Я держал в руках свежий номер «Правды», и душа моя ликовала. Все-таки мои письма, во всяком случае в ГРУ, сработали. Я еще раз пробежал глазами заметку под кричащим заголовком: «Предатели получили по заслугам!», в которой описывался судебный процесс над Александром Огородником и Дмитрием Поляковым. Оба были приговорены к высшей мере социальной защиты. И мне их отнюдь не жалко. Единственное, о чем я действительно жалел – это о том, что в будущем смертную казнь заменят пожизненным сроком. Подобная нечисть не должна дышать с порядочными людьми одним воздухом. И если что-то от меня в этом плане будет зависеть, я приложу все силы, чтобы смертную казнь никакие либералы не отменили.

А что там Щелоков с моими маньяками? Может быть, заметка уже проскакивала, просто я ее проглядел, поскольку газеты читаю от случая к случаю? Хотелось верить, что мои письма привели в действие механизм неотвратимости наказания.

Наутро после звонка из Союза писателей я проделал все в точности по инструкции. Приехал в секретариат, прочитал условия договора с американским издательством «Faber & Faber», и порадовался за себя. Все-таки 3 тысячи долларов аванса и затем еще 15 тысяч вдогонку по факту выхода книги, да еще и проценты с дополнительных тиражей, которые, хотелось верить, последуют… Все это, пускай и по курсу доллар за 75 копеек, не могло не радовать. Тут же зашел в бухгалтерию и написал заявление, чтобы отныне инвалютные поступления на мой счет переводили в рубли. Поинтересовался у главбуха, когда можно будет получить аванс.

– Вы же договор только что подписали? За недельку, думаю, все утрясется, и деньги приду. Вам позвонят, не волнуйтесь.

А во вторник я ни свет, ни заря, расцелованный Валентиной, сел в электричку и отправился в Москву. В сумке помимо гигиенических принадлежностей и запасных трусов с носками лежали «ридер», мобильник и российский паспорт. Ну и портмоне с российскими рублями захватил. Мало ли, вдруг Машеров ни в какую не согласится сотрудничать, и мне придется доказывать, что я из будущего, с помощью вещдоков. Дензнаки тоже сыграют свою роль. Но это совсем уж крайний вариант. Я все же рассчитывал, что мы договоримся встретиться в следующий раз в более, скажем так, приватной обстановке, где я без свидетелей докажу, что явился из 2015-го спасать страну от развала.

В половине восьмого я был у Дома литераторов, здесь уже толпилось с десяток представителей писательского цеха. Меня многие узнали, я же признал только Владимира Солоухина, чей брутальный портрет как-то видел на титульном листе книги «Приговор». Кстати, в этой реальности написанной в прошлом году.

Чуть позже на белой «Волге» подвезли Федина, который сверился со списком присутствующих. Не хватало только вечно, как мне объяснили, опаздывающего поэта Марка Кабакова. Но и он появился, когда уже началась посадка в «Икарус» с надписью «Интурист» на боку.

11 часов в пути – и мы въехали в город-герой Минск. От Минска до Бреста было еще около пяти часов на автобусе, но наше руководство решило, что ночь мы проведем в столичной гостинице. А рано утром отправились в Брест, теперь уже в сопровождении милицейского кортежа числом в один автомобиль «Жигули». Ничего, что скромно, зато дорогу нам уступали, и до пограничного города мы добрались, можно сказать, с ветерком, уложившись всего в четыре часа.

Естественно, первым делом нас повели смотреть крепость, первой принявшую на себя удар 45-й дивизии вермахта. Сейчас крепость была превращена в музей, и я, не стесняясь, тратил фотопленку, то и дело щелкая затвором «Практики». Когда мы вышли из крепости, оказалось, что подъехал Петр Машеров.

В обычном скромном костюме, без всяких наград и звезд Героя, даже без орденских планок. Подошел, обнялся с Фединым, пожал всем руки. Сухая, крепкая ладонь, почему-то сразу возникло ощущение, что с тобой здоровается уверенный в себе человек. И он отнюдь не был похож на ту развалину, которую уже начинает представлять из себя генеральный секретарь. Так что понятно, в чью пользу сравнение.

– Это, Петр Миронович, тот самый Губернский, написавший повесть «Знак беды», – представил меня Федин.

– Читал, очень понравилось. Спасибо за книгу, словно на тридцать с лишним лет назад вернулся, когда читал, так живо и сильно написано.

