Глава 21
Некоторое время они лежали в уютной тишине. Нита воспользовалась появившимся временем, чтобы разобраться с болью в самых разных местах, постепенно сводя ее на нет.
Плечи Ковита, лежавшего рядом, заметно расслабились, когда она избавилась от последнего неприятного ощущения. Она не могла понять, напугало ли ее то, что он все это время поглощал ее боль и старался скрыть свою дрожь, или ей было его жаль, поскольку он не мог находиться ни с кем рядом без чрезвычайно жесткого контроля над своей реакцией.
Затем Нита принялась укреплять сухожилия и связки. Ее новообретенные мускулы и кости сослужили хорошую службу во время погони. Но она чувствовала напряжение в других местах. Она уплотнила, укрепила и сделала все свои внутренние связки настолько близкими к нерушимым, насколько это было возможно.
Ковит поднялся и потянулся.
– Пойду смою кровь.
– Кровь?
Нита повернулась, чтобы осмотреть его, и с удивлением обнаружила – он весь в спекшейся крови. Она совершенно забыла, что их пленника вырвало кровью прямо на Ковита.
Нита моргнула.
– Ого. Да уж. Иди мойся.
Ковит скользнул в ванную, и вскоре по квартире раздался барабанный стук воды в душе.
Звук воды успокаивал нечто внутри Ниты, хотя она и не замечала раньше там какого-то напряжения. Нита представила, как вода становится серой от пыли и розовой от засохшей крови, и, как ни странно, это заставило ее вспомнить Миреллу, ее длинные розовые волосы и серую кожу.
Нита не очень понимала, кем ей считать Миреллу.
Они вместе находились в плену. Они вместе бежали. Когда Нита взорвала рынок, Мирелла убила всех, кто попытался бежать. Они были союзницами.
Но Нита не знала, стали ли они чем-то большим. Она подружилась с Ковитом, хотя тот пытал Миреллу. И когда Нита по-настоящему задумалась об этом, о возможной реакции Миреллы, если бы та узнала об их дружбе с занни, боль и чувство вины пронзили ее.
Ниту интересовала судьба Миреллы. Что с ней произошло после расставания на реке.
В нерешительности Нита достала телефон. Она знала, что с большой долей вероятности ничего не обнаружит, и все равно загуглила Миреллу. И чуть не выронила телефон, когда увидела результаты. Она щелкнула по первой же ссылке.
«Река Амазонка – заложница дельфинов.
Стаи розовых дельфинов мешают торговле вдоль реки Амазонки, что приводит к полному закрытию торговых путей и отмене пассажирских рейсов».
Нита прокрутила страницу к видео, поставила телефон на беззвучный режим и включила субтитры.
Там была Мирелла. С черной повязкой на глазу, как у пирата, и волосами такого яркого розового цвета, какими Нита никогда их не видела. Собранные в тугой хвост, они подчеркивали ее выступающие скулы.
«Мы не допустим продолжения транзита по реке Амазонке до тех пор, пока правительства Перу, Колумбии и Бразилии не согласятся пресечь деятельность торговцев черного рынка, работающих в их странах».
Ниже бежали субтитры на английском и испанском.
«Слишком много сверхъестественных существ там эксплуатируется. Этому нужно положить конец».
Нита приостановила видео и посмотрела на решительное лицо Миреллы: ее подбородок был высоко поднят, а оставшийся глаз выглядел ярким, ясным и живым. Когда Мирелла сказала ей, что не допустит возвращения черного рынка на прежнее место, Нита и представить себе не могла нечто настолько драматичное. Но стоило отдать Мирелле должное – стратегия пока казалась эффективной. Перерезать главный торговый путь? Получить международную известность? Возможно, ей удастся заставить людей услышать ее.
А может быть, кто-то нетерпеливый прикажет людям на вертолетах с пулеметами убить всех дельфинов в Амазонке.
Нита выбросила эту мысль из головы и положила телефон на стол, думая о Мирелле и о том, как та использовала свою силу, чтобы буквально шантажировать правительства. Как она забрала то, что нужно другим, чтобы получить то, что нужно ей.
Так много способов заставить людей уважать себя. Так много видов власти. Какой же способ выбрать Ните, чтобы ее оставили в покое?
Ковит вышел из душа с мокрыми волосами и, увидев ее выражение лица, спросил:
– Что-то не так?
Нита покачала головой и привела мысли в порядок.
