Книга: Ритм войны. Том 2
Назад: 96. Тысяча способов обмануть
Дальше: Интерлюдии Хесина – Адин – Таравангиан
97. Свобода
Как тот, кто страдал столько веков… как тот, кого это сломало… я прошу найти Мишрам и освободить ее. Не только для ее собственного блага. Ради блага всех спренов.Ибо я верю: заперев ее, мы нанесли Рошару бо́льшую рану, чем осознавали.
Изыскания Навани приобрели лихорадочный характер, в ней проснулось неистовство, граничащее с безумием. Работа поглотила ее целиком. Раньше она все планировала, а теперь просто подкидывала топливо в костер. Она почти не спала.
Ответ был где-то рядом. Ответ что-то значил. Она не могла объяснить почему, но ей нужна была эта тайна.
Еда стала отвлекать. Время утратило смысл. Она убрала часы, чтобы они не напоминали о человеческих конструкциях, таких как минуты и часы. Она искала что-то более глубокое. Более важное.
Собственные поступки отчасти ужасали. Навани оставалась собой – женщиной, которая укладывает носки в ящике так, чтобы они лежали параллельно друг другу. Она любила закономерность и порядок. Но в поисках ответа на главный вопрос она обнаружила, что может оценить по достоинству нечто совершенно иное. Первозданный хаос неорганизованных связей существовал наряду со всеобъемлющей упорядоченностью – и то и другое означало самозабвенное преследование одной и той же цели.
Сможет ли она найти противоположность пустосвету?
Буресвет и пустосвет обладали полярностью. Они притягивались к звукам, как железная стружка к магниту. Поэтому ей нужен был тон, который отталкивал свет. Нужен был противоположный звук.
Ей нужны были плавные тоны, поэтому она заказала цуг-флейту и медный рожок с подвижной трубкой. Однако больше всего ей нравился звук пластин Рабониэли. С ними было трудно определить степень изменения звука, но Навани могла заказывать новые и быстро их получать.
Ее исследования перешли от теории музыки – где некоторые философы утверждали, что истинной противоположностью звука является тишина, – в математику. Математика учила, что существуют числа, связанные с тонами, – частоты, длины волн.
На самом фундаментальном уровне музыка была математикой.
Навани снова и снова воспроизводила тон, соответствующий пустосвету, внедряя его в свой разум. Она слышала его во сне. Она играла его первым делом, когда вставала, наблюдая за узорами песка, которые он образовывал на металлической пластине. Танцующие крупицы, подпрыгивающие вверх и вниз; пики и впадины.
Противоположностью большинства чисел были отрицательные числа. Может ли тон быть отрицательным? Существует ли отрицательная длина волны? Не все подобные идеи могли существовать в реальном мире, ведь отрицательные числа были искусственной конструкцией. Но эти пики и впадины… Сумеет ли Навани создать тон, который нарисует противоположную картину? Пики там, где были впадины, впадины там, где были пики?
Во время лихорадочного изучения теории звука она нашла ответ на этот вопрос. Волну можно было обратить, создав ее противоположность, которая сводила изначальный сигнал на нет. Отменяла его. Это называли «разрушительным воздействием». Странно, однако теоретики утверждали, что звук и его противоположность звучат совершенно одинаково.
Это было ошеломляющее открытие. Навани играла на созданных ею пластинах, наслаждаясь их звучным пением. Она вложила сферы с пустосветом в чехол от фабриаля на руке и прислушивалась к их вибрации, пока не смогла напеть нужный тон. Она пришла в восторг, когда – после нескольких часов сосредоточенных упражнений – смогла извлечь пустосвет одним прикосновением, как это делали Сплавленные.
Люди могли петь правильные тоны. Люди могли услышать музыку Рошара. Ее предки, возможно, и были чужаками в этом мире, но она – его дитя.
Однако это не решило вопроса. Если тон и его разрушающая противоположность звучат одинаково, как Навани сможет петь одно, а не другое?
