Это плохая идея", - сказал Миллер. "Я имею в виду, ты всегда был немного тусклым, но даже ты должен понимать, что это плохая идея".

"Да. Я знаю", - сказал Джим. "Но это буквально лучшая плохая идея, которая у меня есть".

"Оглянись назад, некоторые жизненные решения, которые привели тебя сюда, были непродуманными".

Джим перевел взгляд на место, где, судя по всему, находился мертвый детектив. У Миллера хватило порядочности сделать виноватый вид и поднять одну руку, протянув ладонь в жесте капитуляции.

"Я не говорю, что в этом нет ничего страшного", - сказал Миллер. "Я просто пытаюсь объяснить вам, чем все это закончится".

На таком расстоянии сфера станции не была сферой. Он был достаточно близко - они были достаточно близко, - чтобы казаться светящейся голубой равниной. Кольцевые ворота вокруг и позади него сияли, как крошечные, извращенно правильные звезды.

Лаконский тяжелый скафандр, который Эльви подарила ему, странно облегал подмышки и колени, придавая легкость движениям, отчего в миндалинах появлялись маленькие уколы паники. HUD показывал, что у него было пятнадцать часов воздуха, что было чертовски хорошо. Ему даже не понадобилась вторая бутылка. Лаконийские костюмы хранили резервный воздух и воду в порах в обшивке костюма, и хотя это была не боевая броня - единственным оружием, которое у него было, был пистолет из запасов Роси, - она была достаточно усилена, чтобы обеспечить ему некоторую защиту.

Сенсоры скафандра не показывали ничего опасного в голубоватом свечении станции, и только несколько сотен миллирентген, исходящих от всех ворот вместе взятых. В обычном космосе он получил бы больше радиации, если бы вышел наружу, чтобы проверить корпус "Роси". Это было единственное, что в его ситуации казалось хотя бы смутно безопасным.

Роси и "Сокол" плыли в нескольких километрах справа от него, "Деречо" - примерно на таком же расстоянии слева. Все корабли были достаточно малы, чтобы охватить их большим пальцем вытянутой руки. А инопланетный транспорт, доставивший Уинстона Дуарте из Лаконии, был бледной точкой под ним на поверхности станции. Шлем уверял его, что Тереза и Танака находятся на пути к его позиции, но он не мог разглядеть их без увеличения. Пока нет. Оставался только он, или он и Миллер, в зависимости от того, как на это посмотреть.

Детектив был одет в тот же серый костюм и темную шляпу, что и в жизни. Его грустное выражение лица, как у бассет-хаунда, казалось моложе, чем Джим его помнил, но, возможно, это было просто потому, что Джим вырос из него, а Миллер остался прежним. Протомолекула, работающая непосредственно на его теле, дала Миллеру способность оставаться в сознании Джима даже в присутствии других людей, а еще у Миллера появилась неприятная привычка постоянно находиться где-то в поле зрения Джима. Если казалось, что он находится справа от Джима, а Джим поворачивал налево, Миллер тоже оказывался там. И его ощущение направления, откуда доносился голос Миллера, совпадало с тем, где бы он ни находился. Это дезориентировало и пугало, словно Миллер был злодеем в низкобюджетном фильме ужасов.

Миллер засунул руки в карманы и подбородком указал в сторону Деречо. "Похоже, полковник Френдли здесь".

"Не стоит ее так называть".

"Почему нет? Она же меня не услышит".

Танака была темной точкой на фоне света ворот. Ее маневровые двигатели работали на сжатом газе и почти не подавали признаков стрельбы, разве что она начала замедляться по мере приближения. Ее костюм был такого же синего цвета, как флаг Лаконии, со стилизованными крыльями на нем. Кроме этого, он напоминал Джиму старый "Голиаф" Бобби Дрейпера: не столько скафандр, сколько оружие в форме скафандра. Ее лицо было удивительно хорошо видно. Одна щека выглядела более гладкой и молодой, потому что незадолго до этого он разнес оригинал в щепки. Она окинула его взглядом, словно делая инвентаризацию. Она сделала паузу, нахмурилась и, казалось, сосредоточилась на пустоте вокруг его шлема.

