Глава седьмая
«Жду возмещения убытков».
Эпитафия на могильном камне в Летере
– Я правильно понял? – спросил Брис Беддикт. – Судьба мира в руках трех женщин?
Атри-седа Араникт еще раз затянулась самокруткой и швырнула окурок в огонь. В пламя… Она держала дым в легких так долго, как только могла, словно сдерживала само время. Я видела пещеры. Я видела тьму… и дождь, нижние боги, дождь… Наконец выдохнула. Дыма она не увидела.
– Не трех женщин, – сказала она. – Есть еще мужчина. Ты.
Они спокойно сидели у огня. Солдаты спали. Крики животных, ждущих смерти, к ночи затихли. Кухонные очаги погасли, когда навоз догорел и ветер наполнил золой воздух. Придет рассвет… и мы уйдем. Расстанемся – каждому своя дорога. Можно ли было такое представить? А она знала? Наверняка. Ее меч разделяет нас.
– Так было надо, – сказал Брис.
– Ты как будто пытаешься убедить сам себя, – заметила она, вытащила из ножен фитиль и сунула один конец в пламя. Посмотрела, как фитиль занялся, и поднесла его к новой самокрутке.
– Думаю, я ее понял. – Брис хмыкнул. – Ну, насколько ее вообще можно понять.
Араникт кивнула.
– А лица у ее офицеров…
– Пораженные. Да.
Она вспомнила Кулака Блистига.
– Потрясенные.
Брис бросил взгляд на нее.
– Я беспокоился о тебе, любимая. А дочка Абрастал…
– Действительно способная девочка, если разыскала нас с такого расстояния. – Араникт затянулась. – Я была не готова. Видения бессмысленны. Они меня ошеломили.
– А теперь ты можешь понять их смысл?
– Нет.
– Опиши их мне, Араникт.
Она опустила глаза.
– Прости, что попросил, – спохватился он. – Не подумал; не нужно тебе заново переживать все ужасы. Ох, я устал, а завтра долгий день.
В его словах Араникт расслышала приглашение, но пламя очага не отпускало ее. Нечто. Обещание. Предупреждение. Надо подумать.
– Я приду, любимый. Скоро.
– Конечно. Если я засну мертвым сном…
Она вздрогнула, взяла себя в руки и сказала:
– Я буду осторожна, чтобы не разбудить тебя.
Он нагнулся, она повернулась к нему, и их губы соприкоснулись. Брис ласково улыбнулся и пошел.
Араникт осталась одна, и ее взгляд снова вернулся к пламени. Переговоры. Поединок разумов. Ладно.
Началось достаточно просто. Величественные всадники остановились у командного шатра, подбежавшие солдаты приняли коней. Приветствия малазанским офицерам, ожидавшим высоких гостей. Да, адъюнкт в шатре. Ранения? Она вполне здорова, спасибо. Боимся, что все будет не слишком официально, ваше величество… не лучше ли нам самим представиться? Смертный меч, Кованый щит, приятно познакомиться с вами обоими…
Кулак Фарадан Сорт придерживалась, по мнению Араникт, собственных стандартов официальности. Спокойствие и уважение.
А вот Кулаки Добряк и Блистиг не проронили ни слова – напряжение между ними ощущалось физически.
Араникт держалась поближе к командиру Брису. Непонятно было, куда смотреть. Хундрилки, Ханават и Шелемаса, держались в стороне, словно сомневались в собственной значимости. Пока Сорт, Кругава и Абрастал обсуждали, кто должен входить первой – все-таки вопрос старшинства, – Араникт отступила на шаг и направилась к хундрилкам.
Те смотрели на нее с тревогой. Араникт остановилась, достала кисет и отсчитала три самокрутки с растабаком. Держа их в руке, она вопросительно подняла бровь. Внезапно ей ответили две улыбки.
Они курили чуть в сторонке от остальных; Араникт иногда ловила взгляд Бриса и радовалась, с какой гордостью он смотрит на нее.
Наконец определились, что первой входит королева Абрастал, в сопровождении баргастского вождя Спакса, затем изморцы. Когда все повернулись к хундрилкам, Ханават махнула рукой – ясное дело, раз у нее есть чем заняться, она с удовольствием подождет. Шелемаса, похоже, была согласна.
Подошел Брис.
– Атри-седа Араникт, будьте добры, проводите хундрильских гостий в шатер, когда… э, закончите тут.
– Разумеется, – ответила она. – С удовольствием.
Через несколько мгновений три женщины остались одни, не считая двух солдат у входа в шатер.
Первой заговорила Ханават:
– Сил нет, как хочется к своим. Эта компания не для меня.
– Ты здесь вместо своего мужа, – напомнила Араникт.
Ханават поморщилась.
– Не я так решила.
– Это всем понятно. – Араникт старалась говорить как можно мягче. – Но если хочешь, я придумаю какое-нибудь оправдание…
– Нет, – отрезала Ханават. – Даже моего мужа доставали эти обязанности. «Выжженные слезы» посвятили себя полю битвы, в память о Колтейне из клана Ворона. – Она пустила струю густого дыма. – Но, похоже, неудачи преследуют нас, куда бы мы ни шли.
Она кивнула в сторону шатра.
– Я приму на себя их разочарование, раз уж мой муж не смеет. Повивальные бабки без устали повторяют, что дух женщины крепче мужского. И сегодня я это докажу.
– Если хочешь, я представлю тебя, Ханават.
– Не хочу формальностей, атри-седа. У адъюнкта есть дела поважнее.
– У меня голова кружится, – сказала Шелемаса.
– Пройдет, – успокоила ее Араникт.
Вскоре они докурили. Ханават жестом предложила Араникт следовать первой. Атри-седа повернулась ко входу в шатер, но Ханават позвала ее:
– Араникт…
– Да?
– Спасибо.
– Мой командир говорил с тобой совершенно искренне, Ханават. Хундрилам нечего стыдиться. Совсем наоборот.
Она повела их в шатер.
В прихожей стояли два малазанских капитана – Рабанд и Сканароу. Из-за занавеса доносились приглушенные голоса.
Сканароу напряженно улыбнулась.
– Мы решили не толпиться в зале.
Шелемаса замешкалась, и Ханават взяла младшую под руку.
Араникт отвела занавес в сторону. Хундрилки вошли в главный зал.
Беседа затихла.
Войдя, Араникт сразу почувствовала напряжение. Лицо Смертного меча Кругавы потемнело от гнева – или от стыда. В шаге от нее стоял Кованый щит – бледный, в явном замешательстве. Брис стоял справа, почти прислонившись спиной к занавесу. На его лице читалась тревога. Слева стояла королева, ее острые, внимательные глаза перебегали от Кругавы к адъюнкту и обратно. И кто говорил только что, Араникт не была уверена.
Кулаки стояли слева от адъюнкта, почти в углу зала. С другой стороны Банашар, сложив руки на груди и полуприкрыв глаза, прислонился к опорному столбу. Рядом, словно готовая подхватить бывшего жреца, если рухнет, стояла Лостара Йил.
Адъюнкт Тавор, по виду совершенно здоровая, с каменным лицом смотрела прямо в глаза Кругаве.
При появлении хундрилок Кулак Фарадан Сорт откашлялась и сказала:
– Адъюнкт, имею честь представить…
– Нет необходимости, – ответила Тавор, глядя на Шелемасу. Адъюнкт шагнула вперед, раздвинув Смертного меча и королеву. – Я полагаю, вы – Шелемаса, которая вывела выживших после атаки, организовав отступление и тем самым сохранив много жизней. Говорят, что вы последней ушли с поля боя. Ваше присутствие здесь – честь для нас.
Она повернулась к Ханават.
– Драгоценная мать, – сказала адъюнкт. – Я скорблю о ваших ужасных потерях. И меня также огорчает, что ваш муж в настоящее время занят лишь своими потерями. Очень надеюсь, что он скоро вспомнит о дарах, оставшихся в его жизни. – Тавор оглядела всех присутствующих. – Ханават и Шелемаса – из хундрильских «Выжженных слез», наших давнишних союзников. Их жертва в бою с на’руками спасла тысячи жизней. А сегодня, как и всегда, мне ценен их совет. Кулак Добряк, подайте Ханават кресло – негоже ей стоять, когда ребенок уже совсем на подходе.
Араникт видела, что Ханават еле сдерживает слезы, накатывающие от изумления, и две хундрилки словно стали выше ростом, чем мгновением раньше… Адъюнкт Тавор, ты продолжаешь нас удивлять.
Тавор вернулась на свое место.
– У Охотников за костями, – сказала она, – было достаточно времени, чтобы зализать раны. Мы должны продолжать марш.
Кругава заговорила резким голосом, стараясь сдерживать чувства:
– Мы поклялись…
– Служить мне, – отрезала адъюнкт. – Вы поклялись служить мне, и я жалею, что приходится об этом напоминать, Смертный меч.
– Нет необходимости. – Голос Кругавы звенел как отточенная сталь. – Ваша армия побита, адъюнкт. Мы стоим перед вами – все мы – и готовы посвятить себя вашему делу…
– Не совсем, – прервала ее королева Абрастал, – поскольку до сих пор не понимаю, что за дело, и по лицу принца Бриса догадываюсь, что он разделяет мое беспокойство.
