Глава 14
Одним из «отцов» американской атомной бомбы был Клаус Фукс — чрезвычайно одаренный немецкий физик, коммунист по убеждениям. Ему удалось вовремя эмигрировать из гитлеровской Германии в Англию, где он сразу выдвинулся в число ведущих ученых, занимающихся атомными проблемами. В Англии же Фукс стал сотрудничать с советской военной разведкой.
В 1943 году президент США Рузвельт и премьер-министр Великобритании Черчилль решили объединить усилия двух стран по созданию атомного оружия. Группа английских ведущих специалистов, в том числе и Фукс, прибыла в США для участия в «Манхэттенском проекте». Здесь с Фуксом — ему присвоили псевдоним «Чарльз» — работала уже внешняя разведка НКВД/НКГБ. Связником между Фуксом и резидентурой, как уже было сказано, стал Гарри Голд. Фуксу он представился как «Раймонд».
После войны Клаус Фукс вернулся в Англию. Спустя некоторое время английская контрразведка МИ-3 все же установила, что Фукс является ценным агентом-инициативщиком советской разведки. Его арестовали.
Тут следует заметить, что в 1942 году между Англией и СССР было подписано соглашение об обмене секретной технологической информацией. Однако когда год спустя Рузвельт и Черчилль подписали вышеупомянутое соглашение о совместных работах по созданию атомного оружия, в него внесли весьма уклончиво сформулированный пункт: «…не сообщать какой-либо информации по атомной бомбе третьим странам». Множественное число было применено из лицемерия: имелись в виду не мифические «третьи страны», а одна-единственная конкретная — Советский Союз. Нетрудно заметить, что этот пункт противоречил соглашению 1942 года.
Как правильно подметил ветеран внешней разведки и писатель Игорь Дамаскин в своей интересной книге «Сталин и разведка»: «Ну что же, если с нами действовали не по-джентльменски, приходилось и нам не по-джентльменски проникать в чужие секреты».
Читатель вправе задаться вопросом: почему ФБР, будучи осведомленным достаточно точно о наличии и составе советской агентурной сети, начало привлекать известных ей агентов лишь в последующие несколько лет, а некоторые вообще даже ни разу не были вызваны на допрос?
Ответ кроется в судебной системе Соединенных Штатов. Для привлечения подозреваемого в совершении того или иного преступления необходимы веские доказательства. (Исключение — если подсудимый был застигнут полицией на месте преступления. Задержание уже само по себе является доказательством. Тем более что в США показания полицейского ни один судья сомнению не подвергнет.)
Но с доказательствами у ФБР было не слишком густо! Яков Голос не оставил после себя ни малейших следов. Обыски в его обоих офисах, на квартире, а также у сестры Мэри не дали ровным счетом ничего. Бентли не смогла подкрепить свои устные показания ни одним документом. Главное — данные «Веноны» было абсолютно невозможно «подшить к делу». Во-первых, разглашение операции могло привести к серьезному дипломатическому скандалу. Весь мир узнал бы, что спецслужбы США перехватывают и подвергают «взлому» дипломатическую переписку своего союзника. Советского союзника, подчеркиваю. Но где гарантия, что точно так же они не читают переписку дипломатов страны, с которой США связывают особые, можно сказать, родственные отношения, то есть Великобритании?
Наконец, выяснив, что американцы «раскололи» их шифровальную систему, русские немедленно бы отменили все старые шифры и коды и ввели новые, с учетом совершенных ошибок, то есть уже гарантированные от взлома?
Вот и получилось, что к ответственности власти смогли привлечь лишь тех лиц, доказательства вины которых удалось собрать чисто контрразведывательными методами.
Рассказать, как ФБР вышло на всех попавших под суд, в данной книге невозможно из-за нехватки места, да и вообще это уже не задача автора. Однако в качестве всего лишь примера расскажем, как был вычислен, а затем и подвергнут аресту Гарри Голд.
