Глава 5. Ренненкампф
«Да что это за непруха-то такая пошла! В разведке на Сахалян целого китайского полковника потеряли из-за того, что плечевую артерию прострелили. Здесь вообще не понятно, что произошло. Если только я в бедренную кость попал и клиент от болевого шока сознание потерял, поэтому и упал из окна так неудачно – прямо на голову, и шея тю-тю». Я раздражённо отвернулся от окна и увидел урядника, таращившегося на меня, как…
Подобрать слово не удалось. В общем, он смотрел на меня так, будто я только что, как Христос, прошёл по воде озера, не замочив ног.
– Молодец, урядник! Дверь вышиб просто на ура, – произнёс я, чтобы хоть что-то сказать.
– Старший урядник Смирнов Андрей Павлович, ваше высокоблагородие. Рад стараться, ваше высокоблагородие, – вытянулся во фрунт казак, преданно поедая меня глазами. – Ваше высокоблагородие, дозвольте вопрос?
– Задавайте, Смирнов Андрей Павлович.
– А как варнак-то этот в вас не попал? Пять раз стрелял почти в упор и не попал. Вы что, заговорённый или Богородица вас бережёт? – казалось, урядник сейчас лопнет от любопытства.
– Может, заговорённый, братец, а может, и Богородица хранит, – усмехнулся я.
– Значит, молва не брехала, что Ермака, то есть вас, ваше высокоблагородие, нельзя убить. Сегодня уподобился лично это чудо увидеть, – произнёс урядник и перекрестился.
«Ну вот, ещё один слух в копилку моих подвигов, – подумал я, направляясь мимо урядника к сейфу. – А что, мне надо было рассказать казаку, что такое качание маятника?! Что это вам не просто мотание тела туда-сюда, а умение мгновенно просчитать противника, его моторику и окружающее пространство? Плюс к этому – идеальное владение своим телом. А вот это, признаться, в последнее время подзапустил». Если совсем кратко, то маятник – это телесный гипноз. Ты не просто знаешь, куда выстрелит противник, а своими движениями заставляешь выстрелить его туда, куда тебе надо. И что бы мне урядник Смирнов на такое объяснение после увиденной перестрелки ответил? Пусть лучше будет чудо.
Подойдя к сейфу, увидел, что рядом с ним на полу лежит связка, судя по всему, отмычек. Вот и определились, кто у нас незваный и нежданный гость. Опять шпион пожаловал. Понять бы теперь – чей.
– Смирнов, без меня никого в кабинет не впускать. Я пошёл труп осматривать. Если подойдёт войсковой старшина Сотников, крикнешь меня в окно.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие.
– Иди, в коридоре свой карабин и шашку забери. Считай, что я тебя выставил временно на пост в этом кабинете. Выполняй.
– Слушаюсь.
Пока урядник бегал вооружаться, я осмотрел сейф. Слава богу, вскрыть его шпион или разведчик не успел или не смог. Смирнов вернулся и заступил на пост, а я направился по коридору на выход. Можно было, конечно, выпрыгнуть в окно. Но это было как-то несолидно, да и шашку свою надо было забрать. Исполнительный урядник прихватил только своё оружие, оставив моё в коридоре.
Через пару минут я уже сидел на корточках перед трупом шпиона. Как и предположил, попал я в верхнюю часть бедра и, вернее всего, в кость. Дальше болевой шок и неудачное падение. Позвоночник в шейном отделе был сломан, и голова болталась свободно.
Шпион на первый взгляд был сухощавым мужчиной лет тридцати, ростом около ста шестидесяти сантиметров. Внешность европейская, но с азиатскими чертами. Вернее всего – полукровка. Одет был как госслужащий с достатком. Сюртук, брюки, туфли, рубаха, часы на цепочке в серебряном корпусе. Котелок незнакомца остался лежать на сейфе. Вся одежда имела ярлыки английских производителей, но это ни о чём не говорило. Такую одежду можно было купить в торговых пассажах Благовещенска.
Стрелял в меня шпион-неудачник из английского полицейского короткоствольного Webley RIC № 2, который я обзывал «маленькая Вобля». Для скрытого ношения подходит неплохо, для скоротечного боя накоротке тоже. Но чтобы стрелять надо было не больше шести раз. Перезарядка этого чуда английской оружейной мысли была морокой ещё той.