– У Сергея Андреевича к вам одно дело есть, он вам сам потом расскажет, если у вас найдется пара свободных минут.

– Для такого хорошего писателя, конечно, найдется, – сказал Машеров. – Только после мероприятия, а то вон уже школьники с ветеранами подъезжают.

Пообщаться с первым секретарем ЦК компартии Белорусской ССР удалось часа через два, в течение которых писатели и поэты выступали перед собравшимися, а мне пришлось рассказать об истории создания повести «Знак беды». Хорошо, что я этот момент продумал заранее, не нужно было заниматься экспромтами, выкручиваясь из ситуации.

Разговор с Машеровым я тоже продумал вроде бы до мелочей, не исключая, впрочем, варианта, когда Петр Миронович откажется от идеи мемуаров наотрез. Но попробовал подать под тем соусом, что это не какое-то восхваление лидера Белоруссии, а бесценные воспоминания, которые не должны кануть в Лету, а обязаны служить воспитанию подрастающего поколения на примере их отцов и дедов.

– Мысль, пожалуй, верная, – задумчиво сказал Машеров. – Подрастающему поколению нужны положительные примеры. Другой вопрос, как на все это найти время…

Неужто клюнул?! Только бы не сорвался с крючка, ведь ставки были очень, очень высокими. На кону стояло будущее страны.

– Необязательно сидеть часами в загородной резиденции и надиктовывать воспоминания на магнитофон, – сказал я, пожалуй, даже слишком торопливо и тут же постарался вернуть голосу солидность. – Нет, магнитофон, конечно, дело нужное, с его помощью можно сэкономить время. Но я вполне могу сопровождать вас в поездках, к примеру, сядем в машине сзади, и так же будете надиктовывать, пока едем. Я так думаю, что и на обложке желательно вписать вашу фамилию.

– Не слишком вызывающе, еще и фамилию?..

– Как раз в тему, Петр Миронович. Сразу привлечет внимание, чем если бы красовалась фамилия малоизвестного автора вроде меня.

– Не такой уж вы и малоизвестный, я успел изучить вашу биографию после того, как прочитал повесть. Пишете прозу и стихи, песни сочиняете, археологией увлекаетесь… Я даже звонил Георгу Васильевичу, он вас очень хвалил! Знаете что, у меня законный отпуск в августе, месяц, конечно, я не протяну, слишком жирно будет, но дней десять проведу в санатории «Летцы» в Витебской области… Мда, Витебск, надо же такому случиться, – удрученно покачал головой Машеров.

– А что там такое?

– Да душегуба одного поймали, столько людей загубил… Носит же земля таких! Я не я буду, если к нему не применят высшую меру… Ладно, не будем о плохом. В общем, приедете в санаторий, я попрошу и на вас путевку оформить, приезжайте с магнитофоном, во всеоружии. Будем совмещать приятное с полезным. Кстати, там отличные минеральные ванны, так что и подлечитесь, если что.

О да!!! Сразу два отличных известия. Уговорил-таки Машерова, а еще узнал, что Михасевича, похоже, все-таки поймали. И по этой части сработало!

Договорились держать связь через помощника Машерова, что мне живо напомнило историю с Рашидовым. Там тоже узбекский лидер подсунул нам своего помощника. Ну а что, не напрямую же беспокоить таких людей!

Этим же вечером мы выехали в Минск, там переночевали, а наутро отправились в Москву. Домой я вез кое-какие белорусские сувениры. В частности, две «вышиванки» – рубаху на себя и что-то типа короткого сарафана жену, а также деревянную пивную кружку ручной работы. Ну и памятный знак с изображением Брестской крепости, куда же без него.

Приятно, что «вышиванка» пришлась Вале впору, свою-то я еще там примерил, при покупке. Она с удовольствием крутилась перед зеркалом, примеривая с «вышиванкой» то туфли, то сапожки.

– Ну как? – спрашивала она, поворачиваясь ко мне то одним боком, то другим.

– Лучше всех! – совершенно искренне отвечал я, пытаясь обнять Валюшку и поцеловать. Некоторое время та успешно уворачивалась, но в итоге я все же взял верх, и мы оказались в широкой супружеской постели.