…Итак, следствие по делу Клауса установило, что связником к нему был некий «Раймонд». Разумеется, никто не сомневался, что это имя вымышленное. Фукс встречался с «Раймондом» девять раз. В Нью-Йорке с января по июль 1944 года — пять раз. Затем Фукс уехал в Лос-Аламос.
В начале 1945 года он дважды виделся с «Раймондом» в Кембридже. На одной из этих встреч Фукс передал связнику информацию о важных деталях работы над плутониевой бомбой, включая рисунок-схему и метод конструирования. Затем была встреча 2 июня 1945 года в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, вблизи Лос-Аламоса. Фукс передал очередную партию документов и устно сообщил, что примерно через месяц в пустыне близ Аламогордо будет произведено первое испытание атомной бомбы!
Следующая встреча была назначена на 19 сентября в 6 часов вечера возле церкви на дороге в Санта-Фе.
Потом Голд на автобусе заехал в Альбукерк, где встретился с капралом Дэвидом Гринглассом по поручению «Алексея» (это была грубая ошибка с трагическими последствиями для Юлиуса и Этель Розенбергов), и на поезде вернулся в Нью-Йорк. На пустынной дороге возле кладбища в Куинсе он встретился с «Алексеем» и передал ему пакеты, полученные от «Чарльза» и «Калибра».
Затем была последняя поездка на поезде в Санта-Фе. За это время произошло много событий. 16 июля в Аламогордо в присутствии Фукса была взорвана атомная бомба. 6 августа была сброшена бомба на Хиросиму, 9 августа — на Нагасаки. Началась эпоха «великого гриба». 19 сентября Голд встретился с Фуксом в Санта-Фе. Фукс передал связнику подробный отчет обо всех взрывах и подробное описание конструкций бомб, расчет «критической массы» и т. п.
В ФБР предположили, что загадочным «Раймондом» может быть Гарри Голд. Но как ФБР вышло на Голда и тем самым на след «атомных шпионов»?
Дело в том, что в своих показаниях еще 1945 года Бентли впервые упомянула некоего «Раймонда». Кроме того, она призналась, что короткое время была курьером от Голоса к химику Абрахему Бротману.
Большое жюри, проверяя достоверность заявлений Бентли, в 1947 году допросило Бротмана. Тот под присягой показал, что действительно знал Элизабет Бентли и Якова Голоса. Однако, заявил он, он передавал им только «безобидную» информацию. С военной точки зрения новейшая технология производства сахара действительно не являлась секретной, но представляла значительный интерес для советской сахарной промышленности, которая легальным путем заполучить эту технологию задаром не могла. К тому же, как мы знаем, Бротман на самом деле передавал Голосу отнюдь не только «безобидную» сахарную информацию.
Бротман показал, что познакомился с Голосом через своего приятеля химика Гарри Голда (на самом деле все было наоборот — Голос, как мы знаем, послал Голда к Бротману вместо Бентли, как компетентного специалиста). Большое жюри вызвало Голда для дачи показаний. Под присягой он сообщил, что принимал Голоса за вполне легального бизнесмена.
Ни Бротману, ни Голду не было тогда предъявлено никакого обвинения, но в ФБР не сомневались, что оба они лгали. И были правы.
Как бы то ни было, Бротман и Голд стали первыми лицами, которых специальный агент Роберт Лэмфер и его сослуживцы в сентябре 1949 года заподозрили как имевших отношение к Фуксу в период его пребывания в США.
Отделение ФБР в Филадельфии, где постоянно жил Голд, получило задание взять его под плотное наблюдение. Одновременно были опрошены все установленные знакомые и коллеги Фукса.
Какая-то «ниточка» появилась после встречи с сестрой Фукса Кристель Хейнеман и ее мужем Робертом. Хотя Кристель и проходила лечение в клинике для психических больных под Бостоном, она все же легко вспомнила, что в конце 1944 года, а потом еще раз в 1945 году в ее дом приходил незнакомый человек, который хотел повидаться с ее братом. Тогда она в первый раз посоветовала прийти после Рождества, когда брат приедет навестить ее семью.
