Глава 23
Адэр ушел, и Ковит, Нита и Диана в полной тишине уставились на дверь. Атмосфера в комнате оставалась тяжелой, но опасность миновала, и плечи Ниты расслабились. Ее руки тряслись, она не могла избавиться от ощущения, что ей едва удалось избежать весьма неприятной участи – Адэр мог в буквальном смысле содрать с нее кожу.
Она подумала о зубах, которые иногда видела сквозь человеческий облик, и содрогнулась.
Следовало ожидать, что он узнает о ее поступке. Но Нита беспечно полагала, ему будет все равно, если она убьет кого-то из людей. И она практически не сомневалась, что так и было бы – если бы она не привлекла к себе такое внимание СМИ. А вот это определенно волновало Адэра.
Нита закрыла глаза, все еще пытаясь примириться с мыслью, что за ней охотится полиция. Как же она облажалась. Нужно было избавиться от объявления о розыске. Каким-то образом.
Ковит наклонился вперед, его дыхание мягко коснулось шеи Ниты, и он прошептал:
– Пойду за ним – надо убедиться, что он не передумает. Я ему не доверяю. Собери наши вещи на случай, если придется быстро уехать.
Нита кивнула. Ковит проскользнул мимо Дианы и вышел за дверь. Он тихонько прикрыл ее за собой и практически бесшумно зашагал по скрипучей лестнице.
Диана переминалась с ноги на ногу. Длинные темно-каштановые волосы по большей части выбились из хвоста и обрамляли лицо спутанными прядями.
– Почему ты помогла мне? – спросила Нита.
У Дианы имелись свои планы на нее? Хакер была упырем. Может, она сама хотела убить и съесть Ниту?
Мгновение спустя Нита отбросила эту мысль. Ей казалось, Диана не относится к подобному типу существ – с другой стороны, ей ведь и раньше приходилось ошибаться в своих суждениях.
Диана пожала плечами.
– Я не считаю, что Адэру нужно выставлять тебя.
Нита прищурилась. Какую игру вела эта девушка?
– Ты не возражаешь против убийства трех охотников за головами? – спросила Нита, стараясь прощупать собеседницу.
Диана вздрогнула.
– Возражаю.
– Почему же? Они хотели убить меня и продать по частям через интернет, – настаивала Нита.
– Мне не нравится, когда людям причиняют боль.
– Тогда ты в странной компании.
– Ты ничего не знаешь об Адэре, – огрызнулась Диана.
– А ты знаешь? – Нита наклонилась вперед.
Хакер долго молчала.
– Знаю достаточно.
– Ты доверяешь ему?
Она помедлила.
– Да.
Нита склонила голову набок.
– Пошла бы с ним искупаться?
– Нет, конечно! – Глаза Дианы стали огромными.
– Значит, ты ему не доверяешь.
– Я доверяю ему до определенной степени. – Уголки ее губ опустились. – И я доверяю его чутью. Если он говорит, что убийство дельцов не поможет, то, думаю, так и будет.
Нита молчала. Пусть она и не доверяла Адэру, все же у нее свербило ужасное чувство, что он прав. Предпринятые ею шаги ни к чему не приведут.
Она вздохнула, понурившись. Все равно пока никак не разобраться, имело ли все это смысл. Время покажет.
Диана смотрела на Ниту с жалостью, почти осуждающим взглядом. Нита ощетинилась. Кем возомнила себя эта упыриха, чтобы судить о решениях Ниты?
– Независимо от того, будет ли случившееся иметь значение в долгосрочной перспективе, ты не заставишь меня переживать из-за смерти людей, которые убивают невинных сверхъестественных существ за деньги, – резко проговорила Нита, пытаясь выразить уверенность, которой не чувствовала. Просто чтобы убрать это выражение из глаз Дианы.
Вообще-то, именно этим занималась сама Нита всю свою жизнь. Но Диане не нужно было этого знать.
Хакер зашевелилась, явно чувствуя себя неуютно.
– Не знаю. Я считаю, люди многогранны. Я хочу верить, что даже у монстров есть хорошие качества.
Ниты фыркнула.
– Так вот почему ты поладила с Адэром.
Диана изогнула губы в улыбке.
– Возможно. – Она посмотрела на Ниту и приподняла бровь. – А может быть, он никакой не монстр.
Нита снова фыркнула.
– Ты секунду назад сказала мне, что не пошла бы с ним купаться.
Диана рассмеялась, запрокинув голову назад так сильно, что та касалась стены, а глаза смотрели в потолок.
– Справедливо.
