внимание пациентам «скорой», а не собственным болячкам. Здоровенный, пышущий здоровьем мужик с громовым голосом, а не какое-то бессознательное тело, опутанное всякими проводами и трубками. От одной только мысли о нем на больничной койке Андре опять стало дурно.

– Волноваться не о чем. Знаешь, как это называется, когда удаляют диск? Дискэктомия!

– Очень смешно, – нетерпеливо произнес Андре. – Но это под наркозом и всеми делами?

– Это не так, как ты себе представляешь, – меня не распотрошат до самого нутра. Хирургическое вмешательство минимальное. Совсем малюсенький надрез, крошечные инструменты, и у двух ребят с работы был тот же хирург.

– Могу приехать домой на выходные, – быстро произнес Андре. «И нет, я не стану говорить тебе то, что вызовет у тебя стресс – типа того, жульничество это или нет, если я таким способом поступил в универ, и что на свободе тут бродит серийный убийца. Ничего из этой серии, клянусь!»

– Да, Пух, было бы хорошо повидаться.

Вот и выкладывай в такой ситуации какие-то секреты…

– Доктор Торрес? – позвал Андре, засовывая голову в кабинет Елены. Пара часов и пара порошков «Педиалайта» малость привели его в чувство. – Я почти закончил заполнять опросник, а комп завис.

Поднявшись из-за стола, она прошла вслед за ним по коридору в комнату для экспериментов, в которой он работал. Склонилась над компьютером и наморщила нос.

– Иногда их глючит, – произнесла она. Он присел рядом с ней.

– Не знаю, слышали ли вы, – произнес Андре, решив, что заодно можно выудить кое-какую полезную информацию. – Мне удалось опознать парня, которого я видел в тот вечер, когда зарезали Майкла. Это был тоже студент, которого зовут Келлен Бисмарк.

Елена нахмурилась, по-прежнему глядя на экран. Судя по ее вдруг застывшим глазам, новость ее явно поразила, но она промолчала. Открыв пакетик «Эм-энд-эмз», полученный в ходе одного из предыдущих экспериментов, он предложил ей угощаться.

– Как нормальный человек, вы не устали еще анализировать все эти эмоции?

– Бывает.

– Доктор Уимен в свое время наверняка по горло насмотрелся всякого дерьма, – сказал Андре. Может, это в нем говорил «Педиалайт», но почему-то он вдруг заметно осмелел. – Я где-то читал, что некогда он был тем самым психологом, который работал по делу НДР.

– А, ну да, хотя он никогда про это не рассказывает, – отозвалась Елена, не сводя глаз с экрана и в очередной раз тыча в клавишу «Esc».

– С ума сойти!

– Это дело выпило из него все соки. Можешь себе представить: два года заниматься психотерапией с человеком, чтобы в результате узнать, что он серийный убийца?

Андре так и застыл, втайне радуясь, что занятая попытками реанимировать зависший компьютер Елена не видит сейчас его лица. Он-то всегда думал, что Уимена наняла полиция – чтобы оценить, насколько Грегори Рипли в «здравом уме», чтобы предстать перед судом. Но эта подробность, пусть и поразительная, многое объясняла. Уимен лечил этого парня несколько лет – вот почему он так вступался за него.

Как можно скорей развязавшись с опросником, Андре быстро сбежал по лестнице и уже на улице вытащил телефон. Всю последнюю неделю они с Хлоей безуспешно пытались связаться с бывшей невестой Джона Фиолы, но ни ответа, ни привета. Хлоя выяснила ее домашний адрес и предложила решить вопрос попросту явочным порядком – по мнению Андре, идея была не самая удачная. Эта крошечная крупица новой информации была первой хоть какой-то зацепкой с тех самых пор, как они раскрыли Эмму.

«Есть важные новости, – написал он. – Встретимся?»

Ответила Хлоя буквально через несколько секунд, сообщив, что попробует отловить Чарльза и что можно будет встретиться у него дома. Заинтересовалась, понял Андре. Хлоя не хотела выдавать ему, где живет, но никогда не подавала это так, будто делает это намеренно.

Он решил, что еще успеет поужинать, и заскочил в студенческий центр. Пришлось умасливать парня за стойкой сделать ему буррито, поскольку заведение уже закрывалось. Довольный, Андре впился в свернутую лепешку зубами, одновременно разыскивая в телефоне все возможное про Джона Фиолу и обнаружив в итоге древние посты на сайтах социальных сетей, про которые он даже ни разу не слышал, и статью из «Ежедневной совы», которая цитировала того по поводу какого-то мероприятия ученого совета.

Скомкав пустую обертку, Андре пошел ее выбрасывать, но тут сообразил: что-то не так. В столовой не было ни единого человека. Всегда казалось, что здесь в любое время не протолкнуться от студентов – едящих, пьющих, склоняющихся над своими лэптопами или толпящихся напротив огромного телевизора с мелькающими на нем новостями. Сейчас он был тут совершенно один, если не считать почти беззвучного лепета Си-эн-эн, рассказывающей про протесты. В нос вдруг резко ударил едкий запах средства для мытья полов. «Все нормально, просто поспеши», – сказал себе Андре, закидывая на плечо ремень сумки. Сейчас он выйдет на улицу, где неизбежно окажется в людской толпе, и можно будет в полной безопасности отправиться к дому Чарльза.

Едва он положил руку на дверь, как из-за спины послышалось:

– Эй, чувак!

«Не оборачивайся!» Но Андре все равно обернулся. В нескольких ярдах от него стоял какой-то здоровенный малый, типа футболиста – это было понятно даже при том, что на нем был такой же безразмерный свитер с эмблемой Адамса, какой был тут практически у каждого. Парень держал в руках какой-то белый шнур.

