Глава 46
Кара сидит у себя в кабинете. Все уже разошлись по домам, даже Дикин. Но ей не хочется уходить. Она просто не может уйти, пока у нее не будет ясного понимания, на чем завтра сосредоточить расследование, а прямо сейчас у нее такого понимания нет, тем более ясного. Слишком много направлений, которые можно избрать. И тем не менее нужно принять какое-то решение.
Читает свежие отчеты членов группы. До сих пор, несмотря на всю жестокость изнасилований, избиений и убийств, преступник не оставил после себя ни единой улики. Ни единого следа. Настроение у Кары подавленное.
Чуть раньше она сидела с одним из прикомандированных детективов, изучая улики по одному из убийств, совершенному где-то в Западном Йоркшире. Вроде бы много всего, но ничего ценного.
— А это еще что? — спросила тогда Кара, показывая на заключительный документ в списке.
Детектив-констебль вызвал его на экран.
— Это отчет сельскохозяйственного ботаника. На одном из тел обнаружились следы какого-то растения. — Он пожал плечами. — Думаю, у них есть возможность зря палить бюджет, поскольку единственная странность, которую удалось обнаружить, — что это какая-то редкая трава, которую можно найти только на торфяных болотах.
Кара нахмурилась.
— И как они с этим поступили?
— Никак. — Детектив посмотрел на нее. — Хотя эта трава вполне могла оказаться зацепкой — например, этот тип мог жить в сельской местности. Или, — он принялся подсчитывать варианты на пальцах, — мог разок бывать там на отдыхе, или же намеренно принес ее на место убийства, чтобы заморочить нам голову, или же вообще сама жертва могла где-то с этой травой контактировать…
Кара все равно попросила записать это на доске. Но на данный момент все их главные зацепки — из двести четырнадцатой квартиры. Ее взгляд падает на коробку с видеокассетами, все еще стоящую на полу у нее в кабинете. Она наклоняется, задумчиво перебирает их. В желудке словно застрял кусок свинца. Технари из криминалистического отдела уже подтвердили, что записи старые, запечатленные на них убийства никак не соотносятся с нахлынувшим на них потоком имитаций, но это мало чем утешает. И Кара не может просмотреть их, просто не может себя заставить.
Но как только она готова выпрямиться, одна из кассет притягивает ее взгляд. Эта не похожа на все остальные — этикетка совсем другая. Кара вытаскивает ее из коробки. «Хэмпширский опекунский совет, РДК (д/р 31.03.86), 1/2, 27.02.96». Любопытство берет свое, и она опять включает видеоплеер в розетку и вставляет кассету в гнездо.
К ее большому облегчению, на экране какой-то офис. На столе игрушки — машинки, куклы, детальки конструктора «Лего» — и крупный, располагающего вида мужчина в маленьких круглых очках, сидящий справа.
— Ты знаешь, почему ты здесь, Роберт? — спрашивает он у кого-то. Тон у него участливый и ободряющий. — Ты помнишь, что случилось с твоим отцом, с твоим дядей?
Тот, с кем он беседует, не в кадре. Кара видит, как слева протягивается детская рука, возит по столу одну из игрушечных машинок.
— А можно мне домой? — слышится тихий голосок.
Вид у мужчины удрученный. Кара предполагает, что это социальный работник.
— Нет. Мне очень жаль, Роберт, но какое-то время тебе нельзя будет вернуться домой. У тебя есть еще какие-то родственники, к которым можно пойти?
Игрушечная машинка катается взад-вперед. Потом:
— Они зовут меня Робби.
— Кто зовет? Твой папа?
Пауза. Кара предполагает, что мальчик кивает. Мужчина на записи чешет лоб, потом перелистывает свои записи.
— Робби, можешь поподробней рассказать про то, о чем мы с тобой говорили вчера? Про твоих папу с дядей?
Кара видит, как машинка слетает со стола.