Документов у трупа не нашлось, денег также. Во внутреннем кармане сюртука имелось несколько сложенных листов кальки и пара карандашей.
«Обстановку на картах хотел, что ли, перерисовать, – подумал я разглядывая вещи, собранные с убитого. – Тяжело сейчас быть шпионом. Фотоаппараты ещё те громадины, в кармане не спрячешь. Всё чаще ручками копировать приходится».
В этот момент в окне кабинета губернатора показалась голова урядника Смирнова.
– Ваше высокоблагородие, его высокоблагородие войсковой старшина Сотников прибыл. Вас требует.
Продолжить доклад казаку не удалось, так как рядом с ним нарисовалась фигура Николая Киприяновича.
– Тимофей Васильевич, что всё это значит? Сначала прискакал вестовой, сообщил, что в кабинет военного губернатора кто-то пролез. Прибываю сюда, дверь в кабинет выбита. Меня, исполняющего дела дежурного генерала Благовещенского отряда, внутрь не пускает урядник, ссылаясь на ваш приказ. Может, объясните… – Сотников замолчал, рассмотрев, наконец-то, труп у моих ног.
– Господин войсковой старшина, данный неизвестный, – я показал рукой на покойника, – через окно проник в кабинет генерала Грибского и попытался вскрыть его служебный сейф. При попытке его задержания оказал вооружённое сопротивление. К сожалению, мой выстрел ему в ногу при попытке выпрыгнуть в окно привёл к тому, что при падении неизвестный сломал себе шею. Расспросить, кто он и что делал в кабинете губернатора, не представляется возможным.
– И что нам делать?
– Надо послать за полицмейстером. Пускай Леонид Феофилактович дальше разбирается. Может быть, удастся опознать покойного.
Так и поступили. Пока дожидались прибытия Батаревича, выяснил у Сотникова, что с Ренненкампфом следует батарея новых пулемётов Максима. Также переговорил с ним о том, что хочу отправиться в поход с Павлом Карловичем, и не будет ли Николай Киприянович против предложения подменить меня на должности пограничного комиссара.
Сотни Амурского казачьего полка неизвестно когда вернутся из похода. А содержание пограничного комиссара повыше, чем помощника командира полка и коменданта Благовещенского отряда. А для семьи, где растёт шесть детей, денежная прибавка лишней не будет. Да и контрабанда опять пойдёт, если уже не идёт через Амур, а с неё премию до сорока процентов от стоимости выделяют тем, кто её перехватил. В общем, до приезда полицмейстера Сотникова я уговорил, если что, занять моё место. Грибский через пару дней точно вернётся в Благовещенск, и обязанности дежурного генерала для Николая Киприяновича закончатся.
Где-то с час ещё пришлось поработать со следственным приставом, прибывшим вместе с Батаревичем. Новой информации получить не удалось. Шпиона никто не опознал, но Леонид Феофилактович пообещал провести тщательное расследование.
После этого направился в свой кабинет, где продолжил готовиться к встрече и разговору с Ренненкампфом. Появившегося как из-под земли Севастьяныча отправил взять в аренду на вечер подрессоренную двуконную бричку, предварительно объяснив и даже нарисовав то, что мне надо под тачанку. Воодушевлённый идеей такого использования пулемёта денщик отправился на поиски, а я продолжил рисовать схемы возможного использования ручных и станковых пулемётов во время конного рейда.
Около девяти часов вечера на пароходах «Зея», «Ононь», «Аргунец», «Полезный», «Чикой», «Байкал» и «Вышнеградский» и нескольких баржах в Благовещенск прибыл отряд генерала Ренненкампфа в составе двух батальонов, двух батарей, одна из которых была пулемётная, и сотни казаков.
Головной пароход «Зея» подошел к причалу, где отряд встречали жители во главе с полковником Волковинским, председателем войскового правления Амурского казачьего войска, и войсковым старшиной Сотниковым, исполняющим дела дежурного генерала. Я затерялся во втором ряду.