Кругава прошипела ругательство на своем языке и начала снова:
– Адъюнкт. Настало время объединить силы, увеличив тем самым нашу мощь…
– Нет.
Слово вонзилось, словно нож в пол между ними.
Лицо Кругавы побледнело.
– Если вы сомневаетесь в нашей преданности или мужестве…
– Не сомневаюсь, – ответила Тавор. – На самом деле я на них очень рассчитываю.
– Но это же бессмыслица!
Адъюнкт повернулась к Абрастал.
– Ваше величество, ваше присутствие здесь весьма неожиданно, но очень ценно. У вашего королевства гораздо более давние, чем даже у короля Тегола, связи с территориями Коланса и южными королевствами Пеласийского побережья.
– Это так, адъюнкт.
– Что вы можете рассказать о тамошней ситуации?
Брови королевы поднялись.
– Я полагала, вы вполне представляете, куда направляетесь, адъюнкт. Если же нет, я озадачена. К какой войне вы стремитесь? В чем причина вашей воинственности?
Тавор, казалось, не желает отвечать. Молчание затянулось.
И зазвучавший голос поразил всех.
– Червь насытится. – Банашар медленно поднял голову. – Она попирует на поле брани. – Его мутный взгляд обвел присутствующих и уперся в болкандскую королеву. – Чего вы все стоите? – Он кивнул в сторону адъюнкта. – Она думает, что… много. Достаточно, чтобы биться в невозможной войне. Для вас, ваше величество. И для вас, принц Брис. И… – Он на мгновение запнулся, словно его мутит. – Даже для меня.
– Не понимаю, – сказала Абрастал, – но об этом потом. Чтобы ответить, адъюнкт, я должна сплести целую историю. И… – добавила она, – в горле пересохло.
Сорт выглянула за занавес и приказала капитанам раздобыть эля.
Королева хмыкнула и сказала:
– Да, полагаю, под эль истории идут лучше, чем под вино. Хорошо, начну. Они пришли с моря. Почему-то всегда так. Неважно. А беды на нашей земле начались задолго до их появления. Десятилетия засухи. Восстания, гражданские войны, перевороты… и богатые когда-то страны оказались на грани вымирания.
В такие времена процветают пророки. Бурные революции, головы королей и королев торчат на пиках, кровь течет по улицам. Но сухое небо без дождя непобедимо, ни один великий вождь из толпы не может предложить спасения, так что уже вскоре и его голова украшает пику.
Появилась Сорт с бочонком и дюжиной оловянных кубков и принялась разливать эль всем, начиная с королевы.
Абрастал быстро сделала большой глоток и продолжила:
– Можно представить, каково это было. Конец света. Сама цивилизация рушилась, обнажая собственную хрупкость, лишившись жалких подпорок. Вместо дождя на землю обрушилоь отчаяние. Во всем Колансе процветала только провинция Эстобанс. Питаемая ледниковыми потоками и реками, защищенная от горячих южных ветров, только эта провинция поддерживала Коланс… но ртов было слишком много, и напряжение росло. Если решение проблемы и существовало, то слишком жестокое, чтобы даже думать о нем. А пришельцы с моря не терзались сомнениями, и когда они свергли правителей Коланса, то сделали то, что считали необходимым…
– Отбраковка, – произнесла адъюнкт, и от этого слова глаза Тавор словно погасли.
Абрастал посмотрела на Тавор над краем кубка, выпила и кивнула.
– Именно так. За первый год они сократили население Коланса наполовину. Негодных, стариков, больных. Еще десятая часть пропала в следующем году; а вскоре, когда на больших кораблях прибыли еще их сородичи, они направили армии в южные королевства. Они называли это Свершение. Себя именовали инквизиторами и держали в руках правосудие для самой земли – и правосудие их было суровым.
Абрастал помолчала и пожала плечами.
– Тогда и прекратилась наша торговля с востоком. Мы – люди земли, а не моря, и отправили торговые караваны по южным трактам, но те немногие, кто вернулся, рассказывали только об опустошении. Мы нанимали торговые суда, и они по всему берегу Пеласийского моря находили только заиленные порты и заброшенные города. Не нашлось никого, с кем торговать.
– А до Коланса суда доходили? – спросила Тавор.
– Только несколько первых. И не без причины. Инквизиторы не жаловали гостей. – Она осушила кубок и протянула его за добавкой. – Мы думали о войне, адъюнкт. Хотя корабли были не наши, мы выдали им королевскую грамоту и были разгневаны убийством невинных. – Абрастал посмотрела на своего вождя баргастов. – Мы даже призвали армию наемников.
– Но войну не объявили, – заметил Брис.
– Нет. Я отправила агента, мою одиннадцатую дочь. Она не выжила, но смогла отправить мне… сообщение. Инквизиторы – вовсе не люди.
– Правосудие, – сказал Банашар, извлекая из-под мантии фляжку. – Они любят это сладкое противоречие, как… – он посмотрел на фляжку, – как вино. Нет настоящей справедливости, повторяют они, без главного права, возмездия. Эксплуатируйте мир на свой страх и риск, дорогие друзья. И однажды кто-то решит выступить от имени этого мира. Однажды кто-то придет и спросит. – Он фыркнул. – Но форкрул ассейлы? Нижние боги, даже лиосан были бы лучше.
Банашар наклонил фляжку, сделал глоток и вздохнул.
– Там когда-то стояли храмы Д’рек. В Колансе. – Он улыбнулся Тавор. – Горьки признания жреца, а, адъюнкт?
– Не люди, – повторила Абрастал. – Их власть неприступна и, похоже, только растет. Мы не объявляли войны, – она посмотрела в глаза адъюнкту, – но вот мы здесь.
Адъюнкт Тавор повернулась к Брису Беддикту.
– Принц, у меня еще не было возможности поблагодарить вас за вмешательство в день на’руков. Если Охотники за костями еще существуют, то благодаря вашему мужеству и храбрости ваших солдат. Без вас и без хундрилов мы не ушли бы из этого боя.
– Боюсь, адъюнкт, – сказал Брис, – мы сделали недостаточно, и я уверен, что вождь Голл и, наверняка, Ханават чувствуют то же самое. Ваша армия потрепана. Упорное сопротивление тяжей и морпехов лишило вас тех солдат, которые необходимы вам больше всего. – Он взглянул на Кругаву и продолжил: – Адъюнкт, я разделяю недоумение Смертного меча о ваших планах.
– Охотники за костями, – сказала Тавор, – отправятся дальше одни.
– Вы хотите сказать, – спросил Брис, – что мы вам больше не нужны?
– Нет, вы мне нужны как никогда прежде.
Королева Абрастал протянула кубок, чтобы Сорт наполнила его, и сказала:
– Значит, вы меня запутали, адъюнкт. Очевидно, вы знаете больше о враге – о форкрул ассейлах – и его целях больше нас всех. Вернее, – поправилась она, – думаете, что знаете. Должна сказать, что у инквизиторов больше нет захватнических намерений – видит Странник, у них было достаточно времени, чтобы продемонстрировать обратное.
Банашар негромко, но хрипло рассмеялся.
– Охотники за костями маршируют одни, истекая кровью. Кулаки, капитаны и кашевары задаются одним вопросом: что она знает? Откуда? Кто говорит с этой жесткой женщиной – отатараловый меч, украденный из ножен императрицы? Быстрый Бен, наш таинственный Высший маг, которого теперь с нами нет? Или Кулак Кенеб? А может, вовсе не императрица – повелительница предательства, как мы все полагаем, и имперский Высший маг Тайшренн крадется за нами по пятам, словно невидимая тень. – Он отсалютовал фляжкой. – Или она просто с ума сошла? Да нет, никто же из нас так не думает? Она знает. Знает что-то. Но что именно? И откуда? – Он сделал глоток, качнулся, как будто вот-вот рухнет, но выпрямился, прежде чем Лостара Йил успела его подхватить. Заметив ее, Банашар слабо улыбнулся.
– А может, это бывший жрец ей в ухо нашептал? – Этот вопрос задал Кулак Блистиг, напряженно и сухо.
Банашар задрал брови.
– У последнего жреца Д’рек нет времени нашептывать, дорогой бесхребетный Кулак Блистиг…
Кулак хрипло выругался и шагнул бы вперед, если бы Добряк стремительно не преградил ему дорогу.
Банашар с улыбкой продолжал:
– Все равно жевание оглушает его. Грызня со всех сторон. Пес ранен – не трогай! – Он махнул фляжкой в сторону адъюнкта. – Охотники за костями маршируют одиноко, о да, настолько одиноко, что и представить нельзя. Но поглядите-ка на Тавор… внимательно поглядите, друзья. Она настаивает на этом одиночестве, так что ж тут сложного. Разве вы все не командиры? Друзья, это просто. Называется… тактика.
В наступившем молчании Араникт взглянула на Бриса и увидела какой-то огонек в его глазах, как будто ему вдруг стал понятен незнакомый язык.
– Адъюнкт, – сказал Брис, – Летерийскую империю вы атаковали и по земле, и с моря. Нам пришлось бросаться из стороны в сторону.
– Вы сказали, что мы нужны вам больше чем прежде, – сказала Смертный меч Кругава, – потому что мы будет воевать не на один фронт. Адъюнкт?
