День 1418-й
Незабываемое и страшное зрелище являл Берлин в конце апреля — мае 1945 года. Огромный город лежал в руинах. Некоторые здания, особенно в центре, были разбиты дважды — вначале при бомбардировках с воздуха, затем повторно в ходе ожесточенных уличных боев. Проехать к рейхстагу было почти невозможно — путь повсеместно преграждали развалины. Над городом висела не успевшая осесть каменная и кирпичная пыль и стоял тяжелый смрад разлагающихся под обломками домов трупов. Разбирать завалы и извлекать тела погибших еще будут долгие дни и недели. С окон и балконов уцелевших зданий ниспадали белые простыни, а то и полотенца — отчаявшиеся, обезумившие от пережитого кошмара люди вывешивали их в знак того, что не намерены оказывать сопротивление, они словно взывали о пощаде.
На многих стенах и заборах — намалеванные яркой краской метровыми буквами крикливые лозунги-«пароли стойкости», как называли их нацистские пропагандисты. Офицеры Красной Армии, хоть немного владевшие немецким языком, читая эти «пароли» не могли не улыбаться: «Фронтовой город Берлин приветствует фюрера!», «Бороться и стоять насмерть!», «Мы никогда не капитулируем!», «Вопреки всему мы возьмем верх!»…
Александр Коротков с трудом узнавал город, с которым столько было связано в его жизни, — и разведчика, и просто человека.
Вот здание советского посольства на Унтер-ден-Линден… От него остались одни обгоревшие, испещренные снарядами-шрамами коробки. Полуразрушенный остов отеля «Адлон», чудом уцелевшая, хотя и изрядно побитая арка Бранденбургских ворот. Испещренные тысячами осколочных и пулевых ранений стены рейхстага и костлявый — одни только железные ребра — купол. Стены покрыты автографами победителей — от рядовых солдат до маршалов. Почему-то именно рейхстаг, в котором с 1933 года не проведено было ни одного заседания и который вообще не играл в политической жизни Германии при Гитлере никакой роли, стал символом Победы, а не, скажем, расположенное неподалеку помпезное когда-то здание новой имперской канцелярии фюрера…
Жалкие остатки когда-то вековых деревьев Тиргартена — любимого места отдыха, вернее, неспешного променада берлинцев. Комичное впечатление оставляла знаменитая Аллея Побед, прозванная столичными остряками «Пуппеналле» — «Аллеей кукол». По обеим ее сторонам были установлены некогда десятки статуй (большей частью абсолютно бездарных) прусских фельдмаршалов и генералов, фюрстов и курфюстов, графов и маркграфов… Теперь те из них, что вообще уцелели, являли странное зрелище: у одних начисто снесены головы, у других отбиты руки, от иных остались лишь торсы, обильно украшенные звездами и крестами…
В разбитых клетках знаменитого берлинского ЦОО — некогда одного из лучших в мире зоопарков — трупы безвинных зверей, погибших из-за несусветной гордыни и политического тщеславия представителей «высшей расы».
К радости Победы у Короткова, в отличие от сотен тысяч других советских солдат и офицеров, заполонивших в эти майские дни поверженную столицу «третьего рейха», примешивалась острая жалость. Как-никак, но в свое время он успел полюбить этот город, в котором для него существовали не только рейхстаг, имперская канцелярия на Вильгельмштрассе, здания гестапо на Принц-Альбрехтштрассе и абвера на Тирпицуфер, тем более — тюрьмы Моабит и Плетцензее… У него был свой Берлин, в котором жили его немецкие друзья, аристократы и рабочие, художники и ученые… И о судьбе большей части которых он еще ничего не знал.
Относительно уцелели лишь некоторые районы города, в том числе Карлсхорст, его предместье на юго-востоке. Отсюда пробивались к центру передовые части Красной Армии. Карлсхорст, застроенный малоэтажными особняками и виллами, просто не мог быть серьезным рубежом обороны, потому его и миновали жестокие бои и сопутствующие им разрушения. Сейчас в них обосновались временно — на деле же обернулось, как это обычно у нас бывает, почти на полвека, ряд подразделений, штабов и служб Красной Армии.
