Глава 34

Вскоре крики прекратились, но Ковит не возвращался. Если она напрягала слух, ей казалось, что она все еще слышит бульканье и приглушенные вскрики. Нита подумала: вдруг Ковит вырвал голосовые связки водителя, чтобы ей не приходилось слушать его крики?

В каком-то ужасном смысле так он о ней заботился.

Она сглотнула, захлебываясь соплями после слез, стоявшими в носоглотке, и уткнулась носом в джинсы. Когда все пошло в этом направлении?

Ковит очень ясно дал понять, что у него нет запретов на причинение боли незнакомцам. Ему было все равно. Человеческие страдания для него ничего не значили.

И она снова это сделала – позволила себе утешиться его более светлой стороной. Иногда она забывала, кем он был и что делал. До тех пор, пока ее не вынуждали вспомнить.

Однажды Нита прочитала, что в военное время люди крепче и быстрее привязывались друг к другу. Общая травма заставляла их не обращать внимания на недостатки, которые в обычное время препятствовали бы отношениям. Нита задалась вопросом, не случилось ли нечто подобное у нее с Ковитом – не стала ли их дружба биологическим следствием постоянной напряженности, в которой они вместе пребывали на рынке.

Насколько их отношения зависели от взаимодействия химических веществ? Два индивида в стрессовой ситуации нашли общий язык и даже подружились?

Если и так, то делало ли это их дружбу менее реальной? Ее рука совершала невидимые Y-образные надрезы в воздухе окровавленным скальпелем.

Нита подумала о приостановленном видео прошлой ночью, о непосредственной детской улыбке Ковита и обещаниях по-настоящему жутких вещей. Образ агента МПДСС, которого мучили снаружи, промелькнул в ее сознании: кость торчала сквозь плоть, вокруг натекла кровь, а на лице Ковита отразились голод и страсть.

Ее разум не подчинился.

И, хотя воображение по-прежнему наполняло голову ужасными образами, ее нога продолжала притопывать в нетерпении, чтобы все скорее закончилось, и они могли убраться отсюда к черту и убить Фабрисио. Это немного пугало. Даже после всего происходящего, несмотря на то, что она была в ужасе, плакала в сарае, пытаясь заглушить крики, Нита все еще представляла, как будет вести дела с Ковитом в будущем. Она все еще видела их как команду.

Насколько ужасно это было?

– Нита?

Она обернулась. Ковит толкнул дверь и подошел. Между его бровями залегли морщинки беспокойства. От засохшей крови руки его почернели, а челка теперь держалась и не падала на лицо, будто смазанная специальным гелем. Кровь сливалась с естественным цветом волос и казалась совершенно незаметной.

Нита откашлялась.

– Ты быстро.

Он мгновение поколебался и ответил:

– У нас есть чем заняться.

Ковит отвел взгляд, пока говорил, а Нита не стала настаивать и выяснять настоящую причину, из-за которой он сократил свой обед. Она не хотела слышать эти слова. Мол, мужчина умер слишком рано, поскольку потерял много крови из-за вырванного языка. Это, в свою очередь, привело к тому, что он впал в шок и чувствовал меньше боли. Если бы не было Ниты, Ковит вытянул бы из него гораздо больше, а она сковывала ему руки.

Она посмотрела на Ковита. Ей казалось, она знает его много веков, тьма в его глазах выглядела более знакомой, чем та, что таилась в ее собственных.

Или, может, это просто означало – нужно чаще смотреться в зеркало.

Иногда ей казалось, в ее душе нечему гореть, все давно уничтожено. А иногда она спрашивала себя: может, она куда более нормальна, чем хотела признать?

Нита говорила себе, что будет смотреть в свою тьму, во тьму матери и других. Она не отвернется и не станет притворяться, будто ее там нет. Но она не поступала так с тех пор, как снова встретилась с Ковитом. Нита сознательно игнорировала те части его личности, которые ей не нравились, и пользовалась преимуществом тех, которые ее устраивали.

Ковит не являлся абсолютным злом. Но зло в нем было. И никуда не могло деться.

Ей не нравилось знать, что он делал. Ей не нравилось видеть глаза того мужчины, вылезшие из орбит от страха, не нравилось слышать крики Миреллы, до сих пор эхом раздававшиеся в памяти. Но когда она не видела всего этого, она и не переживала.

Она действительно променяла чудовищную мать на другого монстра.

– Нита? – голос Ковита звучал мягко. – Ты в порядке?

Она моргнула и сфокусировала внимание на нем. Он стоял в нескольких шагах, уперев руки в бока, глаза потемнели от беспокойства.

Сердце Ниты слегка екнуло теперь по совсем иной причине.

Она ужасно запуталась.

Нита потерла виски.

– В порядке. Просто я на грани.

Ковит положил руку ей на плечо.

Она вздрогнула.

Он отдернул и опустил руку. На лице сменялись выражения от шока до грусти, затем на мгновение появились глубокое несчастье и чувство вины – и снова «покерфейс».

– Прости. – Нита потянулась к его окровавленной руке, но он убрал ее.

– Я понимаю, – натянуто улыбнулся он, не глядя ей в глаза.

Нита открыла рот, намереваясь сказать ему, мол, не понимает, почему вздрогнула, и знает, что он не причинит ей вреда. Хотела объяснить, как всякий раз, когда он прикасается к ней, ее сердце бешено колотится и она хочет прильнуть к нему. Но в то же время в голове все еще гремят крики его жертв. Две эмоции кружили друг вокруг друга, переплетаясь и спутываясь, пока она совсем не переставала понимать, что с ней происходит. Можно ли одновременно бояться кого-то и отчаянно желать, чтобы он оставался рядом?

А потом Нита закрыла рот, не зная, как выразить словами свои чувства.

И вздохнула. У нее были дела. А с чувствами можно разобраться позднее.

Они постояли мгновение, и у Ниты возникло нехорошее ощущение, будто надо сказать что-то еще, будто она ушла посреди драки. Молчание между ними тянулось все дольше и дольше, словно из клубка распутывалась нить, и она боялась, что, если заговорит, нить оборвется. А если она этого не сделает, то все разрушится.

Нита ничего не могла произнести. Слова так и не находились.

– Пойдем встретимся с Генри, – выдавила она наконец.