Она воспроизвела тон с помощью пластин, напевая себе под нос. Затем воспользовалась камертоном, прислушалась к звукам самосветов и вернулась к пластинам. Звук был неправильный. Чуть-чуть отличался. Даже несмотря на то, что тоны совпадали.
Навани попросила напильник, и ей его дали. Она попыталась измерить звуки, которые издавали пластины, но в конце концов ей пришлось положиться на собственное ухо. Она поработала над пластиной, отпиливая небольшие кусочки металла, а затем двигая смычком по краю. Звук приближался к истине.
Навани казалось, что она слышит нужный тон в своей голове. Или она просто сошла с ума от желания создать антизвук?
Это заняло несколько часов. Может быть, несколько дней. Добившись наконец результата, она опустилась на каменный пол. Час был чудовищно поздний, перед глазами стоял туман. Со смычком в руках Навани проверила новую пластину. Стоило провести струной по стали, как что-то изменилось. Незримая сила вытолкнула пустосвет из сферы, прикрепленной к пластине, и он устремился прочь от источника звука.
Навани проверила опять, затем еще раз, на всякий случай. Хотя ей хотелось кричать от радости, она просто таращилась перед собой. Потом провела рукой по волосам, которые сегодня не уложила. Рассмеялась.
Сработало.
На следующий день – умытая и чувствующая себя чуть менее безумной – Навани продолжила двигаться вперед мелкими шажочками. Она проверила, насколько громким должен быть звук, чтобы произвести желаемый эффект. Она измерила тон на камнях разной величины и на потоке пустосвета, покидающего сферу и текущего к камертону.
Она занималась всем этим, по возможности скрывая суть своих действий от наблюдающего охранника. Сгорбившись над своим рабочим местом, она была относительно уверена, что Царственный сторож не поймет, что случился прорыв. Тот, что дежурил прошлой ночью, не слишком внимательно следил за происходящим; бо́льшую часть времени он дремал.
Уверенная, что тон сработал, она начала тренироваться, чтобы напевать звук, который издавала пластина. Он казался таким же, но… не совсем. Как и при измерении спренов – которые реагировали на мысли о них, – тон требовал создать Намерение. Навани должна была знать, что именно она пытается сделать.
Невероятно, и все же имело значение, что она хотела напевать тон, противоположный песне Вражды. Это звучало безумно, но это работало. Она могла повторить эффект и измерить его. Какими бы безумными ни были последние дни, научный подход по-прежнему действовал.
Она нашла тон, противоположный пустосвету. Но как она могла создать свет, который выражал бы этот тон? За ответами Навани обратилась к природе. Магнит можно заставить изменить свою полярность с помощью плененной молнии, а другой магнит может перестроить полюса. Но Рабониэль упоминала, что таким же образом можно намагничивать и обычный кусок металла.
Так действительно ли они меняли полярность магнита? Или обнуляли существующую полярность и заменяли чем-то новым? Эта идея заинтриговала ее, и она сделала несколько ключевых запросов своим тюремщикам – попросила принести кое-какие предметы из лаборатории на вершине башни.
Вскоре после этого Рабониэль пришла проведать ее. Навани собралась с духом. Она знала, что так случится.
– Навани? – спросила Сплавленная. – Эта последняя просьба довольно странная. Я не понимаю, как ее истолковать.
– Просто кое-какое оборудование, смысл которого понятен лишь посвященным, – ответила Навани, сидя за своим рабочим столом. – Ничего особенного, но использовать его в некоторых опытах будет забавно. Не страшно, если его не удалось отыскать.
– Я санкционировала запрос. Если оно там, ты его получишь.
Этот ритм выражал любопытство. Навани сделала пометку в блокноте; она пыталась перечислить их все.
– Над чем ты работаешь? – спросила Рабониэль. – Охранник сказал, что ты воспроизводишь какой-то жуткий, негармоничный звук.
Преисподняя. Царственные слышали новый тон по-другому. Какое бы объяснение придумать?..