– По-моему, ты уронил зарядку для телефона. – Он улыбался, но Андре был способен лишь таращиться на него в ответ.

Он вообще брал с собой сегодня зарядное устройство? Вроде бы нет. И у миллионов людей точно такая же белая зарядка для «Айфона». Он заставил себя попробовать запомнить, как этот парень выглядит, но у того на голове был капюшон. Единственное, что удалось разглядеть, – это что он белый, с каштановыми волосами и очень ровными зубами. Здоровяк все еще протягивал ему белую коробочку со шнуром.

– Не, спасибо, чувак, это не мое.

Парень удивленно наклонил голову набок. Это вообще студент Адамса? Или кто-то, кто проскользнул в столовую уже после закрытия?

– Уверен?

Мешковатый свитер: он мог надеть его, чтобы скрыть что-то – оружие? Хотя вряд ли этот здоровяк в нем нуждался. Вид у него был такой, словно он мог оторвать Андре башку без всяких видимых усилий.

– Вполне! – пискнул Андре, рискнув повернуться к нему спиной, и пулей ринулся к выходу из здания – туда, где на одной из главных магистралей кампуса надеялся увидеть толпы народу.

Только вот на сей раз надеждам было не суждено сбыться. Планеты в этот день выстроились так, что либо студенты страдали коллективным похмельем, либо слишком утомились, либо испугались мелкого дождика, либо всем было просто лень и хотелось сидеть дома и смотреть «Нетфликс». В окнах окружающих учебных зданий кое-где виднелись люди, но на улице не было ни души, не считая какого-то бездомного с бычком в зубах. Засунув руки в карманы, Андре быстро пошел прочь, надеясь, что тот здоровяк не преследует его. Никто не станет резать его прямо посреди улицы, так ведь?

Почему на дороге нет даже машин? Где-то вдали он услышал настойчивый вой сирен и понял, что полиция, должно быть, перекрыла ближайшие дороги для какого-то очередного правительственного кортежа – это всегда стопорило уличное движение. Странно, что при этом в городе по-прежнему кое-где оставались вроде бы совершенно безлюдные места.

Андре пришло в голову, что он всегда искренне опасался за собственную безопасность только тогда, когда вокруг не было ни души – не тогда, когда наталкивался на какого-нибудь сумасшедшего, уворачивался от автобуса и даже просто сидел с кем-нибудь на крыльце, а где-то неподалеку вдруг слышались выстрелы. Это казалось нормальным, поскольку всегда находился кто-то, кто встречался с тобой взглядом или отпускал шуточку. Андре рискнул незаметно, как сам надеялся, полуобернуться на ходу и увидел, что сзади тоже никого нет – по крайней мере, в пределах видимости, но между уличных фонарей оставалось полно темных закоулков, в которых мог кто-то таиться.

И тут он увидел, как из Андерсон-холла впереди него выходит какая-то пара и начинает двигаться в том же направлении. Андре с облечением прибавил шагу, но тут же увидел, как один из этих пешеходов оборачивается, замечает его, и пара сразу прибавляет ходу. «Тоже мне, нашли злодея!» – с горькой иронией подумал он.

Андре не стал догонять их, и парочка быстро свернула на боковую улицу. Он был уже в каких-то трех кварталах от дома Чарльза, когда почувствовал боковым зрением, как чуть позади него кто-то наискосок приближается к нему с противоположной стороны улицы. Сердце пропустило удар. Этого человека он как следует не рассмотрел, учитывая угол зрения, – смутно понял лишь, что это вроде мужчина. Какая-то часть его хотела открыто обернуться и посмотреть, однако другая говорила, что это не лучшая мысль – иди быстрее! Андре так и поступил, навострив уши, но едва ли слышал что-либо позади – так громко пульс отстукивал в ушах. Вынув руку из кармана, он положил ее на рукоять охотничьего ножа.

«Не могу же я так вот просто тут умереть!» – промелькнуло в голове у Андре, который словно вдруг сам оказался героем стандартной сцены из фильма ужасов, где кто-то медленно тебя преследует и вот-вот произойдет что-то страшное. Но в фильмах ужасов все почему-то вечно допускают одну и ту же ошибку – даже девушка в финале: по какой-то непонятной причине совершенно неспособны связно мыслить, а если бросаются бежать, то обязательно спотыкаются и падают на землю. Все еще пытаясь выглядеть небрежно, свободной рукой Андре вытащил свой мобильный телефон и сделал вид, будто что-то в нем смотрит, на самом деле используя его темный экран как зеркало. Сзади никого не было видно. Тот человек, должно быть, тоже куда-то свернул.

Начиная переходить улицу, Андре услышал справа какой-то шумок. Резко остановился и обернулся, изо всех сил пытаясь перенастроить глаза от ярко-желтого света уличного фонаря на то, что казалось непроницаемой тьмой, окружающий мусорный контейнер. Есть там что-то? Что-то, молча поджидающее его? Больно уж тихо.

«Да пошло оно все!» – решил он и без всяких колебаний припустил во все лопатки, все быстрей и быстрей, и с большей решимостью, чем у любого болвана из киношных ужастиков, не оборачиваясь и не оставляя себе времени для сомнений – так, как подсказывал ему инстинкт. Ни разу не споткнулся и не останавливался, пока не оказался в ярком свете, льющемся сквозь стеклянные двери из вестибюля дома Чарльза, в полной безопасности. Повезло: к подъезду одновременно с ним подошла какая-то женщина, но, вытащив ключи с электронной «таблеткой» перед запертыми внутренними дверями, вдруг замешкалась.

– Простите, но не могу вас впустить. Вам придется позвонить своим знакомым, если вы здесь не живете.

Его прошиб смех – обидно, конечно, но душу все равно переполняла безудержная радость.