Как у начальника германского отдела внешней разведки, у Короткова, разумеется, была в эти дни тьма своих специфических дел. Однако ежечасно меняющаяся обстановка приводила порой к тому, что он получал от высшего армейского начальства весьма неожиданные приказы. Один из них имел результатом превращение Короткова в личность, своего рода историческую, хотя и безымянную, но причастную к одному из самых значительных событий двадцатого века.
…29 апреля советские войска захватили в Берлине Ангальтский вокзал, теперь они могли обстреливать Потсдаммерплац и Вильгельмштрассе уже не только из орудий, но из минометов и пулеметов. В некоторых местах передовые подразделения Красной Армии пробились к бункеру фюрера на расстоянии пятисот метров… Прежде чем покончить вместе с Евой Браун жизнь самоубийством, Адольф Гитлер составил свое политическое завещание. Он сместил со всех постов, лишил званий и наград, исключил из партии «наци № 2» Германа Геринга, назначил рейхспрезидентом и верховным главнокомандующим вооруженными силами гроссадмирала Карал Деница. Новым рейхсканцлером по этому же завещанию стал Йозеф Геббельс. Впрочем, через несколько часов Геббельс вместе с женой Магдой также покончил жизнь самоубийством. Перед этим супруги отравили своих шестерых малолетних детей.
Штабквартира рейхспрезидента Деница в это время размещалась в двух бараках на окраине Плёна, маленького городка почти на самой границе с Данией. Резиденцией же его «правительства» стал город Фленсбург, также на границе.
Несколько дней «правительство» Деница вело закулисные переговоры с западными союзниками, всяческие затягивая неизбежное — капитуляцию.
Тем не менее, в 2 часа 41 минуту 7 мая 1945 года генерал-полковник Альфред Йодль в Реймсе подписал документ о безоговорочной капитуляции перед Верховным командующим союзными и экспедиционными силами и, одновременно, перед советским Верховным Главнокомандующим всех вооруженных сил, находящихся под немецким контролем. Военные действия должны были быть прекращены 8 мая в 23 часа 01 минуту по центральноевропейскому времени. (На Западном фронте боевые действия фактически уже и так были прекращены, но на советско-германском фронте ожесточенные бои продолжались и 7 и 8 мая, а в районе Курляндской косы и позднее.)
Первоначально Йодль намеревался подписать этот документ только перед англо-американскими войсками, чтобы продолжать борьбу против Красной Армии, однако генерал армии Дуайт Эйзенхауэр категорически это предложение отверг. Он предложил главе советской военной миссии при своей ставке генерал-майору Ивану Суслопарову сообщить об этом в Москву и получить санкцию на подписание Акта от имени Советского Союза.
Суслопаров немедленно отправил радиошифрограмму. Но Москва молчала. Меж тем время перевалило за полночь, подступал час подписания документа. И тогда генерал Суслопаров решился на акт высочайшего гражданского мужества, что могло ему по тогдашним нравам стоить головы. Он подписал документ, однако по его предложению Эйзенхауэр и представители других союзных держав согласились сделать к тексту следующее примечание: «Это соглашение о капитуляции не следует рассматривать как окончательное. Оно будет заменено общим договором о капитуляции с Объединенными Нациями Германии и вермахта».
Акт был подписан в таком виде, о чем генерал Суслопаров отправил тут же рапорт в Москву. И только тогда из Москвы пришла депеша: никаких документов не подписывать!
Дениц воспользовался этой отсрочкой (поскольку акт не являлся окончательным), чтобы приказать войскам на Восточном фронте еще двое суток продолжать бои против Красной Армии. Никому не нужное упрямство Сталина (по его распоряжению маршал Жуков мог спокойно долететь из Берлина до Реймса за два часа) стало жизни по меньшей мере нескольким сотням советских солдат. И немецких тоже. Лишнее подтверждение того, что никакие жертвы не могли для вождя перевесить соображения престижа.
Весь день 7 мая между СССР и союзниками шли интенсивные переговоры, они завершились согласием подписать 8 мая в Берлине Акт о безоговорочной капитуляции. Гроссадмиралу Деницу было предписано незамедлительно направить в Берлин из Фленсбурга командующих тремя родами вооруженных сил с полномочиями подписать данный окончательный документ.