– Я проверяю, как атональные звуки влияют на пустосвет, если вообще влияют.
Рабониэль задержалась, заглядывая Навани через плечо. Затем посмотрела на пол, где в ведре с ледяной водой – растаявшим снегом снаружи – лежал самосвет. Это была попытка проверить, может ли температура заглушить тон пустосвета.
– Чего ты мне не говоришь? – сказала Рабониэль в задумчивом ритме. – Я нахожу твое поведение… интригующим.
Она отвернулась; в комнату вошла ее дочь.
Сегодня младшая Сплавленная пускала слюни. Рабониэль велела слуге периодически прикладывать тряпку к губам дочери. Дело было не в том, что ее лицо было парализовано, а скорее в том, что она, казалось, не замечала и не заботилась о том, что у нее текут слюни.
– Ты пишешь в нашей тетради о чем-то под названием «акси», – заметила Навани, пытаясь отвлечь Рабониэль. – Что это такое?
– Аксон – это наименьшая из возможных частица материи, – пояснила Рабониэль. – Вражда может их видеть. Теоретически, имея достаточно мощный микроскоп, мы могли бы узреть маленькие шарики материи, составляющие все вокруг.
Навани читала много теорий о таких мельчайших частицах. О ее душевном состоянии многое говорил тот факт, что она почти не испытала всплеска любопытства оттого, что сверхъестественное существо подтвердило эти предположения.
– У акси есть полярность? – спросила Навани, проверяя температуру в ведре.
– Должна быть. По нашим теориям, аксиальная взаимосвязь – то, что не дает вещам распадаться. На это влияют определенные потоки. Силы, связывающие акси, образуют фундамент космера.
Навани хмыкнула, снова записывая показания термометра.
– Что ты делаешь? – спросила Рабониэль.
– Проверяю, меняются ли вибрации самосвета при понижении температуры, – призналась Навани. – Не могла бы ты подержать его и сказать мне, меняется ли ритм – может, делается громче – по мере нагревания?
– Могу, – сказала Рабониэль, усаживаясь на пол рядом со столом.
Позади нее дочь тоже уселась, подражая ей. Служанка – певица в трудоформе – опустилась на колени, чтобы промокнуть губы дочери.
Навани достала камень щипцами и отдала Рабониэли. Хотя Навани могла слабо различать звуки камней, прижимая их к своей коже, ей не хватало тонкости слуха, чтобы отследить небольшие изменения в громкости. Ей нужен был певец, чтобы закончить этот эксперимент. Но как помешать Рабониэли понять конечный результат?
Рабониэль взяла сферу и некоторое время сидела, закрыв глаза. Наконец она покачала головой:
– Я не чувствую никаких изменений в тоне. Почему это важно?
– Я пытаюсь определить, изменяется ли он от какого-нибудь воздействия. Создание войносвета требует небольшого преобразования тонов Вражды и Чести, чтобы привести их в гармонию. Если я найду еще какие-то методы изменения тона, можно создать и другие гибриды.
Достаточно правдоподобное объяснение. Оно должно обосновать ее просьбы о пластинах и других приспособлениях, даже о льде.
– Новый образ мыслей… – проговорила Рабониэль в ритме любопытства.
– Я не думала, что ты обратишь на это внимание. Я предполагала, что ты занята… своей работой.
То есть изменением Сородича.
– Мне все еще нужно уничтожить последний узел, – призналась Рабониэль. – В последний раз, когда я прикасалась к Сородичу, мне показалось, что я чувствую его. Где-то рядом… но он очень, очень маленький. Меньше остальных…
Она поднялась с пола:
– Дай знать, если понадобится дополнительное оборудование.
– Спасибо, – сказала Навани из-за стола и принялась записывать результаты эксперимента с ледяной водой.
Рабониэль не спешила уходить.
Навани удавалось сохранять невозмутимость до тех пор, пока она не услышала, как сдвигают пластины. Она обернулась и увидела, что Рабониэль достала новую, спрятанную под несколькими другими. Преисподняя… Почему Сплавленная выбрала именно ее? Возможно, заметила следы износа.
