Глава 21
Казалось, л-рей совсем не удивился. А вот старик застыл в нелепой позе над свернутой палаткой.
– Юджин, ты его тоже видишь? – спросил Дёмин.
– Вижу. – Старик выпрямился, обхватив ладонями поясницу. Метнулась тень, и Ник вздрогнул, обманувшись. – Пес?!
– А я думал, глюки. Тогда пошел, Яров, на… – выматерился л-рей. Все так же ровно, без интонаций, только губы его неприятно дернулись.
– Встань, – велел Ник. – Я не хочу убивать тебя так, из кустов.
Л-рей не пошевелился. Спросил:
– У тебя крыша поехала? Лечиться надо.
– Пистолет заряжен боевыми. Снят с предохранителя. Я могу выстрелить в любой момент. А где твои Псы? Почему не охраняют тебя?! – Ник не выдержал, сорвался на крик и тут же прикусил изнутри щеку.
– Успокойся, мальчик, – презрительно сказал Дёмин. – На хрена тут Псы? Ты меня все равно не убьешь.
Л-рей так и сидел, обхватив колени. В свете фонаря белели бинты на запястьях.
– Уверен? – Ник выпрямил руку. Теперь дуло смотрело прямо на Дёмина.
– Абсолютно. Пробовали уже одни такие.
Мушка, поплясав, успокоилась в прорези прицела. Странно, но рука совсем не дрожала.
– Именно такие? Как я?
– Заткнись, – процедил Дёмин. – И пошел вон!
Чувствуя тяжесть оружия в руке, Ник произнес – роняя такие же тяжелые слова:
– Я – самое большое искушение л-рея. Самое страшное. Хуже чем…
У Дёмина по лицу прошла судорога – как в тот миг, когда он считал Псову печать.
– Я – о-рей!
Охнул старик.
– Надо было убить меня первым, – сказал Ник. – Как Иволгу.
Л-рей молчал, сжав побелевшие губы.
– Ты дурак, Дёмин. Ты так ничего и не понял. Убить я тебя могу. Освободить могу. А все почему? Если бы Псы решили иначе, если бы тогда кто-то из нас оказался в другом месте – я бы стал тобой. Л-реем. Это был жребий! Случай! Ты или я. На выбор. Кому с Псами ехать, а кому…
Ник видел, как л-рей вскочил и размахнулся, но не попытался закрыться, только перехватил пистолет, чтобы не сорвался палец на спусковом крючке. От удара отбросило на спину. Левая половина лица налилась горячей болью.
– Врешь! – крикнул Дёмин.
Ник встал, провел языком по зубам. Вроде целые, но губы кровоточат.
– Зачем мне врать? Я все равно пришел убить тебя.
– Стой! – Мирский вклинился между ними.
– Отойди, Юджин! – велел Дёмин, но старик только качнул головой.
Сказал, глядя Нику в глаза:
– Я не понимаю, что здесь происходит: за что ты хочешь его убить, почему? Но у меня никого нет, кроме этого мальчика. Собираешься стрелять? Сначала придется в меня.
В кустах зашумело, метнулась тень. Георг справился профессионально: заломил Юджину руку, ударил, и старик упал, задыхаясь.
– Ты, ублюдок! – крикнул Дёмин.
– Тихо! – Леборовски пододвинул ногу к горлу Мирского. – Его-то Псы не защитят.
Старик поднял голову и просипел:
– Матвей. Солнце.
– Вижу! – Л-рей кинул взгляд через плечо.
Алый диск почти канул за горизонт.
– Действительно, пора заканчивать этот цирк, – сказал Георг и буднично добавил: – Холодает. Ник, стреляй, и пойдем.
Он произнес это так просто, что Ник машинально поднял руку с пистолетом. Снова заложило уши. Он видел, как что-то крикнул Юджин, но не слышал. Шевельнулись губы у Дёмина; лицо у него было не испуганным, а очень злым. Ник дернул головой, и звуки прорвались:
– …если я лягу?
– Что? – не понял Ник.
Дёмин пнул спальный мешок, тот развернулся.
– Лягу, говорю. Не помешает?
Он спятил?
– Стреляй, Ник! – крикнул Георг.
Л-рей действительно лег, навзничь. Нашарил очищенную стариком ветку и взял ее в зубы. Закрыл глаза.
– Стреляй, – повторил Георг. Даже руку протянул, чтобы коснуться пистолета, но тут же отдернул.
– Что это значит? – спросил Ник. – Юджин!
Старик сел, тяжело навалившись на дерево. Бледное лицо его блестело от испарины.
– А ты не знаешь? Ты пришел его убивать – и не знаешь?
– Молчать! – приказал Георг.
– Нет, пусть говорит. Я могу хоть раз услышать правду?!
Мирский потер грудь под пиджаком.
– Искусство л-рея – понять, скольких он может спасти. Разные комбинации проклятий, разные стадии инициации… Матвей всегда берет по верхнему пределу. И платит за это.
Дёмин лежал неподвижно, только пальцы сминали траву. Потянуло сырым холодным ветром – так пахнет замерзающая река и мокрые доски, уже схваченные ледком.
– Да стреляй же, черт тебя побери! – крикнул Георг. – Ну!
Ник вздрогнул и действительно едва не выстрелил. Даже ощутил, каждым нервом: сдвинулась на сотую часть миллиметра спусковая тяга.
Л-рей замычал, вгрызаясь в палку. Уперся затылком в спальный мешок. Еще немного – и выгнется дугой, как прошлой ночью.
– Он должен быть связан? – спросил Ник у Мирского.
Под тяжестью пистолета начала подрагивать вытянутая рука.
– Нет. Матвей свое уже отработал. Это просто… месть.
Дёмин заскреб пятками, сбивая жесткую ткань. Голову он бросал со щеки на щеку, и палка, зажатая в зубах, втыкалась в землю.
Георг положил руку Нику между лопаток. Ладонь была горячей в стылом воздухе.
– Смотри. Разве это – жизнь? Пытка, агония длиною в несколько лет. Постоянная, из месяца в месяц, пока не закончится в морге или в психушке. Думаешь, ему понравится в клинике? Мне кажется, не больше, чем тебе.
