21

Придется посмотреть правде в глаза: Чарльз Портмонт превращается в проблему. Он слишком много знает – слишком уж много. На данном этапе я практически уверена, что он в курсе, где находится видео. Знает достаточно, чтобы, если Уилла найдут мертвым, сообщить полиции, что у меня был хороший мотив. А идиотское предположение, будто это я убиваю участников программы? Это что – завуалированная угроза? Быстренько просматриваю новости – в самом деле, на протяжении менее чем двух недель в кампусе убито двое студентов. Да, это уже и само по себе достаточно дико, но что доказывает, что кто-то из них действительно участник программы? Насколько я понимаю, Чарльз мне попросту врет, пытается затеять со мной какую-то непонятную игру.

Ни в коем случае нельзя, чтобы Чарльз оказался на пути моего плана, который предусматривает очень важный завершающий пункт: не попасться. Нужно прикинуть наихудший сценарий – убить его, если я пойму, что он начал распускать язык про Уилла. Проблема с этим двойная – хотя нет, даже тройная: для начала он реально классный и, типа, «какая жалость». Вдобавок проект с Уиллом строго ограничен теми, кто был замешан в эту историю шесть лет назад. Я просто пытаюсь восстановить справедливость, так что кругом права. И, наконец, у меня есть чувство, что, если Медвежонок Чарли вдруг бесследно исчезнет, его предки-миллиардеры ни перед чем не остановятся, чтобы найти виновного.

Наверное, есть и более простое решение: можно обольстить его. Шутки в сторону, Чарльз уже на полпути к этому – могу судить по тому, как он смотрел на меня тогда в гостевом домике. В то время как нормальный человек может прямиком помчаться в полицию, если подумает, что кто-то убил Уилла, то Чарльз – такой же психопат, как и я. Ничто не указывает на то, как он поступит, – это будет целиком и полностью зависеть от того, что именно на тот момент будет устраивать лично его. Да, пожалуй, это выход.

В общаге только и разговоров, что про эти убийства, но больше всего про второе. Аппарат МРТ в качестве орудия убийства – это такая сочная тема, перед которой трудно устоять. Все, что мы пока слышали от руководства универа в качестве их официальной точки зрения, – это что все это крайне трагические события, бла-бла-бла, скорбим и помним, сотрудничаем со следствием…

– Девчонки, мне реально страшно, – говорит моя подруга Апурва. Мы сидим кружком на полу в ее комнате и пьем апельсиновый ликер, поскольку это единственное пойло, которым нам удалось разжиться. – Теперь до кучи ко всем этим массовым стрелка́м, насильникам и концу света у нас еще и серийный убийца под боком!

– Всю ночь не могла заснуть, – соглашается Джессика.

Лишь поджимаю губы, прокручивая новости на экране своего лэптопа. Молли втирает мне в волосы питательный лосьон.

– Два человека – это еще не серийный убийца. По-моему, серийный – это когда три или больше, – глубокомысленно замечает она, и в голове у меня зарождается кое-какая мыслишка.

Просматриваю материалы про убийства, опубликованные в «Ежедневной сове». Один из обозревателей винит во всем «греческую жизнь», ее традиции и порядки, утверждая, что парень погиб в результате несчастного случая, вызванного либо издевательствами старших «братьев» в ходе испытательного срока, либо каким-нибудь проигранным дурацким спором – ну зачем еще ему было заглатывать пригоршню стальной дроби? Но последняя редакционная статья, вышедшая сегодня, решительно это опровергает.

«То, что случилось, – это трагическое, поистине ужасное событие, – говорит Чад Харрити, президент Совета студенческих объединений и входящего в него САЭ. – Но оно не имеет никакого отношения к «греческой жизни». Келлен не состоял в братстве, и никакого испытания тут быть не могло. Да, студенческие братства действительно славились дурным поведением на протяжении многих лет, но нынешнее поколение намерено решительно изменить эту ситуацию».