Рабониэль посмотрела на Навани, которая заставила себя отвернуться, как будто ничего не произошло. Потом Рабониэль сыграла.
Навани тихо выдохнула, закрыв глаза. Она ломала голову над тем, как скрыть то, что она делает, принимая все возможные меры предосторожности… Но не стоило обольщаться. Она была в невыгодном положении, за ней постоянно наблюдали, а Рабониэль всегда была рядом. Навани открыла глаза и увидела, что Рабониэль изумленно уставилась на пластину. Она поместила сферу с пустосветом на положенное место и снова заиграла, наблюдая, как свет покидает вместилище.
Потом Рабониэль заговорила в ритме благоговения.
– Тон, который… вытесняет пустосвет?
Лицо Навани осталось бесстрастным. Что ж, вот ответ на один вопрос. Она спрашивала себя, нужно ли музыканту правильное Намерение, чтобы изгнать пустосвет, – как выяснилось, пластины с необходимым звучанием достаточно.
– Навани, – Рабониэль опустила смычок, – это замечательно. И опасно! Я почувствовала, как пустосвет в моем сердце откликнулся. Он не был изгнан, но сама моя душа сжалась от этого звука. Я потрясена. И… и сбита с толку. Как ты это создала?
– Математика, – призналась Навани. – И вдохновение.
– Это может привести к… – Рабониэль что-то пропела себе под нос, потом взглянула на ведро с ледяной водой. – Ты пытаешься найти способ ослабить вибрации пустосвета, чтобы переписать его с помощью другого тона. С другой полярностью. Вот почему ты спросила об акси.
Она запела в возбужденном ритме. И, Преисподняя, он увлек Навани. В нем звучал трепет открытия. Близость к разгадке.
«Осторожнее, Навани».
Она напомнила себе, что должна была сделать все возможное, чтобы скрыть это знание от врага. У нее был план на случай, если Рабониэль вот так вмешается в работу. Возможный путь к сохранению секретов антипустосвета.
Сейчас надо показаться сговорчивой.
– Да, – сказала Навани. – Я думаю, то, чего ты все время хотела, возможно. Рабониэль, у меня есть основания полагать, что свет, противоположный пустотному, действительно существует.
– Ты это записала?
– Нет, я просто перебираю случайные идеи.
– Необходимая ложь, – сказала Рабониэль. – Я не завидую тебе, Навани. Но знай: если понадобится, я разнесу эту комнату по камешку, чтобы найти твои записи.
Навани молчала, встретившись взглядом с Рабониэлью.
– Ты все еще не веришь мне, – сказала Сплавленная. – Тому, что мы намного сильнее, когда работаем вместе.
– Как я могу доверять твоему слову, Рабониэль? Ты уже нарушала данные мне обещания, и каждый раз, когда я просила вести переговоры в интересах моего народа или Сородича, ты отказывалась.
– Да, но разве я не привела тебя к оружию? Разве я не выдала тебе секреты, необходимые для того, чтобы зайти так далеко? В пределы досягаемости чего-то, что может убить бога? И все потому, что мы работали вместе. Давай сделаем этот последний шаг.
Навани задумалась. Она знала, что Рабониэль не лжет; Сплавленные тут все перевернут вверх тормашками, чтобы найти записи об открытии. Кроме того, она, скорее всего, лишит Навани возможности получать новое оборудование и остановит ее работу.
А она так близка к разгадке.
Вздохнув, Навани пересекла комнату и достала свой блокнот – тот, который они назвали «Ритм войны», – из тайника под полкой. Возможно, Навани следовало держать все свои открытия в голове, но она не смогла удержаться, чтобы не записать их. Ей нужно было увидеть свои идеи на странице, использовать заметки, чтобы продвинуться как можно дальше.
Рабониэль села и принялась читать, напевая себе под нос в ритме любопытства. Вскоре в дверях появился слуга с большим деревянным ящиком.
