101. Примечания
Я люблю искусство человеков. То, как они изображают нас – подобными божествам, в оттенках красного и черного. Мы кажемся демоническими и страшными; они проецируют на нас все, что вызывает у них ужас.
Размышления Эла в первый из Последних Десяти Дней
Далинар вошел в жилище Верховного, обустроенное в военном лагере, и тотчас почувствовал, что попал не в то здание. Наверное, это была кладовка, где хранили лишнюю мебель, собранную из окрестных заброшенных городов.
Но нет, Далинар просто привык к строгой обстановке. Такова была добродетель командира алети на период военных действий – избегать комфорта. Далинар, возможно, иногда хватал лишку, но он действительно чувствовал себя комфортно с простой мебелью и голыми стенами. Даже покои в Уритиру стали слишком захламленными, по его меркам.
Молодой Янагон был воспитан в другой традиции. В приемной было так много дорогой мебели – то роскошная материя, то окрашенная бронза, – что получился лабиринт, по которому Далинару пришлось петлять, пробираясь на другую сторону. В довершение всех трудностей в комнате собрался целый батальон слуг. Далинар дважды натыкался на человека в одеянии с яркими азирскими узорами, которому приходилось забираться на какую-нибудь кушетку, чтобы пропустить Черного Шипа.
Где они все это нашли? А еще гобелены на всех стенах… Неужели притащили издалека? Он знал, что азирцы привыкли к длинным цепочкам поставок – у них не было доступа к такому количеству производящих пищу духозаклинателей, как у алети, – но это все-таки перебор.
«Хотя, – отметил он, поворачиваясь к другой стороне комнаты, – если убийца или даже отряд врагов ворвутся сюда и попытаются напасть на Верховного, это их, конечно, задержит».
В соседней комнате он обнаружил еще бо́льшую странность. Верховный – Янагон Первый, император Макабака – сидел на троне во главе длинного стола. За столом больше никого не было, но он был уставлен зажженными канделябрами и тарелками с едой. Янагон заканчивал завтрак, состоявший в основном из нарезанных фруктов. На императоре был плащ из плотной ткани и богато украшенный головной убор. Янагон ел чопорно, нанизывая каждый кусочек фрукта на шпажку и поднося ее к губам. Казалось, он почти не двигался, держа одну руку поперек груди, а другой манипулируя столовым прибором.
По обе стороны от него в две шеренги стояли люди. По большей части это были те, кто следовал за войском. Прачки. Колесные мастера. Реши – погонщики чуллов. Швеи. Далинар заметил лишь несколько мундиров.
Ясна уже прибыла на встречу и стояла в толпе. Слуга проводил Далинара туда же, и он стал вместе со всеми созерцать, как император изящно поедает свой фрукт по одному кусочку зараз.
Далинару нравились азирцы – и они оказались хорошими союзниками с потрясающе эффективной армией. Но, ради бурь и Преисподней, до чего чудной народ. Хотя, как ни странно, он обнаружил, что их излишества вызывали меньшее отвращение, чем потворство какого-нибудь алетийского великого князя своим порокам. В Алеткаре подобное сочли бы проявлением высокомерия и несдержанности.
В этом зрелище чувствовалась определенная… продуманность. Слуги алети высшего ранга носили простые черно-белые одежды, а вот азирские были одеты почти так же богато, как император. Роскошно накрытый стол явно предназначался не для одного Янагона. Он был просто еще одним украшением. Речь шла о положении Верховного и самой империи, а не о возвышении отдельного человека.
Из того, что слышал Далинар, у них были проблемы с назначением этого последнего Верховного. Причина собственной персоной стояла прямо за спиной Далинара: Сзет, Убийца в Белом, прикончил двух последних императоров. В то же время Далинар не мог себе представить, чтобы кто-то пожелал стать Верховным. Правителю приходилось иметь дело со всей этой помпой, всегда быть выставленным напоказ. Может быть, именно поэтому «академическая республика» так нравилась Ясне. Азирцы случайно сделали положение императора настолько ужасным, что ни один здравомыслящий человек не захотел бы им стать, поэтому им пришлось найти другие способы управлять страной.