Внезапная мысль ударяет мне в голову, как жеода. Я не думаю, что кто-то действительно задался целью перебить всех участников исследования. И, по-моему, я сумею заранее засечь, если кто-то пытается убить лично меня. Так что надо просто держать ушки на макушке – а чем это отличается от моих повседневных забот вроде той, чтобы Уилл не поймал меня в каком-нибудь укромном уголке? Может, Майкла и Келлена убил один и тот же человек, а может, и нет. Важно другое: люди думают, что это какой-то серийный убийца, нацелившийся на студентов Адамса. Ну как еще лучше отвлечь от себя внимание? Я могу избавиться от Уилла и спокойно списать это на нашего мистического «охотника». Если этот серийный убийца действительно существует, то он оказывает мне огромную услугу.

Чарльз, по-видимому, все-таки поверил мне, когда я сказала, что моей конечной целью является это видео и что, заполучив его, я угомонюсь, поскольку через два дня прислал мне сообщение, что в САЭ намечается торжество по поводу приема новых членов, так что в доме Уилла никого не будет. Натягиваю свой наряд взломщика – черные треники и такую же черную футболку с длинным рукавом, – волосы туго стягиваю в хвостик на затылке, влезаю в лямки небольшого рюкзачка, плотно прилегающего к телу. В ножны над правым ботинком засовываю нож. Уилла и его соседа дома быть не должно, но нужно приготовиться на случай, если они вернутся пораньше и застанут меня.

Подхожу к дому Уилла с таким видом, будто иду на занятия йогой, и не натягиваю перчатки до тех пор, пока не оказываюсь во дворе – на площадке, где он ставит машину. Быстро оглядевшись по сторонам, влезаю по примеченной ранее водосточной трубе и оказываюсь на плоской крыше. Отсюда, перегнувшись через край, кончиками пальцев ощупываю раму окна второго этажа. Оно приоткрыто на пару сантиметров, и защелка едва держится. Терпеливо и сосредоточенно пошатываю раму, раскачивая ее. Это занимает минут десять, но защелка наконец соскакивает, и окно открыто. Слезаю вниз.

Я внутри.

Навострив уши, крадусь по дому, переступая через кучи одежды и всякое барахло для лакросса. Вроде и впрямь никого. Какая из спален Уилла? Спортивное снаряжение в обеих, и никаких семейных фоток. Нельзя терять времени, а обыск я хочу провести тщательно. У каждого в комнате по стационарному компьютеру. При помощи прихваченного с собой небольшого набора инструмента вскрываю оба системных блока, извлекаю хард-диски. Теперь ищем телефон. Если б у Уилла изначально хватило ума, он давно разбил бы свой старый мобильник или просто стер с него это видео, но если Чарльз видел, как он его ищет, то, может, так до сих пор и не нашел. Перерываю выдвижные ящики, заглядываю под матрасы. Сую голову в кладовки и под мебель. Нахожу боксерскую «ракушку», растаявший шоколадный батончик и пыльную зарядку для телефона, но старого «Айфона» нет как нет. Блин! По крайней мере, у меня есть хард-диски.

Бросаю взгляд на часы. Насколько вообще длинная эта церемония по приему в «братья»? Здесь есть еще и полуподвал, но не уверена, что у Уилла и Корди есть туда доступ. Большинство таких полуподвалов в Вашингтоне – это на самом деле цокольные этажи: жилые помещения, изолированные от остального дома, и их тоже частенько сдают жильцам. Если я только ничего не пропустила, никакого хода туда из внутренней части дома не имеется. Вылезаю обратно и спускаюсь по трубе. Тщательно осматриваю улицу, а потом, пригнувшись, шмыгаю к наружной двери цокольного этажа. Вскрытие замков сопряжено с перебором и аккуратным шевелением тонких металлических пластинок – это требует терпения, которое явно не относится к основным моим достоинствам. Прилежно вожусь чуть ли не целую вечность, но наконец что-то со щелчком становится на место, и я со скрипом открываю дверь.