– Не слушай его! – крикнул Юджин.
– Милосерднее прекратить мучения разом.
Тело Дёмина перекрутилось: голова в одну сторону, ноги закинуты в другую. Потянулась изо рта красная нитка слюны.
– Стреляй!
Палец сводило на спусковом крючке.
– Ник, слушай меня. Ты должен. На счет три. Раз. Два.
Толкнуло отдачей.
В нескольких сантиметрах от спальника плюнуло черной землей – Ник все-таки успел дернуть стволом.
Сдавило горло. Так, что потемнело в глазах.
…лежал на мокрых досках, неловко откинув руку. Сеяла морось, от которой пахло снегом, и небо было стылым, с тусклым маленьким солнцем. Пальцы касались холодной воды. Вода двигалась, ударяясь в доски.
Ник сел, оглядываясь. Он был на плоту, застрявшем на отмели. Река знакомая: широкая, неторопливая, с обрывистым дальним берегом, похожим на слоеный пирог из земли и глины. Берег, на который выбросило плот, поднимался полого; выше по склону виднелся березовый лес, тронутый изморозью. Местами между деревьями лежал снег. Ник поежился. Хорошо, что поверх футболки на нем оказалась камуфляжная куртка. Сунул озябшие руки в карманы. В правом пальцы наткнулись на железо. Пистолет. Не «АПСК», что приготовил Георг, а привычный «ТР-26». Заряженный.
Проверив, Ник снова вогнал магазин в рукоять. Хотел было сунуть пистолет обратно, но замер, напряженно прислушиваясь. Шумела река. Слабый ветер шевелился в березовых ветках. Ни шагов, ни чужого дыхания. Но от чьего-то взгляда холодело между лопатками. Ник резко обернулся.
Мужчина в черной куртке стоял в трех метрах от плота. На влажном песке за его спиной не отпечаталось ни единого следа.
Ник спрятал бесполезный пистолет и спрыгнул на берег.
– Здравствуйте. Это же вы были позавчера? Вы приходили ко мне, а не к Дёмину.
Лицо у Пса дрогнуло, каждая мышца в отдельности, точно вспоминая, как это – двигаться. Шевельнулись губы. Сначала беззвучно, но со второй попытки получилось:
– Да.
Ник всмотрелся, не веря. После того как Пес заговорил, его лицо уже не казалось маской. И глаза – они были живые. Знакомые.
– Это… вы?
Знакомые по фотографиям, по обрывкам воспоминаний.
– Вы – Родислав Яров?!
Пес качнул головой. Речь давалась ему с трудом:
– Нет. Был им. Сейчас… долг. – Он проталкивал слова через напряженное горло. – Хранить л-рея. Возможность изменить.
– Что изменить?
– Систему. Привычку. Стабильность.
– Вы говорите как Георг, – с горечью заметил Ник.
– Да. Нет. – Пес заволновался. – Разные цели. Разные методы. Ты один. На две стороны.
– Я не понимаю!
Пес мучился, у него вздулись от напряжения вены на висках.
– Только ты. Можешь. Иди туда. – Он показал на лес, побитый изморозью.
– Подождите! А мой отец? Он тоже здесь?
– Нет. Своя судьба.
Пес – дядя Родислав? – протянул руку. Пальцы замерли в нескольких сантиметрах от камуфляжной куртки.
– Верю в тебя. Шанс на милосердие. Измени.
– Что я должен сделать?! Ну хоть вы можете сказать?
– Нет. Твой выбор. Торопись.
Воздух скомкался, точно смялся рисунок. А когда расправился, Пса не было.
– Дядя Родислав! – крикнул Ник.
Пусто на берегу. Под стылым ветром пригнулись березы, и река пошла рябью.
Ник прикоснулся к «ТР-26», нащупал предохранитель. «Спокойно!» – приказал сам себе.
Он знал, что можно возвратиться – достаточно столкнуть плот с отмели и запрыгнуть на него. Но вместо этого повернулся спиной к реке и пошел в сторону леса.
С каждым шагом становилось все холоднее, зато прекратилась морось. Вскоре с выстуженного неба посыпались белые хлопья. Когда Ник добрался до деревьев, кругом лежали сугробы. Ноги утопали в них по щиколотку, и джинсы промокли.
Берег поднимался, приходилось хвататься за ветки, чтобы не соскользнуть. Ник взобрался на холм и в просветах между стволами опять увидел реку. Наверное, она делала петлю: слоистый обрыв напротив был знакомым. Но река успела замерзнуть, и по эту сторону лед сливался с заснеженным берегом. По льду кто-то шел: вдалеке виднелись три черные точки.
Ник повернулся, выискивая удобный спуск, и заметил Дёмина.
Л-рей, в одной футболке и джинсах, сидел в сугробе, опершись спиной о березу. Ника, укрытого тенью, он не видел, его же самого освещало солнце. Щека у Дёмина была ободрана от виска до подбородка. Локоть разбит, и красные капли, срываясь, падали в снег.
«Холодно же», – передернуло Ника.
Дёмин пошевелился: запрокинул голову и уперся затылком в ствол. Закрыл глаза. Руки л-рей держал на коленях, и Ник с удивлением разглядел, что на запястья вместо бинтов намотаны веревки, толстые, совсем как те, что удерживали л-рея на лавке прошлой ночью.
Зачем он тут сидит? Кого-то ждет?
Ник посмотрел на реку. Черные точки, ярко выделявшиеся на снегу, стремительно приближались. Слишком быстро, люди так не могут. Да и силуэты не похожи. Не бегут, а точно стелются по льду.
Ноги стали ватными, Ник ухватился за ветку, чтобы не упасть. Он узнал. Страх – как удар под дых, перехватило дыхание. Невозможно было шевельнуться, не то что побежать. Да и куда бежать? Разве тут, в лесу, спрячешься? Почуют мгновенно. Возьмут след и…
Оборотни приближались. Впереди вожак, крупный, с седыми проплешинами на боках. Ник почувствовал запах мокрой шерсти – невозможный на таком расстоянии.
