Часто доктору приходилось отправляться к тяжелым больным пешком или верхом. Как-то Дубровин решил проведать больного в селении недалеко от Урумчи, а заодно и произвести разведку на предмет лекарственных трав. Светило яркое солнце, аромат разнотравья доносился с лугов, пели птицы.
По пути Дубровин увидел идиллическую картину: на лугу мирно паслось небольшое стадо домашних двугорбых верблюдов – бактрианов (так их называют в отличие от диких двугорбых – хаптагаев и одногорбых – дромадеров). Константин Петрович подошел поближе к стаду. Он как раз недавно читал о местной флоре и фауне и узнал из книги множество интересных фактов. Теперь ему представилась возможность увидеть представителей этой самой фауны в реальности. Молодой врач начал внимательно разглядывать стадо.
Верблюд – животное удивительное. Он довольствуется таким кормом, который больше никто из животных есть не станет: верблюжьей колючкой, полынью, колючими и сухими ветвями саксаула, горькими и солеными травами. Обходится три-четыре дня без воды, может пить даже солоноватую воду, хорошо переносит и сильную жару, и сильный холод. Широкие верблюжьи ноги легко ступают по сыпучим пескам и могут пройти за день пятьдесят километров. К тому же верблюд намного сильнее лошади и может нести до пятнадцати пудов.
Правда, есть у верблюда и недостатки: он пуглив и упрям. Заяц, выскочивший из-под куста, может вызвать такой переполох в караване, что огромные корабли пустыни просто разбегутся в разные стороны, роняя вьюки на ходу. Еще верблюд может рассердиться и оплевать человека жвачкой или заупрямиться и отказаться ложиться под вьючку. Не любит он и сырости, и дождя – начинает болеть.
И вот, когда доктор разглядывал стадо и вспоминал все интересные факты о верблюдах, самый большой из них вдруг повернул голову и тоже пристально посмотрел на Константина Петровича. А был это ревнивейший гонный бактриан, обихаживавший своих любезных сердцу верблюдиц.
У верблюда маленькие уши, зато отличное зрение, а мощное обоняние позволяет находить воду в радиусе шестидесяти километров. Еще у него отличная память, позволяющая ему ориентироваться среди барханов и находить дорогу. В данной ситуации сей великолепный представитель мозоленогих мог с полной уверенностью прореветь: «Я этого человека не видел раньше. А что ему вообще здесь нужно? Уж не покушается ли он на моих прекрасных верблюдиц?»
Вот тут-то бы доктору и ретироваться, но подвела природная любознательность: темно-каштановый верблюд был просто великолепен – высотой под три метра и весом килограммов этак восемьсот. Он нервно помахивал довольно коротким хвостом с кисточкой на конце и быстро двигал толстыми мясистыми губами, словно хотел что-то сообщить незнакомцу.
Видимо, решив, что на таком расстоянии Дубровин не услышит его сообщения, верблюд потряс головой и, с каждым шагом набирая скорость, резво двинулся к доктору. Константин Петрович застыл как вкопанный, ошеломленный быстротой, с которой бежало огромное животное. На бегу верблюд издавал странные звуки: он то свистел, то ревел, то словно бормотал свои верблюжьи ругательства. Наконец Дубровин опомнился и, пятясь, стал отступать. Затем повернулся и уже по-настоящему побежал – и вовремя: еще немного, и разъяренный верблюд просто растоптал бы его.
Верблюды на пастбище
Молодой и сильный Константин Петрович надбавил и понесся со скоростью профессионального спортсмена-спринтера, полотняная сумка с флягой воды и тяжелым справочником лекарственных трав больно била по спине. К сожалению, человек не может соревноваться в скорости с четвероногим кораблем пустыни, который, несмотря на свои габариты, разгоняется подобно автомобилю.
Дубровина спасло одиноко растущее дерево, на которое он и вскарабкался в мгновение ока (не от него ли Ритка унаследовала свою сноровку в лазании по деревьям?). Обняв толстую ветку, любознательный доктор мог теперь наблюдать удивительное животное, о котором недавно читал в книге, почти вплотную.
Мозоленогий разъярился не на шутку: высоко задирал пасть, почти касаясь ног Константина Петровича, из пасти шла пена. Профессиональная наблюдательность Дубровина отметила чудесные ноздри верблюда, которые он обычно держит плотно закрытыми, открывая их только во время вдоха – выдоха и предельно уменьшая испарение организмом воды. Он прекрасно разглядел также верблюжьи чудо-ноги, способные делать пинки сразу в четырех направлениях. Было совершенно очевидно, что верблюду не терпится продемонстрировать свои способности на практике.
Дубровин вспомнил из прочитанного, что в драке верблюд обычно давит противника шеей, бьет передними и задними ногами, ну а если пускает в ход зубы – пиши пропало: он так и норовит схватить врага зубами за голову. Если учесть, что вообще-то травоядный верблюд тем не менее легко закусывает костями и шкурами других животных и даже изделиями из шкур, – дело принимало совсем нехороший оборот.
К счастью, спустя пару часов к стаду наведались пастухи. Они отогнали ревнивца и со всеми предосторожностями сняли почти недвижимого Константина Петровича с ветки: руки и ноги его затекли до крайности.
Вот такое отнюдь не романтическое приключение случилось с Дубровиным в первый же год его работы. Жене он об этом не поведал, но несколько лет спустя рассказывал дочке Верочке в виде очень забавной истории, ну а Вера Константиновна рассказала историю о дедушке своей дочери Ритке – так она и дошла до нас.