Вспомнил об этих визитах и Роберт Хейнеман. К сожалению, сделанное им описание этого человека подходило к нескольким миллионам мужчин. Но все-таки это было уже что-то: белый, возраст от 40 до 45 лет, рост примерно 170 сантиметров, широкоплечий, темноволосый, круглолицый. Похоже — это уже важно — американец в первом поколении.
Это описание совпадало, пускай и очень расплывчато, с описанием связника «Раймонда», данного Фуксом. Ученый припомнил еще одну важную подробность: из разговора с «Раймондом» он понял, что тот обладает профессиональными познаниями в области химии и инженерии.
Однако на предъявленной ему фотографии Голда Фукс в нем «Раймонда» не опознал. Но Лэмфер справедливо полагал, что, возможно, отказ объясняется плохим качеством снимка или тем обстоятельством, что с момента последней встречи Фукса с «Раймондом» прошло пять лет, а зрительная память у обычных людей, пускай даже гениальных физиков, не такая цепкая и прочная, как у профессиональных полицейских.
Дальнейшая работа ФБР напрямую зависела от того, опознает ли Фукс на других фотографиях лучшего качества того «Раймонда», которому он передавал секретные атомные материалы.
Дело в том, что в практике американского правосудия чрезвычайно большое значение, зачастую решающее и для присяжных, и для судьи, имеют показания свидетелей. Заведомо предполагается (святая наивность!), что, стоя на трибуне, давая показания под присягой на Библии, свидетель будет говорить «только правду, всю правду и ничего, кроме правды». Однако на всякий случай во всех штатах за лжесвидетельство закон предусматривает весьма серьезное наказание: и огромные штрафы, и тюремное заключение.
Конечно, никто не собирался доставлять Фукса из Англии в США в качестве свидетеля обвинения на процессе против Голда, которому пока, в сущности, не могли предъявить ни одного серьезного доказательства его причастности к атомному шпионажу. Разумеется, адвокат Голда мог выдвинуть самые серьезные и обоснованные возражения против опознания по фотографии. В конце концов, адвокат мог просто объявить Фукса, как советского шпиона, лицом, не внушающим доверия, чьи показания никак нельзя принимать за правду.
В ФБР это отлично понимали, однако опознание Голда Фуксом давало им сильное оружие для давления на него с целью получения признания своей вины. Так что признание обвиняемого как «царица улик» отнюдь не было монополией бывшего генерального прокурора СССР Андрея Вышинского.
Правда, американцы были все же несколько гуманнее героя знаменитых Московских процессов 30-х годов: признание обвиняемого в своей виновности на вопрос судьи в самом начале судебного заседания, то есть еще до перекрестного допроса, могло значительно смягчить последующий приговор.
Директор ФБР Эдгар Гувер обратился к британским властям с просьбой предоставить возможность его сотруднику допросить Фукса. И, к своему недоумению, получил отказ. Англичане разъяснили, что такая встреча возможна только после осуждения Фукса и вступления приговора в законную силу. И то в случае согласия Фукса. Дача показаний арестованного представителям американской спецслужбы до разбора дела в британском суде противоречила нормам островного правосудия.
Фукс действительно мог отказаться до суда встретиться с агентами ФБР, справедливо полагая, что это может повредить ему на процессе, который и так не сулил ему ничего хорошего.
Наконец суд состоялся. Клаус Фукс получил свои четырнадцать лет тюремного заключения, и специальный агент ФБР Роберт Лэмфер, которому было поручено допросить Фукса, в мае 1950 года вылетел в Лондон.
Накануне отбытия Лэмферу была устроена встреча с несколькими учеными, которые преподали ему краткий курс ликбеза по принципу устройства и механизму действия атомной бомбы, дабы он в разговорах с Фуксом хотя бы приблизительно понимал ученого, а также был в состоянии уразуметь, какие именно документы и вообще какую информацию Фукс передал русским.
