День восьмой
Финал
Пятница, 19 мая

Снейдеру пришлось пережить двухчасовой допрос нидерландскими коллегами, прежде чем он смог сунуть себе в рот самокрутку.

В отличие от него разговор Дирка ван Нистельроя с уголовной полицией продлился всего пятнадцать минут. Со своим неотразимым шармом, он быстро объяснил иностранным коллегам, что этим делом занималось немецкое БКА, и они со Снейдером вмешались, потому что медлить было нельзя. А именно по той причине, что нидерландская уголовная полиция – несмотря на предупреждение БКА – не справилась ни с охраной Лунгстрёма на конгрессе, ни с поисками Шэффера. После этого у иностранных коллег закончились аргументы.

К счастью, прогулка по яхтенному причалу обошлась для Снейдера без больших потерь, так как – за исключением двух пулевых ранений в ступни – с Лунгстрёмом ничего не случилось, А ведь все могло закончиться по-другому, и тогда шарм ван Нистельроя не помог бы.

Нидерландская уголовная полиция снова конфисковала их оружие, взяла для проформы отпечатки пальцев и отправила труп Томаса Шэффера на вскрытие в Институт судебной экспертизы в Амстердаме. Наверняка Снейдеру придется еще приехать на подробный разговор с нидерландской генпрокуратурой, но пока ему разрешили покинуть страну. Однако уезжал он один, так как ван Нистельрою нужно было уладить бумажные дела, а Кржистоф должен был еще несколько дней оставаться в Лейденском университетском медицинском центре в Гааге.

Когда Снейдер навестил последнего сразу после операции, Кржистоф со слабой улыбкой поднял три пальца, и Снейдер в трех кратких предложениях сообщил ему, как все закончилось. Затем Снейдера с полицейским эскортом доставили в амстердамский аэропорт Схипхол. Коллеги проводили его до гейта, чтобы убедиться, что он действительно улетел.

И Снейдер с превеликим удовольствием это сделал. Его ранний рейс во Франкфурт вылетал в начале пятого, и он зашел на борт незадолго до взлета. Другие пассажиры уже сидели на своих местах. Между проходами располагался широкий ряд с четырьмя сиденьями, Снейдеру нужно было туда.

Он протиснулся на свое место. Рядом с ним у прохода сидел пожилой мужчина лет шестидесяти, который вполне профессионально играл в тетрис на своем телефоне. С другой стороны расположилась молодая мать с сыном не старше семи лет, который крутился и постоянно пинал Снейдера по ноге.

– Прекрати, мужчине это не нравится.

Как пить дать, – подумал Снейдер и хотел закрыть глаза.

– Если ты немедленно не сядешь спокойно, папа рассердится, когда будет встречать нас во Франкфурте.

Если он давно уже не обратился в бегство.

Бортпроводник попросил парочку у окна поднять шторки иллюминатора и напомнил мальчику и его матери, что ребенок должен быть пристегнут, а столик перед ним поднят.

– Почему? Я могу держаться за столик, – визжал мальчик. – И почему дурацкая шторка должна быть поднята. Снаружи все равно темно!

Хорошо, что они забрали у меня пистолет, – подумал Снейдер.

– По причинам безопасности, – терпеливо отвечал стюард.

– Но почему?

– Такие правила.

– Но почему это так?

– Смотри. – Бортпроводник дал мальчику цветной леденец, который тот тут же уронил на пол.

Снейдер огляделся. Салон был полон, и он не мог пересесть на другое свободное место.

– Мама, почему та женщина впереди слепая?

Снейдер ненадолго закрыл глаза, но теперь снова их открыл. В переднем ряду, наискосок от них, действительно сидела слепая женщина в солнечных очках, с повязкой на рукаве и тростью.

Мальчик снова пнул Снейдера по ноге.

Наконец они взлетели – и как только оказались в воздухе, мальчик по-настоящему распоясался. Сосед наклонился к Снейдеру и прошептал в ухо:

– Вам этот мальчик тоже действует на нервы?

– Да, но, к сожалению, у меня забрали все средства, и я не могу ничего предпринять. – Снейдер приподнял полу пиджака и показал пустую кобуру.

Мужчина уставился на него.

– Вы из полиции?

Снейдер кивнул.

– Ну, может, вам в голову придет что-нибудь еще.

Когда мальчик, крутясь, локтем попал Снейдеру в плечо, тот наклонился к ребенку.

– Ты хотел знать, почему шторки должны быть подняты? – прошептал Снейдер.

– Скажи мне, дедушка! – выкрикнул мальчик, развалился в кресле и снова пнул Снейдера.

– Чтобы стюарды видели, когда в нас врежется другой самолет, – ответил Снейдер.

Мальчик уставился на него с открытым ртом. Двух зубов у него не хватало.

– А если при столкновении в корпусе самолета появится трещина, – продолжал Снейдер, – весь воздух мгновенно высосет из салона. Сиденья вырвет из креплений, и их вместе с людьми выбросит наружу. Столик перед тобой тоже может оторваться, он полетит тебе в голову и перережет глотку. Тогда это будет выглядеть так… – Снейдер показал мальчику на своем телефоне фотографию из одного дела. – Видишь! Поэтому столик должен быть поднят.

