Глава 50
Все участвующие в расследовании детективы понемногу заполняют конференц-зал. Гриффин поначалу отправляется на галерку, но потом передумывает, желая поддержать нерешительного протеже сестры из первых рядов.
Шентон встает перед собравшимися, сгорбившись и нервно сжимая в пальцах свой неизменный блокнот.
Кара поднимает обе руки, и зал стихает. Шентон прокашливается, когда она объясняет цель этого общего сбора.
— Мне нужно, чтобы вы внимательно послушали и уделили Тоби все свое внимание. Как бы вы ни относились к психологическому профилированию, — добавляет Кара, бросая предостерегающий взгляд на Гриффина. Тот хмурится — невысказанный упрек несправедлив. Он отнюдь не ярый противник того, чем занимаются психологи-криминалисты. Это ведь не какие-то там экстрасенсы, в конце-то концов.
Тоби смотрит на выжидающие лица в зале. Нервно улыбается. Гриффину уже видно капли пота у него на лбу. «И о чем только Кара думает?» — гадает он. Шентон явно не готов к чему-то подобному, магистр он там или не магистр.
— Я изучил материалы по всем делам, просмотрел фотографии и, думаю, могу кое-что рассказать вам про нашего убийцу, — начинает Шентон.
— Подергунчик, — бормочет себе под нос детектив, сидящий рядом с Гриффином, и кто-то еще фыркает от смеха.
Перед лицом неумолкающего шума в зале Тоби нерешительно останавливается. Кара обжигает шутников сердитым взглядом, и все умолкают, ерзая на своих сиденьях. Шентон продолжает:
— Он хорошо разбирается в криминалистике, не оставляет за собой никаких следов. И явно знаком с нашей процедурой, так что может служить в полиции или заниматься какой-то смежной профессией. Он мог даже каким-то образом внедриться в это расследование.
— Ты хочешь сказать, что это один из нас? — кричит кто-то, и зал разражается шквалом недовольных выкриков.
— Я не хочу сказать, что он коп, — запинаясь, отвечает Шентон. — Просто кто-то, близкий к правоохранительным органам.
Опять прочистив горло, Тоби опускает взгляд на свои записи. Гриффин замечает, что его обычный застенчивый румянец уже расползается по шее.
— Мы знаем, что он умеет водить машину и наверняка сам владеет автомобилем. Он платил арендную плату как минимум за один объект недвижимости, так что у него есть постоянная работа. В общем, он успешно справляется и с теми бытовыми задачами, которые ставит перед ним повседневная жизнь.
Получше, чем некоторые из присутствующих в зале, думает Гриффин. Его взгляд перемещается на Дикина, который прислонился к стене на противоположной стороне зала. Гриффин знает, что и сам выглядит дерьмово, но Ной побил в этом смысле все рекорды. Темные тени под глазами, одежда висит, как на вешалке. Вид у него такой, будто он не ел целую неделю. Дикин перехватывает его взгляд и презрительно прищуривается в ответ. Вот же скотина, думает Гриффин. Век бы его не видать.
Шентон тем временем продолжает:
— Мы знаем, что он хранит сувениры со своих убийств. В том числе поляроидные снимки, — и тот факт, что он выставил их напоказ, говорит нам о том, что он крайне горд своими достижениями. Некоторые преступники выказывают чувство вины или сожаления, принимают алкоголь или наркотики, чтобы справиться с ними, но наш парень не из таких. Он получает удовольствие, видя результаты своих деяний.
— Ты думаешь, что это всего один парень? — кричит кто-то справа от Гриффина.
— У нас пока нет причин предполагать обратное. Так что да, наверняка один.
Шентон уже успел немного выпрямиться и расправить плечи, вид у него теперь куда более уверенный. Гриффин невольно чувствует гордость за этого парнишку, смешанную с уважением к собственной сестре. Она явно распознала потенциал Шентона раньше, чем это успели сделать все остальные.
— Но даже если нет, — продолжает Тоби, — то тогда мы ищем ведущего и ведомого — пару, в которой один доминирует над другим. Рулит всем тут только кто-то один.
— А это точно мужчина? — интересуется детектив-констебль с задних рядов.