"Ну, тогда, наверное, это правда", - сказала она через шлемное радио. "У вас действительно есть кто-то еще на борту".

"Да, я знаю", - сказал Джим. "Но как ты..."

"Я здесь", - сказала Тереза. Джим повернулся обратно к "Роси" и увидел Терезу в потрепанном комбинезоне с эмблемой "Росинанте", Миллер извиняюще парил у нее под боком. "Я почти готова. Мне только нужно позаботиться еще об одной вещи".

"Что?" резко спросил Танака.

"Мускрат. Если будет бой, она должна быть в своей кушетке".

Молчание Танаки выглядело как меткий ответ.

"О, это будет весело", - сказал Миллер.

"Я позабочусь об этом", - сказал Джим. "Кроме Маскрата, вы оба готовы? Нужно ли нам что-нибудь еще, прежде чем мы отправимся в путь?"

"Нет", - сказала Тереза. "Мы можем идти". Танака покачала головой. Джим переориентировался на огромную и пустую синеву и обнаружил, что Миллер уже там, под ним.

Он открыл связь с Роси. "Привет".

"Привет", - ответила Наоми. Голос у нее был мягкий и озабоченный. Джим быстро вышел на связь со станцией.

"Итак, мы находимся примерно в ста метрах от поверхности станции и направляемся внутрь".

"Я держу тебя", - сказала она, а затем что-то еще, что он не совсем уловил.

"Тереза хочет, чтобы ты убедился, что Мускрат находится в своей аварийной кушетке на случай, если тебе придется совершать какие-нибудь хитрые маневры".

"Я прослежу за этим".

Огромная голубая стена становилась все ближе. Танака краем глаза заметил, как она активирует и выключает пистолет на предплечье своего скафандра, выдвигая и задвигая ствол в сочетании суетливости и угрозы. Тереза смотрела вперед на станцию в чем-то похожем на голод.

Миллер, стоявший рядом с ним, кивнул. "У меня кое-что есть. Посмотри сюда". Голубая стена вдруг перестала быть безликой. По ней проходили тонкие, как нить, линии, образуя широкие сложные спирали, которые сходились и распадались, сменяясь новыми витками. Это было нечто среднее между органическим и механическим, и оно казалось очень знакомым.

Миллер моргнул, телепортируясь из одного места в другое так, как это может делать только галлюцинация, подождал, пока узор линий успокоится, и потянулся к поверхности. Джим почувствовал усилие в собственном теле, но не в том месте, которое он мог бы определить, а как будто сгибание мышц в фантомной конечности. Когда спирали вновь сформировались, место, где был Миллер, осталось пустым, затем расширилось. Голубое свечение потемнело в круге шириной три метра: образовалась впадина, затем углубилась, а потом превратилась в туннель. Танака что-то говорила, но с выключенным радио. Джим знал об этом только потому, что видел, как шевелятся ее губы.

"Хорошо. У нас есть вход. У нас есть вход".

Когда Наоми заговорила снова, в ее голосе было отчаяние. "Мы дадим вам столько времени, сколько сможем".

"Она думает, что вы все мертвы", - сказал Миллер. "Она и вы, и все на тех кораблях. Или, я не знаю. Если не мертвы, то что-то похуже. Я был разумом, пойманным внутри этих ублюдков, и мне не разрешили умереть. Это было невесело. Кстати говоря, я уже сказал, что тебе большой привет за то, что вытащил меня обратно?"

Джим покачал головой. Он не знал, что он может сказать Наоми, чтобы хоть как-то утешить ее. Ты справилась без меня раньше, или Если мы умрем, то умрем, сделав все возможное, или Я использую любое время, которое ты можешь дать. Ничто не соответствовало тому, что он хотел сказать. "Все будет хорошо", - сказал он.