– Прямо на востоке нас ждет Стеклянная пустыня, – сказала Тавор. – Хотя это самый короткий путь на территорию форкрул ассейлов, он не просто коварен, но, по общему мнению, армии там просто не пройти. – Она посмотрела на изморцев. – По этому пути пойдут Охотники за костями. Смертный меч, вы не можете сопровождать нас, потому что мы не сможем обеспечить вас ни едой, ни водой. За пределами Стеклянной пустыни, по мнению королевы Абрастал, положение чуть получше.
– Прошу прощения… – Болкандская королева смотрела на адъюнкта. – Единственный доступный путь по земле – южные караванные тропы. Стеклянная пустыня в самом деле непроходима. Если поведете в нее свою армию, потеряете всех оставшихся Охотников за костями – не выживет ни один.
– Мы перейдем Стеклянную пустыню, – сказала адъюнкт, – и появимся на юго-западе провинции Эстобанс. И пусть враги увидят нас как можно раньше. И соберут все силы против нас, и будет бой. Один бой.
Что-то в тоне Тавор заставило Араникт ахнуть; она похолодела от ужаса.
– А что с Серыми шлемами? – спросила Кругава.
– В заливе Коланс возвышается естественная твердыня, известная как Шпиль. На вершине расположен храм. И в этом храме кое-что заключено. Нечто раненое, что нужно освободить. Охотники за костями станут магнитом для войска форкрул ассейлов, Смертный меч, но именно изморцы нанесут смертельный удар врагу.
Араникт увидел, как сузились стальные глаза Кругавы.
– Мы идем южным трактом.
– Да.
Бой. Один бой. Она собирается пожертвовать собой и своими солдатами. Нет, во имя всех Путей, она не может…
– Вы добьетесь мятежа, – сказал побагровевший Кулак Блистиг. – Тавор… вы не можете требовать от нас подобного.
И тогда она повернулась к Кулакам и прошептала:
– Но я должна.
– Без свидетелей, – сказала бледная Фарадан Сорт пересохшими губами. – Адъюнкт, этой битвы вы ищете. Если мы выйдем на врага, веря только в собственную смерть…
Заговорил Банашар, и Араникт поразилась, что по его щекам текут слезы.
– Для топора палача есть те, кто стоит на коленях, склонив голову, и ожидает своей судьбы. А есть те, кто борется, напрягается, бросает вызов, даже когда лезвие уже скользит вниз. – Он ткнул пальцем в сторону Блистига. – И теперь скажи, Кулак: кто из них адъюнкт Тавор?
– Пьяный дурак говорит за нашего командира? – спросил Блистиг, злобно оскалившись. – Очень уместно, просто охренеть! А ты будешь там с нами, Банашар?
– Буду.
– Пьяный, – скривился Блистиг.
Ответная улыбка была ужасна.
– Нет. Трезвый как стекло, Блистиг. Как и положено вашему – единственному – свидетелю.
– Да к Худу твоего проклятого палача! Хватит с меня! – Блистиг обратился к другим Кулакам: – Зная то, что вы теперь знаете, поведете своих солдат на смерть? Если нас не убьет Стеклянная пустыня, прикончат ассейлы. И для чего все? Уловка? Драная уловка? – Он повернулся к адъюнкту. – Только на это мы и годимся, женщина? Ржавый кинжал для последнего удара, а если клинок сломается, что тогда?
Заговорила Кругава:
– Адъюнкт Тавор. То, что ранено, то, что заключено в Шпиле, – что вы хотите освободить?
– Сердце Увечного бога, – ответила Тавор.
Смертный меч словно пошатнулась. Танакалиан, стоящий за ее спиной с горящими глазами, спросил:
– Зачем?
– Форкрул ассейлы черпают силы из его крови, Кованый щит. Они хотят открыть Врата Правосудия в этом мире. Акраст Корвалейн. Чтобы высвободить силу в полной мере, они хотят пронзить это сердце клинком в нужный момент…
– Когда? – спросила Абрастал.
– Когда появятся Нефритовые Копья, ваше величество. Осталось меньше трех месяцев, если расчеты Банашара верны.
Бывший жрец фыркнул.
– Д’рек сворачивается вовремя, друзья.
Кашлянув, Брис спросил:
– А Нефритовые Копья, адъюнкт, что это такое?
– Души его поклонников, принц. Его любимых верующих. Они идут за своим богом.
Холодок пробежал у Араникт по спине.
– Если освободить сердце, – сказала Кругава, – он… сможет вернуться к ним.
– Да.
– От него все равно останутся куски, – сказал Банашар. – Сброшенный вниз, он разорвался на части. Но того, что здесь, хватит. А остальное, что ж, «о тухлом мясе Червь поет». – Он горько рассмеялся и посмотрел на Тавор. – Видите ее? Хорошенько смотрите, все. Она – безумие амбиций, друзья. Прямо из-под рук форкрул ассейлов и самих богов она собралась украсть сердце Увечного бога.
Королева Абрастал судорожно выдохнула.
– Моя четырнадцатая дочь сейчас приближается к Южным королевствам. Она – выдающаяся колдунья. Если мы собираемся продолжать разговор о тактике, я постараюсь открыть к ней путь…
Адъюнкт прервала ее.
– Ваше величество, это не ваша война.
– Простите, адъюнкт Тавор, но я считаю, что моя. – Она повернулась к своему вождю баргастов. – Спакс, твои воины рвутся в драку – что скажешь?
– Куда поведешь, величество, туда белолицые гилки и пойдут.
– Отатараловый меч, который я ношу…
– Еще раз прошу прощения, адъюнкт, но моя дочь черпает из силы, которая все-таки старше. Омтоз Феллак.
Тавор заморгала.
– Понимаю.
Заговорил Брис Беддикт.
– Смертный меч Кругава, если вы согласитесь на союз с королевой Абрастал, согласитесь ли на союз со мной?
Седая женщина поклонилась.
– Принц и ваше величество, это честь для изморцев. Но… – Она помедлила и продолжила: – Должна сказать всем: я неприятная компания. Зная, что ожидает Охотников за костями… с чем им предстоит столкнуться в одиночку, им, израненным, как сердце, которое они хотят освободить… У меня действительно мрачное настроение, и вряд ли оно изменится. Когда я в конце ударю по Шпилю, вам трудно будет со мной сравниться.
Брис улыбнулся.
– Достойный вызов, Смертный меч.
Адъюнкт снова подошла к Ханават.
– Драгоценная мать, – сказала она. – Хочу спросить: пойдут ли хундрилы с Охотниками за костями?
Ханават не сразу смогла ответить.
– Адъюнкт, нас мало.
– И тем не менее.
– Тогда… да, мы пойдем с вами.
Королева Абрастал спросила:
– Адъюнкт, мне вызывать Фелаш, мою четырнадцатую дочь? Нужно обсудить вопросы тактики и снабжения. С вашего позволения, я…
– С меня довольно! – заорал Блистиг и повернулся, чтобы уйти прочь.
– Стой на месте, Кулак. – Голос Тавор звучал как обнаженная сталь.
– Я увольняюсь…
– Запрещаю.
Он уставился на нее, разинув рот.
– Кулаки Блистиг, Добряк и Фарадан Сорт, нужно готовить роты к завтрашнему маршу. Завтра на рассвете я жду вас с отчетом. До тех пор свободны.
Добряк ухватил Блистига за руку и вывел наружу, Сорт последовала за ними с сухой ухмылкой.
– Омтоз Феллак, – пробормотал Банашар, как только они ушли. – Адъюнкт, я и в прошлый раз достаточно простыл. Вы меня извините?
Тавор кивнула.
– Капитан Йил, пожалуйста, проводите нашего жреца, чтобы не потерялся.
Потом она бросила взгляд на Араникт, словно спрашивая – готовы? В ответ Араникт кивнула.
Абрастал вздохнула.
– Хорошо. Начнем?
Араникт видела, что навоз в костре догорел до пепла. Она отбросила короткий окурок последней самокрутки и встала, подняв взгляд на Нефритовые Копья.
Сделаем, что сможем. Сегодня мы дали такое обещание. Что сможем.
Один бой. Ох, Тавор…
Как ни устала она, как ни намучалась, самым трудным было возвращение через лагерь Охотников за костями. Лица солдат, тихие разговоры, редкий смех – каждая сцена, каждый звук кололи ее сердце, словно острие кинжала. Я гляжу на мертвых мужчин, мертвых женщин. А они еще не знают. Не знают, что их ждет, что она хочет с ними сделать.
А может быть, знают.
Без свидетелей. Я слышала об этом, слышала, что она говорила им. Без свидетелей… это значит – не выживет никто.
Он хотел созвать их всех во время переговоров адъюнкта, но перетасовка взводов заняла больше времени, чем ожидалось – как ни глупо, это хороший знак. Даже при том, что в круге солдат у каждого костра зияли безмолвными завываниями пустые места, морпехи и тяжи будто приросли к земле. Приходилось их тянуть, пинать, тащить, чтобы сдвинуть со старого места.
Чтобы приспособиться к новому, нужно отказаться от старого; и сказать легче, чем сделать, ведь нужно признать, что старое умерло, ушло навсегда – как бы ты ни упрямился, как бы ни упирался.