«Это сон! Я хочу проснуться!» Но леденел в морозном воздухе затылок, и запах – такой реальный! – не давал дышать. Свело судорогой пальцы, цеплявшиеся за березу.
Там, где река делала поворот, оборотни сменили курс. Взяли ближе к берегу. У Ника подломились ноги, и он осел в сугроб. Понял: у зверей другая цель. Дёмин.
Облегчение было так велико, что едва не вытошнило сдавленным в груди воздухом. Зажал себе рот. Нужно сидеть тихо-тихо. Не привлекать внимания.
…а потом можно будет не думать: стрелять в л-рея или нет.
Оборотни выскочили со льда на берег. А Дёмин все сидел с закрытыми глазами!
«Дурак! Посмотри же!»
Снег выметывался из-под лап, звери быстро покрывали расстояние. Быстро и беззвучно.
Они все сделают за него, Ника.
Дёмин повел головой, не открывая глаз. Подхватил под локоть расшибленную руку.
Вожак ощерился, все так же беззвучно. Если он порвет горло, Дёмин умрет мгновенно. Или успеет понять, что произошло?
Как пахнет мокрой шерстью…
Ник выпрямился и закричал:
– Матвей! Слева!
Л-рей повернулся. Но не налево, а к Нику. Глянул с изумлением.
– Беги!
Оборотни приближались: вожак заходил спереди, двое других брали в клещи. Ник рванул застежку у горла; несмотря на снег, его бросило в жар.
Матвей поднялся. Плотнее уперся спиной в ствол. Убегать он, видно, не собирался.
Вожак прыгнул сразу, без подготовки. Вот только лапы касались снега, и вдруг летит, распластавшись. Матвей успел подставить руку, и зверь вцепился в локоть. Брызнула кровь – на черную морду, футболку л-рея. Упали, покатились по снегу. Молодые звери, ощерясь, тоже кинулись в драку.
Кровь – очень яркая на снегу. Много крови.
У молодых тоже испачканы морды.
Они что же, рвут на куски? Заживо?
Матвей закричал.
У Ника хрипело и клокотало в горле, когда он бежал с холма. Кувыркнулся и никак не мог подняться – увязал в снегу, что-то тяжелое било по бедру. «Это же пистолет. Кретин».
Вытащил «тэрэшку» и чуть не уронил ее в сугроб. Выругался. Встать и не пытался, только поднялся на одно колено. Рука тряслась, пришлось подпереть ее левой. Самым трудным оказалось выровнять дыхание. В вожака Ник целиться побоялся – заденет л-рея. Выбрал молодого зверя, что азартно метался из стороны в сторону. Вот оборотень отскочил и припал на передние лапы. Ник нажал на спусковой крючок. Он не был уверен, что попадет, и удивился, услышав визг. Оборотень закрутился на месте, разбрызгивая кровь из раненого бока. Ник выстрелил еще раз, подбивая ему лапу. Визг сменился воем. Собратья, занятые л-реем, не обращали на него внимания. Сплелись в тесный клубок, как стрелять в это месиво?
Ник рывком поднялся и снова побежал.
Он успел заметить, как распрямился раненый зверь, но среагировать уже не мог. Накрыла тяжелая туша, повалила. Сил у зверя хватило только на прыжок, добраться до горла не получилось. Ник заорал, барахтаясь в снегу. Пистолет оказался зажат между животом и брюхом, не вывернуть. С треском разорвалась куртка на плече, клыки скользнули по коже. Ник дернул рукой и все-таки выстрелил – один, второй, третий. Стрелял, даже когда зверь перестал шевелиться.
«Патроны, дурак!»
От острого запаха мокрой шерсти и крови мутило. Подтянулся на руках, вытаскивая себя из-под зверя. Сначала поднялся на четвереньки. Его шатало. «Вставай!» Матвей был еще жив – кричал.
Из-за деревьев выскочила девушка. Тоненькая, высокая, с копной спутанных волос.
– Стой! – заорал Ник.
Клубок вдруг распался. Звери припали к земле и зарычали. Ник успел – метнулся и упал, прикрывая собой л-рея. Вскинул руку с пистолетом. За секунду до того, как прыгнул вожак. Выстрел пришелся в раскрытую пасть, брызнуло кровью.
Оставшийся зверь вздыбил шерсть на загривке. Ник целился ему в глаз, но промахнулся. Пуля разорвала ухо. За звериным криком не было слышно второго выстрела, Ник нажал на спусковой крючок еще раз.
Патроны кончились.
«Я сейчас умру? Как глупо!»
Зверь надвинулся, загородив собой свет. Ник увидел прямо перед собой морду – ощеренная пасть, шерсть слиплась от крови. Увидел желтые глаза с узкими прорезями зрачков. И ткнул пистолетом. Ствол вошел в левую глазницу. Оглушило визгом.
Ник бил и бил рукоятью, не понимая, когда успел перехватить «тэрэшку». Руки были мокрыми, пистолет выскальзывал. Морда превратилась в месиво, а Ник все бил и, кажется, рычал сам.
– Он мертв! Хватит!
Кто-то пытался остановить его.
Девушка, та самая, с растрепанными волосами. Лицо бледное, на щеке брызги крови.
Ник узнал ее и сам ощерился не хуже оборотня:
– Ты?!
Оттолкнул и поднялся на колени, загораживая Матвея.
– Уходи. Убирайся! Ведьма!
Таня растерянно отступила.
– Зачем ты явилась? Добить меня? Удивлена, что не сдох?
Ник орал, срывая голос, и сам себе был противен: окровавленный, в звериной вони, готовый убивать. Перед глазами – красная пелена.
– Нет! – отчаянно замотала головой девушка. – Они сказали, с тобой ничего не случится! Я предала тебя, да! Но они обещали, что ты будешь жив. Клянусь!
– Не ври! Кому это надо?! Кто – они?
– УРК, – сказала Таня. – Это правда! Я испугалась клиники, да! Но я не…
– Откуда ты здесь?
– Меня привезли. Сайгар, мой куратор, и еще двое. А потом пришел Пес. Он показал дорогу к тебе.