— Ты говорил, что они играли с тобой во всякие игры? — Мужчина заметно сглатывает, его кадык ходит вверх-вниз. — Какого рода игры?
— Не знаю, как объяснить.
Мужчина показывает на кукол перед собой. Здесь солдат в полном боевом снаряжении и кукла Кен.
— А можешь показать?
Над столом протягиваются две маленькие ручки, берут фигурки. У Кары пересыхает во рту. Невидимый на записи мальчик начинает со стуком сталкивать кукол друг с другом, после чего кладет одну из них на стол, а второй хлопает по ней сверху.
— Твой отец бил тебя?
— Да.
— А дядя?
На сей раз тише:
— Да.
Мальчик подхватывает одну из кукол и второй рукой стягивает с пластмассового солдата штаны — мужчина на видео бледнеет. Куклу Кена, которая гораздо меньше размером, отворачивает от нее лицом. Кара не может отвести глаз от маленьких ручек на экране — детских ручек, которые заставляют обе фигурки делать совершенно недвусмысленные движения. Не может думать о том, что это изображает, просто не может.
— Насильственное совращение малолетних.
Голос, донесшийся у нее из-за спины, заставляет ее вздрогнуть. В двери ее кабинета стоит Шентон, глядя на экран. Она быстро выключает запись.
— А я и не знала, что ты еще здесь, Тоби.
— Это из двести четырнадцатой? — спрашивает он.
— Да. По-моему, тебе пора домой… — начинает Кара, но Шентон делает шаг вперед в кабинет. Бросает взгляд на темный экран, а потом раскачивается на каблуках, сложив руки на груди.
— Сексуальное насилие в детстве — обычная вещь для серийных преступников. К сожалению, несмотря на то, как это любят подавать в СМИ, убийцами в основном становятся, а не рождаются.
— Ты думаешь, это как раз такой случай?
— Похоже на то. Хотя стоит добавить, что далеко не все жертвы сексуального насилия в дальнейшем и сами подвергают насилию других людей. И, естественно, очень небольшой процент их становится серийными убийцами. Но это очень распространенный предрасполагающий фактор.
Пока Шентон говорит обо всем этом — о том, в чем определенно разбирается, — Кара видит, как он приобретает все большую уверенность в себе: плечи выпрямляются, глаза становятся ярче. Наверное, потом ему стоит подумать о специализации, думает она. О переходе от общей полицейской работы к криминальной психологии.
— Как продвигается профиль? — спрашивает она у него.
— Завтра должен быть готов. Можете отправить мне фото с места преступления «под Зодиака»? У меня вроде нет доступа.
— Отправлю прямо сейчас, — обещает Кара. Потом добавляет: — Ты в порядке?
Он быстро поднимает взгляд. Выглядит Тоби вроде бледнее обычного, в резком свете люминесцентных ламп его кожа кажется почти прозрачной. Слегка прищурившись, он смотрит на нее, а потом опять опускает взгляд на собственные ботинки.
— Все нормально.
— Когда все это закончится, все получат отгулы, — говорит Кара. Но эти слова кажутся неискренними даже для ее собственных ушей. — А также психологическую помощь, если кому понадобится, — заканчивает она.
Шентон опять пристально смотрит на нее, потом молча разворачивается. Кара смотрит, как он уходит к своему столу. Психологическая помощь? Даже если бы кто-то и вправду знал, что это такое, когда у них будет время пообщаться с мозгоправом? Когда оно найдется у нее самой?
Кара открывает свою электронную почту и начинает прицеплять к письму обещанные файлы. Поступает по тому же принципу, что и любой другой, занимающийся полицейской работой: затолкай все накопившееся дерьмо в какой-то дальний уголок мозга, отгородись от него высокой стеной — и останешься целым и невредимым.
«Отгородись стеной, — думает она, когда нажимает на «Отправить», — и молись, чтобы в один прекрасный день весь этот кошмар не сумел прорваться через нее».