Само собой, Лэмфер изучил все досье на Фукса, собранное к тому времени в ФБР, а оно насчитывало ни много ни мало почти сорок томов. Специальный агент, житель Нью-Йорка, не знавший ни тягот, ни тем паче ужасов войны, был потрясен тем, что он увидел в британской столице. Хотя со времени окончания Второй мировой войны в Европе минуло уже ровно пять лет, в Лондоне повсюду были видны ее последствия. Потерпев поражение в «Битве за Британию» в воздухе, немцы перестали бомбить огромный город с «юнкерсов» и «хейнкелей», но почти до последнего обстреливали его новым оружием — «Фау-1» и «Фау-2», несшими заряды огромной разрушительной силы. Одна такая ракета способна была снести с лица земли многоэтажное здание. Целые кварталы города еще не были полностью расчищены от развалин.
В последний момент Гувер решил послать в Лондон кроме супер-вайзеринга Лэмфера еще одного из своих ответственных сотрудников — Хью Клегга с сугубо протокольными функциями, но опрос Фукса должен был проводить только Лэмфер.
Кроме фотографий Лэмфер вез с собой узкопленочный кинофильм, снятый агентами ФБР скрытой камерой через окно автомобиля и запечатлевший Голда на улицах Филадельфии в разных ракурсах.
20 мая Лэмфер в сопровождении сотрудника МИ-5 в английской полицейской машине отправился на окраину Лондона, в тюрьму, в которой содержался и должен был отбыть определенное ему судом наказание Клаус Фукс. Заключенного доставили в помещение, где обычно адвокаты встречались со своими подзащитными.
Эмилю Юлиусу Клаусу Фуксу было тогда тридцать девять лет, следовательно, на свободу он должен был выйти в пятьдесят три. Это был узколицый мужчина среднего роста, сутулый, с редкими волосами и заметным «адамовым яблоком». Он носил сильные очки и часто моргал. По-английски говорил свободно, но с сильным немецким акцентом.
Разговор не получался. Фукс явно колебался, стоит ли ему вообще отвечать на вопросы ФБР, во всяком случае, понимал, что не обязан делать это.
Карие глаза за толстыми стеклами очков не выражали ничего, кроме усталости и безразличия. Еще Лэмфер обратил внимание на зубы Фукса — желтые от неумеренного курения крепких сигарет.
Однако в конце концов разговор все же состоялся — когда Лэмфер почувствовал, что единственное, что могло заинтересовать его странного собеседника, так это возможные неприятности для его сестры Кристель с ее мужем и тремя детьми.
Лэмфер стал убеждать Фукса в том, что роль ФБР заключается всего лишь в проведении расследования, поэтому обещать что-либо заключенному может только министр юстиции или судья. Фукс ему явно не поверил. Немец, хорошо знавший, что такое гестапо, не мог и представить, что спецслужба — в данном случае ФБР — так уж бесправна на самом деле. И был по-своему прав. Конечно, решать данный вопрос по существу были полномочны только названные специальным агентом лица. Но их решение в любом случае, конечно, будет учитывать ненавязчивую рекомендацию ФБР.
И тогда Лэмфер, в сущности противореча самому себе, словно невзначай заметил, что лично он не видит никакой вины сестры Фукса и ее мужа в том, что они принимали «Раймонда» в своем доме, они же не подозревали, кто он такой… Между прочим, они описали его внешность очень близко к тому, как это сделал и Фукс.
И тут ученый несколько встрепенулся. Абсолютно безответственную фразу Лэмфера, выражающую не более как его личную точку зрения, он принял, видимо, за официальную гарантию безопасности сестры.
Теперь он согласился взглянуть на предъявленные ему Лэмфе-ром фотографии Голда в разные годы и еще нескольких лиц, никакого отношения к делу не имеющих.
Фукс перебрал все фотографии и отложил три снимка… Голда! Но порадоваться удаче Лэмфер не успел. — Я не могу их отвергнуть, — сказал Фукс. И пояснил: — Но снимки недостаточно хорошего качества, чтобы твердо сказать: «Это “Раймонд”».
В тот же день Лэмфер из посольства США в Лондоне послал шифровку директору ФБР Гуверу с подробным отчетом о встрече с Фуксом. На следующий день ученому показали фильм, снятый агентами ФБР скрытой камерой.
