Паша (7)

Уроки Антона Павловича Прокопьева были любимыми у большинства школьников. Ни таблиц, ни формул, знай себе рисуй яблоки и груши, а после девятого класса просто слушай про стародавних художников. На ИЗО и МХК Прокопьев разрешал готовиться к точным и сложным урокам коллег. Главное, не шумите.

Ухоженный, с артистической бородкой, в шейном платке, Прокопьев вызывал добродушную усмешку. Если и сплетничали про его предполагаемую ориентацию, то тихо и не зло. Даже самые отъявленные хулиганы вроде Рязана или Желудя не хамили Антону Павловичу и не подначивали в открытую.

– Прикоснемся к прекрасному. – Прокопьев щелкнул мышкой. На демонстрационном мониторе появился голый мужик. Девочки захихикали, осклабились многозначительно парни.

– Не маловат ли?

– Такие детали обсудите во внеурочное время. Нас интересует картина в целом. Кто назовет мне имя данного красавца?

– Адам!

– Другие версии?

– Это Давид, – сказала Инга. Паша целовался с ней в восьмом классе, но влюбленность давно угасла, сердце остыло.

– В точку! А кто автор скульптуры?

– Микеланджело.

– Спасибо, Инга. Микеланджело Буонарроти – величайший мастер эпохи Возрождения. А Давид…

– Додик, – вставил Руд с задней парты.

– Господи, как смешно, Руденко. Давид – библейский персонаж, второй царь израильского народа, но наибольшую известность, как говорится «хайп», ему принесла битва с Голиафом. Филистимлянин Голиаф был ростом с нашего Кострова, а Давид, допустим, моего роста.

– Вы бы Кострова не побороли, – прокомментировал Руд.

– Я бы не пытался, – сказал Прокопьев и поводил мышкой. Картинка сменилась. – Базилика Сан-Пьетро-ин-Винколи, также спроектированная Микеланджело.

Руд спросил про художника Сплинтера.

– Не было такого художника. Ни Сплинтера, ни Шреддера.

На мониторе возник Иисус.

По коже Паши пробежал холодок. Иллюстрация напомнила ему кое-что…

Подвал. Морда Зивера на стене. Нет, между Зивером и Христом не было ничего общего. Кроме линий… словно это не рисунок, а рентгеновский снимок.

– Простите, – склонился над ноутбуком Прокопьев, – не тот файл.

– А как нарисована эта икона? – спросил Паша.

– Это не икона, – сказал Прокопьев. – Это Туринская плащаница. Ученые спорят много лет по поводу техники. Христиане верят, что в это льняное полотно заворачивали распятого Иисуса. Лицо и тело якобы отпечаталось на ткани.

– Разве, – сказал Проводов, – нынешние технологии не позволяют найти ответ?

– Любой ответ может быть оспорен. Радиоуглеродный анализ…

Паша уставился в тетрадь.

Зивер отпечатался на стене, как Иисус на погребальной накидке. Бетон был его саваном.

Паша расчертил страницу синей пастой.

Сегодня ему снилось, что он вновь спустился в подвал. С потолка сочилась кровь. Лампу выкрасили в багровый цвет, все кругом стало багровым. Во сне Паша знал, что Зивера кормили.

Божество смотрело торжественно и злобно. Омытое кровью, но все еще голодное.

– Я расту в бетоне, – сказало оно трещиной рта. – Скоро я созрею и приду к тебе.

Стена начала разваливаться. Куски падали к ногам Паши. Длинная когтистая лапа вылетела из дыры на месте лица – Паша проснулся в поту за секунду до того, как когти располосовали его горло.

Ручка чиркнула по бумаге, рисуя рот. Раздувшиеся ноздри двумя жирными пятнами. Носогубные складки…

Совершенно не то!

Паша перелистнул на чистую страницу. Закусил губу. Где-то далеко, за толщей бетона, вещал Прокопьев. Эпоха Возрождения…

Возродись…

Ручка скользила, покрывая клеточки толстыми линиями. Ноздри, носогубные складки, нос.

Не то!

Паша вырвал страницу – на скобах остались клочки бумаги.

Рука бешено двигалась, ребро ладони посинело от чернил. Наконечник ручки вспарывал бумагу.

– Начало Высокого Возрождения датируется тысяча пятисотым годом… Из Флоренции эпицентр культуры перемещается в Рим…

«Заткнись, – подумал Паша. – Заткнись на пять минут, вонючий женоподобный пидор».

Он зажал ручку в кулаке и выводил глаза. Слюна капнула в центр чернильного зрачка.

Пашу осенило. Он зубами скрутил колпачок, извлек стержень, отломал пишущий наконечник. Подул в трубочку: чернила закапали на страницы. Паша закрыл тетрадь и сразу открыл.

Страницы напоминали тест Роршаха. Из клякс сложилось лицо. Рот, ноздри, носогубные складки.

– Самотин?

Красное капнуло, растеклось по картинке.

– Самотин, боже, у тебя кровь из носа идет!

Красная струйка покатилась по лбу Зивера, разделилась на два ручейка и заполнила глаза.