– Нет, ничего. – Затем она нахмурилась. – Можешь посмотреть в ванной, нет ли там ополаскивателя для рта?
Ковит приподнял бровь.
– Ополаскиватель для рта?
Нита угрюмо ответила:
– У меня во рту мерзкий привкус.
– Вода?
– Не помогло. – Нита покатала во рту скопившуюся слюну.
Брови Ковита все еще были вздернуты в ожидании пояснений. Нита вздохнула.
– Когда Голд поймала меня и связала руки, я плюнула в нее желудочной кислотой, чтобы освободиться.
– Тебя стошнило на нее? – Уголки его рта дернулись в улыбке.
– Нет. Концентрированная желудочная кислота – это не то же самое…
Ухмылка Ковита превратилась в широкую улыбку.
– Тебя на нее стошнило.
Нита закатила глаза.
– Хорошо. Да. Как скажешь.
Ковит рассмеялся, держась руками за живот.
– Не понимаю, почему это так смешно, – сказала Нита, но, едва слова вылетели изо рта, и она не сдержала улыбки, помимо воли скривившей губы.
Ковит только покачал головой, все еще улыбаясь. Волосы упали на лицо, и он смахнул их с глаз длинными пальцами. Такие пальцы могли бы быть у музыканта.
Нита подумала: он, пожалуй, и есть музыкант, играющий на определенном инструменте, – и только Ковит мог считать крики музыкой.
Она сглотнула, печалясь о том, что не придумали еще специального ополаскивателя для мозгов.
Отец Ниты всегда говорил: если она подумала о чем-то плохом и потом пожалела об этом, значит, мысли не были по-настоящему плохими – это всего лишь разыгралось воображение. В восемь лет она посмотрела «Парк юрского периода» и сказала папе, что лучшая часть фильма та, где съели адвоката, а потом корила себя за это. По прошествии лет ее переживания казались смешными, ведь это было просто кино.
Но уже тогда Нита проявляла свою кровожадность.
Отец говорил, мол, у всех бывают плохие мысли и многим нравится плохое, просто они не хотят в этом признаваться. Важно не то, что ты думаешь, а то, что ты делаешь.
У Ниты защемило в груди при мысли об отце, а руки задрожали. Волна горя захлестнула ее. Она была так занята, так сосредоточена на своих делах, что не вспоминала об отце со вчерашнего дня. Ните это показалось настоящим предательством. Будто, забыв на время о своем горе, она забыла и о нем самом.
В голове промелькнули разные образы отца, прежде чем она ухватилась за один из них. В один из летних дней – Ните тогда было не больше шести лет – отец поднял ее на руки и кружил, пока мир вокруг не завертелся, а неподвижной в нем осталась только его улыбка. Улыбка выглядела кривоватой – впечатление портил неровный верхний клык, – но все же она была широкой, теплой и искренней. Звонкий детский смех разносился в воздухе, как мыльные пузыри.
– Нита, ты в порядке? – спросил Ковит, наклонившись к ней.
Нита моргнула и утерла слезы – она и не заметила, что плачет. Она сглотнула. На этот раз не проявилось ни сильных рыданий, ни судорожной дрожи. Горе стало тихим и маленьким, оно пришло на цыпочках и водило пальцами по струнам ее воспоминаний.
– Все нормально, – прошептала Нита.
– Определенно нет, – в голосе Ковита прозвучала нежность.
Из горла Ниты вырвался тихий звук, похожий на всхлипывание, она подползла к Ковиту и свернулась клубочком. Он обнял ее и продолжал держать, пока волна горя, будто прилив, затапливала ее. Ковит не знал, почему она плакала, но продолжал обнимать, и Нита любила его за это.
Постепенно все прошло, рыдания утихли, уступив место тишине, и в конце концов единственным звуком стало медленное дыхание и шорох от пальцев, цеплявшихся за рубашку Ковита, прижимавшего ее к себе. Его тепло немного помогло. Она не знала почему, но от его тепла ей полегчало.
Ковит коснулся ее плеча.
– Что случилось?
Нита сглотнула, пытаясь удержать скопившиеся в носу и горле сопли, дожидавшиеся момента, когда она снова заплачет.
– Я в порядке, – хрипло ответила она.
– Серьезно, Нита? – Ковит указал на ее залитое слезами лицо. – Думаешь отделаться от меня?
Нита фыркнула.
– Хочешь поговорить?
– Мой отец… – Она сглотнула, слова застряли в горле. – Я в МПДСС узнала. Его убили.