– Наконец-то. – Навани шагнула вперед, чтобы забрать ящик.
Внутри была стеклянная трубка чуть меньше фута в диаметре и несколько футов длиной, с толстыми металлическими колпачками на концах.
– Что это? – спросила Рабониэль.
– Тайленская вакуумная трубка. Из Королевского института барометрических исследований. Мы держали это устройство вблизи от вершины башни, где проводили погодные исследования.
Она отложила прибор и забрала блокнот у Рабониэли, чтобы сделать несколько пометок перед началом нового эксперимента. Металлические колпачки на концах трубки откручивались, открывая доступ в камеры, которые благодаря уплотнителям блокировали вакуум в центре стеклянного прибора. Навани открыла один конец и положила внутрь пустой бриллиант. Затем ювелирным молоточком надколола камень, полный пустосвета, и он начал протекать. Она быстро поместила его в камеру на противоположном конце вакуумной трубки. Закупорила оба конца и фабриальным насосом выкачала из боковых камер воздух.
Наконец она вытащила перегородки между камерами и вакуумом в центре. Если Навани все сделала правильно, в срединную стеклянную камеру почти не попал воздух – зато на обоих концах трубки теперь имелись самосветы.
Рабониэль нависла над Навани, наблюдая, как пустосвет уплывает в вакуум. Он вел себя иначе, чем сам воздух, – например, его не потянуло навстречу пустоте. Пустосвет, похоже, не состоял из акси. Он был энергией, силой.
– Что мы делаем? – тихо спросила Рабониэль.
– Я считаю, это единственный способ полностью отделить пустосвет от песен Рошара, – объяснила Навани. – В вакууме нет звуков, поскольку нет воздуха, чтобы передавать волны. Этот камень выбрасывает пустосвет – и я надеюсь, что он не сможет «услышать» ритм Вражды впервые за все время своего существования.
– Ты думаешь, он не производит ритма сам, – сказала Рабониэль, – но вторит ему.
– Как спрены перенимают манеры у людей, – подтвердила Навани. – Или как кусок металла можно намагнитить, достаточно долгое время прикладывая его к магниту.
– Гениально, – прошептала Рабониэль.
– Проверим…
Навани взяла свой смычок, прижала пластину к стенке вакуумной камеры и начала играть антипустосветный тон.
Рабониэль поморщилась от этого звука.
– Свет не услышит, – сказала она. – Он же в вакууме, как ты и сказала.
– Да, но он движется и скоро коснется пустого бриллианта на другом конце трубки, – сказала Навани. – Я хочу, чтобы это было первое, что он услышит, когда притронется к материи.
Им пришлось довольно долго ждать, пока пустосвет дрейфовал в вакууме, но Навани продолжала играть. В каком-то смысле это была кульминация ее многодневных лихорадочных изысканий. Кульминация симфонии безумия, которую она сочиняла.
В конце концов пустосвет притронулся ко второму бриллианту и его затянуло внутрь. Навани подождала, пока в камень не проникло достаточное количество энергии, а потом велела Рабониэли снять колпачок с вакуумной трубки. Раздался негромкий хлопок. Навани вытащила камень. Он слабо светился фиолетово-черным. Она внимательно разглядывала его, пока не…
Да. Слабое искривление воздуха. Она с трепетом протянула самосвет Рабониэли, и внезапно та закричала.
Навани поймала бриллиант, когда Рабониэль его выронила. Сплавленная прижала руку к груди, напевая в яростном ритме.
– Я так понимаю, звук был не из приятных, – проговорила Навани.
– Это было похоже на тон, который издает пластина, но в тысячу раз хуже. Это… неправильно. Такая вибрация не должна существовать!
– Для меня это звучит точно так же, как тон Вражды.
Навани положила камень на стол рядом с кинжалом, который дала ей Рабониэль. Тем, который мог направлять и перемещать свет.