Скрипач знал, что он такой же. Совсем как Вал, если на то пошло. Тяжи и морпехи были похожи на перемолотое месиво. Стоя наверху, как костоправ над изуродованным пациентом, пытающийся разобрать, на что же он смотрит – найти хоть что-то знакомое, – он наблюдал, как они медленно стекаются в низинку, где он назначил сбор. Солнце уже садилось, солдаты, посланные на розыски отсутствующих, возвращались, таща за собой хмурых найденных… да, сцена неприятная, и в пыльном воздухе копилось негодование.
Он ждал, испытывая их терпение, пока наконец в быстро сгущающихся сумерках не подтянулся последний непокорный – Корик.
Ясно. Вдалбливай сколько угодно; если череп стал твердокаменным, внутрь ничего не проникнет.
– Итак, – сказал Скрипач, – теперь я ваш капитан. – Он оглядел их – только половина вообще обращала на него внимание. – Если бы Скворец мог видеть меня сейчас, наверное, задохнулся бы… Никогда я не годился на что-то, кроме того, кем был в самом начале. Сапер…
– Так что, – раздался голос, – нам пожалеть тебя?
– Нет, Суровый Глаз. Вы все так жалеете себя, что на меня ничего и не останется, да? Гляжу я на вас и, знаете, о чем думаю? О том, что вы больше не «Мостожоги». Совсем.
Даже в сумерках было видно, с какой злобой все уставились на него.
– Ага, – сказал он. – Понимаете, еще в Чернопесье стало окончательно ясно, что мы – ходячие мертвецы. Нас хотели сровнять с землей, и, проклятье, этим почти и кончилось. В туннелях Крепи – в могилах «Мостожогов». Могилах, которые они выкопали собственными руками. Слыхал, что некоторые сбежавшие добрались до Черного Коралла, и их тела оказались в Семени луны в тот день, когда его покинули тисте анди. Конец истории, но, как я и говорил, мы видели конец заранее.
Скрипач замолчал от нахлынувших воспоминаний – миллион потерь добавился к тому, что он чувствовал сейчас. Потом встряхнулся и снова оглядел всех.
– Но вы… – Он покачал головой. – Вы слишком тупы, чтобы понять, что стучит вам в голову с самого И’Гхатана. Простодушные дураки.
Заговорил Спрут:
– Мы – ходячие мертвецы.
– Спасибо за добрые вести, Скрип, – сказал кто-то приглушенным голосом.
Послышались смешки, но довольно горькие.
Скрипач продолжил:
– Те ящерицы серьезно покусали нас. Почти прикончили. Оглядитесь. Мы – все, кто остался. Дым над Крепью тает, и вот они мы. Да, мое прошлое крутит меня, разворачивая не в ту сторону. Думаете, вам хреново… так встаньте на мое место, мальчики и девочки.
– Мы думали, что будем решать, что делать.
Скрипач отыскал глазами в толпе Сурового Глаза.
– Вот что ты думал, сержант? Действительно думал, что мы собираемся для этого? Будем за что-нибудь голосовать? Задирать ручки после того, как разругаемся до посинения? Выроем себе берлоги и заползем туда, как в мамкину утробу? Скажи, сержант, о чем именно нам спорить?
– О том, как свалить.
– Зовите похоронную команду – нам надо разобраться с сержантом.
– Вы сами созвали это проклятое собрание, капитан…
– Созвал. Но не руками махать. Адъюнкт хочет от нас чего-то особого. Когда окажемся по ту сторону Стеклянной пустыни. И сообщаю вам: мы сами станем маленькой армией. Никто не разбредается, это понятно? На марше держитесь настороже. Оружие наготове, и ждите моей команды.
– И это вы называете армией, капитан?
– Так ведь и должно быть, разве нет?
– И что же мы должны сделать?
– Я уверен, узнаете.
Снова раздались смешки.
– Капитан, нас ждут еще ящерицы?
– Нет, Релико, о них мы уже позаботились, забыл?
– Проклятье, я что-то пропустил?
– Никаких ящериц, – сказал Скрипач. – Кое-кто поуродливее и ужаснее.
– Ладно, – ответил Релико, – лишь бы не ящерицы.
– Уймись, – сказал капрал Ребро. – Капитан, и мы ради этого сидим тут полдня? Чтобы это услышать?
– Не моя вина, что некоторых пришлось разыскивать, капрал. Надо бы мне поучиться у Сорт или у Добряка. Капитан приказывает, солдаты выполняют. По крайней мере, так должно быть. Но вы же все теперь другие… особые, да? Будете выполнять только те приказы, которые вам понравятся. Вы же вроде заслужили. Чем? Тем, что остались живы, когда ваши приятели умирали. А почему они умерли? Верно. Выполняли приказы – нравились они или нет. Представьте себе. Вот вы решали, идти сюда или нет – как? Решили почтить память павших товарищей, видимо, тех, кто умер вместо вас.
– А может, мы сломались.
Скрипач опять не мог определить, кто это сказал. Он поскреб бороду и покачал головой.
– Вы не сломались. Ходячие мертвецы не ломаются. Все еще ждете, когда прояснится, да? Мы будем маленькой армией адъюнкта. Слишком маленькой – это всем понятно. И не то чтобы она желала нам смерти. Она не желает. На самом деле она, возможно, хочет спасти нам жизнь… в конце концов, откуда ей набирать пехоту? Думаю, где бы ни набирала, вы там оказаться не хотите. Так может, она считает, что мы заслужили перерыв. А может, нет. Кто знает, что и о чем думает адъюнкт. Она хочет, чтобы все оставшиеся тяжи и морпехи собрались в одной роте. Все просто.
– Ты знаешь больше, чем говоришь, Скрипач.
– Правда, Корик?
– Точно. У тебя есть Колода Драконов.
– Я знаю одно. В следующий раз, когда я отдам приказ, я не буду ждать целый день, выполните ли вы его. И любой солдат, который ослушается, вылетит в пехотинцы. Из элиты, навсегда.
– Мы свободны, капитан?
– Еще не решил. Вообще-то хочется заставить вас сидеть здесь всю ночь. Просто чтобы как следует уяснили, понятно? По поводу дисциплины, за которую умерли ваши друзья.
– Мы поняли с первого раза, капитан.
– Ты-то, может, и понял, Спрут. А готов то же самое сказать про остальных?
– Нет.
Скрипач сел на валун на краю низинки и устроился поудобнее. Взглянул в ночное небо.
– Правда, нефритовый свет очень красивый?
Все на самом деле было просто. Солдат в каждый момент времени может делать что-то одно и думать только об одном. Навалишь слишком много, и его колени задрожат, глаза остекленеют, и он начнет искать – кого убить. Потому что убийство все упрощает. Устраняет отвлекающие факторы.
Ее довольный конь наелся и напился вдоволь, так что то и дело оставлял по дороге ручейки и островок-другой. Счастливый конь – счастливая Масан Гилани. Все просто. Попутчиков снова не было видно. Да и компания так себе; не очень-то она и скучала без них.
И чувствовала себя вовсе не такой вялой и кислой, как день назад. Кто знает, где т’лан имассы нашли копченое мясо антилопы, мехи из дубленой кожи, наполненные до отказа чистой холодной водой, буханки жесткого хлеба и банку прогорклого маслянистого сыра. Возможно, там же, где и корм для коня. В любом случае это место в тысяче лиг отсюда… да скажи прямо, Масан. Они уходили по какому-то демоничекому пути. Да, я видела, как они рассыпаются в пыль, но все, возможно, не так, как кажется. Может, они просто шагают в другое место.
В какое-то милое место. Где на острие каменного меча фермеры протягивают лакомства с лучезарной улыбкой и желают всем доброго настроения.
Сгущались сумерки. Вскоре придется остановиться.
Они, должно быть, услышали, что она приближается; двое мужчин, стоящих на заднем конце склона, поглядели вверх, как только она преодолела подъем. Масан натянула поводья, пригляделась и снова послала коня вперед.
– Вы не все, кто остался, – сказала она, подъехав ближе. – Не может быть.
Капитан Рутан Гудд покачал головой.
– Они недалеко. Лиги две, могу поспорить.
– Мы думали, что скоро догоним, – добавил Флакон.
– И насколько все было плохо?
– Еще не знаем, – ответил капитан, разглядывая ее коня. – Скакун выглядит слишком бодро, Масан Гилани.
– Не бывает, – ответила она, спешившись, – слишком бодрого коня, сэр.
Он поморщился.
– Значит, ничего объяснять не будешь.
– Разве ты не дезертировала? – спросил Флакон. – Если так, Масан, то ты едешь не в том направлении, если только не желаешь, чтобы тебя повесили.
– Она не дезертировала, – сказал Рутан Гудд, продолжив путь. – Специальное задание адъюнкта.
– Откуда вы знаете об этом, сэр? – спросила Масан, догоняя мужчин.
– Я не знаю. Просто догадываюсь. – Он пригладил бороду. – Есть у меня такой талант.
– У капитана талантов много, – пробормотал Флакон.
Что бы ни происходило между этими двумя, Масан должна была признать, что рада их видеть.
– И как же вы отстали от армии? – спросила она. – Кстати, выглядите оба ужасно. Флакон, ты купался, что ли, в крови? Тебя не узнать.
– И ты бы так выглядела, – резко ответил он, – пролежи под пятью десятками трупов полдня.