В полуподвале хоть глаз выколи, но я к этому готова. Держа дверь слегка приоткрытой, чтобы был хоть какой-то свет, достаю из рюкзачка крошечный налобный фонарик. Заставленное каким-то громоздким барахлом пространство пронзает тонкий желтый лучик. Сердце у меня падает. Здесь слишком много всякой всячины – откуда у меня время, чтобы внимательно все осмотреть? Старые письменные столы, комоды, коробки с какой-то фигней… Наверное, придется еще не раз сюда пробраться, чтобы обыскать эту свалку как следует. Вижу нечто вроде старинных напольных часов, покоробившихся от воды. От них несет плесенью – подвал явно недавно заливало, и пол у меня под ногами до сих пор кажется сырым. Пробираюсь между пирамидами картонных коробок, прикидывая, с чего начать.

Открываю одну из них и вытаскиваю какие-то отсыревшие тряпки. Клетчатое платье. Еще какие-то женские шмотки. В темноте где-то капает вода. Открываю еще одну коробку и нахожу книги. Эти книги могут представлять собой интерес для студентов? При ближайшем рассмотрении оказывается, что все они на кириллице.

Поворачиваюсь боком, чтобы протиснуться мимо огромной вешалки для верхней одежды, и передо мной возникают чьи-то яркие глаза и психоделическая ухмылка. Машинально сжимаю кулак – но это всего лишь игрушка. На железном шкафу вместе с каким-то другими куклами сидит клоун. Погоди-ка минутку… игрушки? Изучаю этот шкаф более внимательно: в нем куклы, пыльные настольные игры, про которые я никогда и не слышала, даже педальный автомобильчик для малышей… Нет, вряд ли это барахло Уилла или Корди – наверняка оно принадлежит владельцам дома.

И хотя телефон я так и не нашла, чувствую некоторое облегчение – обыск этого подвала целиком будет настоящим пожирателем времени не только для меня. Опять пробираюсь мимо громоздкой вешалки и начинаю двигаться к двери – свет моего налобного фонарика уже выхватывает ее из темноты. И тут застываю на месте. Дверь закрыта, а я определенно ее не закрывала. Стою так неподвижно, что кажется, будто сердце перестало биться.

И тут я это слышу. Какой-то очень негромкий звук – вроде как что-то задело о картон.

Быстро вырубаю фонарик. В подвале со мной кто-то есть. Если у него только нет прибора ночного видения или чего-то в этом духе, с горящим фонариком на лбу я – просто идеальная мишень. Медленно тянусь к ноге и высвобождаю нож из ножен. Мне нужно срочно сдвинуться с того места, в котором меня в последний раз видели. Присев на корточки, на ощупь выискиваю свободное пространство, двигаясь медленно и осторожно и стараясь производить как можно меньше шума.

Опять слышу приглушенный шумок – этот человек обо что-то споткнулся. Откуда донесся звук? Откуда-то из-за спины, слева, и теперь уже ближе. Насколько я продвинулась от той первоначальной точки – на три фута, на четыре? Он знает, где я? Это не должно закончиться таким вот образом! Это не должно закончиться тем, что Уилл, явившись с того празднества у «братьев», пьяный, убьет меня в этом подвале! И тут вспоминаю: набор отмычек я сунула в карман, а не убрала в рюкзак. Но этот дурацкий набор упрятан в чехольчик, закрывающийся на «липучку»!

Уилл не двигается. Выжидает, чтобы понять, куда я направлюсь.

Обеими руками беру чехольчик и мучительно медленно начинаю отрывать «липучку», удерживающую клапан. Пытаюсь приглушить треск, медленно просовывая большой палец в стык между пушистой частью застежки и той, что с крючками. Чувствую, как пот щекотно катится по шее, но не обращаю на это внимания. Главное – терпение. Ну давай же! Про крючочку за раз. Даже если на это уйдет сто лет, я не позволю Уиллу выйти победителем.

Наконец набор из четырех или пяти металлических отмычек у меня в руке. Размахиваюсь и со всей силы швыряю их в сторону самой далекой от меня стенки. Со звоном ударяясь о различные предметы, тонкие железки улетают в темноту. Слышу резкий шум, словно что-то стремительно рванулось в том направлении, врезаясь в коробки и заваливая их на пол. Пулей устремляюсь к двери, тоже на что-то натыкаясь. Какая-то железка болезненно царапает меня по ноге, но я не останавливаюсь и сдерживаю крик. Моя рука уже в дюймах шести от двери, когда я чувствую, как кто-то схватил меня сзади за рюкзак.