Навани села в кресло. Рабониэль – на табурет, который раньше стоял у стены. Вдвоем они уставились на маленький самосвет, который казался таким неправильным.
– Навани, – наконец проговорила Рабониэль. – Это… изменит мир.
– Знаю. – Навани со вздохом потерла лоб.
– Выглядишь измученной, – заметила Рабониэль.
– Я почти не спала несколько дней, – призналась Навани. – Честно говоря, все это так ошеломляет. Рабониэль, мне нужен перерыв. Возможность погулять, подумать, собраться с мыслями и разогнать кровь в жилах.
– Иди, – сказала Сплавленная. – Я подожду.
Она махнула охраннику, чтобы тот шел с Навани. Сама Сплавленная осталась сидеть, не сводя глаз с камня. Рабониэль была так зациклена на бриллианте, что не заметила, как Навани, собираясь выйти с охранником в коридор, прихватила с собой «Ритм войны».
Навани вся подобралась в ожидании…
Позади прозвучал взрыв.
Ударная волна была так сильна, что коридор содрогнулся, а охранник Навани подскочил в шоке. Оба обернулись: из покинутой ими комнаты извергался дым. Охранник бросился назад и за руку потащил за собой Навани.
Внутри воцарился хаос. Стол разнесло на куски, Рабониэль лежала на полу. Лицо Сплавленной превратилось в маску боли, спереди все было разорвано в клочья – хава превратилась в лохмотья, панцирь был поцарапан и сломан, из кожи торчали осколки стекла. Или бриллианта? К счастью для Рабониэли, она не получила много осколков в лицо, хотя оранжевая кровь сочилась из тысячи ранок на ее руках и груди.
Во всяком случае, Рабониэль была еще жива, и план Навани провалился. Она предполагала, что в ее отсутствие Рабониэль сделает следующий шаг – попытается смешать пустосвет с новым светом. Рабониэль продолжала верить, что разновидности света исчезнут, если их смешать. Она не ожидала взрыва.
Навани надеялась, что, если Повелительница желаний умрет, это задержит разрушение башни на достаточно долгий срок, чтобы можно было придумать, как применить новый свет в качестве оружия. Не вышло. Взрыв оказался слабее того, который разрушил лабораторию, а Рабониэль была намного сильнее человека. В глубине души Навани ощутила предательскую радость, что Сплавленная не погибла.
Рабониэль села и оглядела комнату. Несколько книжных полок рухнули, рассыпав содержимое. Ее дочь сидела на том же месте, как будто не заметила, что произошло, несмотря на порезы на лице. Ее служанка замертво лежала на полу лицом вниз. Навани предсказуемо опечалилась.
– Что ты сделала? Повелительница желаний, что случилось?
Рабониэль моргнула, вставая.
– Я… поместила созданный нами бриллиант в рукоять кинжала, а затем использовала острие, чтобы извлечь пустосвет из другого камня и смешать их. Казалось, это лучший способ проверить, отменят два света друг друга или нет. Я думала… что реакция будет спокойной, как смешивание горячей и холодной воды…
– Горячая и холодная вода не уничтожают друг друга, когда встречаются. Кроме того, тепло под давлением – как свет в камне – совсем другое дело.
– Да. – Рабониэль несколько раз моргнула, словно ошеломленная. – Если использовать молнию буреформы, чтобы поджечь что-то под давлением, оно всегда взрывается. Возможно, если пустосвет и антипустосвет встретятся на открытом воздухе, получится просто хлопок. Но они пребывали внутри камня. Я поступила чрезвычайно глупо.
Другие Сплавленные – Глубинные – просочились сквозь стены, желая посмотреть, что произошло. Рабониэль отмахнулась от них, ее порезы зажили от внутреннего пустосвета. Глубинные забрали служанку; к счастью, та пошевелилась, когда ее уносили.
Стол был сломан, на стене виднелась черная выбоина. Навани почувствовала запах дыма – обломки все еще горели. Значит, взрыв был связан с теплом, а не только с давлением. Рабониэль прогнала стражника и еще одного Сплавленного, затем принялась рыться в обломках.
