Его отец смотрел с экрана, глаза были красными от счастливых слез. Наверное, Алекс Камал когда-то точно так же плакал над Китом, но тогда Кит был еще ребенком. Он не помнил этого, и поэтому увидеть это сейчас было похоже на открытие чего-то нового.

"Я так горжусь тем, что вы с Рохи делаете. Жизнь, которую вы устроили. Это... это... это трудно понять, что значит создать семью. Привести в мир нового человека. Но теперь, когда вы это сделали, я надеюсь, вы сможете понять, что это та любовь, которую мы испытывали к вам. Я и твоя мама. Это ошеломляет. Это все, что я надеялась, что ты сможешь найти. И я знаю, знаю, что ты будешь хорошим отцом. Лучшим отцом, чем был я".

"О, черт, папа", - вздохнул Кит. "Мы снова это делаем?"

"Все плохое, что случилось, никогда не было связано с тобой. О том, как сильно я тебя любил. Как сильно я тебя люблю. Я так полон. То, что ты сделал, просто оставляет меня такой полной. Я так счастлива. Я так счастлива за тебя".

Сообщение закончилось. Оно длилось целых пять минут, и Кит не был уверен, что сейчас у него хватит выдержки слушать его снова. Его отцу было легко романтизировать жизнь Кита. Расстояние и политическая опасность их контакта означали, что Алекс мог видеть только маленькую часть очень большой картины.

Он проверил время. Говорить было особо нечего, и большую часть из них он все равно не хотел бы перекладывать на плечи Алекса. Если бы тетя Бобби была жива, возможно, он бы обратился к ней. Она умела проникать в самую суть вещей. Сострадание без сентиментальности. У его отца было слишком много багажа для этого, и Кит все равно не мог не защищать его.

Он начал запись.

"Привет", - сказал он в камеру. "Я хочу, чтобы ты знал, что я очень ценю то, что ты находишься достаточно близко, чтобы обмениваться этими сообщениями почти в реальном времени. Чаще всего я посылаю тебе что-то, и мне остается только надеяться, что ты это получил... Черт."

Он остановил запись и удалил ее. Он не хотел, чтобы это превратилось в очередной раунд того, как Алекс бичевал себя за то, что не был более активен в подростковом возрасте Кита. В этом вопросе было больше вины его отца, чем обиды Кита. Просто у него сейчас было слишком много дел, чтобы взваливать на себя бремя эмоционального благополучия еще одного человека.

Но он должен был что-то сказать.

Звонок в дверь спас его на мгновение. Он отключил связь и приказал отпереть дверь. Его мать вошла в квартиру, как всегда. Это была статная, с сильными глазами женщина, которая владела благородством своих черт, как дубиной. Кит любил ее и всегда будет любить, но больше всего он любил ее, когда она была на экране.

"Где мой малыш?" - сказала она с ухмылкой. Она не имела в виду его.

"Рохи меняет ему подгузник", - сказал Кит, указав подбородком в сторону задней комнаты. "Она выйдет через минуту".

"Рокиа!" сказала Жизель. "Бабушка пришла помочь".

Рохи ненавидела, когда люди не из ее родной семьи использовали ее полное имя. С того дня, как его мать узнала об этом, она никогда не называла ее иначе. Кит понимал, что она говорила об этом как о любви и признании. Он также понимал, что это была игра власти. Очевидное противоречие - быть одновременно и тем, и другим - имело для него смысл, чего нельзя было сказать о Рохи, но он вырос с этим. Дисфункции и идиосинкразии детства стали самоочевидными нормами взрослой жизни.

Он слушал их голоса - голоса Жизель и Рохи, а также болтовню и суету Бакари. Он не мог разобрать слов, но знал тональность. Императивность матери, компенсирующая ее неуверенность в себе. Вежливая доброта Рохи, скрывающая ее раздражение. И вокализации ребенка, еще слишком новые, чтобы означать для Кита что-то, кроме его собственной радости и усталости.

Через минуту они вышли все трое: его мать, его жена и его сын. Жизель уже держала Бакари на бедре. Улыбка Рохи была натянутой, но терпеливой.

"Бабушка здесь", - сказала его мать. "Я контролирую ситуацию. Вы, милые, идите и наслаждайтесь вечером свидания, пока я играю с моим идеальным малышом".

"Мы вернемся после ужина", - сказал Кит.

"Не спешите", - сказала Жизель, взмахнув рукой. Рохи закатил глаза, но так мелко, что это было почти подсознательно. Кит поклонился матери, поцеловал смущенного сына в макушку, где кости еще не срослись, а затем они с Рохи вышли в коридор и закрыли за собой дверь. Последнее, что он услышал, это как Бакари начал причитать, когда понял, что они уходят.

"Вечер свиданий?" спросила Рохи, когда они шли вниз к местному центру.