"Удачной охоты, милая".

"Не будет", - добавил Миллер. "Будет хорошо, я имею в виду".

Холден отключил микрофон. "Да, я знаю, пошел я к черту за то, что вернул тебя. Теперь будь полезен или заткнись".

Кривая туннеля в станцию, казалось, поднималась вокруг него, затмевая и Роси, и Деречо, и звездные ворота. Туннель вел вглубь станции, но направление постоянно менялось в восприятии Джима между движением вперед и вниз - то проход, то падение в дыру.

"Глаза вверх", - сказал Танака, вернувшись к открытому каналу. "Холден, каково ваше состояние?"

"Простите, что?"

"Ваше условие. Ты - мой пропуск в этот маленький адский мир. Если ты натравишь на меня протомонстра, я должен знать, и я должен знать до того, как это случится. Так каково твое гребаное состояние?"

"Итак", - сказал Миллер. "Мне кажется, что был разговор о том, кто будет ведущим в этом деле, который вы двое должны были провести раньше".

"Я чувствую себя хорошо", - сказал Джим, затем сделал паузу, задумался. "Немного лихорадит, может быть? Но не плохо".

"Я хочу получать информацию каждые пять минут. Установите таймер".

"Если мне станет хуже, я дам вам знать".

"Да, дашь. Потому что вы будете на таймере".

Миллер, плывущий между ними на расстоянии полушага, пытался скрыть ухмылку. Джим взвесил все за и против отталкивания Танаки и установил таймер. Он установил его на семь минут.

Туннель расширился. Поверхность, похожая на прозрачную мембрану, обозначила его край, но Джим не почувствовал ничего, кроме легкого сопротивления, когда двинулся по ней. Туннель или отверстие прошло еще десять метров, а затем перешло в огромную камеру. Линии, которые он видел на коже станции, были и здесь, переплетаясь со стенами и колоннами. От стен исходил мягкий свет, слишком рассеянный для теней. Повсюду было движение, и у Джима возникло ощущение, что если бы он не закачал в свое тело сырую протомолекулу, то не заметил бы большей части этого движения. Каждая поверхность была живой, на ней торговали жидкостями и крошечными предметами меньше песчинок. Это было похоже на наблюдение за огромным телом, в котором все ткани заняты своими индивидуальными задачами, а все остальное объединено в одну огромную, непостижимую цель.

Один из столбов также был фигурой - мех, насекомое или что-то другое. У него мелькнуло воспоминание о том, как марсианский морпех уничтожил нечто подобное гранатой, а затем был уничтожен сам, расщеплен на сложные молекулы и использован для восстановления нанесенного им ущерба. Он снова включил микрофон.

"Гм", - сказал он. "Постарайтесь ничего здесь не ломать, если можете помочь".

Он ожидал, что Танака набросится на него, но заговорила Тереза. "Я думала, что здесь нет пригодной для дыхания атмосферы. Так говорилось в отчетах. Благородный газ с некоторыми летучими веществами. Это не то, что здесь".

Джим проверил свой скафандр. Она была права. Неон, и его больше, чем было здесь раньше, и те же следы бензола, но также и кислород. По мнению скафандра, он мог бы прямо сейчас снять шлем и быть в порядке. Но он этого не сделал.

"Это он", - сказал Танака. "Верховный консул не взял с собой скафандр, и если бы не было чего-то подобного на том... корабле, который он привел", - она кивнула на воздух, стены, станцию в целом, - "он бы заставил это поддерживать его".

"У него не было ни еды, ни воды", - сказала Тереза.

Танака нахмурилась за своим лицевым щитком. "Я думаю, у него были. Тем же способом. Он здесь. Холден? Какой путь к нему?"

Джим моргнул и повернулся к Миллеру.