— Да. Точно. И гетеросексуальный мужчина вдобавок.
— Но ведь у него вроде были половые контакты с мужиками, — возражает констебль, и Шентон кивает:
— Да, но изнасилования мужчин всякий раз преследовали какую-то практическую цель. И осуществлялись по отношению к мертвым или умирающим жертвам в некотором роде по обязанности — в частности, чтобы методично воспроизвести образ действий Джеффри Дамера. Если вы противопоставите их изнасилованиям женщин… — Тоби поворачивается и подбирает одно из фото, снятое на месте преступления «под УЗШ». — Эти нападения — яростные и жестокие. Равно как и в случае с Миа Гриффин.
Наступает полная тишина. Гриффин чувствует, как у него даже покалывает спину, когда все взгляды устремляются на него. «Охренеть, Тоби, да ты что?» — думает он. Обязательно было выбрать именно этот пример? Но все-таки старательно сохраняет безучастное выражение лица, не сводя глаз с докладчика.
— Я уверен, что он считает женщин ответственными за все свои проблемы и в результате выпускает на них свой гнев. Так что маловероятно, чтобы он мог завязывать с ними нормальные отношения. На эмоциональном уровне он испытывает нужду унижать и уничтожать их, и не исключено, что у него даже есть какая-то сексуальная дисфункция, из-за которой он не способен добиться эрекции, не прибегая к подобным формам насилия.
Шентон высоко поднимает голову. В блокнот больше не заглядывает. Лицо его серьезно.
— Это человек, который хочет, чтобы его жертвы страдали, — говорит он. — Он получает наслаждение и сексуальное удовлетворение, причиняя им боль, ощущая власть, которой обладает над их жизнью и в конечном счете их смертью. Он слушает их крики и балдеет от их боли.
Шентон делает паузу. В зале полнейшая тишина; теперь он безраздельно завладел вниманием каждого из присутствующих детективов.
— Это сексуальный садист, и очень опасный. Каждое новое убийство лишь подстегивает его аппетит, вызывает желание причинять еще более сильную боль — примерно как у наркомана, которому с каждым разом требуется все более сильная доза наркотика, чтобы достичь желаемого удовольствия. Он действует все более изощренно, все больше зацикливается на самом себе и собственных ощущениях. У меня нет никаких сомнений, что он продолжит убивать. И не остановится, пока мы его не поймаем.
Докладчик умолкает. На всех словно повеяло ледяным холодом. Собравшимся детективам и без того хорошо известно, насколько жесток и безжалостен человек, которого они пытаются поймать, но детектив-констебль Тоби Шентон, этот мальчишка, которого мало кто до сих пор воспринимал всерьез, заставил окончательно это осознать, озвучил правильными словами, ткнув пальцем в их полную безрезультативность. Невысказанный намек, содержащийся в его заключительных словах, совершенно прозрачен: если они не поймают этого типа, следующие убийства будут на их совести.
— Так кого же он убьет следующим? И кого будет копировать?
Шентон делает глубокий вдох.
— Не могу сказать, — отвечает он, и Гриффин слышит смятение в зале. — Но его, так сказать, подпись интересна сама по себе.
— Подпись? — переспрашивает Кара.
Тоби поворачивается к ней.
— Я сейчас имею в виду не МО, не «модус операнди» — то есть то, каким именно образом наш преступник убивает. Каким методом и каким конкретно орудием. Это может быть нож, веревка, ствол… И, как мы уже видели, с технической стороны этот преступный почерк постоянно меняется. Но подпись… — Он улыбается. — Это самая интересная часть. Это то, каким образом и за счет чего преступник получает кайф от содеянного, что напрямую зависит от ответа на вопрос «почему». И это никогда не меняется.
— Так что это у Пересмешника?
— Он копирует других преступников. Что он с этого получает? — Шентон обводит глазами зал, смотрит на лица перед собой, ожидая хоть какого-то ответа. Все молчат. — Он сексуальный садист — и мог бы получать куда большее удовольствие, если б не был связан требованием обязательно копировать кого-то. Так почему же он все-таки это делает? — опять спрашивает он.