Далинар в достаточной степени научился светским манерам, чтобы молчать до тех пор, пока представление не завершится. Затем каждому из зрителей дали бронзовую тарелку с едой; принимая, каждый кланялся императору. Пока они уходили по очереди, другие слуги быстро освободили место за столом для Ясны и Далинара, хотя часы на наруче подсказывали, что до назначенного времени еще есть несколько минут.
Это устройство явилось из самой Преисподней. Из-за него Черный Шип бегал туда-сюда, почти как азирский Верховный. Хотя, стоило признать, Далинар понимал, насколько меньше времени тратилось впустую теперь, когда все точно знали о назначенных встречах. Навани наводила порядок в его жизни, даже когда отсутствовала.
«Пусть с тобой все будет в порядке. Пожалуйста. Светсердце мое, свет моей жизни».
Он отослал Сзета, так как ни у одного из двух других монархов в комнате не было стражи. Когда они уселись – последний из наблюдателей как раз уходил, – Нура поклонилась Верховному, затем села на стул, намеренно расположенный ниже, чем у них троих. Некоторые в империи считали скандальным то, что Далинар, Ясна и Фэн всегда сидели на одной высоте с Верховным, но Янагон на этом настоял.
– Далинар, Ясна. – расслабившись, юноша снял головной убор и положил его на стол.
Нура бросила на него сердитый взгляд, но Далинар улыбнулся. Она, очевидно, считала, что Верховный должен соблюдать приличия, однако Далинару нравилось видеть, что юноша с каждым разом чувствует себя более комфортно со своими собратьями-монархами.
– Мне жаль, что у нас не было тарелок с едой и для вас, – продолжил Янагон на азирском. – Мне следовало догадаться, что вы оба прибудете раньше.
– Это был бы прекрасный подарок, ваше величество, – сказала Ясна, раскладывая на столе какие-то бумаги. – Но сегодня мы не вошли в число избранных, так что было бы неправильно, если бы нас так облагодетельствовали.
Парнишка посмотрел на Нуру:
– Я же говорил, что она все поняла.
– Ваша мудрость растет, ваше императорское величество, – сказала пожилая женщина.
Она была азирским визирем – высокопоставленным государственным служащим. На ее собственном наряде было меньше золота, чем на наряде Верховного, но тем не менее он был фантастически красочным, с шапочкой и контрастной мантией со множеством узоров и оттенков. Ее длинные седеющие волосы были заплетены в косу, которая выбивалась из-под шапочки сбоку.
– Хорошо, Ясна. – Янагон наклонился вперед, чтобы изучить ее бумаги, хотя, насколько Далинар знал, он не мог читать по-алетийски. – Скажи мне прямо.
Далинар напрягся.
– У нас практически нет шансов вернуть Уритиру, – произнесла Ясна на азирском с едва заметным акцентом. – Разведчики подтверждают, что фабриали рядом с ним не работают. Если мы воссоздадим уменьшенную версию летательного аппарата моей матери для доставки войск, он упадет, как только приблизится. Враги также перекрыли пещеры. Дядя доставил к подножию небольшой отряд и тем самым, похоже, сообщил им, что мы раскрыли уловку. Они больше не посылают фальшивые сообщения через даль-перо, и мы видели воинов-певцов на балконах. С помощью осколочного клинка, который, как выяснилось, можно доставить в охраняемую зону, если он ни с кем не связан, солдаты смогут прорубить завал внизу. Но при этом они окажутся беззащитны перед лучниками на более высоких позициях. И если мы проберемся через обломки, проход через систему туннелей будет сущим кошмаром. Марш солдат по вершинам гор невозможен по множеству причин. Если мы достигнем башни, то проиграем. Для наших полей сражений характерен выверенный баланс Сияющих против Сплавленных, осколочников против Царственных, солдата против солдата… На Уритиру у нас не будет Сияющих – и вся стратегия рухнет.