Теперь Фукс высказался более определенно. Но не более того. — Не могу сказать с абсолютной уверенностью, но думаю, что этот человек очень похож на «Раймондам. Я узнаю его манеру то и дело оглядываться…
Фуксу прокрутили пленку еще два раза. Ответ был тот же: «Очень похож».
22 мая агенты ФБР в Филадельфии произвели в присутствии Голда и с его согласия обыск в квартире пока что подозреваемого. Ранее Голд категорически отрицал знакомство с Фуксом и Кри-стель Хейнеман, утверждал, что вообще никогда в жизни не ездил в Бостон и не выбирался к западу от Миссисипи.
Однако агенты ФБР нашли в книжном шкафу расписание поездов на Бостон, а также брошюру-путеводитель с описанием города Санта-Фе в штате Нью-Мексико с подробной схемой улиц.
Это были улики, хотя и косвенные. Но их оказалось достаточно, чтобы Голд сломался, сник в кресле и еле слышно произнес:
— Да, я тот человек, которому Фукс передавал материалы. 24 мая в Лондон прилетел курьер от Гувера с новыми, лучшего качества фотографиями и кинопленками съемок Голда более крупным планом. Их показали Фуксу, не сказав, разумеется, о признании Голда. Фукс все внимательно просмотрел и наконец подтвердил, что человек, запечатленный на фотографиях и кинопленке, это «Раймонд».
Через два дня Фукс на обороте двух фотографий Голда собственноручно надписал:
«Я удостоверяю на основании сходства, что человека на этой фотографии я знал под именем “Раймонд”.
Клаус Фукс. 26 мая, 1950».
Разумеется, эту запись, сделанную Фуксом на обороте фотографии Голда, никак нельзя считать аффидевитом, то есть письменным показанием, сделанным под присягой (есть таковое в англосаксонском праве). Однако вкупе с признанием Голда она выглядит более чем убедительно.
ФБР поспешило предать оба документа огласке (при этом от прессы скрыли, что первоначально Фукс не признавал Голда на предъявленных ему фотографиях и пленке). Хороший адвокат вполне мог бы опровергнуть их в суде присяжных, особенно в случае, если Голд на кафедре под присягой отказался бы от своего признания, сославшись, что сделал это под давлением агентов ФБР.
Последующие десять дней Лэмфер опрашивал Фукса и вытянул из ученого действительно ценную информацию о его многолетней тайной деятельности в пользу Советского Союза.
Сломленный арестом, полным жизненным крахом, перспективой четырнадцатилетнего пребывания за решеткой, Фукс был не в состоянии морально и физически противостоять напору спец-агента ФБР, хорошо владеющего техникой и тактикой допроса.
Вообще, в изложении Лэмфера все у ФБР получалось очень уж легко, за исключением надобности в дополнительной киносъемке и получении новых фотографий. Опознание «Раймонда» Фуксу было явно навязано. И очень уж легко и быстро, после нескольких лет твердого отрицания своей вины, «раскололся» Голд, признав себя виновным после предъявления всего лишь двух косвенных улик. Разумеется, ему давно следовало бы избавиться от обеих, тем более что никакой нужды ни в расписании, ни в буклете уже давно не было. Ну, допустим, забыл об их существовании (хотя для нормального, то есть хорошо подготовленного, разведчика такая забывчивость непростительна). Но Голд никогда не проходил соответствующей профессиональной подготовки, как, впрочем, и другие агенты в сети Голоса.
Тем не менее ничто не мешало Голду дезавуировать обе «улики». В Бостон не ездил, но как-то собирался — подумывал о смене местожительства и работы. То же самое о Санта-Фе, хотел съездить туда, даже буклет купил, потом передумал… А если бы у него нашли карту Антарктиды, неужели это могло бы послужить доказательством, что он, Голд, совершил оставшееся неизвестным человечеству одиночное путешествие к Южному полюсу вслед за Руалем Амундсеном и капитаном Робертом Скоттом?..