"Это было проще, чем "нам с Рохи нужно непрерывно поговорить", - сказал Кит. "Она бы полчаса рассказывала мне, почему развод - это плохо. А так не было никакой лекции".

Он надеялся, что она рассмеется, но ее кивок был резким, коротким и деловым. Она не взяла его руку, и ее взгляд остановился на дорожке перед ними. В общем коридоре было светло, и растения на срединной дорожке шевелили своими широкими листьями под дуновением ветерка от рециркуляторов. Они устроились в Атерпол на Марсе, понимая, что это центр исследований, второй в системе Сол после Земли, и более благоприятное место для беременности, чем любая из более глубоких станций, за исключением, может быть, Ганимеда. Жизель была в восторге, и Рохи поначалу тоже.

Они пришли в лапшичную, которая была их обычным внесменным местом отдыха. На небольшом помосте сидел молодой человек с невылеченными прыщами и домброй, наигрывая нежную мелодию и не обращая внимания на сидящих за столиками людей. Кит сидел, Рохи сидела напротив него, и они тоже игнорировали музыку.

"Хочешь заказать первой?" сказал Кит, стараясь, чтобы его голос звучал нейтрально.

"Да", - ответил Рохи. Ввод их предпочтений в таблицу и их подтверждение системой заняло не больше минуты. Они сидели в тишине в течение трех минут, пока старый Джандол не вышел с их мисками - лимонная трава и яичный рулет для него, com chiên cá для нее. То, что она заказала одно из своих комфортных блюд, что-то для него значило. Джандол кивнул им обоим, не замечая напряжения или, наоборот, игнорируя его, и вернулся на кухню. Рохи наклонилась над своей миской.

"Ну", - сказал Кит. "Что у тебя на уме?"

"Выслушай меня, хорошо?".

Он кивнул ей.

"Я думаю, нам стоит еще раз рассмотреть возможность отложить контракт".

"Рохи"

"Нет, выслушай меня". Она подождала, пока не убедилась, что он замолчит. "Я знаю, что на Марсе только треть g, но это постоянная треть. Постоянная гравитация очень важна в первые несколько месяцев развития. Его внутреннее ухо все еще формируется. Начинается рост костей. В течение следующего года ему предстоит пройти через множество фундаментальных изменений, и даже если мы будем на одном из быстроходных кораблей, мы все равно будем находиться на плаву в течение нескольких месяцев. Я не хочу, чтобы он вырос с каким-либо из синдромов низкой гравитации. Я не хочу начинать его жизнь с изменения его тела, которое даст ему меньше возможностей в будущем. Нет, если мне это не нужно".

"Я слышу, что вы говорите".

"Я посмотрел на расписание. Есть еще три части команды, которые могли бы занять наше место на "Прейссе". Мы все равно уложимся в сроки, если пересядем на "Наг Хаммади"".

"Предположим, что мы попадем на него", - сказал Кит.

"Я не говорю, что не надо этого делать", - сказал Рохи. "Я не говорю отменить контракт. Я не это имела в виду".

По ее щеке медленно потекла жирная слеза, и она вытерла ее, как будто она предала ее.

Кит сделал глубокий вдох и выдохнул. Когда он заговорил, он говорил осторожно. "Ты плачешь".

"Да. Ну, мне страшно".

"Чего ты боишься?"

Она посмотрела на него недоверчиво. Как будто ответ был очевиден.

Так оно и было, но он решил, что ей все равно важно произнести это вслух.

"Я предлагаю тебе поставить под угрозу свою карьеру", - сказала она. То, что она сказала "твоя карьера", а не "наши карьеры", было всем. Кит думал, что понял динамику их отношений, и теперь он знал, что был прав. Уголки ее рта опустились, и он на мгновение увидел, как она выглядела в детстве, задолго до того, как он встретил ее.

"Хорошо", - сказал он. "Моя очередь?"

Она кивнула.

"Вот первое", - сказал он. "Я не мой отец. И я не ваши матери. Я не собираюсь принимать решения, которые принимали они. Ты и Бакари - мой первый выбор, каждый раз. Я не собираюсь уходить, даже если это означает прервать карьеру".

"Я просто..."

Он взял ее за руку. "Выслушаешь меня?"

Она кивнула. Следующую слезу она проигнорировала.

"Я знаю, что сейчас не самое подходящее время", - сказал он. "Но идеального времени никогда не будет. Всегда будет что-то. Развитие Бакари, или здоровье моей матери, или конференция, на которую мы не сможем вернуться, или что-то еще. Всегда что-то есть".

"Пока Лакония не решит начать еще одну войну, чтобы доказать свою точку зрения. Или инопланетяне убьют нас всех".