Тем же вечером я позвонил Высоцкому. Мы договорились, что в ближайшее воскресенье – редкий день, когда у него не было ни спектаклей, ни съемок, ни концертов – он приедет с Мариной к нам на новоселье. Я продиктовал адрес нашей дачи, Высоцкий обещался быть вовремя.

После звонка Володе я дошел до дачи Окуджавы, дверь открыла домработница. Оказалось, что Булат Шалвович сегодня выступает для студентов и ректората Ярославского медицинского института. Но к воскресенью должен вернуться в Переделкино, и мое приглашение на новоселье домработница обещала передать. Проконтролировать ее что ли, зайти в субботу вечерком к Окуджаве… А то мало ли!

Подумал, кого еще позвать… Итак, Ленка приедет, само собой, вероятно со своим парнем, которого пока хватает, как она ни скажет, только на поцелуи. Дальше Высоцкий с Мариной, еще Окуджава, возможно, с супругой Ольгой Владимировной. Давида Израилевича надобно позвать, человек нужный, чай, запомнит этот момент, добром, если что, отплатит. Кстати, он все на шкаф зарился, Валя от него тоже собиралась избавляться с моей подачи. Пока нас набирается с десяток, может быть, и достаточно?

А-а, блин, про съемочную группу я и забыл! Завтра буду на «Мосфильме», надо бы пригласить Тарковского, Янковского, Ульянова… Николсон вчера улетел в Штаты, сцены с его участием все отсняты. Ну, ничего страшного, обойдемся без Джека. Да и из этих, возможно, кто-то не придет, хотя в воскресенье Тарковский и объявил выходной.

На следующий день я этот вопрос прояснил. Из вышеперечисленной троицы согласился прийти только Янковский. Ульянов сослался на неважное самочувствие и проблемы с сердцем. Мол, пить и курить ему запретили врачи, а сидеть и молча завидовать он не хочет. А потому Михаил Александрович просто поздравил с новосельем и после окончания съемок вручил мне бутылку армянского коньяка, которая каким-то чудесным образом завалялась у него в гримерке. Тарковский придумал аналогичную отмазку, но коньяк от себя обещал вручить в следующий раз, потому как у него ничего лишнего заваляться в принципе не может. Признаться, отказ Андрея Арсеньевича я воспринял с облегчением. Сложный он человек, при нем толком и не повеселишься, все время чувствуешь на себе его пристальный взгляд.

В тот же день по настоянию жены отправились выбирать люстру в зал. То, что висело там под потолком сейчас – годилось разве что в музей, с чем я так же вынужден был согласиться. В отделе электротехнических товаров ЦУМа Вале приглянулась хрустальная люстра ценой около полутора тысяч, и размерами, больше подходящими Дома культуры, чем для нашей дачи. Мои доводы все же возымели действие, и мы приобрели светильник поскромнее, и в два раза дешевле, но тоже с хрустальными подвесками. Эх, не получилось уболтать жену взять что-нибудь в стиле «hi-tech», пришлось потворствовать ее мелкобуржуазным желаниям.

Тем временем работа над фильмом близилась к завершению. Мое присутствие на площадке, в принципе, и не требовалось, сцены с моим участием были уже отсняты. Помимо той, где я с парой предложений отдаю начальнику ЦУПа папку, засветился еще несколько раз, но теперь уже в роли безмолвного массовика-затейника.

Как бы между делом я поинтересовался у режиссера, как обстоит дело с музыкальным сопровождением. Над ним работал Эдуард Артемьев, с которым Тарковский делал «Солярис». Мне даже разрешили послушать у звукорежиссера на магнитофоне готовую запись музыкальной темы. Ничего так, прилично, хотя и как-то депрессивно. О чем я и сказал Тарковскому.

– Это тема из первой части фильма, а к финалу Эдик пока сочиняет. Обещает нечто жизнеутверждающее.

Логично, все же ведь заканчивается хэппи-эндом. Кстати, по сюжету, который я старался не слишком переделывать, на марсианской станции Виктор Огнев обнаруживает забытые товарищами музыкальные записи, которые гоняет до посинения, потому что альтернативы попросту нет. В сценарии я написал, что фонотека состояла из песен «Беловежская пуща», «Черный кот», «Звездочка моя ясная», пара треков из «Битлов», ну и вписал, не удержался, песню «Трава у дома». Все эти вещи Тарковский сохранил, даже битловские песни, на что я особо и не рассчитывал.