По трапу на берег быстрым шагом спустился сухощавый, среднего роста мужчина в форме забайкальского казачьего войска с генеральскими погонами, главной достопримечательностью которого были шикарные усы вразлёт. Глядя на них, от зависти, вернее всего, умер бы и Семён Михайлович Будённый, тем более у него сейчас только пушок над верхней губой начал образовываться. Я в этом времени не переставал удивляться разнообразию шикарной растительности на лицах как военных, так и гражданских лиц, начиная где-то с седьмого класса Табели о рангах.
И чем выше был класс, тем изощрённее становилась композиция волос на лице: двойные бороды-бакенбарды, усы вразлёт или с загнутыми кончиками вверх, или такое, что заставляло задуматься о психическом здоровье некоторых представителей аристократии.
Сотников, как дежурный генерал, встретил Ренненкампфа, после чего мы отправились в резиденцию губернатора. С одной стороны – Сотников, Волковинский и я, с другой стороны – Павел Карлович и двое его офицеров. Доклад о сложившейся обстановке было поручено сделать мне. К новостям, которые дошли до нашего берега к этому времени, можно было отнести то, что, выбив противника с Колушанских высот и обратив его в бегство, наши войска были вынуждены остановиться из-за усталости коней, да и раненым надо было оказать помощь. Поэтому, заняв селение Колушань, войска встали на бивак, выставив аванпосты. Сложившуюся обстановку я показывал на карте, также упомянул о планах командования по наступлению на Мерген и далее на Цицикар. Закинул удочку о том, что неплохо бы было организовать конный летучий отряд, усиленный пулемётами и артиллерией, для быстрого прорыва обороны противника и захвата стратегически важных объектов в его тылу.
Заинтересованный Павел Карлович активно вступил со мной в диалог. Используя карту, доложил поэтапное действие отряда на пути Айгунь – Мерген – Цицикар, а также показал схемы действий пулемётных расчётов и артиллерии. Рассказал и про тачанки. Последнее настолько зацепило генерала, что он отдал приказ одному из офицеров доставить к резиденции пулемёт Максима с боекомплектом. Хорошо, что Севастьяныч к этому времени уже находился у дома губернатора с арендованной бричкой.
Где-то через полчаса отправились на стрельбище. Солнце зашло часа полтора назад, но было ещё светло. Мы ехали верхом, а на бричку установили максим, посадили наводчика и его помощника из пулемётной батареи. Возница у этого транспорта остался прежним.
На стрельбище объяснил, что надо делать вознице и пулемётчикам, после чего дал отмашку начинать. Первый блин, как всегда, получился комом. Лошади, запряжённые в бричку, испугались выстрелов из пулемёта и понесли, но их «рулевой» сумел справиться с ними. Пришлось перепрягать лошадей, заменив хозяйских на дежурных из резиденции, привыкших к выстрелам.
В сгущавшихся сумерках быстрый выезд тачанки на огневой рубеж, открытие пулемётного огня и отступление со стрельбой на ходу выглядело очень эффектно. С точностью стрельбы было несколько хуже, но попадание в мишени отметили все. Наградив возчика дополнительно, отправились в ресторан на заранее заказанный поздний ужин. Переправа на тот берег отряда Ренненкампфа была назначена на час ночи двадцать второго июля, и до неё оставалось ещё два часа.
– Тимофей Васильевич, а вы не хотели бы продолжить службу в качестве обер-офицера по особым поручениям при штабе будущего летучего отряда? – поинтересовался у меня в конце ужина генерал Ренненкампф, который, как и остальные, услышал во время приёма пищи в числе прочего и мою историю нахождения в Благовещенске на должности пограничного комиссара.
– Ваше превосходительство, буду вам искренне благодарен. Мне, действительно, необходимым и очень нужным представляется личное участие в рейде. Именно для этого я и прибыл на Дальний Восток. Но… Есть приказ, и я оказался, пусть и временно, но не на той должности, – с сожалением произнёс я.
– Я уже сделал предложение и постараюсь уговорить Константина Николаевича, – твёрдо проговорил Ренненкампф.
– Тогда, ваше превосходительство, прошу прощения, но разрешите покинуть вас, надо собраться для похода.