Почему же Гарри Голд, который на данном этапе вполне мог сохранить свободу, и свою, и нескольких других людей, а двум невинным в атомном шпионаже людям — жизнь, так легко пошел на поводу у ФБР?
Абсолютно достоверного ответа на этот вопрос у автора нет. Возможно, однозначного ответа вообще не существует. Придется обойтись версией. Должно быть, одной из многих. Не исключено, что ответ не смог бы сформулировать и сам Гарри Голд.
…Вспомним поговорку-притчу о соломинке, которая переломила хребет верблюду. Находки, сделанные агентами ФБР в квартире Голда, сыграли, похоже, роль последних соломинок.
По мнению автора, Голд сломался, потому что устал. Смертельно устал за пятнадцать лет своей двойной жизни и в конце концов, хотя и не сразу, утратил способность к сопротивлению. Утрата естественного инстинкта самосохранения под напором многолетней нагрузки на не очень, видимо, сильную нервную организацию Голда — для автора единственно возможное объяснение его капитуляции в данных конкретных обстоятельствах холодной войны.
В любом случае вряд ли будет правильно обвинять Гарри Голда в сознательном предательстве, хотя, раз признавшись, он мог бы собрать остатки силы воли, чтобы не выдать других участников агентурной сети, взять всю вину на себя, заявить, к примеру, что полученные от Фукса материалы он, в свою очередь, передавал неизвестному ему советскому агенту, которого он знал под ничего не говорящей кличкой.
Можно и даже следует задаться другим вопросом: почему Центр немедленно не вывел Голда из-под удара при первых признаках явного интереса к нему со стороны ФБР? Не разразилась бы тогда трагедия супругов Юлиуса и Этель Розенбергов, чья вина, по всем меркам, не шла ни в какое сравнение с виной «Раймонда»? Даже сам директор ФБР Эдгар Гувер назвал «преступлением века» дело не Розенбергов, но именно дело Фукса — Голда! А Гувер знал, о чем говорил.
Раз признавшись, Голд уже не мог остановиться, да ему попросту и не позволили бы сделать это.
Чуть-чуть беременных девушек в природе не бывает. Чуть-чуть предателей тоже. Раз сломавшись, человек будет спецслужбами выпотрошен полностью. Спасти оступившегося от окончательного падения может только смерть. От своей или чужой руки.
На основании полученной от Голда информации ФБР открыло сорок девять (!) отдельных дел на агентов советской разведки или их источников. Восемь человек были осуждены. Несколько — из числа советских граждан — покинули США и никогда больше в страну не возвращались. По отношению к другим (чью вину доказать либо не удалось, либо было сочтено нецелесообразным) были приняты меры, делающие невозможным их дальнейшее сотрудничество с Москвой.
Трагическая слабость обширнейшей сети Якова Голоса заключалась в том, что он слишком доверял этим людям, в результате получилось, что они слишком много и многих знали, значительно больше, чем полагается знать простым агентам и курьерам. С позиций века нынешнего, века трезвых прагматиков, далеких от так называемой революционной романтики и чуждых искренней веры в коммунистические идеи и идеалы, трудно, а значительной доле молодых из поколения «выбравших пепси» и вовсе невозможно понять Якова Голоса в данном конкретном случае.
Революционер-коммунист с отроческих лет до мозга костей, напрочь лишенный каких-либо корыстных помыслов и интересов, преданнейший друг Советского Союза как родины пролетариев и угнетенных масс всего мира, прошедший царские тюрьмы в самые жестокие годы самодержавия, он привык верить и доверять своим товарищам как самому себе. Голос просто не допускал и мысли, что революционер может обладать какими-либо человеческими слабостями, способными при неблагоприятных условиях, например аресте, привести к трусливому дезертирству с поля классовых битв, тем более — предать соратников по борьбе.
Кажется, Фридриху Энгельсу принадлежит высказывание, что недостатки человека есть продолжение его достоинств. Некоторая наивность Голоса, усугубленная невероятными нагрузками для человека с больным сердцем, может служить подтверждением парадоксальности этого высказывания. Его наивность есть прямое следствие доверия к товарищам.