– У нас будет Каладин, – напомнил Далинар. – Его силы все еще действуют. Буреотец думает, что он продвинулся в своих клятвах дальше, чем остальные.
– При всем уважении к нему, – возразила Ясна, – Каладин – всего лишь один человек, которого ты перед нашим отъездом освободил от службы.
Конечно, она была права. Здравый смысл подсказывал, что один человек – ничто против армии Сплавленных. И все же Далинар задумался. Однажды, в военных лагерях, он поспорил с солдатами Каладина, которые устроили бдение в честь молодого ветробегуна, которого сочли мертвым. В тот раз Далинар оказался не прав. Теперь он обнаружил в себе толику той самой веры, которую увидел в солдатах.
Поверженный, сломленный, окруженный врагами, Каладин продолжал сражаться. Он знал, как сделать следующий шаг. Они не могли его бросить.
– Наш лучший шанс, – сказал Далинар остальным, – доставить меня и отряд через Шейдсмар в башню. Я мог бы открыть там перпендикулярность, и мы застанем врага врасплох.
– Ты, возможно, сумеешь открыть ее там, дядя, – многозначительно сказала Ясна. – А что думает Буреотец?
– Он пока не уверен, что я достаточно продвинулся в своих клятвах и навыках, чтобы справиться с этим, – признался Далинар.
Ясна постучала пальцем по своим записям.
– Штурм через Шейдсмар потребует большого количества кораблей, чего у нас нет на той стороне, и я не вижу способа их заполучить.
– Мы обязаны найти способ поддержать Каладина, Навани и любое сопротивление, организованное ими, – настаивал Далинар. – Возможно, нам не понадобится много кораблей. Небольшая группа обученных солдат может проникнуть внутрь, а затем вывести из строя фабриаль, который враг использует, чтобы остановить Сияющих.
– Несомненно, – сказала Ясна, – именно таким способом враг и пробрался в башню. Они должны были принять меры на случай аналогичной атаки.
– Ну и что? – сказал Янагон, жуя орехи, которые он спрятал в кармане своей огромной мантии. – Ясна, ты возражаешь против каждого довода Далинара. Ты хочешь сказать, что мы должны отдать Уритиру врагу?
– Все наши военные действия разваливаются без него, – сказала Нура. – Это средство, с помощью которого мы соединяли наши разрозненные силы!
– Не обязательно. – Ясна показала Верховному несколько небольших карт. – Пока у нас есть сильный флот и надлежащая поддержка с воздуха, мы можем контролировать южную половину Рошара. Потребуются недели или месяцы на перемещения, но мы в силах координировать усилия на полях сражений, пока у нас есть даль-перья.
– И все же. – Янагон взглянул на Нуру, пожилая женщина кивнула в знак согласия.
– Это серьезный удар, – подтвердил Далинар. – Ясна, мы не можем просто бросить Уритиру. Ты сама потратила годы, пытаясь найти его.
– Я не предлагаю бросать, дядя, – холодно ответила она. – Просто излагаю факты. Думаю, сейчас нам нужно действовать так, будто мы не скоро вернем башню, то есть бросить все силы против Ишара в Тукаре, чтобы обезопасить позиции. И надо придумать, как поддержать наши силы в южном Алеткаре против веденцев.
Все это были веские доводы, ядро сплоченной и продуманной боевой стратегии. Она старалась изо всех сил, и в основном ей удавалось быть толковым тактическим командиром. Он не мог винить племянницу за то, что она постоянно старалась кому-то что-то доказать; ей, в конце концов, приходилось всю жизнь отстаивать свою правоту.