Получив разрешение генерала, вышел из ресторана и чуть ли не бегом направился домой к Тарале. С Севастьянычем собрались быстро. Успел написать записку Бутягину, в которой рекомендовал ему, если тот не передумал, с утра переправиться в Сахалян, куда завтра будет переведён главный перевязочный пункт Благовещенского отряда. Дальше, если повезёт, то попадём в рейд. Потом пришлось добираться ещё до губернаторской резиденции, откуда забрал свои бумаги и с дежурным посыльным отправил записку Павлу Васильевичу. К отходу парохода «Зея» с денщиком Хохловым успели впритык.
Переправа и высадка в Сахаляне отряда Ренненкампфа закончилась к трем утра, и до восьми часов подразделениям было приказано отдыхать. Поужинать стрелки и казаки успели во время остановки у Благовещенска, поэтому очень скоро в мерный шелест амурских волн влились характерные звуки спящего военного лагеря. Чтобы не мешать офицерам командовать своими подразделениями при высадке и организации бивака, своё представление я отложил на утро.
Разбудил меня господин Бутягин, который, едва дождавшись рассвета, нанял лодку и перебрался через Амур. Потратив некоторое время на мои поиски, он случайно обнаружил Хохлова, искавшего кипяток, и вместе с ним прибыл к моей дрыхнувшей тушке. Пока Севастьяныч меня брил, Павел Васильевич выложил все новости, сводившиеся кратко к тому, что обе Марии очень волнуются, передают приветы, и у него с собой почти тысяча доз пенициллина. Закончил свой рассказ доктор вопросом:
– Тимофей Васильевич, вы уже договорились с генералом Ренненкампфом о моём участии в рейде?
– Павел Васильевич, на эту тему я с его превосходительством ещё не разговаривал. Пока под вопросом и сам рейд, и моё участие, ну и ваше тоже. Скоро буду представлен офицерам отряда Павла Карловича, – начал я отвечать, вытирая лицо полотенцем, но был перебит Бутягиным:
– А почему рейд под вопросом?
– Павел Васильевич, вы вчера слышали рассказ сотника Плотникова о бое на Колушанских высотах и насколько он был тяжёлым. Только в Айгуне по предварительным сведениям было более десяти тысяч имперских солдат и конницы. Большое количество артиллерии. А вот сколько ихэтуаней в округе Айгуня – неизвестно. Но я думаю, что куда больше, чем официального войска.
Я сделал паузу, закончив убирать остатки пены на лице.
– Поэтому ещё неизвестно, сможем ли мы с нашими силами захватить Айгунь и продвинуться дальше в Маньчжурию.
– Да Бог с вами, Тимофей Васильевич, да один наш солдат пяти, а то и десяти китайских солдат стоит. Они с таким перевесом в силах так и не рискнули напасть на Благовещенск. Так что разгромим их, даже и не сомневайтесь. Побегут из города эти желтолицые, только пятки сверкать будут, а мы за ними в Маньчжурию пойдём.
– Ваши слова да Богу в уши. Но, как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай. Пойдёмте на утреннее совещание у генерала. Меня там Павел Карлович представит, а я вас.
Знакомство с офицерами прошло быстро. На мою просьбу взять с собой в рейд доктора Бутягина с его новым лекарством, способным помочь при нагноениях ран и прочих болезнях, Ренненкампф ответил согласием. После совещания и отдания приказа отряд двинулся по дороге к Айгуню. Было необходимо пройти около пятнадцати вёрст. С учётом обозов и переносимого солдатами груза, с войсками Благовещенского отряда должны были соединиться часов через шесть-семь.
В штаб генерала Грибского попали в самый разгар боя за предместья города. Пока их превосходительства общались между собой, я нашёл капитана Самойлова, который и рассказал мне о последних событиях. По словам Михаила Константиновича, боевые действия развивались следующим образом.
После боя за Колушанские высоты вымотанным войскам пришлось дать продолжительный отдых. По приказу дальнейшее наступление на Айгунь должно было начаться сегодня в два часа после полудня. Проведённая ночью разведка показала, что по дороге на Цицикар всю ночь из города уходили жители, войска, повстанцы. Однако в городе и на позициях перед ним оставались значительные силы противника.