"Понятия не имею", - сказал Миллер. Если "Дуарте" - новый, хорошо отлаженный гоночный корабль, то мы с тобой - пара грузовых контейнеров, привязанных к верхней части реактора. Ты можешь сказать, что мы делаем одно и то же, и не быть технически неправым, но мы не в одной весовой категории".

"Я не знаю", - сказал Джим. "Я думал, ты следопыт".

Танака не ответила. Вместо этого она жестом приказала им оставаться в стороне и, используя свои двигатели, двинулась к центру камеры. Захват точки.

Оказавшись на значительном расстоянии, Танака замолчала, словно прислушиваясь к чему-то. Возможно, так оно и было. Атмосферы было достаточно для распространения звуковых волн, и Джим не знал, на что способен ее костюм. В соборе перемещались линии энергии и сложные электромагнитные поля, которые, как он не был уверен, Танака не могла видеть, а из него в сотне разных направлений вели проходы. На мгновение Джиму все это показалось гаргантюанским сердцем, которое вот-вот сожмется и обрушится на них. Его голова закружилась, словно он падал, и волна благоговения захлестнула его, как будто он услышал голос Бога, но шепотом.

"Стоп, стоп, стоп", - сказал Миллер. "Держи себя в руках. Тебе еще рано начинать испытывать приступы эйфории".

Джим почувствовал, что его не покидает ощущение полного величия станции, и выключил микрофон. "Вы говорите так, как будто игра начинается позже".

Улыбка Миллера была загадочной, и она немного походила на печаль, когда достигла его глаз. "До смерти все есть жизнь".

"Мне кажется, что я должен знать, кто это сказал".

"Сделай пару глубоких вдохов и втяни голову обратно. Мне кажется, мы немного утекаем".

Его взгляд переместился на Терезу, и Джим обернулся, чтобы увидеть, что она смотрит на него с обеспокоенным выражением лица.

"Все в порядке. Я в порядке", - сказал он, затем снова включил микрофон и повторил. Тереза кивнула, но ничего не сказала.

"Не уверен, что ты продал ее", - сказал Миллер.

По открытому каналу снова зазвучал голос Танаки. "Выезжаем. Вы двое пойдете со мной. Оставайтесь. Близко".

Она уже маневрировала по камере. Тереза сориентировалась быстрее и устремилась за ней, оставив Джима прикрывать тыл.

Справа от Джима что-то огромное сдвинулось с места. Его уши наполнились жужжанием, словно рой шершней, которое не было зафиксировано приборами скафандра, а по стенам потекло нечто, похожее на свет, но не являющееся им. Адреналин ударил по организму, и сердце начало тревожно стучать о ребра. Что бы это ни было, оно сместилось, потускнело и двинулось дальше, так и не войдя в камеру. Джим никогда не видел, как кит делает браконьерство, но ему казалось, что он понимает, как это - быть рядом с китом, когда он делает браконьерство. Ни Танака, ни Тереза, казалось, ничего не заметили. Он проверил свои медицинские показатели. Согласно скафандру, температура была чуть выше тридцати восьми градусов. Жар, но не настолько высокий, чтобы вызвать галлюцинации.

"Нет, это было на самом деле", - сказал Миллер. "Просто небольшое напоминание о том, что мы здесь не в своей тарелке".

"В этом не было нужды. Все было ясно", - сказал Джим.

"Что?" ответил Танака.

"Ничего", - сказал Джим. "Просто разговариваю сам с собой".

Танака остановился у продолговатого отверстия в проход, который изгибался вглубь станции. Струйка света, похожая на бледно-голубых светлячков, вытекала из него в более широкую камеру позади них.

"Кажется, я говорил тебе держаться поближе", - сказал Танака. "В следующий раз сделай это".

"Полковник", - сказала Тереза. "Пожалуйста, продолжайте".

Миллер, теперь уже рядом с Терезой, снял фуражку и потер ладонью висок. "Господи Иисусе. Неужели здесь никто не командует?"