– Ну, не так долго, – поправил капитан.
У Масан перехватило дыхание.
– Значит, вы были в бою, – сказала она. – Что за бой? Во имя Худа, что произошло?
– Кое-чего не хватает, – ответил Флакон, пожав плечами.
– Кое-чего?
Он уже хотел что-то сказать, но передумал и признался:
– Я не все помню. Особенно… э… во второй части. Ты же знаешь, Масан, о потерях среди офицеров малазанской армии? – Он ткнул большим пальцем в Рутана Гудда. – Его не касается.
Капитан сказал:
– Если в его голосе звучит обида, то потому, что я спас ему жизнь.
– А самодовольство в голосе капитана…
– Прекрасно, – отрезала она. – Да, адъюнкт посылала меня разыскать кое-кого.
– И у тебя явно не вышло, – заметил Флакон.
– Наоборот, – сказал Рутан Гудд.
– Но кожа у меня свербит, случаем, не от блох?
Рутан Гудд оскалился.
– Может, и так, солдат. Честно говоря, меня удивляет, что ты вообще можешь что-то чувствовать… знаю, знаю, ты – маг. Бритая костяшка Скрипача, да? Все равно, эти бестии умеют прятаться.
– Попробую догадаться: они внутри коня. Это связано с легендами про…
– И мораль этих легенд, – прервал его Рудд, – постоянно недооценивают. И это никак не связано с тем, о чем ты думаешь. На самом деле мораль этой сказки – «не доверяй коням». Иногда люди слишком пристально смотрят на подобное. А иногда, разумеется, недостаточно пристально. Но, как правило, вообще не смотрят.
– Если хотите, – сказала Масан Гилани, – я попрошу их показаться.
– Вот уж совсем не желаю…
– А я желаю, – перебил Флакон. – Прошу извинения, сэр, что прервал вас.
– Не могу принять извинения, солдат. А по поводу твоих гостей, Масан Гилани, твое предложение категорически…
Вокруг завихрились пыльные столбы.
И через несколько мгновений появились пять т’лан имассов.
– Нижние боги, – пробормотал Рутан Гудд.
Немертвые воины разом поклонились капитану, и один из них произнес:
– Приветствуем тебя, Старший.
Второе ругательство Гудд произнес на языке, которого Масан Гилани никогда не слышала.
«Все не так, как ты думаешь», – сказал он, когда седые фигуры склонились перед ним. И замолчал. Вскоре т’лан имассы снова пропали, и три воина двинулись дальше в сгущающуюся ночь.
Флакону хотелось заорать. Последние несколько дней в обществе капитана превратились в испытание на терпение и стойкость. Он был несловоохотлив. Рутан Гудд. Или как твое имя на самом деле. Не то, что я думаю? Откуда тебе знать, что я думаю? И потом, именно это я и думаю. У Скрипа есть бритая костяшка, и, похоже, есть и у адъюнкта.
Худом проклятый Старший бог – в конце концов, перед каким еще «Старшим» стали бы кланяться т’лан имассы? С каких это пор они вообще кланяются?
«Бесконечно торопливый град вопросов Масан Гилани иссушил т’лан имассов в пыль», – решил Флакон. Но секреты прошлого не желают выходить на свет. Как менгиры, они таят все глубоко внутри. И дело даже не в раздражающей стеснительности. Им просто все равно. Объяснения? Да с какой стати? Кому какое дело, что тебе якобы нужно знать? Если я камень, обопрись на меня. Если я развалины, пусть твоя усталая задница отдохнет на булыжниках. А если я – Старший бог, что ж, Бездна тебя забери, не жди от меня ничего.
Но он же скакал на на’руков, хотя мог умчаться в другую сторону. И пришел, и встал там. И кто он тогда? Еще один таинственный незнакомец на службе у адъюнкта Тавор Паран из Унты? Но почему? Даже императрица отказалась от нее в конце. Ян’тарь, Быстрый Бен, даже Скрипач – остались с ней, даже если это стоило им жизни.
Солдаты бормотали, что она не вдохновляет их. Солдаты ворчали, что она – не Дуджек Однорукий, не Колтейн, не Краст, не Дассем Ультор. Не знали, кто она. Да никто из нас не знал, если на то пошло. Но посмотрите: вот они мы, возвращаемся к ней. Далхонская всадница, которая может скакать как ветер… и мощный ветер. Старший бог… и я. Нижние боги, я потерял разум.
Точнее, он порвался на части. Только Быстрый Бен может собрать его обратно. Я чувствую себя другим? Я изменился? А как мне это понять?
Но я скучаю по Охотникам за костями. Скучаю по своему разнесчастному взводу. И по проклятому адъюнкту.
Мы – всего лишь меч в ее руке, но нам это нравится. Ладно, пользуйся нами. Только стильно.
– Впереди огни лагеря, – сказала Масан Гилани, которая уже снова забралась в седло. – И похоже, охренительно большого.
– Ее союзники подошли, – сказал Рутан Гудд и добавил: – Надеюсь.
Флакон фыркнул.
– Капитан, а она знает, что вы живы?
– Откуда?
– Ну, так ведь…
– Я капитан, солдат.
– Который один помчался навстречу легиону на’руков! Закованный в лед! С ледяным мечом! А конь…
– Ну хватит, Флакон. Ты не представляешь, как я сожалею о том, что сделал. Хорошо быть незаметным. Может, когда-нибудь вы, люди, поймете это и позабудете безумные амбиции, полную самообмана манию величия. Вас не высрал высший бог. Вы не нарисованы на божественной плоти, вы ничем не отличаетесь от других. Да что же с вами такое? Втыкаете палку себе в задницу и гордитесь, как высоко и прямо смотритесь. Солдат, ты думаешь, что перестал ползать в тот день, как тебя отлучили от мамкиной титьки? Так слушай: ты до сих пор ползаешь, парень. И наверное, не перестанешь никогда.
Ошарашенный тирадой, Флакон молчал.
– Ступайте вперед, – сказала Масан Гилани. – Мне надо отлить.
– А только что – это конь был? – спросил Рудд.
– Ах, как смешно. – Она натянула поводья.
– Так они поклонились вам, – сказал Флакон, когда они с капитаном двинулись дальше. – А что же на мне вымещать?
– Я не… а, не важно. И по поводу твоего вопроса: нет, адъюнкт ничего обо мне не знает. Но, как ты и сказал, моей драгоценной анонимности пришел конец – ну или придет, как только мы достигнем лагеря и ты побежишь к своему сержанту.
– Уж точно побегу, – ответил Флакон. – Но, если желаете, не для того, чтобы трепать, что вы – Старший бог.
– Бог? Да не бог, Флакон. Сказал же: все не так, как ты думаешь.
– Я сохраню ваш ужасный маленький секрет, сэр, если хотите. Но мы ведь все равно видели то, что видели в тот день, так ведь?
– Магия Буревсадников, да. Она.
– Она.
– Я позаимствовал ее.
– Позаимствовали?
– Да, – отрезал капитан. – Я не ворую, Флакон.
– Разумеется, сэр. Зачем бы вам?
– Именно.
Флакон кивнул в темноте, слушая, как Масан догоняет их.
– Позаимствовали.
– Буревсадников не понимают.
– Несомненно. Дикий ужас мешает.
– Интересно, – пробормотал Рутан Гудд, – цели каким-то образом совпали. А я слишком стар, чтобы верить в совпадения. Не важно. Мы делаем, что делаем, и все.
– Так Скрипач всегда говорит.
– Скрипач мудр, Флакон. И он лучший из вас, хотя вряд ли многие видят это так же ясно, как я.
– Скрипач, да? А не адъюнкт, капитан?
Рутан Гудд вздохнул, очень печально.
– Я вижу пикеты.
– И я вижу, – сказала Масан Гилани. – Не малазанские. Изморцы.
– Наши союзники, – Флакон уставился на Рутана Гудда, но тот в темноте, конечно, не видел. Хотя, что темнота для Худом проклятого ледоносного Старшего бога, почитаемого имассами?
Тот заговорил:
– Я просто догадался, Флакон. Честно.
– Ты забрала мой гнев.
Голос звучал из тени. Моргая, Лостара Йил медленно приподнялась; мех сполз на пол, и прохладный воздух окатил ее голые груди, спину и живот. Слева от нее, на единственной табуретке в палатке, сидел кто-то в сером шерстяном плаще с капюшоном. Ладони, лежащие на коленях, были белы как кость.
Сердце Лостары заколотилось в груди.
– Я чувствовала, – сказала она. – Словно потоп. – Она вздрогнула и прошептала: – И я утонула.
– Твоя любовь призвала меня, Лостара Йил.
Она нахмурилась.
– У меня нет любви к тебе, Котильон.
Голова под капюшоном чуть качнулась вперед.
– К мужчине, которого ты хотела защитить.
Его тон удивил Лостару. Усталый, да, но есть в нем что-то еще. Одиночество. Богу одиноко.
– Ты танцевала только для него и ни для кого больше, – продолжал Котильон. – Даже не для адъюнкта.
– Я думала, что умру.
– Знаю.
Она ждала. В лагере порой слышались голоса, иногда по тонкой стенке палатки скользил луч полуприкрытой лампы, топали сапоги.
Молчание затянулось.
– Ты спас нас, – сказала она наконец. – И за это, полагаю, я должна быть благодарна.