И все же поспешное решение отказаться от Уритиру слишком смахивало на то, как поступил Таравангиан с Рошаром. Сдался, как только ему показалось, что надежды нет.
– Ясна, – сказал Далинар, – мы должны приложить больше усилий, чтобы освободить Уритиру.
– Я не говорю, что мы не должны этого делать, просто такая кампания будет очень трудной и дорогостоящей. Я пытаюсь описать расходы, оповестить о них.
– Твои слова лишены надежды.
– «Надежда», – повторила она, раскладывая бумаги на столе. – Я когда-нибудь говорила тебе, как мне не нравится это слово? Подумай, что оно значит, что подразумевает. У тебя есть надежда, когда ты в меньшинстве. У вас есть надежда, когда нет выбора. Надежда всегда иррациональна, дядя.
– К счастью, мы не слишком рациональные существа.
– И нам не надо такими становиться, – согласилась она. – В то же время, как часто «надежда» становилась причиной того, что кто-то отказывался двигаться дальше, смотреть на жизнь реально? Как часто «надежда» усугубляла боль или замедляла исцеление? Как часто «надежда» мешала кому-то встать и сделать то, что должно быть сделано, потому что он цеплялся за желание, чтобы все было по-другому?
– Я бы сказал, – Янагон наклонился вперед, – что надежда делает нас людьми.
– Возможно, ты прав, – проговорила Ясна; она часто так делала, когда была убеждена в своей правоте, но не хотела продолжать спор. – Ладно, давайте обсудим Уритиру.
– Твои силы сработают, – сказал Далинар, – по крайней мере частично. Ты произнесла Четвертый Идеал.
– Да. Но Буреотец не уверен, действительно ли четвертая клятва позволит противостоять подавлению. Я права?
– Права, – согласился Далинар. – Но если враг пополняет запасы через Клятвенные врата, существует только один реальный способ изменить ситуацию. Мы должны уничтожить фабриаль, подавляющий силы Сияющих. И поэтому мое предложение о походе с небольшим отрядом кажется наиболее разумным.
– И ты его возглавишь? – спросила Ясна.
– Да.
– Ты все еще не овладел своими силами как надо. Вдруг ты не сможешь открыть перпендикулярность в Уритиру?
– Я экспериментировал, практиковался. Но да, я далек от совершенства. Поэтому рассматриваю другое решение. – Далинар выбрал одну из карт Ясны и повернул ее так, чтобы остальные увидели. – Мы прибыли в Эмул, чтобы использовать тактику молота и наковальни, столкнув врага с другой армией, вот здесь. Армия Ишара – существа, которое азирцы называют Таши.
– Да, и что? – спросила Ясна.
– Мои разведчики наблюдают за его позициями, и у них есть визуальное подтверждение, показанное мне светоплетом, что сам Ишар находится там. Рисунки Шута подтверждают его личность. Я говорил с Буреотцом, и мы оба считаем, что это лучшее решение. Ишар – непревзойденный знаток узокования. Если я сумею завербовать его, он может стать ключом к спасению Уритиру.
– Простите, – вмешалась Нура. – Но разве мы не установили, что все Вестники… безумны?
Ей было трудно это произнести; религия Азира рассматривала Вестников как божеств. Народ Макабаки поклонялся им, а не Всемогущему.
– Да, – сказал Далинар, – но Эш указывает, что Ишар, возможно, пострадал меньше остальных.
– Мы получили от него письма, дядя, – сказала Ясна. – Они не обнадеживают.
– Я все равно хочу попробовать поговорить с ним. Мы почти не обращали внимания на его армии, разве что использовали их как наковальню. Но если бы я отправился к Ишару с предложением перемирия и переговоров…
– Подожди, – перебил Янагон. – Ты собираешься заняться этим лично?
– Да, – сказал Далинар. – Мне нужно увидеть Ишара, задать ему вопросы.
– Пошлите своих Сияющих, – посоветовала Нура. – Возьмите это существо в плен. Приведите его сюда.