Они немного помолчали, а потом Диана сказала:
– Не стоит пользоваться этим словом. Сверхъестественные.
– Почему?
Она пожала плечами.
– Это унизительно. Существа. Сверхъестественные. Все эти слова делают нас другими. Навешивают на нас ярлыки.
– И что?
– И то, что мы сами навешиваем эти ярлыки.
Нита пожала плечами. Она знала, что в интернете есть движения, участники которых пытались изменить элементы языка, но это никогда ее особо не волновало. Какие-то люди пользовались словом «сверхъестественные» в качестве оскорбления, но это вовсе не значило, что Нита должна исключить его из своего лексикона. С чего бы ей позволять другим людям решать, как называть саму себя?
– Вместо этого тебе стоит употреблять слово «легенды», – продолжала говорить Диана, не обращая внимания на то, что Нита отвлеклась.
Нита застонала.
– Неужели так правда говорят? Более банальное название придумать нельзя было? Похоже на видеоигру.
Диана покраснела, но ее голос звучал твердо:
– Я думаю, это подходящее слово! Мы всегда пребывали тут, как и легенды. А многие из нас – часть легенд…
– Но легенды – это вымысел.
– Некоторые из них.
Нита вздохнула, потерев висок. А что насчет людей, подобных Ните, которые не упоминались ни в одной легенде? Или как Ковит, который сам не был уверен, связаны ли занни с тайской легендой о красу? Тот, кто выбрал этот термин, не продумал его как следует.
– Ты так и не ответила на мой вопрос. – Нита решила увести беседу в сторону, прежде чем успела погрузиться еще глубже в размышления об этом ужасном названии. – Почему ты помогла мне?
– Полагаю, я знаю, каково это.
– Попасться на убийстве дельцов с черного рынка?
– Быть в бегах, – холодно ответила Диана. Затем она снова вздохнула и прижалась к выцветшей лаймово-зеленой стене, запустив руку в волосы и вцепившись в них.
Нита наклонила голову.
– От чего ты бежишь? Упырей нет в Списке опасных сверхъестественных существ.
«Хотя их следовало бы туда включить», – подумала Нита, но промолчала.
– И от частей тел упырей никакой пользы нет, так что не похоже, чтобы тобой интересовались на черном рынке.
Диана замешкалась.
– Несколько лет назад рассказывали о ребенке, убившем семью упырей. Помнишь такое?
Нита действительно помнила.
– В крематории? Упыри крали тела из крематориев, и какой-то ребенок узнал, что они похитили и тело его отца. Потом он всех их убил из пулемета?
– Да. – Диана обхватила колени руками. – Об этом случае я и говорю.
– Это была настоящая сенсация в СМИ в течение нескольких месяцев, – пожала Нита плечами. – Сомневаюсь, что ее удастся забыть в ближайшее время.
Диана сглотнула.
– Знаю.
И тут картина сошлась. Нита почувствовала себя тупицей.
– Это имеет к тебе отношение?
Диана помедлила, а потом засучила рукава. Белый шрам размером с монету светился на ее руке. Она подняла подол рубашки, и на животе обнаружился более длинный и широкий шрам.
– То была моя семья. Я единственная выжила, – ее голос едва заметно дрогнул. – Мне было двенадцать.
Мгновение Нита смотрела на шрамы от пулевых ранений, а потом, соскользнув по стене, со скрипом и грохотом приземлилась рядом с Дианой на деревянный пол.
– Не знала, что кто-то выжил.
– МПДСС держали это в секрете для моей безопасности. Мне даже не разрешили давать показания в суде. Они боялись, что СМИ узнают.
Нита все поняла. Если СМИ узнают, что Диана не погибла, ее жизнь никогда больше не будет принадлежать ей. Ей постоянно придется беспокоиться о папарацци, группах ненависти, убийцах, семье умершего, которого она съела, и кто знает о чем еще.
Нита нахмурилась.
– Мне казалось, это случилось в Штатах.
– Так и есть. Я родом из Сиэтла. – Ее руки слегка дрожали, и она прижала их к груди. – МПДСС поместили меня под опеку и перевели в приемную семью в Мэриленде. Но… – Рука Дианы бессознательно потянулась к капе. – У них никогда раньше не было упыря. Приемная семья, МПДСС. Они искали легальные пути кормить меня. Иногда в местной больнице появлялся донор органов, и я получала те его части, которые не могли пересадить людям. Иногда мне не доставалось ничего. А как правило все было старым и несвежим. Меня постоянно тошнило.
Ее голос слегка дрожал, и она повернулась к Ните.