– Нет, Лостара Йил, не должна. В конце концов, я же просто использовал тебя. Ты об этом не просила, но… даже после стольких лет грация твоего танца… ошеломительна.
Она затаила дыхание. Что-то происходит, но непонятно что.
– Если ты не хотел услышать благодарность, Котильон, то зачем пришел? – Она сама подивилась своему грубому голосу. Нехорошо вышло…
Котильон не открывал лица.
– Вот были деньки. Наша плоть была настоящая, дыхание было… настоящим. Все было доступно, все было под рукой, и мы брали все, не задумываясь, как это ценно. Наша молодость, яркое и жаркое солнце, которое, казалось, будет всегда.
И тут она поняла, что он плачет. И не может остановиться. В чем дело?
– Ты сказал, я забрала твой гнев. – И да, она помнила, как сила заполняла ее. Умение работать с мечом было целиком ее заслугой, но вот стремительность – и глубокое понимание – принадлежали ему. – Я забрала твой гнев. Котильон, а что ты забрал у меня?
Он, похоже, покачал головой.
– Думаю, владеть женщиной уже не для меня.
– Что ты забрал? Мою любовь, да? И она затопила тебя так же, как твой гнев затопил меня.
Он вздохнул.
– Обмен всегда равный.
– Разве бог может не любить?
– Бог… забывает.
Она поразилась.
– Но тогда что заставляет тебя продолжать? Котильон, почему ты все еще сражаешься?
Внезапно он встал.
– Ты простыла. Я потревожил твой отдых…
– Возьми меня снова.
– Что?
– Мою любовь. Она нужна тебе, Котильон. Потому ты и пришел, разве нет? Ты хочешь снова… утонуть.
Его ответ прозвучал еле слышно.
– Я не могу.
– Почему? Предлагаю я. В качестве настоящей благодарности. Разве смертная общается со своим богом не на языке любви?
– Мои поклонники меня не любят, Лостара Йил. Кроме того, мне нечего предложить взамен. Я благодарен тебе за предложение…
– Слушай, поганец, я пытаюсь вернуть тебе хоть часть гуманности. Ты проклятый бог; если потеряешь страсть, где окажемся мы?
Вопрос явно потряс его.
– Я не сомневаюсь, какой путь меня ждет, Лостара Йил. Мне хватит сил выдержать его до горького конца…
– В этом я нисколько не сомневаюсь. Я чувствовала тебя, помнишь? Послушай, какого бы конца ты ни ожидал… то, что я предлагаю, сделает его чуть менее горьким. Разве не так?
Он покачал головой.
– Ты не понимаешь. Кровь на моих руках…
– Теперь она и на моих руках или ты забыл?
– Нет. Я владел тобой…
– Думаешь, это что-то меняет?
– Не надо было мне приходить.
– Может быть, но ты пришел, и твой капюшон не все скрывает. Прекрасно, откажись от моего предложения, но неужели ты и вправду думаешь, что любовь чувствуют только женщины? Если решишь никогда больше не чувствовать… ничего, тогда лучше тебе совсем отречься от владения, Котильон. Проникни в нас, смертных, и мы возьмем то, что хотим от тебя, а тебе взамен отдадим то, что есть у нас. Если тебе повезет, то любовь. А не повезет – Худ его знает, что ты получишь.
– Я знаю.
– Да, наверняка. Прости. Но, Котильон, ты дал мне больше, чем гнев. Неужели не видишь? Человек, которого я люблю, не скорбит по мне. И любит не призрак, не краткий миг в жизни, которого уже не вернешь. Ты дал нам обоим возможность жить и любить – и не важно, надолго ли.
– А еще я сберег адъюнкта да и всю армию.
Она наклонила голову набок, на мгновение смешавшись.
– И жалеешь об этом?
Он помедлил, и молчание окатило Лостару ледяным душем.
– Пока она жива, – сказал Котильон, – путь, ожидающий тебя и всю злосчастную, наполовину свихнувшуюся армию, так же горек, как и мой собственный. К страданию… ах, нет в этом никаких даров.
– Должны быть, Котильон. Есть. Они всегда существуют.
– Вы все готовы умереть во имя любви? – Вопрос словно вырвался из самых глубин его души.
– Если умирать, то за что же еще?
Он глядел на нее с дюжину ударов сердца, а потом сказал:
– Я подумал о поправке.
– Поправке? Не понимаю.
– Наша молодость… – пробормотал он, словно не слыша, – яркое солнце. Она решила покинуть его. Боюсь, что из-за меня, из-за того, что я сделал ей. Это было неправильно. Все было ужасно неправильно. Любовь… я забыл.
Тени сгустились, и через мгновение Лостара осталась в палатке одна. Она? Котильон, слушай мою молитву. Вопреки всем твоим страхам, любовь невозможно забыть. Но можно отвернуться от нее. Не делай так. Бог разыскал ее. Бог в отчаянной нужде. Но она не могла дать ему то, что ему нужно, – теперь она видела, что он, возможно, поступил мудро, отказавшись от предложенного. В тот раз – гнев за любовь. Но я видела, что в нем не осталось гнева.
Всегда равный обмен. Если бы я открыла ему свою любовь… что бы ни оставалось у него внутри, он не хотел давать это мне. И теперь она поняла, что он явил милосердие.
То, что сказано и что не сказано. Между словами. Среди тысячи слов.
Изморские сопровождающие – два неразговорчивых солдата в броне, шлемах и с оружием – остановились. Тот, что слева, ткнул пальцем и сказал Флакону:
– Морпех, ты найдешь своих вон там. Их собрал капитан.
А потом обратился к Масан Гилани и Рутану Гудду:
– Командный шатер адъюнкта в другом месте, но мы уже на краю лагеря Охотников за костями, и уверен, что вы без труда найдете дорогу.
– И будем скучать по вашему обществу, – сказал Рутан Гудд. – И уверен, что разберемся. Спасибо, что проводили нас так далеко, господа.
Солдаты – Флакон не мог определить, мужчины это или женщины, даже по голосу, – поклонились и, развернувшись, продолжили обход.
Флакон повернулся к попутчикам.
– Значит, расстаемся. Масан, надеюсь, скоро свидимся. Капитан! – Он энергично отсалютовал.
Рутан Гудд в ответ нахмурился. Махнув рукой Масан, он направился к центру лагеря.
Флакон повернулся в ту сторону, куда показывал изморец. Так что же им хочет сказать Сорт? Пожалуй, сейчас узнаю.
Пикетов они не выставили. Небольшая группа солдат сидели и стояли в низинке, а в дальнем конце, примостившись на валуне… это Скрипач? Нижние боги, не говорите, что это все, кто остался! Терзаемый сомнениями, он шел к ним.
Они шли через относительно тихий лагерь. Время было позднее, и Масан не горела желанием будить адъюнкта, но понимала, что Тавор не потерпит никаких отлагательств. Впрочем, мой доклад вряд ли впечатлит ее. Пять потрепанных т’лан имассов – все, что я могу показать. А вот Рутана Гудда ждут серьезные неприятности. Масан надеялась, что сможет хоть немного понаблюдать за разборками и порадоваться бедам капитана.
Старший! Вот уж не сказала бы! Зато все остальное, что ты сделал, капитан, звучало интересно. Жаль, что я пропустила.
Они миновали несколько групп солдат; Масан чувствовала, как напряженно поворачиваются в их сторону лица, но никто не приставал к ним. И ни один не сказал им ни слова. Странно, и чем дальше, тем больше.
Вскоре показался командирский шатер. У входа стояли два часовых, а полотняные стены подсвечивала изнутри лампа.
– Она вообще спит когда-нибудь? – пробормотал Рутан Гудд.
– Я на ее месте, – ответила Масан, – вряд ли смогла бы заснуть.
Часовые смотрели на них во все глаза и медленно вытянулись, глядя на капитана. Когда он остановился перед ними, оба отсалютовали.
– Видимо, она хочет нас видеть, – сказал Рутан.
– Можете пройти, сэр, – сказал один из часовых.
Когда капитан шагнул ко входу, тот же часовой позвал:
– Сэр…
– Да?
– С возвращением.
Масан двинулась следом за капитаном.
– Ну надо же… – пробормотал Рутан Гудд, увидев дремлющую Сканароу. И тут же протянул руку, останавливая Масан, и прошептал: – Пожалуйста, не буди ее.
– Трус, – ответила одними губами Масан.
Поморщившись, он прошел мимо спящей женщины. Масан, подойдя ближе, посмотрела на упрямо вытянутую ногу в сапоге и пнула ее.
Сканароу подскочила.
– Адъю… нижние боги!
Крик разнесся, как будто грохот разбитой посуды.
Уже на пороге главного зала Рутан Гудд обернулся. Если он и собирался что-то сказать, все равно не успел: Сканароу долетела до него в один миг и обхватила с такой силой, что капитан качнулся назад и, раздвинув занавес, оказался перед адъюнктом.
Сканароу не отлипала от губ капитана.
Улыбаясь, Масан Гилани вошла за ними и поймала удивленный взгляд адъюнкта.
Тавор стояла у складного столика с картами. Стояла в одиночестве, судя по полуодетому состоянию: торс прикрывала только стеганая поддевка под доспех, а снизу – свободные льняные штаны с коленями такими грязными, что смутили бы и земледельца. На лицо падали странные полосатые тени от единственной в зале масляной лампы.