…Спустя пять лет после описанных событий Гарри Голд предстал перед судом. Федеральный судья Мак-Грегори счел его преступление столь серьезным, что дал ему на пять лет тюремного заключения больше, чем просило обвинение: тридцать лет. Гарри Голд отсидел ровно половину отмеренного ему срока и в 1965 году вышел на свободу из ворот Льюисбургской федеральной тюрьмы. Через шесть лет он умер…
Как уже было отмечено, Гарри Голд, сломавшись, даже не пытался сопротивляться на допросах. На любой вопрос давал подробные признательные показания. Кто-то из агентов ФБР по этому поводу метко высказался: дескать, память у Голда как лимон, не важно, сколько раз его можно выжимать, всегда наберется еще хоть капля информации.
Об одной такой капле стоит упомянуть особо. Ранее уже упоминалось, что кроме встречи с Фуксом Голду было поручено еще встретиться в Альбукерке с шурином Розенберга Дэвидом Гринглассом. Ранее Голд с ним никогда не встречался и вообще не подозревал о его существовании. Для опознания ему дали половинку картонной крышки от пачки «Джелло» — сухого ягодного желе (полуфабриката) в качестве вещественного пароля, дополненного еще и устным. Вторая половинка картонки была у Грин-гласса. Обе половинки должны были сойтись по месту разрыва.
Капрал Дэвид Грингласс (псевдонимы «Калибр» и «Шмель») был высококвалифицированным механиком. Он служил в одной из военных мастерских, обслуживающих «Манхэттенский проект». Грингласс лично изготавливал некоторые детали к атомным бомбам, а также к механизмам и приспособлениям, используемым при изготовлении бомб. При встрече с Голдом Грингласс передал ему и примитивный рисунок взрывателя бомбы.
Важная деталь: Годд дважды был в доме Грингласса, в первый раз его не застал и по совету жены капрала пришел на следующий день.
На допросах Голд рассказал об этих визитах. Он довольно подробно описал внешность капрала: еврей, говорил с бруклинским акцентом, имени не помнит, жену, кажется, зовут Рут. Адрес не помнит, но помнит, что квартира находится на втором или третьем этаже желтого дома. Голду предъявили карту Альбукерке — он примерно указал район Северной Хай-стрит.
В первых числах июня 1950 года — то есть пять лет спустя! — агент ФБР в Альбукерке докопался, что человек, с которым, вероятно, встречался Голд, проживал в доме желтого цвета 209 по Северной Хай-стрит и имел жену по имени Рут. Звали его Дэвид Грингласс. Его сфотографировали скрытой камерой, а снимок выслали в Филадельфию и предъявили Голду. Ему также показали кинопленку, на которой был снят дом 209 по Северной Хай-стрит. Голд опознал и человека, и дом. Даже подметил, что дом с 1945 года подвергся некоторой перестройке, что оказалось верным.
Теперь ФБР не теряло ни дня. Грингласс был немедленно допрошен и признался, что действительно передавал советскому курьеру секретную информацию об атомном оружии. Он также сообщил, что шпионской деятельностью в пользу русских занимается и муж его сестры Этель, инженер Юлиус Розенберг.
К месту пришлось и давнее показание Элизабет Бентли об одном из источников Якова Голоса — инженере по имени «Юлиус».
Юлиус Розенберг был арестован вечером 17 июля 1950 года. 12 августа как «соучастница» в заговоре была арестована Этель Розенберг. Детей — Майкла семи лет и Роберта трех лет — временно взяла к себе бабушка Тесси Грингласс.
Эти даты имели роковое значение для супругов. Если бы их изобличили года на полтора раньше, они были бы осуждены лишь на несколько лет тюремного заключения. Более того, Этель скорее всего вообще не предстала бы перед судом.