Вернувшись с «Мосфильма» в Переделкино, обнаружил Валентину, выгуливающую Даньку во дворе. Мелькнула мысль, что надо бы оборудовать нечто вроде детской площадки. Сейчас время терпит, но годика через два-три, когда Данила подрастет, горка и качельки не помешали бы.

– Там тебе Чарский обзвонился, дело у него какое-то срочное.

– Понял, спасибо… Кстати, завтра едем покупать холодильник. В воскресенье у нас гости, придется закупать еду, а хранить ее негде.

– А я сразу тебе сказала, что холодильник нужен, еще до поездки в Белоруссию мог бы подсуетиться. Только без очереди где ты купишь? Хоть и Москва, а все равно, наверное, очередь отстоять придется, так что к новоселью вряд ли холодильник купим.

– Прямо уж не купим?

– Попробуй, но я далеко не уверена… И ужин на плите, сам наложишь, – крикнула она мне вдогонку.

Несмотря на доносившийся с кухни обалденный аромат, я все же первым делом набрал Чарского.

– Але, Анатолий Авдеевич, здравствуйте, это Губернский. Вы меня искали?

– Да-да, Сергей Андреевич, искал… Тут такое дело, Ингу пригласили выступить через две недели на сборном концерте для ветеранов войны. Мы с ней удивились – с чего бы вдруг, вроде у нас репертуар не патриотический. А потом пробил по своим каналам, выяснилось, что ее кандидатуру утвердил сам Председатель Государственного комитета по радио и телевещанию при Совете Министров СССР Сергей Георгиевич Лапин. Не знаю, может, влюбился он в нее, но опять же, с чем выступать?

– То есть я должен срочно что-то сочинить?

– Сергей Андреевич, дорогой, вы же знаете, что моя благодарность не будет иметь границ.

– Хм, ладно, Анатолий Авдеевич, что-нибудь придумаем.

– Только, умоляю, не затягивайте, там же еще и репетировать нужно.

– Понял вас, понял, постараюсь не тянуть, счастливо, Инге привет!

Положив трубку, отправился на кухню. Так, салат из свежих овощей, в кастрюле, накрытой для верности полотенцем – пюре и котлеты. Вот котлетки-то и пахли так. Что слюнки невольно текли.

Ужиная, обдумывал, чем бы можно порадовать ветеранов. Предложить ей песню «Комбат» из репертуара «Любэ»? Это для каких-нибудь «Голубых беретов» сгодится, но никак не для Инги.

Отужинав, вышел к своим во двор подышать свежим воздухом, поблагодарив супругу за прекрасный ужин.

– Да не за что… Чего такой озабоченный? Чарский?

– Ага, просил срочно песню сочинить для дочери. Ей выступать через две недели на концерте для ветеранов.

– И как, сочинишь?

– Да вот думаю… Пойду-ка я возьму гитару, появилась у меня одна мыслишка.

Мысль и впрямь появилась. Если уж мы удивили всех треком «Искала», то почему бы еще раз не рискнуть? Я взял ручку, лист бумаги, и принялся накидывать текст песни «Кукушка». Ее-то я тоже бацал под гитару по молодости, пытаясь подражать голосу Цоя. Но, честно говоря, кавер-версия, исполненная, к примеру, Полиной Гагариной к фильму «Битва за Севастополь», мне понравилась больше. Ну а вариант моей обожаемой Ольги Кормухиной – вообще улет! Может, и Инга потянет? Правда, скорее она споет под Гагарину, чем сможет прохрипеть по-кормухински.

«Кто пойдет по следу одинокому?

Сильные да смелые

Головы сложили в поле в бою…»

Такие строчки в тему. А вот следующая «Мало кто остался в светлой памяти…» может вызвать непонимание. А если подправить на «Каждый остался в светлой памяти»? Че-то фигня какая-то, лучше не портить оригинал. В смысле текст, а исполнением, надеюсь, мы уж точно не испортим.

Что тут у нас еще вызывает сомнения… «Голову да плечи терпеливые под плеть». Блин, да тут весь текст вызывает сомнения. Не пропустит худсовет, там же наверняка будет прогон перед концертом.

Что же делать? Мой взгляд упал на шкаф, в котором лежала моя сумка не только с «ридером», но также с мобильником и наушниками. Может, в телефоне что-то найдется? Я уже толком и не помнил, что в него накачал, не исключено, что попадется что-то стоящее. Тем более Валя вроде пока с Данькой домой не собираются, есть время проверить.

