Русское рассеяние

Владыка уехал, и его духовная дочь страшно тосковала, но чувствовала молитву духовника и сама молилась о нем, а также о Лидочке и Мишке.

Ритка возглавляла теперь санитарный отдел скаутской дружины – такая работа наконец-то пришлась ей по душе: здесь пригодились и тщательное изучение медицинского справочника, и ее сумасшедшая интуиция, и спокойная смелость, с какой она могла перевязать рану или наложить шину. Девушка твердой рукой расставляла дежурных на кипятилках и на пляже, умело и быстро оказывала первую помощь пострадавшим от укусов рыб или порезов о кораллы, обходила дозором лагерь, помогала в лагерном госпитале и аптеке – все это нравилось ей и отвлекало от уныния после отъезда духовного отца.

Незаметно летело время, и приблизилась Пасха 1950 года. Со Страстной пятницы до пасхальной заутрени скауты стояли в почетном карауле у Плащаницы. Повара на кухне изловчились каким-то чудом испечь пасхальные куличи для каждого тубабаовца.

В пасхальную ночь, девятого апреля, дорога к Свято-Богородицкому собору на гору освещалась горящими плошками, а сам собор стараниями молодежи был иллюминирован электрическими лампочками. Светила огромная луна – такая большая, как бывает только в тропиках, крупные звезды незнакомых созвездий удивленно смотрели на маленькие огоньки необитаемого острова, и сердце тревожилось: что там, впереди?

Постепенно русские беженцы группами и поодиночке покидали остров, находили себе пристанище в разных уголках земного шара. Харбинский поэт Алексей Ачаир писал о русском рассеянии:

 
…Нам близки и Памир, и Америка,
И Багдад, и Лионский залив.
Наш казак у восточного берега
Упирался в Дежневский пролив.
Легче птиц и оленей проворнее,
Рассыпаясь по тысячам мест,
Доходил до границ Калифорнии
Одинокий казачий разъезд…
И теперь, когда черные веянья
Разметали в щепы корабли, —
Снова двинулись в страны рассеянья
Мы от милой чумазой земли…
На плантациях, фермах, на фабриках,
Где ни встать, ни согнуться, ни лечь, —
В Аргентинах, Канадах и Африках
Раздается московская речь.
Не сломала судьба нас, не выгнула,
Хоть пригнула до самой земли.
И за то, что нас Родина выгнала, —
Мы по свету ее разнесли.
 

Все они хотели оказаться в Америке, но только Америка не спешила открывать для них двери. Конгрессу США потребовалось много времени, чтобы решить вопрос о выдаче виз русским беженцам с Тубабао.

Девчонки в Риткиной палатке перестали дружно засыпать после отбоя: всеобщая тревога ожидания, робкие надежды на лучшее, усталость от тропического влажного климата и постоянной изнуряющей жары прогоняли сон. Они разговаривали вполголоса, делились мечтами о том, где найдут себе пристанище и как счастливо заживут в новой стране: найдут интересную работу, купят дом, удачно выйдут замуж. Перечисляли в сотый раз все возможные пути покинуть надоевший Тубабао.

Американцы соглашались выдать визы, но только тем, кто найдет спонсора, так называемого ашуранса, – гражданина США, который гарантирует, что приезжий не станет финансовой обузой для общества, что у него будут работа и жилье. Найти такого спонсора-гаранта было совсем не просто, чаще всего – невозможно. К тому же американцы решили, что дети русских, родившиеся в Китае, будут считаться китайскими гражданами, а квота для рожденных в Китае была переполнена, и получения визы предстояло ждать около восьми лет. Ритка быстро смекнула, что Америка ей не светит.

По поводу ожидания билля о квоте для тубабаовцев на острове сочинили анекдот, который пересказывали друг другу, правда, смех по поводу этой байки был скорее горьким: «Прошло пятьдесят лет… Остров Тубабао снова весь зарос джунглями. И вот сюда приехали поохотиться американцы. Ходили, ходили – ничего интересного: никого нет, одни вампиры летают. Вдруг на верхушке одной пальмы они увидели большую обезьяну, решили поймать ее живьем и стали обсуждать план, как достать ее с пальмы.

Но обезьяна сама спустилась вниз и оказалась не обезьяной, а старым человеком, совершенно заросшим волосами. Он стал быстро что-то говорить, и американцы уловили несколько русских слов. Один из них, немного знавший по-русски, стал его расспрашивать, и старик рассказал следующее: “Много лет тому назад, когда я был еще маленьким, слыхал от родных, что все с нетерпением ждали, когда пройдет какой-то Билл в Америке и приедет какая-то комиссия. Все, кто ждал, уже умерли, остался я один. Быть может, вы и есть эта комиссия из Америки?”»