На совещание было решено, что семь рот забайкальских стрелков при четырнадцати орудиях и сотне казаков-нерчинцев атакуют позиции китайцев в лоб. Конница под командованием Печёнкина в составе четырёх сотен должна обойти правый фланг противника, перерезать почтовую дорогу на Цицикар и встретиться на ней с Зазейским отрядом под командованием полковника Фотенгауера, замкнув кольцо окружения. После этого противник, если не сдастся, должен был быть уничтожен.
А дальше события стали разворачиваться как по высказыванию Виктора Степановича Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Печёнкин с казаками где-то потерялся, как и Фотенгауер со своими стрелками. От них нет никаких вестей. Позиции китайцев вот уже третий час атакует боевая часть генерала Суботича и подразделения из общего резерва генерала Александрова, и не сказать чтобы успешно.
– Тимофей Васильевич, я впервые столкнулся с такой эшелонированной обороной. На Колушанских высотах было три линии окопов и ложементов. Маньчжуры, как кроты, зарылись в землю. Сколько здесь линий обороны, пока неизвестно. Мы прорвали пока две, – капитан снял фуражку, после чего платком протёр вспотевший лоб и околыш с козырьком фуражки с внутренней стороны. – Признаться, только неумение солдат противника вести прицельную стрельбу, а также то, что они не выдерживают нашей штыковой атаки, плюс умелые действия наших артиллеристов позволяют выбивать противника с этих хорошо укрепленных позиций. Если бы мы поменялись местами, нас бы хрен кто выбил и с первой линии окопов.
– Полностью с вами согласен, Михаил Константинович, а ещё представьте, что к имеющимся окопам и ложементам добавятся перед окопами вкопанные рогатки, соединенные колючей проволокой, которую широко используют для скотоводства в Америке, да в несколько рядов. Плюс к этому в линии обороны сооружены защищённые со всех сторон огневые точки для пулемётов Максима, да и ложементы для орудий также защищены хотя бы деревянным срубом, засыпанным землей.
Я достал из своей сумки лист бумаги и карандашом быстро нарисовал схему обороны для стрелкового батальона с пулемётными дзотами и орудийными дотами. Также набросал эскизы этих огневых сооружений.
Капитан Самойлов, внимательно смотревший на мои художества, довольно-таки долго молчал, когда я закончил рисовать, после чего глухо произнёс:
– Если это будет применено, то война будет страшной. Вы кому-нибудь докладывали об этом?
– Докладывал, Михаил Константинович. Ещё восемь лет назад докладывал, и на самом верху, – я многозначительно показал глазами вверх.
– Н-да… – произнёс капитан и замолчал.
– А чего вы хотите?! Если взять доктрину войны любого государства, то рассматривается только наступление и ведение боевых действий на чужой территории. К чему окопы, долговременные огневые точки на своей земле? Достаточно крепостей в узловых точках, а всё остальное лишняя трата ресурсов и времени! Может быть, эти бои с прорывом эшелонированной обороны противника заставят задуматься?
– Не знаю, не знаю, Тимофей Васильевич! Всё-таки высоты мы взяли быстро и без особых потерь. Здесь уже взломали вторую линию обороны и тоже с минимальным количеством раненых и убитых. – Самойлов задумался, а потом продолжил: – Но если бы противником была не маньчжурская армия, то всё могло бы быть совершенно по-другому. Я тут поспрашивал офицеров после вчерашнего боя, так они в один голос заявляют, что китайцы стреляют куда угодно, только не по нашим наступающим войскам. Некоторые палят в небо, даже не высовываясь из окопов. Серьёзную опасность представляет только их артиллерия, но и у неё с точностью большие проблемы. Так что я не уверен, что будут какие-либо изменения во взглядах на войну в нашем Главном штабе.
Я хотел утвердительно ответить капитану, соглашаясь с его мнением, но в это время загрохотали наши пушки. Судя по всему, готовился прорыв следующей линии обороны. Одновременные залпы двадцати двух орудий по участку обороны китайцев чуть больше версты длиной выглядели потрясающе. Такой плотности орудий на метр или сажень обороны противника в этом мире я ещё не встречал. Хватило буквально пяти залпов, чтобы китайцы начали отступление. Но надо им отдать должное, отступали они организованно и в полном порядке.