– Никаких следов кинжала. Еще одна неприятность, которую я должна пережить, – потеря столь ценного оружия. У меня есть другие, но в конце концов придется вывести тебя из этой комнаты и собрать все крупицы рейзия. Мы сможем расплавить их и перековать кинжал.
Навани кивнула.
– А пока, – продолжила Рабониэль, – сделай еще один камень, наполненный этим антипустосветом.
– Сейчас?
– Пожалуйста.
– Разве ты не хочешь переодеться? – спросила Навани. – Пусть кто-нибудь вытащит осколки стекла из твоей кожи…
– Нет, – отрезала Рабониэль. – Я хочу еще раз увидеть этот процесс. Будь любезна, Навани.
Это было сказано в ритме, не предвещающем ничего хорошего, если Навани поведет себя… нелюбезно. Поэтому она подготовила вакуумную камеру – та находилась позади Рабониэли и, к счастью, не пострадала от взрыва. Пока Навани работала, Рабониэль послала кого-то за другим кинжалом, убивающим Вестников. Зачем ей это? Не собирается же она после взрыва снова попытаться смешать свет…
Чувствуя, как над ней нависло зловещее облако, Навани повторила свой эксперимент, на этот раз наполнив камень чуть меньше – на всякий случай, – прежде чем вынуть его и передать Сплавленной.
Рабониэль взяла самосвет и вздрогнула, хотя на этот раз не уронила.
– Так странно, – проговорила она, а потом вставила бриллиант во второй кинжал.
Затем Повелительница желаний открутила винт и вытащила проходящий через центр клинка кусочек странного металла. Она перевернула его – у кусочка были заостренные концы и отверстие для винта, – а потом вставила обратно.
– Чтобы заставить антипустосвет течь из камня вдоль лезвия? – догадалась Навани. – А не втягивать то, к чему прикасается острие?
– Верно, – сказала Рабониэль. – Рекомендую найти укрытие.
Затем она повернулась, прошла через комнату и ударила свою дочь кинжалом в грудь.
От изумления Навани не могла даже шевельнуться. Она стояла среди обломков, разинув рот, а Рабониэль нависла над молодой Сплавленной, заталкивая оружие все глубже. Безумная забилась в судорогах, однако Рабониэль продолжала ее держать, безжалостно всаживая оружие в плоть дочери.
Взрыва не произошло. Возможно, пустосвет в светсердце не был под давлением, как в самосвете. Запахло горелой плотью, кожа вокруг раны покрылась волдырями. Младшая Сплавленная билась в конвульсиях и кричала, вцепившись когтистыми пальцами в руку матери.
Потом ее глаза стали молочными, как белый мрамор. Она обмякла, и, кажется, что-то сорвалось с ее губ. Дым? Как будто все внутренности сгорели в одночасье.
Рабониэль вытащила кинжал и отбросила его, словно мусор. Потом стала баюкать тело дочери, прижимаясь лбом к трупу, обнимая его и раскачиваясь взад-вперед.
Навани подошла, прислушиваясь к печальному ритму Рабониэли. Хотя пучок волос Повелительницы желаний рассыпался по ее лицу, Навани видела, как слезы текут по красно-черным щекам.
Навани не была уверена, что когда-либо видела певицу плачущей. Это был вовсе не бессердечный поступок. Это было что-то другое.
– Ты убила ее, – прошептала Навани.
Рабониэль продолжала баюкать труп, крепче прижимая его к себе, дрожа и напевая.
– Элитанатиль… – сказала Навани, шепча десятое имя Всемогущего. – Ты убила ее навсегда…
– Больше никаких перерождений, – прошептала Рабониэль. – Больше никаких Возвращений. Наконец-то свобода, моя малышка. Свобода.
Навани прижала руку к груди. Эта боль… она знала эту боль. Именно так она почувствовала себя, услышав о смерти Элокара от рук предателя-мостовика.