– Я лучше пойду сам.
– Но… – спросил Янагон, совершенно сбитый с толку. – Ты же король. Это даже хуже, чем когда Ясна вышла в доспехах и сражалась с врагом!
– Это старая семейная традиция, ваше величество, – сказала Ясна. – Мы склонны соваться в самую гущу событий. Я обвиняю в этом давнюю привычку считать, что лучший генерал – тот, кто возглавляет атаку.
– Я полагаю, – сказал Янагон, – если на протяжении веков владеть множеством осколков, можно поверить в свою непобедимость. Но, Далинар, почему ты поднял этот вопрос сейчас? Тебе нужен наш совет?
– Скорее, я вас предупреждаю. Я намеренно поставил Норку командовать нашими военными, чтобы отойти в сторону и заняться более… духовными делами. Ясна и Шут готовят договор, который я смогу представить Вражде, как только мы заставим его снова поговорить со мной. Пока мы не справимся с этим, мне нужно что-то сделать, чтобы помочь. Я хочу привлечь Ишара на нашу сторону – а потом посмотрим, сможет ли он научить меня, как восстановить Клятвенный договор, и помочь мне спасти Уритиру.
– Ну, – Янагон взглянул на Нуру. – Быть союзником алети… интересно. Что ж, да пребудет с тобой благословение Яэзира.
«Яэзир мертв», – подумал Далинар, но промолчал.
Затем Ясна взяла бразды правления в свои руки и стала объяснять договор, который она готовила для Вражды. Они с Далинаром уже говорили с королевой Фэн через даль-перо. Далинар кое-что уточнил, но в основном позволил Ясне убеждать Янагона. Ей предстояло тяжелое сражение: чтобы заставить монархов согласиться на это состязание, потребуется немало усилий.
Ясна справится, он был уверен в ней. Он все больше убеждался, что его собственным делом было узокование, Клятвенный договор и Вестники.
Встреча подошла к концу. Они договорились встретиться еще раз, чтобы обсудить дополнительные пункты договора, но сейчас Янагону предстояло присутствовать на некоторых религиозных церемониях для своего народа. Далинару нужно было подготовиться к поездке в Тукар; он намеревался отправиться туда как можно скорее.
Когда они поднялись, Янагон снова надел головной убор.
– Далинар, – произнес юноша, – мы что-нибудь знаем о Крадунье? Она осталась в башне.
– Каладин сказал, что другие Сияющие без сознания. Это, вероятно, относится и к ней.
– Может быть. Она часто делает то, что не должна. Если будут новости, сообщи мне, пожалуйста.
Далинар кивнул и вместе с Ясной покинул дворец Янагона. Внешне здание могло выглядеть так же обыкновенно, как и любое другое в военном лагере, но это был именно дворец.
Сзет дожидался Далинара, кое-что держа в руках, как ему было приказано. Далинар забрал у него большую книгу – устрашающего размера, хотя и знал, что она короче, чем кажется. Бумага внутри была покрыта корявыми строчками, состоявшими из неприлично крупных букв, выведенных его собственными толстыми пальцами.
Он протянул книгу Ясне. Он разрешил делиться черновиками, отрывками – и к этому времени они разошлись по всей коалиции. Однако он не считал книгу законченной, пока в начале этой недели не внес последние изменения.
– «Давший клятву»? – спросила Ясна, жадно хватая том. – Готово?
– Нет, но я свою роль сыграл. Это оригинал, хотя письмоводительницы сделали копии после моих последних переделок. Я хотел, чтобы у тебя был тот экземпляр, который я написал сам.
– Ты должен гордиться, дядя. С этим томом ты творишь историю.
– Боюсь, ты обнаружишь там большей частью религиозную чепуху.
– Идеи нельзя записывать в бесполезные просто потому, что они связаны с религиозным мышлением. Почти все древние ученые, которых я почитаю, были религиозны, и я ценю, как их вера сформировала их, даже если не ценю саму веру.