В этот момент снова раздался звонок. Кто там опять… Оказалось, Слободкин.

– Сергей, привет! Что-то совсем ты нас подзабыл.

– Да дела, кручусь, как белка в колесе. Тут еще переезд, вот только обустраиваемся в Переделкино… А как ты меня нашел, я же вроде с тобой еще не созванивался?

– Так ведь Анатолий Авдеевич – наш общий друг!

– А, ну да, что-то совсем туго соображать начал.

– Так я что звоню-то! Нас тут на сборный концерт пригласили…

– …Выступить перед ветеранами, – закончил я за него.

– А ты-то откуда знаешь?

– Только что Чарский звонил, его Ингу тоже позвали выступить на этом концерте через две недели. И он просил написать им песню.

– Вот же гадство, – разочарованно пробормотал на том конце провода Слободкин. – Значит, мы пролетаем?

– Не хнычь, мой юный друг, есть у меня для вас пара вариантов. Если хочешь – могу завтра заскочить в первой половине дня к тебе на студию. Прямо с ранья, часиков в девять, потому что мне еще к Чарским затем нужно будет ехать.

– Здорово, а я уж было расстроился. Давай тогда на девять и забьемся, адрес тот же.

Вот ведь, прямо как сговорились. Надеюсь, больше ни от кого звонков не последует? Хотя вроде сотрудничаю только с «Веселыми ребятами» и Ингой. Разве что Алка по старой памяти решит напрячь. А что, ее тоже вполне могли пригласить на такой концерт, раз уж Чарскую позвали.

Почему я сразу заявил Слободкину про «пару вариантов»? Потому как давно думал, что у «Любэ» есть в репертуаре лирическо-патриотические вещи, подходящие и для этого времени. Те же «Ты неси меня, река» или «Березы», которые я и собирался завтра предложить «Веселым ребятам».

А вот вопрос с Ингой оставался в подвешенном состоянии. Я включил телефон, мельком глянул на шкалу зарядки. Ну, послушать вполне хватит. Так, теперь в меню… Год считай в него не заглядывал, уже и подзабыл, где тут и что… Так, вот! «Битлы» пролетают, и остальные «западники» тоже, тем более хард-рок. Эх, а здорово было бы выпустить в тех же Штатах альбом под названием, скажем, «Get a Grip». Он в моем телефоне был закачан в полном объеме, все 14 песен, включая мои любимые «Livin' on the Edge», «Cryin'» и «Crazy». Да, «Aerosmith» – это вещь! Как и «ZZ Top». Люблю жесткий блюз.

Но, к сожалению, сейчас их творчество никуда не приткнешь. Чай, не в Америку занесло, там бы я мигом развернулся.

Ну вот и до русскоязычных добрались. Классика русского рока, лучшие образцы. Это не то, снова мимо, снова… А как тут Орбакайте затесалась с песней «Тучи в голубом»? А, блин, жена же еще просила ей скачать композицию из сериала «Московская сага» и скинуть по Bluetooth. Ее же аппарат не был подключен к Инету. Скинул, а удалить забыл, сколько протаскал в телефоне. А ведь песня-то, насколько помню, о войне. Ну-ка, ну-ка…

Я прослушал песню до конца, внутреннее ликуя. Спасибо тебе, Господи, что надоумил бывшую в свое время упросить скачать эту вещь! Надеюсь, это не перепев, не ремейк какой-то старой, забытой вещи, а то получится скандал.

Теперь срочно переписать текст, пока не пришла жена, и подобрать аккорды, которые, к моей радости, оказались на удивление несложными. Единственное – намучался с гитарой, которую по ходу пришлось несколько раз настраивать, подтягивая то одну струну, то другую. Ноты я записывал уже, когда Валя с Данькой вернулись домой. Увидев, что я работаю, супруга не стала меня тревожить просьбой искупать сына, занялась этим сама. А я заодно переложил на ноты обе песни из репертуара «Любэ».

Ну что ж, если со Слободкиным мы уже договорились о встрече, то Чарскому нужно еще раз позвонить. То-то он удивится моей скорострельности! Итак, завтра едем за холодильником, но сначала заскочим на студию к Павлу и домой к антиквару. Или, может, не стоит Валю таскать с ребенком, один со всем управлюсь? Ладно, решим сейчас на семейном совете.