— Потому что сам не способен что-нибудь придумать, — предполагает какой-то детектив из задних рядов.
Шентон мотает головой.
— Но мы ведь знаем, что он умен. И в самобытности ему тоже не откажешь. — По-прежнему тишина. — Я уверен, что он просто прячется за всем этим. Ему нравится делать вид, будто он — кто-то другой. Но не только. Да, его привлекает слава убийц из прошлого, но еще ему доставляет удовольствие соревноваться с ними, превосходить их достижения. Чувствовать себя победителем. И, как я уже говорил, по-моему, это вопрос власти. Он возвращает себе какую-то часть контроля над окружающим, которую потерял в прошлом — не исключено, что по причине сексуального насилия над ним в детстве, — распространяя свое властное влияние на своих жертв. Это опьяняет его.
— Так как же нам его поймать?
Вопрос вызывает волну согласных выкриков. Гриффин чувствует, как зал наполняется энергией.
— Гм. — Шентон умолкает. Его недавняя уверенность в себе несколько увяла перед лицом множества нацеленных на него глаз. Гриффин знает, что это самая трудная часть — Тоби сейчас нужно принять какое-то решение.
— Он убивает уже давно — как минимум пару лет. — Шентон смотрит в пол, размышляя вслух. — И убийства становятся все более и более частыми. Он наращивает темп. Его несет. Там, где раньше он был терпелив, кропотливо складывая свой пазл кусочек за кусочком…
— Пазл? — перебивает Гриффин.
— Да, думаю, что такое сравнение вполне уместно. Взять хотя бы постановку убийств «под Дамера» — чтобы все подготовить, наверняка понадобилась уйма времени. Это же столько мертвых тел, столько убийств! Ну а Майкл Шарп, неизвестно сколько хранившийся в морозилке? Он, должно быть, убил его задолго до того, как занял его квартиру. Но все же не расчленил, как поступил с остальными. У него явно был план. А для этого требуется бездна терпения. — Шентон оглядывает зал, выжидающие лица. — Но теперь он ускорился. Больше убийств, меньше промежутков между ними. Должно быть, что-то произошло: некое событие в его нынешней жизни или важная дата, привязанная к его прошлому. И мне кажется, что, убив Либби, он потребовал внимания к себе. Он хочет быть замеченным.
— А ты не думаешь, что он хочет быть пойманным? — спрашивает Кара.
— Нет. По крайней мере, не сейчас. — Шентон смотрит на нее. — Он оставляет после себя только те улики, которые хочет, чтобы мы нашли. Вроде крови Майкла Шарпа в салоне «Форда Гэлакси». Или пивного стакана у него в квартире с отпечатками и ДНК Либби. По-моему, ему нравится неразбериха, которую он устраивает. Он нарциссист — любуется собой, ощущая свое превосходство, избранность. Он наслаждается собственной властью над нами, наблюдая, как мы без толку гоняемся за ним.
Шентон краснеет, осознав, что походя раскритиковал руководство расследованием. Но Кара не обращает на это внимания.
— Так что ты нам предлагаешь?
— Думаю, что нам стоит организовать поминальную службу по Либби, — говорит он.
— Так-так, продолжай…
— Где-нибудь при широком стечении публики. Максимально торжественно и широкомасштабно. Идеально подошли бы ее похороны, но тело не отдадут еще несколько недель, так что давайте устроим просто поминальную церемонию.
— И какой в этом смысл? — спрашивает Гриффин. — Предлагаешь использовать ее смерть в наших собственных целях? Ее родственники никогда не дадут согласия.
— Дадут, если мы объясним, для чего это делаем. — Руки Шентона дрожат от возбуждения. — Потому что он просто не сможет оставаться в стороне. Ему захочется поглазеть на убитых горем людей, еще раз испытать кайф от того, сколько он поломал жизней и сколько причинил страданий. Если мы организуем такую церемонию, то я гарантирую, что он там покажется.
— Гарантируешь, говоришь? — говорит Кара, и какую-то секунду вид у Шентона неуверенный, но потом он медленно кивает. — Ладно, тогда… — Кара встает и поворачивается ко всем собравшимся. — Давайте этим займемся. Давайте все организуем.