– Все время, пока я была там, разгоралась большая общественная дискуссия о том, следует ли добавлять упырей в Список опасных сверхъестественных существ. Мне начали сниться кошмары. – Диана помолчала. – Впрочем, после стрельбы в крематории мне тоже снились кошмары. Не припомню такого времени, когда кошмары мне не снились.
Она вздрогнула.
– Но эти были другого рода. В них я просыпалась однажды утром и обнаруживала, что МПДСС выпустили закон, согласно которому в Список теперь входят упыри. Моя приемная мать ожидает меня с мальчиком, убившим всю мою семью, и говорит, что все обвинения с него сняты, поскольку убийство упырей отныне не является преступлением. А затем она стреляет в меня.
К приглушенному голосу Дианы добавились слезы, она крепко зажмурилась, но те все равно текли из уголков ее глаз. Нита какое-то время неловко сидела, сложив руки на коленях, гадая, стоит ли ей погладить Диану по плечу. Но так и не двинулась с места. Диана судорожно сглотнула и продолжила:
– Больше всего я боялась, что люди, которые заботились обо мне, в минуту изменят свое мнение, услышав новости, изменят свое поведение и убьют меня.
Нита верила в это. Не только в то, что Диана боялась, но и в то, что люди очень даже могут так поступить. Подобное нередко случалось. Каждый раз, когда в список добавляли очередной вид, происходил небольшой геноцид.
– Я видела такое раньше, – по-прежнему приглушенным голосом говорила Диана. – Как люди быстро меняются. В школе у меня никогда не было проблем. Но в мои четырнадцать там появился парень, уборщик. Я его даже не знала. Хотя, полагаю, его брат погиб во время каких-то боевых действий. И вот однажды он вошел и начал кричать на меня и еще одного небелого ребенка – только мы двое таких ходили в ту школу, – будто мы были виноваты в смерти его брата. Он все время повторял, что нам нужно вернуться в нашу страну. Вроде того. – Она стиснула челюсти, а ладони сжала в кулаки. – Мои прабабушка и прадедушка эмигрировали из Ирана еще в тридцатые годы. Я не говорю на фарси. Я никогда не выезжала за пределы Северной Америки. Куда, черт возьми, мне вернуться?
Она вздохнула, накручивая на палец растрепанные волосы.
– Хуже всего оказалось то, что все остальные просто… Все просто стояли и ничего не делали. В тот день я ушла домой рано, так из школы позвонили моим приемным родителям и сказали, что я прогуливаю уроки.
Нита моргнула.
– Подожди, из-за этого ты еще и влипла в неприятности?
Диана кивнула.
– Ага. – У нее вырвался резкий смешок. – Глупо, правда? Думаю, именно тогда я поняла, как быстро люди могут переметнуться на другую сторону. Уборщик вел себя ужасно, но я его толком и не знала. Но все те люди в кафетерии, которые ничего не делали. Учителя. Мои друзья. Они все просто стояли и позволяли ему кричать на меня.
Голос Дианы дрожал.
– Если они так ведут себя с себе подобными, пусть и похожими на меня и на тех, с кем они просто сражаются на другом конце света, – что бы произошло, если бы меня действительно включили в список и сочли угрозой?
Ничего хорошего. Нита в этом не сомневалась.
Диана судорожно вздохнула.
– Так что однажды я сбежала.
– И оказалась здесь?
– В конечном итоге да.
Ните стало интересно, какие истории скрывались за «в конечном итоге». Как сбежавший из дома американский ребенок пересек границу с Канадой. Как она встретила смертоносного, умеющего искусно манипулировать келпи.
– Почему Канада? – спросила Нита.
Диана пожала плечами.
– Понятия не имею. Наверное, я думала, здесь будет лучше. В Канаде все казалось лучше.
– А на самом деле?
Диана задумалась.
– Не уверена, лучше тут или хуже… просто по-другому. Канадцы любят чувствовать свое превосходство над американцами, говоря о том, насколько лучше здесь. Но суть не столько в том, что жизнь у них тут приятнее, сколько в том, что у них нет тех же проблем. Проблемы, которые на слуху в США, здесь не существуют. Но в то же время у Канады масса трудностей, которых нет у Штатов.
Диана тихо вздохнула, подперев рукой подбородок.
– Я думаю, больше всего на свете людям нравится чувствовать свое превосходство над другими. Канадцам нравится чувствовать, будто они лучше американцев. Американцы любят чувствовать себя лучше, чем весь мир. А когда люди ощущают свое превосходство, им труднее видеть проблемы, лежащие на поверхности. Они не хотят верить в них, смотреть им в лицо. Если они это сделают, то смогут ли продолжать искренне утверждать, что имеют перед кем-то преимущество?