Драка – это совсем не то, что вы видите по телику, где мужики бьют друг друга по очереди. Настоящая драка – это отвратительная беспорядочная возня. Резко бью назад локтем, попадаю во что-то твердое – чью-то голову? Слышу чей-то выдох, а потом что-то тяжелое врезается мне в висок и в плечо. Опять сдерживаю крик – лишь стискиваю зубы и наугад взмахиваю ножом. Слепо отбиваюсь второй рукой, скрючив пальцы, словно когти, и тут что-то прихлопывает меня к двери, едва не выбив из меня дух. Дверная ручка втыкается мне в спину, отчего по всему телу простреливает резкая боль. Опять тычу ножом – на сей раз мой противник всхрюкивает от боли.

В жизни не двигалась быстрее – разворачиваюсь, хватаюсь за ручку, пулей взлетаю по ступенькам и несусь, как умалишенная, поскольку от этого зависит моя жизнь. Спина болит, легкие горят, но это для меня дело почти привычное – спасибо интервальным тренировкам и всем этим занятиям по самообороне. «Беги со всех ног! Не останавливайся! Не споткнись, как какая-нибудь тупая коза из кино! Нужно поскорей попасть туда, где побольше народу!» Не чувствую себя в безопасности, пока не оказываюсь в пяти кварталах от дома Уилла, где на улице целые толпы людей. Обитатели трех примыкающих друг к другу домов устроили совместную вечеринку, из колонок долбит хип-хоп. Чувствую привкус крови во рту.

«Диски!» Не обращая внимания на то, насколько дико выгляжу, ощупываю себе спину и убеждаюсь, что рюкзак на месте. Не порвался ли? Сбрасываю его с плеч, шарю внутри в поисках плоских металлических коробочек.

Слава богу!

Слава богу, они по-прежнему там!

И тут-то до меня доходит, насколько мне больно. Хуже всего боль в спине. Плечо и лицо явно в синяках и ссадинах. Ноги горят от бега.

Вдруг передо мной останавливается какая-то девушка постарше.

– Эй, ты в порядке?

Господи, я сейчас наверняка выгляжу так, что краше в гроб кладут… Выдавливаю улыбку, но не показываю зубы, опасаясь, что они в крови.

– Ой, да просто с тренировки по карате иду!

Отмахиваюсь от нее и рысцой устремляюсь прочь, словно ничего у меня и не болит. Кажется, что дорога до общаги занимает целую вечность. Не хочу, чтобы меня кто-то видел, так что влезаю по пожарной лестнице. Окно в моей комнате настолько старое, что защелка замазана десятком слоев засохшей краски. Кое-как поднимаю верхнюю раму и, согнувшись в три погибели, пролезаю внутрь. Даже не присаживаясь перевести дух, ищу что-нибудь подходящего размера, чтобы заклинить окно в закрытом положении. Одна из поперечных планок кровати отлично подходит, но я едва не ору от боли, выламывая ее из-под матраса.

Открываю дверь своей комнаты и смотрю на закрытую дверь Джессики. Слышу, как она разговаривает с кем-то по-испански: наверняка со своей мамой. Хочу войти туда и сказать: «Посмотри на меня, посмотри, что со мной приключилось! Посмотри, как меня отделали!» Хочу увидеть потрясение и озабоченность у нее на лице, хочу, чтобы она обработала мне раны, обняла своими худенькими руками. Но сразу последует слишком много вопросов. И даже если я совру и скажу, что меня пытались ограбить, то от меня будут ждать, что я напишу заявление в полицию. Уныло таращусь на ее дверь, а потом закрываю собственную. Закидываюсь десятком таблеток адвила и залезаю в постель.

И каждый раз, начиная проваливаться в целительный сон, которого требует мое тело, постоянно вижу самодовольную ухмылку на физиономии Уилла в момент нашей стычки в университетской столовке. Не хочу думать об этом, но этот образ постоянно возвращается ко мне. К утру я уже буду как огурчик. Полностью исцелюсь – как это всегда и бывало.