Его рука теплым и ласковым прикосновением сомкнулась на ее руке, и Нита посмотрела на Ковита. Она прижималась к нему, глядя снизу вверх, их лица находились в дюйме друг от друга. Она видела, какой мягкий изгиб у его ресниц и что глаза у него не черные, а темно-карие.
– Мне очень жаль, Нита, – голос был ласковым, и Нита чувствовала, как дыхание Ковита щекочет ее кожу. – Известно, кто это сделал?
Она кивнула.
– Помнишь вампира, который приходил ко мне на рынке? Тот, у которого волосы в полоску, как зебра?
– Он? – Ковит нахмурился. – Почему?
– Я не знаю, – вздохнула Нита. – Я думала, может, он работал на отца Фабрисио? Он нанял его, чтобы отомстить за сына?
Ковит покачал головой.
– В этом нет смысла. Если бы он работал на отца Фабрисио, то с чего бы Рейес отказывала ему в разговоре с тобой? Я знаю, Рейес работала с Такунаном, а ты говорила, что именно Фабрисио продал тебя ей. Бессмысленно.
Нита открыла и закрыла рот. Он был прав.
Она нахмурилась.
– Значит, ты думаешь, что зеброполосый не связан с Такунаном? Но эти события совпали по времени…
– Что и правда странно, – согласился Ковит. – Почему твоя мать похитила Фабрисио?
Нита покачала головой.
– Я все еще не знаю.
– Может, они как-то и связаны. То, что заставило твою мать выступить против Такунана, могло спровоцировать зеброполосого на убийство твоего отца.
– По-моему, эти действия повлекли за собой слишком разные последствия.
Ковит пожал плечами.
– У нас недостаточно информации. Нужно узнать, с чего все началось. Это как начать смотреть фильм с середины: ты видишь, как Китнисс хоронит девушку в цветах и старика, радостно потирающего бороду, но, если не знаешь сюжета «Голодных игр», обе сцены, проигранные подряд, покажутся полной ерундой.
Нита медленно кивнула. Глаза высохли, когда разум, наконец, ухватился за что-то, требующее обдумывания, за проблему, которую нужно решить и на которой можно сосредоточить свое горе.
– Ты прав, нужно узнать остальную часть истории.
Она порывисто вздохнула.
Его пальцы, все еще переплетенные с ее, нежно сжали ей руку.
– Когда-нибудь мы найдем зеброполосого и уничтожим его.
Голос Ниты прозвучал жестко:
– Да, уничтожим.
– Это не избавит от боли. Не от всей. Я-то знаю.
Ковит сглотнул, и Нита вспомнила, что он тоже потерял родителей.
– Но я обещаю тебе: в конечном счете все будет в порядке.
Его большой палец гладил ее руку, и кожу покалывало от прикосновений.
– Вероятно, не сегодня и не завтра, но со временем все будет в порядке.
Нита закрыла глаза и положила голову ему на плечо – она не стала уличать Ковита во лжи. Потому что это была ложь. Они оба знали это. Но ей хотелось ему поверить, хотя бы ненадолго.
Пальцы Ковита снова нежно сжали ее руку, и она ответила тем же.
Внизу под ними открылась и захлопнулась дверь ломбарда. Нита инстинктивно потянулась к оружию – любому, – но потом остановила себя.
Брякнувшая дверь ломбарда не представляла угрозы.
Ковит вытащил свой нож, и Нита почувствовала облегчение. Она оказалась не единственной, кто бросался за оружием при каждом резком звуке.
Послышался голос Дианы, прозвучавший выше обычного, но слова разобрать не удалось. Хлопнула еще одна дверь, и по комнате эхом разнесся тяжелый топот сапог по лестнице.
Дверь в комнату распахнулась, на пороге стоял Адэр – самые разные черты лица то появлялись, то исчезали, как будто у иллюзии были какие-то помехи, а он не потрудился «перезагрузить» ее. Его нос стал настоящим птичьим клювом, прежде чем снова превратиться в нечто человеческое, а затем эволюционировал в две дырочки, как у змеи. Цвет кожи колебался от белого до черного, ее поверхность – от гладкой до чешуйчатой, гребни и шипы появлялись и исчезали, как оружие в ножнах. Он впился в них взглядом, и его облик внезапно замер, превратив его в молодого человека с черными волосами и болотного цвета глазами, с которым была знакома Нита.
– Что, черт возьми, вы натворили? – прошипел он.