Ник мотнул головой, пытаясь избавиться от пелены. Снег сквозь нее казался алым, или он и был таким – от крови? Вскинул лицо к небу. Оно медленно светлело, превращаясь из багрового в серо-голубое.
Кому верить?
Ведьме?
Или Георгу?
Взвизгнула Таня. Прижав ладонь к губам, она отступала, пока не ударились спиной в березу.
Ник замер, стоя на коленях.
Черные тени скользили по замершей реке, появлялись из-за деревьев, спускались с холма. Подобравшись ближе, они обретали плоть, краски, запахи. Становилось слышно, как под ногами и лапами скрипит снег. Кольцо сжималось, не вырваться. С неба на белый наст упала гигантская тварь. Она походила на изуродованную летучую мышь – сплошные кожаные лоскуты и перепонки, башка низко опущена, почти спрятана за скрещенными крыльями.
Ник вскинул пистолет. Он помнил, что нет патронов, но не мог опустить руку, продолжая целиться.
Тварь заскрежетала, задвигала крыльями. От этих звуков продрало морозом.
Тем более жутким показался чей-то смех. Вздрогнув, Ник обернулся.
На поваленном дереве сидела старуха в черном платье с брошью-камеей у горла. Расшитая серебром шаль ниспадала с плеч, касаясь бахромой снега. Старуха сидела очень прямо, сложив тяжелые от перстней руки на набалдашнике трости. За ее спиной стояла женщина. В возрасте, но красивая, темноволосая, с белым напудренным лицом и пронзительными глазами. Женщина улыбалась, показывая ямочки на щеках.
– Смешной мальчик, – нараспев сказала она. Вынула из кармана шубы зеркальце, алую помаду и неторопливо подкрасила губы. – С пистолетиком. На вампира. Пиф-паф.
Растерянный, Ник опустил «тэрэшку». Ухватившись за дерево – ноги не держали, и тело казалось чужим, – он встал.
– Фиска, уймись! – одернула женщину старуха. Посмотрела мимо Ника. – Ну, здравствуй, Татьяна. Вот и свиделись, не все ж мне тенью ходить.
Таня спросила недоверчиво:
– Это вы?! Там, на регистрации в УРКе. Это действительно вы?
– А кто ж еще. Оксанка! Дай ей мою шаль. Заморозим девчонку.
Из-за деревьев шагнула девушка, которую Ник не заметил раньше. На девушке было пальто, перехваченное ремнем, как в фильмах про блокаду. Над плюшевым воротником торчали косички с коричневыми бантами. Девушка взяла у старухи шаль и пошла к Тане, легко ступая по снегу. Улыбнулась – и Таня улыбнулась в ответ, точно отражение.
– Ведьмы, – сказал Ник.
– Догадливый мальчик, – усмехнулась женщина. Она подошла к л-рею и опустилась на корточки, пачкая в крови юбку.
Ник только сейчас решился взглянуть на Матвея.
Оборотни постарались. Грудь у л-рея была располосована так, что виднелись кости. Живот порван. Левая рука непонятно на чем держится, кажется, на клочках мяса. Правая вся в следах от зубов, только запястье защитили веревки.
Матвей открыл глаза. Это было так неожиданно, что Ник вздрогнул. Разве можно прийти в сознание – и не закричать? Разве можно вообще оставаться в сознании с такими ранами?
– Больно? – спросила Фиска. Провела пальцем по щеке л-рея, и тот замычал сквозь стиснутые зубы. На коже остался красный след от ногтя. – Ничего, миленький. Потерпи. Еще больнее будет. Уж я обещаю!
Оскалившись, женщина ткнула в рану на плече.
У Матвея лицо стало – в цвет снега. Но и сейчас он не разжал зубы. Вскрикнула Таня:
– Вы что?! Не надо!
– Дура! – окрысилась на нее Фиска. – Пожалела! Ты хоть знаешь, кто это? Твой л-рей!
Сказала, точно выплюнула. Как самое бранное, грязное слово.
– Тот самый. Который мог приехать, но не приехал.
Женщина схватила Матвея за волосы и дернула голову вверх. Л-рей закашлялся. Потекла кровь по подбородку.
– Думаешь, ему тебя жалко? Как же! Еще одна ведьма? Она жить хочет? Любить? Так пусть трахается по кабинетам с куратором. Тебя уже раскладывали на столе, девочка?
Таня молчала, стискивая у горла старухину шаль.
Ник поднял «тэрэшку». Знает ли ведьма, что нет патронов?
– Отойди от него!
Фиска расхохоталась.
– Он прав, – неожиданно сказала старуха. – Не наша очередь.
Фыркнув, ведьма разжала пальцы, и голова Матвея упала в снег.
– Да пожалуйста! Еще успею!
Женщина поднялась. Намокшая в крови юбка липла к ногам. Фиска прислонилась к березе и демонстративно скрестила на груди руки.
– А ты, парень, зря вмешиваешься. Оглянись, – велела старуха. – Нас слишком много.
Кого только не было в этом лесу: люди в одежде разных времен, звери, жуткие твари. Они смотрели на л-рея. Мимо Ника, но все равно хотелось отступить, исчезнуть с поляны и никогда больше о ней не вспоминать.
Ник уперся спиной в дерево. Перехватил правую руку в запястье, чтоб не было заметно, как подрагивает ствол.
– Каждому из нас давался шанс, – сказала старуха. – Псовая отметина. Каждый ждал л-рея, этого или другого – не суть, все одинаковы. У каждого было свое полнолуние. Но л-рей не выбрал. Не захотел. Как думаешь, мы имеем право отомстить? Татьяна, ответь ему! Разве ты не мечтала об этом? Ведь он мог приехать! И все было бы по-другому. Вся твоя жизнь была бы у тебя.
Таня комкала шаль и молчала. Девушка в блокадном пальто погладила ее по плечу.
«Я же их понимаю», – с ужасом подумал Ник. Он помнил комнату, похожую на больничную палату. Помнил, каково это – ждать. Чувствовать, как медленно, с металлическим клацаньем, цепляясь зубцами и шестеренками, движется время. И как оно уходит.
– Что вы хотите с ним сделать?
Старуха удивилась.