Оставив третью линию обороны, они отошли на полторы версты к югу и заняли новую позицию, откуда открыли интенсивный, но бестолковый огонь. Попасть из винтовки на таком расстоянии мог только суперстрелок, однако китайцы ни пуль, ни снарядов не жалели, выпуская их в белый свет как в копеечку. Наши батареи под прикрытием солдат начали выдвигаться вперёд, чтобы занять более удобные для стрельбы позиции.
Я увидел, как Самойлов достал часы и посмотрел время.
– Что-то сейчас должно произойти, Михаил Константинович? – поинтересовался я.
– Пять часов пополудни. К этому времени полковник Печёнкин должен был перекрыть дорогу на Цицикар. Но, как видно невооруженным глазом, по ней спокойно продолжают уходить китайцы. Кстати, я, честно говоря, не понимаю действий начальника округа Фэна Сяна и командующего войсками айгуньского амбаня генерала Чжана. Почему они в буквальном смысле слова сдают город?! Если бы они дружно встали на оборону Айгуня, то мы вряд ли смогли бы выбить их с таких хороших позиций в инженерном смысле. Но они бегут. На обороне города осталась дай бог треть всех имеющих у Чжана войск.
– Не могу ничего сказать по этому поводу…
Наш разговор опять прервали залпы орудий. Вскоре китайцы отошли и с этих позиций и заняли гребень высоты, лежащей к югу-западу от северной конечности Айгуня. Можно было сказать, что мы подошли к окраинам города, который растянулся вдоль Амура на пять вёрст. Из-за расположения новых позиций противника и условий местности пришлось изменять фронт наступающих войск, что заняло продолжительное время.
Около восемнадцати часов из южной оконечности города показалась большая колонна пехоты, сопровождаемой конницей, которая направилась в тыл китайских позиций на высоте. Сначала подумали, что это наконец-то появился Зазейский отряд полковника Фотенгауера, но при их приближении скоро убедились, что это китайцы.
В этот момент генерал Грибский отдал приказ на открытие огня из всех орудий и общее наступление. Губительный огонь орудий и штыковая атака стрелков, которые бегом с громовым «ура!» кинулись на позиции китайцев на гребне высоты, заставили последних обратиться в бегство. Теперь это уже не было организованное отступление, это было именно паническое бегство. Вскоре паникёры врезались в подходившие на помощь войска, смешав их и обратив также в бегство. Большая часть отступающих войск направилась по Цицикарской дороге, некоторые вернулись в город. Можно было сказать, что оборона противника сломлена. Осталось только зачистить город и выяснить, какая обстановка на берегу Амура, где Фотенгауер и Печёнкин со своими отрядами.
Выяснять, что творится на берегу Амура перед городом, можно ли там организовать бивак, так как нужна вода, и где же Зазейский отряд, отправили капитана Самойлова, меня и полусотню третьей сотни Амурского полка. Генерал Грибский, увидев меня в компании своего начальника штаба, только хмыкнул, покрутил головой и проинформировал, что со мной разберётся позже.
Едва мы подъехали по берегу к первым фанзам города, как увидели, что они заняты китайской пехотой и вооруженными жителями. Причём только в начале этого квартала, где располагались кумирня и кладбище, их было порядка трехсот-четырёхсот человек. Дальше я успел заметить ещё и всадников, и тут по нам открыли огонь.
Хорунжий Караулов, командующий полусотней, не нашёл ничего лучшего, как скомандовать «Шашки к бою! В атаку! Марш-марш!» Не успели мы с Самойловым опомниться, как казаки устремились в атаку. Только вот Алексей Михайлович, отдавая команду атаковать противника, не учел, что перед нами была заболоченная местность, и казаки завязли. Пришлось спешиваться, сразу же несколько коней были убиты.
Я, погрузившись по пояс в какую-ту жижу, пригнувшись, прятался за трупом убитой подо мной лошади. Рядом капитан Самойлов пытался за повод удержать своего жеребчика, который рвался из затягивающей его трясины или ямы.