Дело в том, что в августе 1949 года была испытана первая советская атомная бомба, и уже 24 сентября в американской печати появилось сообщение об этом событии. Сказать, что Америка была в шоке, значит ничего не сказать. Рухнул сладостный миф об американской монополии на атомное оружие со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отныне ничего, в сущности, не стоили планы военщины США о нанесении атомных превентивных ударов по крупнейшим советским городам. СССР мог ответить тем же…
6 марта 1951 года начался судебный процесс. Супруги Розенберг были заведомо обречены.
И обвинение, и суд, и президент США прекрасно знали, что Юлиус и тем более Этель Розенберг не совершали приписанных им преступлений, поскольку не занимались атомным шпионажем. Меж тем именно им приписали ответственность за появление на свет советской атомной бомбы! Примитивный рисунок устройства атомной бомбы, сделанный Дэвидом Гринглассом, мог произвести на публику впечатление только в условиях массовой антисоветской истерики в разгар холодной войны.
Процесс и приговор были местью — местью советской разведке за успешное проникновение в атомные секреты Америки. Месть от бессилия, потому как подлинные имена разведчиков и их помощников, проникших в тайну американского атомного оружия, ни ФБР, ни ЦРУ так и не удалось узнать.
Уже 26 марта присяжные признали Юлиуса и Этель Розенберг виновными. На основании вердикта жюри судья Ирвинг Кауфман приговорил их к смертной казни на электрическом стуле.
Многие месяцы мир потрясали митинги и демонстрации с требованием отменить смертный приговор вообще или хотя бы помиловать осужденных.
К президенту США с просьбой о помиловании обращались президент Франции Шарль де Голль, писатели Томас Манн, Мартен дю Тар, Франсуа Мориак, физик Альберт Эйнштейн, другие мировые знаменитости вплоть до папы римского…
Все ходатайства и двадцать шесть апелляций защиты были отклонены. 19 июня 1953 года Юлиус Розенберг (заключенный № 110649) и Этель Розенберг (заключенная № 110510) были умерщвлены на электрическом стуле в нью-йоркской тюрьме Синг-Синг.
Они стали единственными в истории США людьми, приговоренными за шпионаж к смертной казни в мирное время.
О том, что это был именно акт мести, говорят такие факты: лица, виновные в гораздо большей степени, отделались более мягкими приговорами. Гарри Голд, как уже было сказано, получил тридцать лет тюрьмы, из которых отсидел только половину. Дэвид Грингласс был приговорен к пятнадцати годам заключения. Элизабет Бентли вообще не предстала перед судом…
По-разному складывалась в дальнейшем жизнь людей, хотя бы мельком упомянутых в этой книге. Особенно необычно у друзей Юлиуса Розенберга Джоела Барра и Альфреда Саранта. Когда были арестованы Голд и Розенберг, они поняли, что и над ними сгущаются тучи. И потому исчезли. Бесследно.
Лишь в 1983 году стало известно, что в Советском Союзе работают два крупных специалиста, чьим родным языком почему-то является английский. Звали их Иосиф Берг и Филипп Старое. Они возглавляли ведущие советские институты, занимающиеся исследованиями в области применения электроники — в том числе в оборонных целях. Именно они способствовали созданию в СССР первой радиолокационной системы для зенитной артиллерии и ракет класса «земля-воздух». С помощью этих установок в ходе военных действий во Вьетнаме были сбиты сотни американских бомбардировщиков и истребителей… На одной из книжных полок автора лежит — как своеобразный сувенир — небольшой обломок дюралевой обшивки одного из таких самолетов. Привезен из Ханоя в 1968 году…
За эти работы Филипп Старое, он же Альфред Сарант, и Иосиф Берг, он же Джоел Барр, были отмечены высокими правительственными наградами и Государственной премией СССР.
Филипп Старое скончался от сердечного приступа в 1979 году. Иосиф Берг пережил своего друга на девятнадцать лет…
Элизабет Бентли несколько лет купалась в лучах сомнительной славы. Написала книгу «Сбросив оковы». Потом о ней забыли. Она работала в провинциальных школах, одинокая, не имея ни родных, ни друзей. 3 декабря 1963 года она скончалась от рака брюшной полости в возрасте пятидесяти пяти лет…