– Убить, разумеется. По очереди, как жребий выпал. Следующим вампир.
Ник посмотрел на гигантскую тварь, укрытую кожаными лоскутами крыльев. Морда у нее была узкая, с коротким хоботком. Этот хоботок все время двигался.
– Затем мы, и после нас… Вчера л-рей выбрал пятерых, значит, цена тому – пять смертей.
– И так после каждого полнолуния?!
– Конечно. Таков его дар и его проклятие.
Вспомнилось, как падали по разную сторону от кресла карточки. «А я бы – смог?» – подумал Ник. Держать в руке листок и решать: будут рвать тебя оборотни или нет. Зная, что напротив сидит человек, который может освободить от этого выбора. Странно, что Матвей ненавидит его так мало!
– А если, – Ник облизнул пересохшие губы, – если я сниму его проклятие? Что тогда?
Старуха поморщилась.
– Лучше добей его с той стороны.
– Спасибо, это мне уже предлагали. Так вы оставите его в покое?
Трость глубже вонзилась в снег.
– Да.
Ник сунул пистолет в карман и опустился на колени рядом с Матвеем. Л-рей был в сознании. Но слышал ли разговор? Глаза мутные от боли. Ник осторожно взял его за руку. Пальцы ледяные. Веревка, мокрая от крови и снега, врезалась в запястье. Узел совсем простенький. Но самому л-рею никогда не развязать его. Он не может ни разрезать веревку, ни пережечь. Звериные зубы тоже не справятся.
Узел поддастся лишь о-рею.
– Не смей.
Ник даже не понял сначала, что это произнес Матвей.
– Пошел… к черту, – выговорил л-рей в два приема. Кровь снова потекла по подбородку.
За спиной послышался клекот. Волновался вампир в ожидании очереди. Ведьмы – даже Фиска – молчали.
– Матвей, ты уверен? – спросил Ник.
Л-рей повернул голову. Так кровь сочилась из уголка губ.
– Да. Мой выбор. Теперь – мой.
И этого парня его заставляют убить?! «Я не смогу как Георг, – подумал Ник. – Я не понимаю, как такое – ради высшей цели».
– Ты слышал, что он сказал, – заговорила старуха. – Уходи, о-рей. Вон туда, к реке, там она не замерзла.
Оцепление разорвалось. Двое – мужчина в черных глухих очках и грузный зверь, похожий на медведя, – подались в стороны.
Так просто – уйти. Спуститься на заснеженный берег. Не оглядываясь, столкнуть с отмели плот, а дальше вынесет течением.
Ник встал. Достал из кармана «ТР-26». Вынул магазин из рукояти и совсем не удивился, увидев, что тот полон.
– Ты не л-рей, у тебя здесь одна жизнь, – сказала старуха.
– Я знаю. В Арефе у меня тоже была одна.
– В Арефе у тебя была цель. А здесь – бессмысленно. Ты не спасешь его. Л-рей умрет и снова вернется на круг.
Она была права. Все были правы: Георг, Алейстернов, отец, дядя Родислав, Юджин Мирский.
Ник вставил магазин в рукоять и повторил:
– Я знаю. Но от остальных вариантов меня тошнит.
Старуха поднялась, тяжело опираясь на трость.
– О-рей! Я даю тебе последнюю возможность передумать. Ты не продержишься до рассвета. Смотри.
У Ника взмокла спина и тут же заледенела в морозном воздухе. Он увидел, как шевельнулся мертвый оборотень.
Зверь дрыгнул лапами, поворачиваясь на брюхо. Облизнул окровавленную морду.
– Ты уверен, что стоит умирать? Умирать – вот так?
Поднялся и второй оборотень, кувырнулся в снегу, очищая шкуру.
– Спросите л-рея, – посоветовал Ник. – У него большой опыт.
Потянулся третий, размял лапы.
– А убивать? Стоит?
Ник кивнул на оживших оборотней:
– Кого? Вас?
– Нас. Про́клятых. – Старуха усмехнулась. – Вот ее.
Фиска стремительно шагнула и толкнула Таню в спину, сама же юркнула за дерево.
– Она тоже мечтает отомстить л-рею, – припечатала старуха. – Она тоже ведьма. Стреляй.
Ник замер.
Как тихо на зимней поляне. Бело – беззвучно сыпется снег. Закрашивает пятна крови.
…Густой белый свет, и люди точно рыбы… Люди, погибшие там, где выжил о-рей. Ради чего?
– Убей ее, – сказала старуха. – И мы уйдем.
Снежинки оседают на Танины волосы, цепляются за ворсинки шали. Наверное, падают Матвею на лицо, но Ник не мог оглянуться. Он смотрел на Таню – и помнил, очень отчетливо, как незнакомая еще девушка глянула на него из дверного проема. Как шагнула под снежное небо, запрокинула голову. Упал капюшон, выпустив на волю русые волосы. А девушка, улыбаясь, ловила губами снежинки.
– Она права, – согласилась Таня. Провела по волосам, снимая налипший снег. Волосы были в крови – запачкались, когда оттаскивала Ника от оборотня. Талая вода на ладони стала розовой. – Я тварь. Нечистая. Я предала тебя. Я ненавижу его. Таким, как я, нет места. А в тюремную клинику я не хочу. Стреляй.
Сколько раз Ник слышал это слово? Сначала говорил отец. Потом – сержант по прозвищу Задница и снайпер Костян. После Георг Леборовски. Они все хотели, чтобы Ник умел убивать.
– Мне холодно, – сказала Таня. Кивнула на л-рея: – А ему очень больно. Не тяни, пожалуйста.
Выстрелить – легко. Всего лишь движение пальца.
Ник поднял пистолет и нажал на спусковой крючок. Хлестнуло звуком. Вздрогнула ель, уронив перебитую лапу.
– Вот так? Нет, Таня! Это слишком просто – когда решают за тебя, кто ты. Тебе самой придется выбирать. Ты действительно хочешь мстить л-рею? Так, как они?!
– Я – ведьма.
Фиска засмеялась.