Но это убийство совершила Рабониэль. Собственными руками! И все-таки… ведь истинная смерть произошла давным-давно. Столетия назад. Каково было жить с дочерью, чье тело постоянно возвращалось к жизни после того, как разум ее покинул?
– Вот в чем дело, – сказала Навани, присев рядом с ними. – Твой бог намекнул, что антипустосвет возможен, и ты заподозрила, чего можно достичь с его помощью. Ты захватила башню, заключила меня в тюрьму и заставила трудиться – и, возможно, затянула преображение Сородича. Потому что надеялась найти этот антипустосвет. Не потому, что тебе нужно было оружие против Вражды. Потому что ты хотела проявить милосердие к своей дочери.
– Мы никогда не сможем создать достаточно антисвета, чтобы угрожать Вражде, – прошептала Рабониэль. – Это была еще одна ложь, Навани. Я сожалею. Но ты исполнила мою мечту. После того как я сдалась, ты настаивала. Можно подумать, что биться за идею до конца должно бессмертное существо, но это оказалась ты.
Навани встала на колени, сложив руки и чувствуя, что оказалась свидетельницей чего-то слишком интимного. Она дала Рабониэли время погоревать.
И Сплавленная горевала. Бессмертные разрушители, мифические враги всего живого, могли скорбеть. Горе Рабониэли не отличалось от горя человеческой матери, потерявшей своего ребенка.
В конце концов Повелительница желаний опустила труп на пол и прикрыла рану тряпкой из кармана. Она вытерла глаза, встала и приказала стражнику вызвать слуг.
– Что теперь? – спросила Навани.
– Теперь я должна убедиться, что смерть была истинной. Надо связаться с душами на Брейзе. Если Эссу действительно умерла последней смертью, тогда мы поймем, что достигли цели. И…
Она замолчала, потом запела в каком-то ритме.
– Что? – спросила Навани.
– Наш блокнот. – Рабониэль посмотрела туда, где он лежал на полу.
Навани оставила его, когда создавала второй антипустосветный камень.
Едва вошли слуги, Рабониэль запела в другом ритме и принялась отдавать краткие распоряжения. Нескольким она поручила сжечь тело дочери и отправить пепел с почестями семье, которая пожертвовала собственным ребенком. Другим велела собрать вакуумную трубку и металлические пластины Навани.
Навани шагнула вперед, чтобы остановить их, но Рабониэль преградила ей путь спокойно и твердо. Сплавленная забрала блокнот.
– Я сделаю для тебя копию, – пообещала она. – А пока мне нужен этот, чтобы восстановить этапы твоей работы.
– Рабониэль, но ты же все видела.
– Да, однако мне нужно создать новую пластину, новый тон. Для буресвета.
Навани попыталась вырваться, но хватка Рабониэли была крепка. Сплавленная запела в опасном ритме, вынуждая Навани встретиться с ней взглядом. Глаза, которые только что были полны слез, теперь смотрели твердо и непреклонно.
– Вот тебе и речи о совместной работе, – проговорила Навани. – И ты посмела намекнуть, что я ошибалась, продолжая что-то от тебя скрывать.
– Я положу конец войне, – заявила Рабониэль. – Это обещание я сдержу, ибо сегодня мы нашли способ. Наконец-то! Способ сделать так, чтобы Сияющие больше не могли сражаться. Видишь ли, они функционируют так же, как Сплавленные. Если мы убьем человека, родится еще один Сияющий. Борьба становится вечной, ведь обе стороны бессмертны. Сегодня мы с этим покончили. Сияющих в башне я сохранила не просто так. Антибуресвету понадобятся испытуемые для проверки.
– Ты хочешь сказать, что… – пролепетала Навани. – Ты же не…
– Сегодня знаменательный день, – сказала Рабониэль, отпуская ее и следуя за слугами, несущими оборудование. – Сегодня мы нашли способ уничтожить Сияющих спренов. Я сообщу тебе о результатах моих изысканий.