Ритку анекдот не смешил. Куда ехать, куда деваться? Она чувствовала себя совершенно одинокой без владыки. Она никому не нужна. Ее никто и нигде не ждал. Она могла заболеть тропической лихорадкой или туберкулезом – и ни одного родного лица не склонилось бы у ее кровати. Одиночество давило Ритку тяжелым камнем. Девушка шла вечером мимо палаток семейных и больными глазами смотрела на их совместные заботы, радости и печали. Она обрела духовного отца – и сразу потеряла. Он молится о ней и, наверное, даже видит ее, но она-то его не видит, вот в чем дело!

О том, что владыка молится о ней, она знала точно: чувствовала это всей душой. Когда его образ вставал перед ней особенно ярко, слезы начинали течь из глаз и перехватывало дыхание, Ритка была уверена: это ее отец молится о ней. Иногда ей даже казалось, что он видит ее глазами лагерь, океан и все-все вокруг. Но ей так не хватало его присутствия!

А на остров тем временем приезжали миссии разных стран.

Приезжали австралийцы. Они выдавали визы, но только молодым и здоровым мужчинам, готовым на любой тяжелый физический труд. Так что в Австралии Ритку тоже не ждали. Австралийцы предложили подписать пустые листы бумаги, которые обязывали русских отработать два года на неизвестных им предприятиях. Несмотря на такие сомнительные условия, более тысячи человек записались на получение визы, уехали с Тубабао на кораблях «Хэйвен», «Марин Джампер» и «Дженерал Грили» (“Haven”, “Marine Jumper” и “General Greely”) и прибыли в Австралию в июне, октябре и ноябре 1949 года.

Французская миссия пригласила русских к себе selon les traditions chevaleresques de la France, и тубабаовцы обрадовались, но, как выяснилось, рано и зря: французов интересовали только те русские, у кого имелись родственники или близкие друзья во Франции. Французы предлагали также переселение на Мадагаскар мужчинам не старше тридцати пяти лет с техническим образованием и крепким здоровьем. Таковых обнаружилось человек восемьдесят. Так что и для французов Ритка не представляла никакого интереса, хотя и владела французским.

Приезжали парагвайцы: они вербовали людей с опытом в сельском хозяйстве (мужчин в возрасте до пятидесяти лет, женщин до сорока), предоставляли даровой проезд в пределах Парагвая до места поселения, обещали парагвайское гражданство после двухлетнего пребывания в стране. Двести семьдесят пять человек приняли их предложение и уехали в Парагвай.

Появились в лагере представители из Суринама (бывшей голландской Гвианы) и Сан-Доминго. Около сотни тубабаовцев выехали с острова на пароходе «Марин Джампер» в Южную Америку: в Доминиканскую республику, Чили и Суринам. После долгих странствий «Марин Джампер» закончил свой рейс в суринамском порту Парамарибо.

Владыка Иоанн тем временем выступил перед Сенатской юридической комиссией в США и описал критическое положение беженцев на Тубабао.

Он участвовал также в составлении «Обращения русских иерархов к правительствам мира». Русские архипастыри ходатайствовали «об облегчении судьбы эвакуированных из Китая русских, оказавшихся фактически пленниками на острове Самар».

Они писали в Обращении: «Тяжелый сезон тайфунов наступил, а палатки, в которых приходится людям жить, пришли в разрушение. Жилищные условия лагеря могут быть оценены недавним фактом крушения барака, предназначенного служить убежищем на случай тайфуна, и произошло это в солнечный день… Около 80% переболело от перенесенных тропических болезней, силы их истощаются. Внезапный тайфун может уничтожить все постройки лагеря и причинить неисчислимые бедствия его обитателям… Если они погибнут жертвой небрежности ИРО и равнодушия Мира, ответственность должна пасть на виновников этого события, которое заслуживает наименования преступления против Бога и людей…»

Но главным оружием архиепископа Иоанна Шанхайского была его горячая молитва, которая раскрывала все закрытые двери. Эта молитва сотворила невозможное: в апреле 1950 года Конгресс США одобрил поправку к Закону о квоте для эмигрантов. Эта поправка разрешала внеквотный въезд в США беженцев с Тубабао.

Заточение русских на тропическом острове подходило к концу.

Но от одобрения Конгресса США до вступления закона в силу тоже нужны были время и преодоление множества канцелярских проволочек. Первая большая группа русских поедет в Америку только через семь месяцев, в ноябре 1950 года. Воспитанники приюта святителя Тихона Задонского не войдут в их число: они смогут покинуть остров лишь в начале 1951 года.