– Адъюнкт, – сказала, отсалютовав, Масан Гилани. – На обратном пути мне повезло встретить капитана и морпеха по имени Флакон из взвода Скрипача…
– Сканароу! – Слово прозвучало, как удар клинка. – Отцепитесь от капитана. Думаю, он пришел поговорить со мной… а с остальным придется подождать.
Сканароу оторвалась от Рутана Гудда.
– П-прошу прощения, адъюнкт. Я… с вашего позволения, я буду ждать снаружи…
– Не будете. Вернитесь в свою палатку и ждите там. Уверена, капитан найдет ее без труда.
Сканароу заморгала, а потом, с трудом сдерживая улыбку, отсалютовала еще раз и, взглянув в последний раз на Рутана – взгляд был полон свирепого или мрачного обещания, – вышла.
Рутан Гудд вытянулся перед адъюнктом и кашлянул.
– Адъюнкт…
– Ваши действия, капитан, в бою с на’руками нарушили достаточно пунктов устава, чтобы гарантировать трибунал. Вы бросили подчиненных и нарушили приказы.
– Так точно, адъюнкт.
– И, судя по всему, спасли нам всем жизнь. – Она видимо, осознала беспорядок в одежде; она повернулась к опорному столбу шатра, где на крючке висела шерстяная мантия. Завернувшись в нее, адъюнкт снова повернулась к Рутану. – Целые тома посвящены обсуждению подобных инцидентов во время военных кампаний. Неподчинение – с одной стороны и исключительное мужество – с другой. И что делать с таким воином?
– Порядок и дисциплина прежде всего, адъюнкт.
Тавор пристально вгляделась в него.
– Таково ваше ученое мнение по данному вопросу, капитан? Довольны, что уложили все тома в короткую фразу?
– Честно, адъюнкт? Да.
– Ясно. И как же прикажете поступить с вами?
– Как минимум, адъюнкт, понизить меня в звании. Поскольку вы совершенно точно отметили мое пренебрежение обязанностями в отношении моих подчиненных.
– Конечно, отметила, идиот. – Она взъерошила пальцами свои короткие волосы и поймала взгляд Масан. Далхонка не могла не заметить слабый блеск в этих обычных – и явно усталых – глазах.
– Очень хорошо, Рутан Гудд. Вы больше не командуете. Однако звание ваше остается без изменений, но с сегодняшнего дня я беру вас в штаб. И если считаете это повышением, что ж – посидите как-нибудь с Лостарой Йил. – Она помолчала, пристально разглядывая Рутана Гудда. – Ага, капитан, похоже, вы недовольны. Хорошо. И теперь, хотя у нас есть вопросы, требующие обсуждения, они могут подождать. Но в лагере есть женщина, которая ждать не может. Свободны.
Он отсалютовал как-то неуверенно.
Когда капитан ушел, адъюнкт вздохнула и села у столика с картами.
– Прошу извинить, морпех, за неподобающий вид. День выдался долгий.
– Не нужно извинений, адъюнкт.
Тавор оглядела Масан с ног до головы, и та ощутила легкую дрожь в позвоночнике – ох, я знаю этот взгляд.
– На удивление здоровый вид, солдат.
– Небольшие подарки от наших новых союзников, адъюнкт.
Брови адъюнкта поднялись.
– В самом деле?
– Увы, их всего пять.
– Пять?
– Т’лан имассов, адъюнкт. Не знаю, таких ли союзников вы искали. Собственно говоря, это не я их нашла, а они меня; и именно они посчитали, что привести их сюда – хорошая идея.
Адъюнкт продолжала изучать ее. Масан чувствовала, как течет пот по пояснице. Не знаю. Она охренительно тощая…
– Позови их.
С грязного пола поднялись фигуры. Пыль – в кости, пыль – в высохшую плоть, пыль – в выщербленное каменное оружие. Т’лан имассы поклонились адъюнкту.
Тот, кого звали Берок, заговорил:
– Адъюнкт Тавор Паран, мы – Развязанные. Мы принесли вам приветствие, адъюнкт, от Увечного бога.
И словно что-то рухнуло у Тавор Паран внутри; она наклонилась вперед, прижала ладони к лицу и произнесла:
– Спасибо. Я думала… времени уже нет… слишком поздно. О боги, спасибо.
Какое-то время он стоял, никем не замечаемый – просто еще один морпех на краю толпы. Держался в стороне, не понимая, что происходит. Скрипач ничего не говорил. Да поганец вообще, похоже, спал, судя по низко опущенной голове. А солдаты в низинке тихо переговаривались; тех, кто пытался вздремнуть, тормошили соседи.
Как только Скрипач поднял взгляд, морпехи и тяжи замолкли, обратившись в слух. Сержант порылся в своем ранце и что-то вытащил, только не было видно, что именно, внимательно рассмотрел и положил обратно.
– Спрут!
– Я!
– Он здесь. Отыщи его.
Сапер поднялся и медленно повернулся.
– Ну конечно, – проворчал он. – Глаза у меня не как у крысы. Покажись сам, чтоб тебя.
Флакону стало жарко. Он огляделся.
Скрипач сказал:
– Да, Флакон, ты. Не тупи.
– Здесь! – крикнул Флакон.
Те, кто был рядом, обернулись к нему. Раздались приглушенные ругательства, и пространство вокруг него вдруг расчистилось. Спрут подошел ближе, и даже в сумерках было видно его свирепое лицо.
– Думаю, Улыбка уже продала твой ранец, Флакон, – сказал он, подойдя. – По крайней мере, ты надыбал оружие, это уже кое-что.
– Вы все знали?
– Знали что? Что ты выжил? Боги, нет. Мы все считали, что ты мертв и не вернешься. А иначе, думаешь, Улыбка стала бы продавать твои вещи?
Флакон видел, как остальные солдаты собираются за спиной Спрута.
– Думаю, стала бы.
Сапер хмыкнул.
– Тут ты, пожалуй, прав, солдат. В общем, не знали мы ни хрена. Он посадил нас тут и заставил ждать, вот что он сделал…
– Я думал, это Фарадан Сорт собрала солдат…
– Флакон, теперь Скрип – наш капитан.
– А…
– И поскольку теперь он капитан, начальник и все такое, то должен соблюдать всякую субординацию.
– Ясно. Разумеется. То есть…
– Так что вместо него это сделаю я. – И ветеран, шагнув вперед, обнял Флакона, так что у того кости заныли. Спрут тяжело задышал ему в ухо. – Он на карту смотрел, понял? Все время смотрел. С возвращением, Флакон. Нижние боги, с возвращением.
Ураган остановил Ве’гата. Слезящимися от боли глазами он смотрел, как многочисленная армия бурлит внизу на равнине, пока рассвет разрезает восточный горизонт. Слева – знамена Охотников за костями; роты плотно строились для марша – очень мало рот, на вкус Урагана. Уже построившиеся, лицом на юго-восток, летерийские легионы, с ними ряды изморцев, а дальше золоченые знамена еще какой-то армии. Нахмурившись, Ураган снова посмотрел на Охотников за костями. Они собирались идти прямо на восток.
– Нижние боги…
Его заметили хундрильские всадники; двое поскакали к авангарду, полдюжины оставшихся, достав луки и наложив стрелы на тетиву, быстро двинулись в сторону Урагана. Тот, заметив, как всадники все больше смущаются, улыбнулся и поднял руку в приветственном жесте. Хундрилы остановились шагах в тридцати.
Все Охотники за костями повернулись к Урагану. Он увидел, что адъюнкт и несколько офицеров выехали из клубов пыли в голове колонны и двинулись к нему.
Ураган подумал – не встретить ли их на полпути, но решил, что не стоит. Обернувшись, он посмотрел на сопровождавших его охотников К’елль и личинок. Охотники уперли острия клинков в твердую землю. Личинки уселись на хвосты, и маленькие птички собирали с их шкур клещей. От всех исходил запах покоя и отдыха.
– Хорошо. Все оставайтесь на месте. И не делайте ничего… пугающего.
Кони малазанцев явно сбоили, и вскоре стало ясно, что ни один скакун не подойдет к Ве’гату ближе, чем на двадцать шагов. Ураган поймал взгляд адъюнкта.
– Я бы спешился, – сказал он, – но мои ноги, похоже, ночью отнялись. Адъюнкт, я должен передать вам приветствие от Смертного меча Геслера, Дестрианта Калит и к’чейн че’маллей гнезда Гунт.
Адъюнкт спешилась и пошла к Урагану, медленно стягивая кожаные перчатки.
– Значит, на’руки, капрал, искали своих сородичей, так?
– Так точно. Дальних родственников, я бы сказал. Как встретились, обниматься не стали.
– А если сержант Геслер теперь Смертный меч, то кто же тогда ты?
– Кованый щит.
– Ясно. И какому богу служите?
– Да чтоб я знал, адъюнкт.
Заткнув перчатки за пояс, она сняла шлем и взъерошила пальцами волосы.
– Ваша битва с на’руками…
– Малазанская тактика, адъюнкт, и вот эти зверюги позволили нам взять верх. Мы уничтожили ублюдков.