В конечном счете, немецкую делегацию составили генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель от сухопутных сил, генерал-полковник авиации Ганс Юрген Штумпф от люфтваффе и адмирал Ганс Георг фон Фридебург от кригсмарине. Вместе с ними в Берлин прилетели их помощники, эксперты и адъютанты.
Во всем огромном городе отыскали один-единственный уцелевший зал, хоть сколько-нибудь подходящий для проведения в нем столь важной церемонии, на которой должны были присутствовать многие десятки людей, включая корреспондентов, фотографов, а также кинооператоров союзных и прочих держав. В зале столов бывшего военно-инженерного училища на Цвилизерштрассе в Карлсхорсте, где предполагалась встреча, немедленно начались соответствующие работы силами военных строителей и инженеров, спешно приводилась в порядок и прилегающая территория.
Заместитель наркома НКВД СССР комиссар госбезопасности второго ранга Иван Серов поручил полковнику Александру Короткову возглавить группу офицеров по обеспечению безопасности немецкой делегации. Он, то есть полковник Коротков, должен был проинструктировать немецких генералов и адмиралов, как будет проходить церемония и сопровождать их безотлучно, как во время подписания Акта, так и до самого отлета из Берлина.
Времени в распоряжении Короткова были считанные часы. И все же он успел подготовить к размещению германских представителей небольшую виллу напротив здания военно-инженерного училища.
Во второй половине дня 8 мая транспортный самолет из Фленсбурга приземлился на берлинском аэродроме Темпельхоф. К этому времени солдаты едва успели очистить летное поле от обломков разбитых, частично сгоревших бомбардировщиков и истребителей люфтваффе. Самолет с немцами умышленно посадили последним — перед ним приземлились аэропланы с делегациями союзников, их встречали с почетным караулом и оркестром.
Самолет с Кейтелем поджидали только полковник Коротков и несколько его коллег. Козырнув, Коротков представился спустившемуся первым по трапу Кейтелю, как офицер штаба маршала Жукова. Невольно обратил внимание на длинный круглый футляр в руке Кейтеля, вроде тех, в каких хранят чертежи и географические карты, но изготовленный не из дерматина, а из натуральной кожи. Потом понял, что Кейтель для такой отнюдь не самой почетной для него церемонии, как подписание Акта о капитуляции, привез с собой… фельдмаршальский жезл!
Перед Фридрихштрассе кортежу машин с немецкой делегацией преградила колонна оборванных, безмерно усталых, похоже, безразличных ко всему на свете, включая собственную судьбу, военнопленных. Никто из них, ни солдаты, ни офицеры, не обратил ни малейшего внимания, на сидевшего в передней машине генерал-фельдмаршал, которого все знали в лицо. Вид пленных произвел на членов немецкой делегации самое удручающее впечатление. Кейтель как-то съежился. Особенно подавленно выглядел адмирал фон Фридебург, последние два года командовавший германским подводным флотом и уже целую неделю являющийся, хоть и номинально, главнокомандующим всеми военно-морскими силами Германии. Коротков нисколько не удивился, когда узнал, что 23 мая при аресте «правительства» Деница фон Фридебург покончил жизнь самоубийством.
Подписание Акта о безоговорочной капитуляции Германии описано тысячекратно, весь мир обошли тысячи фотографий и кадров кинохроники, запечатлевшие это событие, одно из самых знаменательных в истории бурного, богатого на кровавые трагедии уходящего двадцатого века. На многих из этих фотографий и кинокадров за плечом немецкого генерал-фельдмаршала присутствует моложавый советский полковник в повседневном кителе, с характерным ниспадающим чубом — Александр Коротков. Хотя в подписи ни к одному из этих снимков его фамилия не названа.
Ровно в полночь с 8 на 9 мая истек 1418-й день Великой Отечественной войны. Ровно в полночь с 8 на 9 мая началась процедура подписания Акта о капитуляции.
На сорок третьей минуте 9 мая 1945 года Маршал Советского Союза Георгий Жуков сообщает:
— Немецкая делегация может быть свободна.
В семь часов утра 9 мая 1945 года Кейтель, Штумпф, фон Фридебург и сопровождающие их лица вылетели из Берлина…
Полковник Александр Коротков снова мог приступить к исполнению своих прямых обязанностей. Уже не столь интересных для мировой истории, но не менее важных для нашей страны.