– Молчите! – крикнул Ник. – Значит, про́клятые – не люди? Прав Георг Леборовски? Я не верю в это. Я не хочу верить в это! Ты – Таня Мальевская. Ты любишь рисовать. Ты любишь Сент-Невей, свою маму и тетку. Ты… любишь меня. В это я верю. А теперь решай. Быстрее, пока Матвей не умер.
Таня запрокинула голову, подставляя лицо снегу. Пальцы стискивали у горла шаль так, что наверняка было трудно дышать.
– Дурак, – отчетливо произнес Матвей.
Ник вздрогнул. А Таня… Она засмеялась и разжала пальцы. Шагнула вперед. Чужая шаль плеснула в воздухе и осталась лежать на снегу. Секунду Ник смотрел на эту шаль, а потом прыгнул и толкнул Таню за спину. Вскинул «ТР», целясь старухе в лицо.
– Не подходите! Таня, Матвея к дереву, волоком.
Щерились и рычали оборотни. Расправил крылья вампир. Глухо ворчал человек-медведь, и даже в руках мужчины в слепых, непрозрачных очках сверкнул клинок.
Ник держал на прицеле старуху.
– Прикажите им…
– Я? – насмешливо перебила ведьма. – Ты ошибся, мальчик.
Звериное тело распласталось в воздухе. Первым прыгнул оборотень.
Выключились звуки. Время стало густым и тягучим. Исказилось зрение – Ник не видел, что происходит слева и справа. В белом морозном воздухе на него летел зверь. Тот самый. Даже странно, что не узнал его сразу. Не вспомнил в горячке первого боя. Теперь понятно, почему так пахнет мокрой шерстью. Зверь пришел оттуда, из залитого дождем леса в Арефе. Что ему чей-то приказ? Он в своем праве.
Зверь летел, разрывая пространство, и в прорехе за ним Ник видел площадь в Фергуслане. Видел автобус – за миг до взрыва. Маму, растерянно ищущую его в толпе. Отца, стоящего в нескольких метрах от подножки. Видел труп на полу в заброшенном доме и арефа, первого, которого убил. Видел себя – голого, распятого на казенной койке. С дебильной улыбкой и слюной изо рта.
Еще можно было спастись. Просто отбросить пистолет и упасть на снег. Ничком, прикрыв голову руками. Замереть, не дышать. Закрыть глаза. И тогда зверь пролетит над спиной. Л-рей – вот главная цель.
Ник…
…вскинул руку, защищаясь от яркого света. Горел фонарь, ослепительно-белый в подступившей темноте.
– Ну наконец-то!
Встревоженный Георг помог сесть.
– Ты слышишь меня? Ответь!
Ник отстранился. Он снова был в ветровке; джинсы и футболка чистые, ни пятнышка крови. Провел рукой по земле и поднял пистолет. Конечно, «АПСК». Машинально поставил на предохранитель и сунул в карман.
Л-рей лежал, запрокинув голову. В зубах зажата палка, пальцы судорожно смяли край спальника.
– Матвей, – позвал Ник шепотом.
«Я же выстрелил! Я помню!»
Или только показалось, что нажал на спусковой крючок? А на самом деле упал в снег, и оборотень…
Нет, неправда! Ника пробрало ознобом, точно вокруг все еще была зима.
– Матвей! Черт возьми!
Л-рей разжал зубы, роняя палку. Расширились глаза: он увидел над собой звездное небо.
Вскрикнул Юджин:
– Невозможно! Ночь еще не кончилась!
У старика тряслась голова, и лицо в сумерках было очень бледным.
«Значит, все-таки выстрелил». Пришлось опереться на руки, чтобы не упасть. От облегчения закружилась голова.
Матвей перевернулся на живот, уткнулся в ладони и заплакал.
– Вейка, – старик погладил л-рея по спине.
Нику тоже хотелось лечь, но пришлось подняться.
Лес казался непроглядно темным по сравнению с залитой светом поляной.
– Таня! Я знаю, ты здесь. Выходи.
Несколько секунд было тихо, Ник даже успел испугаться, что ошибся. Но потом девушка шагнула из-за деревьев.
– Вот как, – сказал Георг, и Ник мельком отметил, что Леборовски не удивлен ее появлением. – А позволь поинтересоваться, что ты собираешься делать дальше?
Если бы он знал!
– Какой же ты еще ребенок, – покачал головой Георг.
Ник нащупал в кармане пистолет.
– Не пытайтесь остановить нас.
– И не собираюсь. Наоборот, пожалуйста, хотите – уезжайте. Так быстрее поймешь, что деваться тебе некуда. Ночь закончится. Утром мне будет достаточно снять телефонную трубку, и ты окажешься в лечебнице. Девочку отправят в тюремную резервацию. Вы не спрячетесь от УРКа. Ты мой инструмент, и я тобой воспользуюсь.
«Еще посмотрим!» – запальчиво подумал Ник. Сунуть в рот ствол – и разнести мозги к чертовой матери.
Георг поморщился.
– Давай все-таки без таких глупостей. Покончить с собой – это уж совсем за себя не решать. Сдаться.
Да, Леборовски всегда умел убеждать.
– Так что же дальше, мой мальчик? Убьешь меня? Не сможешь. Ты убивал в Арефе, это правда. Но выстрелишь сейчас? Нет. Здесь не Арефские земли. Здесь все другое. Люди. Законы. Последствия.
Матвей сел, провел ладонью по мокрому лицу. На перебинтованных запястьях виднелась кровь, других ран на л-рее не было.
– А давайте я попробую? – предложил он. – Вдруг получится!
– Сомневаюсь, – небрежно отмахнулся Георг. – Так что же дальше, Ник? Ты хотел решать сам? Ну так решай, пожалуйста.
Ник молчал. Дёмин повернул голову и тоже смотрел на него. Вспомнилось, с каким пафосом бросал в лицо л-рею: «Я – самое большое…» – и от стыда стали горячими щеки.
Таня вдруг пересекла поляну и села на корточки рядом с Юджином. Положила ладонь ему на грудь, другой рукой придержала за плечо.
– Что с вами? Сердце?
Старик перегнулся на левый бок, губы у него стали неприятного синюшного цвета.