– То, что ты говорила о надежде на собрании… Я обеспокоен, Ясна. Но возможно, в хорошем смысле. Кто в мире станет оспаривать такую фундаментальную идею, как надежда? И все-таки, поскольку мы все принимаем ее как жизненно важную вещь, мы не пытаемся ее осмыслить. Понять, что она на самом деле значит. В отличие от тебя.
– Я стараюсь. – она оглянулась на дворец Верховного. – Скажи-ка… Не слишком ли я стараюсь утвердиться в качестве полководца? Я чувствую, что это важный прецедент, как и эта твоя книга, но… Я стреляю чересчур метко, да?
Далинар улыбнулся, затем накрыл ее ладонь своей.
– Мы открываем новый мир, Ясна, и путь перед нами лежит темный – наша задача принести свет. Простительно время от времени спотыкаться о невидимую почву. – Он сжал ее руку. – Мне бы хотелось, чтобы ты кое-что для меня сделала. Все великие философские тексты, которые я читал, снабжены примечаниями.
– Да, насчет этого…
Он был не единственным, кто с потрясением обнаружил, что на протяжении веков спутницы мужчин оставляли комментарии друг для друга. Текст, надиктованный мужчиной, часто скрывал мысли его жены или письмоводительницы, которые никогда не высказывались вслух. Целый мир, потаенный от тех, кто думал, что правит им.
– Я бы хотел, чтобы ты написала примечания для «Давшего клятву», – продолжил Далинар. – Доступные. Пусть их прочитает любой, кто захочет.
– Дядя? – спросила Ясна. – Я не уверена, что эта традиция должна продолжаться. С самого начала она была сомнительной.
– Я нахожу, что идеи, предлагаемые в примечаниях, очень важны, – возразил Далинар. – Они меняют понимание прочитанного. История пишется победителями, как многие любят говорить, но, по крайней мере, у нас имеются мысли очевидцев, думавших иначе. Я хотел бы знать твое мнение о том, что написал.
– Я не буду сдерживаться, дядя, – предупредила Ясна. – Если религии слишком много, мне придется быть честной. Я укажу на твои предвзятые утверждения, на твои заблуждения. Возможно, лучше поручить это моей матери.
– Я думал об этом. Но я обещал объединять, а не разделять. Я не достигну цели, доверив книгу только тем, кто согласен со мной. Если мы открываем новый мир, Ясна, разве мы не должны сделать это вместе? Невзирая на споры и прочее? Мне кажется, что… мы с тобой в деталях никогда не сойдемся. Эта книга может показать, что мы согласны в более важных вопросах. В конце концов, если признанная атеистка и человек, заложивший основы новой религии, могут объединиться, кто сможет заявить, что личные различия слишком велики для преодоления разлома между ними?
– Значит, ты этим занимаешься? Создаешь религию?
– По крайней мере, пересматриваю старую. Когда будет опубликован полный вариант «Давшего клятву»… Подозреваю, что это приведет к еще большему расколу среди воринизма.
– От моего участия лучше не будет.
– Мне все равно нужны твои мысли. Если ты готова ими поделиться.
Она крепче прижала к себе книгу.
– Я считаю это одной из величайших почестей, которые мне когда-либо оказывали, дядя. Однако имей в виду, что краткость не входит в число моих достоинств. Это может занять годы. Я буду основательной, я предложу контраргументы, и я могу подорвать всю аргументацию. Но я буду почтительна.
– Как пожелаешь, Ясна, – улыбнулся он. – Я надеюсь, что с твоими дополнениями мы создадим нечто большее, чем я мог бы создать в одиночку.
Она улыбнулась в ответ:
– Не говори так. Тебя послушать, вероятность успеха минимальна – я же считаю, что это самый логичный результат. Спасибо, дядя. За доверие.