Нита медленно кивнула. Она думала о своем прошлом. О чувстве собственного превосходства над матерью, поскольку считала себя лучшим человеком, так как в отличие от нее никого не убивала. Для Ниты не имело значения, что она помогала матери работать, продавать тела. Она не была убийцей, и этот факт поднимал ее выше в собственных глазах и позволял простить собственное лицемерие.
– Значит, здесь нет таких же проблем, как в США?
– О, я этого не говорила. – Диана пожала плечами. – Здесь все еще процветает и расовая, и религиозная нетерпимость – антимусульманские настроения проявились в последнее время. Пределами США нетерпимость никогда не ограничивалась.
– Никогда, – фыркнула Нита, вспоминая все те места, где жила. – Действительно никогда.
Она вспомнила старуху в продуктовом магазине в Японии, которая решила, будто Нита ее не понимает, поэтому, вместо того чтобы спросить, понадобятся ли Ните палочки для еды, просто кинула их в нее. Вспоминала о том, как часто в Германии люди подходили к ней на улице, чтобы поболтать на турецком, который Нита совершенно не понимала. Либо вежливо сказать ей, что турецкая часть города в другой стороне, и осведомиться, не потерялась ли она. Куда бы она ни пошла, повсюду сталкивалась с одними и теми же проблемами, даже если проявлялись они по-разному.
– Так тебе все-таки нравится здесь? – спросила Нита.
Диана провела рукой по волосам и слабо улыбнулась.
– Ага. Нравится. Я… я здесь намного счастливее.
Нита приподняла брови, задавшись вопросом: это было благодаря Адэру или вопреки ему. Но подумала, что скорее верен первый вариант. Она не понимала, в каких келпи с упырем отношениях, но в них оставалась непринужденность, даже когда Диана раздражалась, и поэтому они казались близкими.
Диана пожала плечами.
– Жить здесь намного проще. Адэр добывает мне еду и клянется, что не убивает никого ради этого. И в обмен на то, что мне не приходится красть тела из моргов, я делаю для него всякие компьютерные штуки.
– Взломы, ты имеешь в виду?
– Ага.
Нита медленно моргнула.
– Ты же понимаешь, что он заметает следы убийств и что ты, вероятно, поедаешь чужие жертвы.
Диана покачала головой.
– Нет, не поедаю. Их ест он. Келпи употребляют в пищу только гниющие тела. Их необходимо продержать под водой две-три недели, прежде чем келпи к ним притронется. Но нам, упырям, нужно свежее мясо. К тому моменту, как кто-то вызовет его для уборки, он доберется до места, а затем доставит тело мне, пройдет слишком много времени. Тела в моргах и другие подобным образом замороженные тела (например, если кто-то умер в больнице, его отправляют в холодильник) хранятся дольше. Их-то и ела всегда моя семья, – сглотнула она. – Я знаю, что у Адэра есть люди, которым он платит за замораживание тел сразу после их смерти в больнице.
Нита решила, что он наверняка просто убивает людей, раз Диана так нуждается в них, но не сказала этого. Было бы жестоко разрушить ее заблуждения, а упырь только что помогла им избежать изгнания.
– Как бы то ни было, – Диана поднялась и вытерла глаза, – я мало знаю о твоей ситуации, но мне известно, что тебя хотят продать на черный рынок и что иногда нам приходится делать дерьмовые вещи, чтобы обезопасить себя. Я не одобряю убийство людей, но и не позволю Адэру выгнать тебя, чтобы тебя арестовали, или похитили, или продали.
Нита тоже встала. Нерешительно она ответила:
– Спасибо. Я очень признательна.
Диана кивнула.
– Пожалуйста. – Она улыбнулась, откашлялась и отвернулась. – Мне надо идти вниз и продолжать попытки взломать шифр. Возможно, это поднимет Адэру настроение.
Нита кивнула.
– Хорошо.
Диана неуверенно улыбнулась ей.
– Если вдруг захочешь поговорить, то я рядом.
– Спасибо, – сказала Нита, не произнося вслух, что не собирается когда-либо приглашать Диану поболтать. Ните слишком дорожила своими секретами, чтобы так легко выдать их.
Диана кивнула и выскользнула за дверь.
Нита села на кровать и посмотрела на свой телефон, на экране которого все еще светилось объявление о розыске с изображением ее лица.
Придется что-то с этим делать.