– У него должно быть лекарство, – подскочил л-рей, зашарил по карманам. Вытащил флакон. – Сколько, Юджин? Одну, две?
Трясущимися руками выбил на ладонь таблетки. Поднес старику к губам. Тот не шевельнулся, лишь дрогнули веки.
– Юджин! Ты не можешь! – крикнул Матвей. – Не смей!
– Успокойся. – Ник взял л-рея за плечо. – Мы отвезем его в больницу.
– Да! Я подгоню машину.
Таня подняла голову. Ее глаза казались беспросветно-черными. На миг Ник поверил, что в них нет ничего человеческого.
– Не успеем, – сказала Таня. – Его сердце не может работать.
– Заткнись, ведьма! – крикнул Матвей. Круто обернулся к Георгу. – Если он умрет, – в горле у л-рея пискнуло. – Если умрет… Тогда я убью вас. Клянусь.
Ник ему поверил. А Георг сказал:
– Да, у всех л-реев нервы ни к черту.
– Прекратите! – крикнула Таня. – Я… могу попробовать. – Она перевела дыхание. – Это нельзя, запрещено, но я могу.
– Что? – не понял Ник, и Таня резко сказала:
– Подержать его сердце. Пока не доберемся до больницы.
Георг посоветовал:
– Лучше уберите эту тварь подальше. Ей нельзя приближаться к больному. Сожрет.
Таня посмотрела на него, быстро глянула в лицо Нику и повернулась к Матвею.
– Все так. Я ведьма. Убийца. Но я могу помочь. Да или нет?
Л-рей стиснул запястье, обхватив его пальцами. Расплылись на бинтах красные пятна.
– Я знаю, как убивают ведьмы, – сказал он. – Я тебе не верю. Отойди.
Таня не стала спорить.
– Ник, – позвала она. – Прими, я встану. Его нужно положить. Не стоит зря мучить, в больницу все равно не успеть.
Голова у Мирского мотнулась, Ник придержал ее – и испугался, что старик уже умер.
– Нет! – крикнул Матвей. – Ладно, мне плевать, кто ты! Помоги ему!
Он бросился к машине.
– Вы сумасшедшие, – сказал Леборовски. – Вы понимаете, что делаете? Это тварь, она умеет только убивать!
Надвинулись фары, ослепили. Машину Матвей подогнал впритык к дереву.
– Поднимайте, – командовала Таня. – На заднее сиденье. Голову мне на колени.
Тело Юджина оказалось тяжелым, неповоротливым. Ноги цеплялись за порожек. Таня с трудом извернулась в салоне – она не отнимала руку от груди старика.
– Все, гони! Не бойся, пока держу – не растрясет.
Матвей метнулся за руль, крикнул:
– Яров, карта в бардачке. Ищи больницу!
Ник боком упал на сиденье, когда машина уже тронулась. Трясло нещадно, едва защелкнул ремень безопасности. Скользнул по деревьям свет от фар, выхватив на мгновение фигуру Леборовски.
– Карту! – прорычал Матвей.
Бумажный лист прыгал перед глазами. Мельтешили черно-белые значки.
– Вперед до трассы, потом влево. Шоссе Е27. Там почти сорок километров до городка.
– Ближе!
На руках у Матвея вздулись вены, л-рей с трудом удерживал руль.
– Ничего. Можно свернуть в поселок, но… – Ник прикусил язык, так тряхнуло.
Ветки скребли по обшивке. Щелкнуло по стволу боковое зеркало.
– Нет! Ему не фельдшер нужен, а врач.
Машина взвывала, угодив в колдобину. Забуксовала. Выругался л-рей.
– Я держу, – спокойно сказала Таня. – Ты не волнуйся, Матвей. Сорок километров мы успеем.
Вылезли, выхлестнув из-под днища землю с травой, и снова надсадно взревел мотор. Машина вползала по склону. Показалось, сейчас опрокинутся, но нет, перевалили через бровку.
Теперь под колесами хрустел гравий, и Матвей прибавил скорость.
Мелькнула, осветившись, дорожная табличка.
– Скоро должна быть развилка, – предупредил Ник.
Справа темно – лес. Слева – крутой спуск, бугристое поле.
– Шоссе! – крикнул Ник.
В поворот Матвей вписался юзом, едва не закрутило. Ник уперся рукой в приборную панель. Только бы никого не вынесло на встречку. Подумал – и точно по затылку ударило: какой же он дурак!
– Нужно вернуться. Разворачивайся, тут недалеко.
– Охренел?!
– Там машина, а в ней рация! Георг пойдет к ней! Думаешь, это самодеятельность? Мы вдвоем по лесу бегали? Разворачивайся!
– Отвали! Не успеет!
Матвей вдавил педаль, наращивая скорость.
– Зря, – сказал Ник.
Ну что же – значит, судьба.
Он достал из кармана пистолет.
– Если перекроют дорогу, тормози. Я выскочу, ты сразу назад.
Матвей коротко глянул на него.
– Сдурел?
– Нет. Я же не собираюсь стрелять на поражение.
– Пусть только попробуют остановить!
– А если? Это ты вне закона, это твои Псы! А что будет с ними? – Ник мотнул головой, показав на заднее сиденье. – Как думаешь, быстро Юджина отвезут в больницу? Нужен он им? А Таню просто спровоцируют, и все.
– Твоя Таня… – мрачно проговорил л-рей, но не закончил.
– Да. Поэтому ты ее вытащишь. Понял?
Матвей промолчал.
Метнулся из темноты мост, точно выстрелил над шоссе. Вспыхнули в свете фар бетонные опоры. Разрезало ночь на лоскуты теней.
– Ты понял? – с нажимом повторил Ник.
– Да! Если получится. А давай лучше я выскочу? Меня не убьют.
– Меня тоже. И потом, я не умею водить машину.
Мелькали столбы, соединенные проводами. Слева – тени, вырванные из темноты там, под мостом. Чудились в их движении силуэты всадников, но стоило повернуться, и тени исчезали.
– Чтоб тебя! – Матвей выругался, сбрасывая скорость.