– Михаил Константинович, бросьте его, перебирайтесь ко мне. Здесь хоть какое-то укрытие от пуль, – крикнул я Самойлову.
Тот повернулся в мою сторону, замер на несколько секунд, потом бросил повод коня и побрёл в мою сторону.
– Кажется, влипли, господин капитан. Боюсь, при таком соотношении сил и нашей позиции вряд ли поможет криворукость и косоглазость китайцев. Долго не продержимся, – улыбнулся я буквально прорвавшему через грязь ко мне Самойлову.
– Согласен с вами, Тимофей Васильевич! Влипли! Что будем делать?
– Ждать помощи. Что нам ещё остается делать? От револьверов на такой дистанции всё равно никакого толку нет. Так что даже стрелять смысла нет. Подождём, когда подойдут поближе.
– Да! Дорого нам дастся горячность господина хорунжего. Он, кстати, жив?
– Под ним тоже коня убило. А вот дальше я не видел. А сейчас в этой грязи мы все одинаковы. Погон не разобрать.
– Да уж, выглядим мы, Тимофей Васильевич, как… – Самойлов сделал паузу, оглядев меня. – Даже не знаю, с кем и сравнить. Какие-то кикиморы болотные.
В это время раздалось сначала громкое «ура!», которое переросло в рёв, а потом пошёл выдающийся такой мат-перемат. Оглянувшись назад, увидел атакующих стрелков, впереди которых с шашкой в руке бежал генерал Ренненкампф. Обогнув болотце, в котором мы застряли, стрелки двумя потоками ворвались в город, откуда пошла интенсивная стрельба и начали раздаваться взрывы. Судя по всему, взрывались бочки с дымным порохом.
Пока стрелки рвались вперёд, мы с трудом выбрались из болота после неудачной атаки. Слава богу, убитых было двое, раненых пятеро. Ещё двоих, видимо, засосало в болото, так как тела не смогли найти. Так что убитых, можно сказать, было четверо. Коней потеряли больше двадцати штук. Хорунжий Караулов имел бледный вид, когда его, отведя в сторону, начал отчитывать Самойлов.
Кое-как приведя себя в относительный порядок, двинулись в город за стрелками. Вскоре вместе с Самойловым нашли генерала Ренненкампфа, который, покрытый пороховой копотью, в порванной в нескольких местах форме, отдавал приказание одному из офицеров. На черном как у негра лице Павла Карловича сверкали только глаза. Увидев нас, генерал усмехнулся.
– Прекрасно выглядите, господа офицеры Генерального штаба. Как же вы в болото-то забрались? – спросил Ренненкампф, подойдя ближе. – Какие потери?
– Четверо убитых, пятеро ранены. Потеряли двадцать две лошади. С их амуницией разберемся после боя, – доложил Самойлов.
– А у вас как дела, ваше превосходительство? И большое спасибо, что спасли нас. Ещё бы немного времени, и нас бы в этом болоте всех положили, – влез в разговор я.
– У нас дела не ахти. Я послал за подкреплением. Китайцы дерутся, как одержимые. Уже было несколько самоподрывов. Бьются до последнего, никто не отступает. Стрелки несут потери, – генерал невесело усмехнулся. – Я вот тоже едва хотел ворваться в одну из фанз, как она взорвалась. Слух только восстановился.
В это время в соседних дворах начали рваться снаряды. Потом рвануло так, что под ногами, показалось, закачалась земля.
– Большой пороховой склад рванул, который вторая рота штурмовала, – как-то устало произнёс Ренненкампф. – И непонятно, кто по нам стреляет. В той стороне по плану захвата Айгуня должен находиться отряд полковника Фотенгауера.
Через некоторое время вместо подкрепления от генерала Грибского прибыл посыльный с приказом отступить от города. Вернулись назад организованно, вынося раненых и убитых. Противник не преследовал, лишь продолжал обстрел. Настроение было, мягко сказать, не радостным. Между тем солнце закатилось за горизонт, окрасив небо в кровавый цвет. Оказывается, прошло больше двух часов, как мы выдвинулись на разведку, а показалось, что не прошло и пятнадцати минут.