"Я не могу контролировать ничего из этого", - сказал Кит. "Все, что я могу сделать, это продолжать вести себя так, как будто вселенная продолжает существовать, и планировать свое будущее в ней. Ньивестад - один к двум g. Это будет тяжело для него, да и для нас тоже. Jacobin-Black Combined Capital - хорошая компания, выполняющая ту работу, которую мы хотим делать, но это не значит, что мы должны это делать. Мы можем разорвать контракт и найти что-то другое. Или мы можем пойти и сделать все, что в наших силах. Если мы поедем, там есть много хороших программ по оказанию помощи детям и младенцам при гравитационных переходах. И я буду вставать, чтобы ходить с тобой в спортзал каждый день, если ты захочешь. Если мы останемся здесь, есть и другая работа. Мы можем заниматься чем угодно. Но мы будем делать это вместе".

Глаза Рохи были красными, и она вытирала слезы салфеткой. "Это глупо".

Кит взял ее за руку. "Ты пугаешься, когда мы говорим о балансе между семьей и работой, и это нормально. Я понимаю это, и я люблю тебя, а поплакать - это просто часть нашего разговора об этом. И ты никогда не осуждаешь меня, когда наступает моя очередь плакать".

"Я просто не хочу все испортить", - сказала она. "А что, если мы испортим все для него?"

Кит погладил ее костяшки большим пальцем, как он делал, когда она не могла заснуть. "Мы все равно испортим. Никто не идеален. Каждый несет в себе что-то, что его родители сделали бы по-другому, если бы знали. Или если бы они были лучшими людьми. Или если бы все было по-другому. Это нормально. Это нормально. Часть того, почему я такой, какой я есть, - это все плохие решения, которые сделали мои мама и папа, и если бы они поступили по-другому, они бы все равно совершили какие-то ошибки, и они стали бы частью меня. Они не были совершенны, и мы не совершенны".

"Но он совершенен", - сказал Рохи. "Бакари - да".

"Он такой, не так ли?"

Они помолчали немного. Вышел Джандол и предложил забрать остатки еды. Когда Кит покачал головой, старик пожал плечами и вернулся на кухню.

В конце концов Рохи перевела дыхание и, вздохнув, наклонилась вперед. Когда она заговорила, ее голос потерял свою жесткость. "Хорошо. Спасибо."

"Не говори "прости"".

"Я и не говорила".

"А ты собирался".

Она улыбнулась, и он увидел, что буря прошла. "Я собирался".

Он втянул полный рот лапши и прожевал. Лемонграсс имел настоящий вкус, а лапша была мягкой и соленой. Если она немного остыла, ему было все равно. Рохи вздохнула и расслабилась в своем кресле.

После ужина они медленно пошли домой. Она взяла его за руку, и он прислонился к ней. Какое-то время все было так, словно они снова ухаживали друг за другом, только глубже. Богаче. Полнее. Это была та жизнь, от которой отказались оба их родителя, и Кит совершенно не понимал ни одного из них.

В комнатах Жизель сидела на диване и просматривала развлекательную ленту новостей на своем карманном компьютере. Когда они вошли, она поднесла палец к губам и указала в сторону детской.

"Он уснул десять минут назад", - сказала она. "Хорошо поел. Выплюнул весь свой вес. Похихикал, поиграл, поплакал пятнадцать секунд и вышел".

"Спасибо, мама", - сказал Кит, а Жизель встала и обняла его.

"Это не для тебя", - сказала она тихо, чтобы слышал только он. "Я впитываю все, что могу, пока он у меня есть. Запасаюсь на зиму".

После ее ухода Рохи пошел в свой кабинет, ступая тихо, чтобы не разбудить ребенка, сел за свой стол и открыл очередь сообщений.

Он запустил камеру.

"Привет, пап. Я тоже тебя люблю. Спасибо, что подошел достаточно близко, чтобы передать сообщение. Я знаю, как это может быть тяжело. И я люблю тебя за это. Рождение ребенка - это самое страшное, что я когда-либо делал, и мне это нравится. Я люблю иметь ребенка. Я люблю быть отцом.

"Я знаю, что у вас с мамой все сложилось не так, как вы бы хотели. Но что бы ни случилось, я всегда знал, что ты заботишься обо мне. Я научился этому у тебя. Если это единственное, что мне удастся передать, это будет того стоить. Это великое наследие. Серьезно, самое лучшее".

Он пытался придумать что-то еще, но усталость просачивалась в уголки его мозга, и он не знал, что еще можно сказать. Он просмотрел письмо, отправил его, почистил свою систему, как он всегда делал, когда получал что-то из сети подполья, затем принял душ и приготовился ко сну.

Рохи там не было. Он нашел ее стоящей над кроваткой и смотрящей вниз на новую маленькую жизнь, которую они создали вместе. Мягкий, круглый живот Бакари поднимался и опускался, когда он спал. Кит стоял рядом с ней и с ним.

"Он сильный малыш, не так ли?" сказал Рохи.

"Да. И родители его любят".

"Хорошо, тогда. Пойдем."