Что-то изменилось в лице Тавор, но Ураган не мог понять, что именно. Она оглянулась – то ли на своих офицеров, то ли на армию – и снова посмотрела на Урагана.
– Кованый щит Ураган, существо, на котором ты едешь…
– Это солдат Ве’гат, адъюнкт. И только у трех есть такие… седла.
– И в твоей армии к’чейн че’маллей… я вижу за твоей спиной и охотников. А еще Ве’гаты есть?
Моя армия к’чейн че’маллей.
– Да, много. Нас потрепали. Летающие крепости доставили хлопот, но неожиданно появились какие-то союзники и сбили их. Об этом я и приехал рассказать, адъюнкт. Нас нашли Синн и Свищ. И еще кто-то. Я так и не узнал, кто именно, но когда все было кончено, никто из Азатов не объявился, так что вряд ли это они.
Он вывалил на нее столько, что хватило бы ошеломить проклятого взошедшего. А она только смотрела на него, а потом спросила:
– Кованый щит, теперь ты командуешь армией к’чейн че’маллей?
– Так точно, а двое мелких говорят, что останутся с нами, если только вы не прикажете им вернуться…
– Нет.
Ураган шепотом выругался.
– Точно? Они некрупные, едят мало, убирают за собой… обычно… ну, иногда… но пара подзатыльников их взбодрит…
– Кулак Кенеб мертв, – перебила она. – Мы потеряли Быстрого Бена и большинство морпехов и тяжей.
Он вздрогнул.
– Короткохвостые истекали кровью, когда наткнулись на нас. Но раз вы такое говорите, мелкие могут вам пригодиться…
– Нет. Тебе они будут нужнее, чем нам.
– Нужнее? Адъюнкт, и куда, по-вашему, мы идем?
– На войну.
– Против чего?
– «Кого», Кованый щит. Ты идешь на войну против форкрул ассейлов.
Он поморщился и взглянул на Кулака и капитанов за спиной адъюнкта. Блистиг, Лостара Йил, Рутан Гудд. Несчастный бывший жрец, еле держащийся в седле. Ураган снова посмотрел на адъюнкта.
– А зачем нам объявлять войну форкрул ассейлам?
– Спроси у мелких.
Ураган обмяк.
– Да спрашивали. Не очень-то охотно эти двое что-нибудь объясняют. Из двух только Свищ с нами вообще разговаривает. А Синн… говорит-то она прекрасно, но только когда ей надо. Мы с Гесом надеялись, что вы с ними лучше… столкуетесь.
Блистиг фыркнул.
Тавор сказала:
– Кованый щит, сообщи Смертному мечу Геслеру следующее. Изморцы, летерийцы и болкандцы маршируют к Шпилю. И я боюсь, что даже таких грозных сил будет недостаточно. Колдовство ассейлов сильно и коварно, особенно на поле боя…
– И сейчас, адъюнкт?
Она моргнула и сказала:
– Я три года провела в архивах Унты, Ураган. Читала самые древние и запутанные сообщения, доставленные в столицу с дальних пределов Малазанской империи. Опрашивала лучших ученых, каких смогла найти, в том числе и Геборика Легкую руку, собирала все упоминания о форкрул ассейлах. – Она помедлила и продолжила: – Я знаю, что нас всех ждет, Кованый щит. Три армии людей, марширующие, как ты видишь, на юго-восток… уязвимы.
– А к’чейн че’малли – нет.
Она пожала плечами.
– Окажись перед нами, здесь и сейчас, форкрул ассейл, как думаешь: смог бы он приказать твоему Ве’гату сложить оружие? Преклонить колени?
Ураган хмыкнул.
– Хотел бы я взглянуть на его попытки. Так что там с мелкими?
– В твоей компании им безопаснее, чем в моей.
Ураган прищурился.
– Что же вы собрались делать с вашими Охотниками за костями, адъюнкт?
– Расколоть вражеские силы, Кованый щит.
– Это жестокое решение, адъюнкт…
– И ты его уже оправдал со своими че’маллями. – Она подошла на шаг ближе и заговорила вполголоса. – Ураган, когда весть о вашей победе достигнет моей армии, многое, что обуревает солдат, поутихнет. Радости не будет – я не так глупа, чтобы на нее рассчитывать. Но хотя бы появится удовлетворение. Понимаешь?
– А Скрипач…
– Он жив.
– Хорошо. – Он взглянул на нее. – Типа собираете союзников, да, адъюнкт?
– Не я, Ураган, само дело собирает.
– Я бы согласился, если б мог понять, что за дело.
– Ты говорил о Дестрианте…
– Говорил.
– Так спроси ее.
– Спрашивали, так она знает меньше нашего.
Тавор наклонила голову набок.
– Уверен?
– Ну, она почти не спит. Каждую ночь кошмары. – Он запустил пальцы в бороду. – Ох, Худ меня побери…
– Она видит судьбу, ожидающую всех нас, если мы проиграем, Кованый щит.
Он молчал, вспоминая, преодолевая тысячи лиг памяти и времени. Дни в Арэне, мельтешащие солдаты, угрюмые лица, отчаянная нужда в сплоченности. Армия – непокорный зверь. Ты взяла нас, превратила нас во что-то, а мы не знали – во что и даже зачем. И вот она стоит здесь, худая, простая женщина. Невысокая. Ничем не выдающаяся. Кроме холодного железа в костях.
– Зачем вы за все это взялись, адъюнкт?
Она надела шлем и застегнула пряжки.
– Это мое дело.
– И вот этот ваш путь, – упрямо спросил Ураган, – когда он начался? Когда был сделан первый шаг? Хотя бы об этом вы можете сказать.
Она посмотрела на него.
– Могу?
– Я сейчас поеду обратно к Геслеру, адъюнкт. И должен отчитаться. Должен рассказать, что думаю обо всем этом. Так… дайте хоть что-нибудь.
Она посмотрела в сторону, где построилась ее армия.
– Мой первый шаг? Ладно.
Ураган ждал.
Тавор стояла, словно изваяние, высеченное из грубого мрамора, плачущее пылью… нет, эти чувства всплыли из глубин его собственной души, как будто Ураган увидел в зеркале отражение стоящей перед ним обычной женщины и в этом отражении – тысячу скрытых истин.
Она снова повернулась к нему лицом; глаза скрывались в тени от края шлема.
– В тот день, когда семья Паран потеряла единственного сына.
Ответ был таким неожиданным и потрясающим, что Ураган не знал, что ответить. Нижние боги, Тавор… Он пытался найти хоть какие-то слова.
– Я… не знал, что ваш брат умер, адъюнкт…
– Он не умер, – отрезала она и отвернулась.
Ураган негромко выругался. Он сказал что-то не то. Показал собственную тупость, полное непонимание. Прекрасно! Ну и пусть я не Геслер! Пусть я не врубился… Словно ледяное дыхание окатило его.
– Адъюнкт! – Крик заставил ее обернуться.
– Что такое?
Он глубоко вздохнул и сказал:
– Когда мы присоединимся к изморцам и остальным, кто примет общее командование?
Она быстро взглянула на него и ответила:
– Там будет летерийский принц, Смертный меч Серых шлемов и королева Болкандо.
– Худов дух! Да я не…
– Кто примет командование, Кованый щит? Ты и Геслер.
Он пораженно уставился на него, а потом проревел:
– А вы не думаете, что у нее голова и без того распухла? Вам-то не приходилось жить с ним!
Она ответила холодно и спокойно:
– Помни, что я сказала об уязвимости, Кованый щит, и прикрывай свою спину.
– Прикрывать… что?
– И последнее, Ураган. Передай мои соболезнования Свищу. И скажи, если сочтешь нужным, что Кулак Кенеб погиб… смертью храбрых.
Ему показалось, что она очень тщательно подбирала слова. Не важно. Может помочь со всем этим дерьмом. Наверное, стоит попробовать.
– Адъюнкт?
Она подобрала поводья коня и поставила ногу в стремя.
– Да?
– Мы еще встретимся?
Тавор Паран помедлила, и что-то вроде легкой улыбки появилось на ее губах. Адъюнкт запрыгнула в седло.
– Счастливого пути, Кованый щит. – И потом добавила: – Ураган, если вдруг встретишь моего брата… нет, не важно.
С этим она повернула коня и направилась к голове колонны.
Блистиг поехал за ней, следом Рутан Гудд и бывший жрец – впрочем, скорее, его конь сам отправился за остальными. Осталась только Лостара Йил.
– Ураган.
– Лостара.
– Быстрый Бен был уверен, что вы с Геслером живы.
– А теперь?
– А теперь его с нами нет.
Он подумал и улыбнулся.
– Прими все как есть, Лостара Йил. Он считал, что мы живы-здоровы. И был прав. А теперь у меня возникло чувство, что он не так потерян, как кажется. Он же просто змей. Всегда был и всегда будет.
Она одарила его такой улыбкой, что Ураган почти заколебался, но прежде чем успел придумать что-нибудь соблазнительное и, возможно, неприличное, она уже скакала за остальными.
Проклятье! Такие улыбки мне посылают не каждый день.
Нахмурившись, он приказал Ве’гату развернуться и направил в обратный путь.
Охотники и личинки двинулись следом.
Маленькая птичка попыталась усесться на бороду Урагана. Но от его ругательства она с писком прыснула прочь.