Танака повернулся и пошел по проходу. Свечение стен здесь приобрело глубокий маслянисто-желтый оттенок. Линии на них переходили от спиралей к бешеным лихим линиям, которые напомнили Джиму о том, как он был совсем маленьким и родители везли его через снежную бурю. Примерно через сто метров проход начал меняться, расширяясь вдоль большей оси овала и сужаясь вдоль меньшей, пока Джим не смог положить руки по обе стороны.

"Он становится слишком тонким", - сказала Тереза. "Мы не пролезем".

"Держись ближе".

Проход продолжал расширяться и выравниваться, пока Джим не почувствовал, что они пробираются через трещину в пещере. Ощущение массы по обе стороны стало вызывать клаустрофобию, но Танака продолжал идти вперед.

Сработал таймер.

"У меня жар, но в остальном все в порядке", - сказал он.

"Что?"

"Вы хотели, чтобы я зарегистрировался. Я проверяю. Небольшая температура. Чувствую себя хорошо. Может, нам всем стоит держать друг друга в курсе событий. Я показываю тебе свое, ты показываешь мне свое. Взаимность".

Танака повернулась назад, протискиваясь мимо Терезы к нему, как угорь в коралловом рифе. Ее челюсть сдвинулась, когда она перешла на частный канал. Он поравнялся с ней.

"Капитан Холден", - сказала она. "Я ценю то, что вы сделали, чтобы я попала на эту станцию, но я здесь и сейчас. Похоже, что ваша нынешняя полезность для меня значительно меньше. Так что я бы очень рекомендовала тебе прекратить высказывать мне свое гребаное отношение, пока я не начала думать о том, сколько я должна тебе за пулю в лицо. Взаимность, и все такое".

Она кивнула один раз, резко, словно соглашаясь сама с собой от его имени, и вернулась к открытому каналу.

"Это тупик. Мы возвращаемся и пробуем снова".

Она протиснулась мимо Джима и направилась к камере, которую они оставили позади. Тереза последовала за ней. Джим на мгновение замер, облокотившись рукой на одну стену, а спиной на другую. Из глубины, где проход был слишком тонок для людей, вырвался поток светлячков и поднялся вверх мимо Терезы и Танаки.

"Ты выстрелил ей в лицо, да?" спросил Миллер.

"В тот момент она пыталась убить нас", - ответил Джим. "Но, честно говоря, я думаю, это было больше потому, что она напомнила мне всех лаконских дознавателей, которые когда-либо выбивали из меня дерьмо".

"Как месть за избиение, выстрел в лицо - это очень хорошо".

"Мне от этого не стало легче".

"Знаешь, - сказал Миллер, - когда я только начинал работать в "Звездной спирали", был один парень. Джейсон. Разозлил босса, не помню как. Застрял на работе по криминалистике данных. Звучит неплохо, но это означало, что он просматривал чужие журналы. Записи с камер наблюдения. Жуткое дерьмо, которое преступники прятали от посторонних глаз. День за днем наблюдать за тем, как происходят ужасные вещи, и не иметь возможности ни черта с этим поделать. Это начало проникать в его голову. Профсоюзный психиатр назвал это "непрерывной травмой". Мы все как бы знали, что будет дальше. Эта песня напоминает мне о нем".

Джим отключил микрофон и поднялся вслед за ними, следуя за подошвами их ног. "Сколько он продержался?"

"Полтора года. Почти девятнадцать месяцев. Мы все считали, что это чертовски хорошо. Большинство людей на этой работе находят способ уйти через шесть месяцев".

"Я не думаю, что у нас есть шесть месяцев".

"Я просто говорю, что у полковника Френдли было преимущество перед тем, как все это началось. Сейчас у нее не все в порядке. Вы должны быть готовы к тому, что вам придется выстрелить в нее снова, прежде чем все закончится".

"В последний раз, когда я стрелял в нее, она не была в лаконской силовой броне, и я все равно не смог ее успешно убить".

"Ну, старина", - сказал Миллер, - "это будет проблемой".