Переезд был закрыт, под металлический стук метался красный огонек семафора. Шлагбаум вряд ли бы задержал л-рея, но уже надвигался поезд, тяжелая громада с ярким фонарем локомотива.
Машина остановилась, задев красно-белую стрелу.
– Как он? – спросил Матвей, не поворачиваясь.
– Нормально. Держу, – негромко ответила Таня.
Л-рей сжал кулаки, положил на руль и опустил на них голову.
Ник смотрел на красные огни. Они загорались поочередно, то левый, то правый, попадая в рубленый такт звукового сигнала. Неприятно заломило в затылке.
Поезд приближался, в машине уже ощущалась вибрация. Громыхание колес соперничало с металлическим стуком семафора. Промчался локомотив, и замелькали вагоны, разделенные просветами. От них рябило в глазах. Вспыхивали красные огни. Ник опустил веки.
Тихо, только плеск и шуршание, с таким волны накатывают на песок.
Открыл глаза.
…Яркое солнце рябило на поверхности реки. Течением захлестывало выброшенный на отмель плот, норовило утащить. Таня в голубом купальнике сидела на дальнем краю плота, опустив ноги в воду. Капельки сверкали на загорелой коже. Запрокинув голову, она разглядывала противоположный берег, высокий, с чередующимися слоями земли и глины, с черными точками ласточкиных гнезд.
Ник провел ладонью по теплому песку. Разгар лета, время к полудню – тени короткие.
Камуфляжная куртка лежала рядом. Ник сунул руку в карман. «ТР-26» на месте. Хотел проверить, заряжен ли, но посмотрел на безмятежную Таню и доставать пистолет не стал.
Сейчас ничего плохого случиться не могло. Ни здесь, ни там, где громыхали на стыках рельсов колеса.
Подошел Матвей, сел и тоже потрогал песок. Запястья у л-рея были забинтованы.
Обернувшись, Таня махнула рукой:
– Поплыли на тот берег?
– Неохота, – ответил Матвей.
– Лентяи, – с удовлетворением поставила диагноз Таня. Снова запрокинула лицо к солнцу.
Ник все-таки подтянул куртку поближе, еще раз проверив в кармане пистолет. Спросил:
– Почему ты не сдал меня УРКу?
– А зачем? – откликнулся Матвей. – Ну, промыли бы тебе мозги. Стал бы ты овощем. Ничего бы не понимал. И что дальше?
– Для твоей ненависти этого мало, – согласился Ник.
– Конечно. Я хотел, чтобы ты все чувствовал.
Таня собирала волосы в узел на затылке. Пушистые пряди выскальзывали, не помещались в горсти. Смотреть на нее было приятно.
– Матвей, – позвал Ник, – а ты бы хотел остаться тут? Навсегда. Только летняя сторона, и никакой зимы.
Л-рей пожал плечами.
– Какая разница? Я все равно не могу.
– Почему? Со мной – можешь.
Матвей ругнулся.
– Ну ты и… сволочь, Яров.
– Моя фамилия Гориславский, – поправил Ник. – Никита Гориславский.
– Врешь. Я же читал досье, забыл?
– Долго объяснять. Так остался бы?
Матвей потер забинтованную руку. Поморщился – то ли болело запястье, то ли сложно было ответить.
– И что бы я тут делал? Что я могу?
«А я?» – подумал Ник. Что ему делать, если всю жизнь – ту, которую помнил, – его готовили к одному: убить л-рея.
– Нет, я выбрал. Сам, – сказал Матвей. – Теперь – сам. Не Псы. Никто другой. Я сам так решил. Знаешь, какой это кайф?
– Догадываюсь, – пробормотал Ник. И как это трудно, он тоже знал.
– Ну и Юджин. Куда я старика дену? Да и вообще… Очень хочется разобраться, что за хрень творится в УРКе.
Таня шагнула с плота в воду и побрела по солнечной полосе.
– А… ты? – спросил Матвей. Вроде бы спокойно, но голос его сбился.
Солнце слепило, и Ник поставил козырьком ладонь, наблюдая за Таней. Яркий свет все равно просачивался между пальцами. Прикрыл на мгновение глаза.
…Красный сигнал семафора метался слева направо. Мелькали последние вагоны.
Ник повернулся.
Матвей поднял голову и настороженно смотрел на него. Напряглись руки, лежащие на руле. На правой бинт сполз, и виднелись темные следы от веревки.
Л-рей шевельнул губами, Ник скорее угадал, чем услышал:
– Останешься?
Там, где вечное лето. Где ничего не может случиться и не нужно бояться: лечебницы, оборотней, темноты, предательства. Где никто не будет решать за тебя, точно ты пластмассовая фишка на игровом поле. И где не нужно решать самому, мучаясь, а прав ли?
– Посмотрим, – сказал Ник. – Как-нибудь потом. Сначала разберемся.
Матвей перевел дыхание. Свободнее положил руки на руль.
– Уверен? Тебя же УРК сожрет без соли и специй, – предсказал он насмешливо. – А твой дедуля…
– Он мне не дед.
– Да? Не важно. Он все равно будет во главе очереди. С ножом и вилкой.
– Посмотрим, – повторил Ник. – Кроме Георга Леборовски есть и другие люди.
Вряд ли Алейстернов смог все сделать в одиночку.
Затихал стук колес, последний вагон утаскивало в темноту.
Ник сказал:
– Может быть, все изменить – это помочь л-рею не сдохнуть после очередного полнолуния?
– Это ты меня спрашиваешь? – удивился Матвей.
– Только валенки нужны. И тулуп. Чего смотришь? Холодно в кроссовках по сугробам.
– Ты серьезно хочешь туда еще раз?!
– Нет, конечно. Я что, дурак – такое хотеть?
Замолчал металлический стук. Красный сигнал метнулся последний раз и погас.
– Матвей, – попросил Ник, – ты только постарайся не так сильно меня ненавидеть. Ну что теперь делать, если вдвоем придется.
Л-рей хмыкнул.
– Посмотрим!
Нажал на педаль, торопясь проскочить под поднимающимся шлагбаумом.
В боковом зеркале отразились огни. Их догоняла машина.
Август 2011 – октябрь 2018