Мать в ужасе смотрела на Снейдера. Мальчик тоже. Наконец он закрыл рот, и по щеке у него покатилась крупная слеза.

В этот момент самолет попал в зону турбулентности, и его сильно тряхнуло. Но мальчик сидел спокойно, не дергался, смотрел перед собой и не говорил ни слова.

Мужчина рядом со Снейдером молча улыбнулся и показал ему большой палец. Затем продолжил играть в тетрис.

Через полчаса, – за которые Снейдеру удалось немного подремать, – запищал его телефон. Приоткрыв один глаз, он покосился на экран. Сеть Wi-Fi на борту была такой слабой, что понадобилось несколько минут, прежде чем сообщение загрузилось полностью. Речь шла о судебно-медицинском отчете. Очевидно, патологоанатомы работали всю ночь.

Мальчик рядом с ним лежал, положив голову матери на плечо, – оба спали. Седой мужчина с другой стороны все еще играл в тетрис.

– Работа? – пробормотал мужчина.

– Да. – Снейдер вздохнул, поднял телефон так, чтобы мужчина не видел экрана, и открыл документ.

Это был итоговый отчет вскрытия всех жертв. По содержимому желудков можно было заключить, что Януса привязали к кровати с бамбуковыми ростками в тот же день, когда убили его работниц, заживо закопали в лесу настоятельницу Констанс Феличитас и разделались с ее сиделкой. В тот же самый день, когда из квартиры похитили акушерку и привязали к часовому механизму на бернской Цитглогге.

В четверг 11 мая.

Снейдер тут же выпрямился в кресле. Его пульс ускорился.

Значит, преступления в Баварии, Бруггтале и Берне были совершены не по очереди, как они до этого предполагали, а в одно и то же время. В уме он еще раз прошелся по всем фактам и подумал о заметках, которые нацарапал в Берне на салфетке.

Между тем он настолько хорошо узнал монахиню, что был уверен – она не участвовала лично ни в одном убийстве. Но двух человек слишком мало для такого сценария. Одних Грит Майбах и Томаса Шэффера не хватило бы. Им должен был помогать как минимум еще один человек. Но кто?

Краем глаза Снейдер увидел, как стюард приближался к ним по проходу с тележкой, раздавая пассажирам напитки. Правда, жажда была сейчас наименьшей из его проблем.

– Плохие новости? – спросил мужчина рядом с ним, откинулся назад и попытался заглянуть в экран Снейдера.

– В чем там дело?

– Не сейчас, – оборвал Снейдер все вопросы.

– Могу я хотя бы угостить вас напи…

– Не сейчас!

Стюард остановил тележку рядом с ними и протянул слепой даме, сидевшей в переднем ряду наискосок от них, пластиковый стаканчик с колой. До этого дама водила пальцами по книге. Шрифт Брайля!

Стюард пытался поставить стаканчик рядом с книгой, но случайно опрокинул его, и кола вылилась женщине на платье.

– О, черт! – вырвалось у соседа Снейдера, который тоже набдюдал за этой сценой.

Но женщина не вскочила, она даже не вздрогнула, не вскрикнула – казалось, просто хотела уйти в себя.

Никакой мимики, удивленного или рассерженного лица, просто застывшее выражение, пока стюард тысячу раз извинялся и пытался все вытереть.

– Вот бы мне такое спокойствие, – пробормотал сосед Снейдера.

Невольно Снейдер вспомнил, что рассказывал ему Хоровитц о встрече с братом Магдалены Энгельман в Марбурге. Хоровитц описал Зено очень живым, с сильно выраженной мимикой и жестикуляцией – совсем не таким, как эта женщина, которая была определенно слепой, что он понял по книге со шрифтом Брайля.

– Что-то случилось? – спросил его сосед. – Вы внезапно стали таким задумчивым…

Снейдер не ответил. Мысли завертелись у него в голове.

Снейдер вспомнил описание Зено со слов Хоровитца. Под шестьдесят, седой венчик волос, хитрые глаза, мускулистое тело, приятный, но категоричный и самоуверенный голос.

Затем Снейдер медленно повернул голову и уставился на своего соседа, который с самого взлета осторожно пытался расспросить его о работе.

Мужчина вполне подходил под описание брата Магдалены. Хотя Снейдер не знал как, но с соответствующими компьютерными знаниями, вероятно, можно было даже зарегистрироваться на место рядом с ним.

Снейдер пытался не выдать своих мыслей.

– Можно выйти? – спросил он соседа, так как мать и сын рядом с ним спали.

– В настоящий момент это невозможно, – вмешался в разговор стюард. – Тележка…

– Тогда отодвиньте ее в сторону! – потребовал Снейдер. – Мне срочно нужно в туалет.

С недовольным видом бортпроводник отодвинул тележку назад.

– Туалеты находятся в задней части…

– Спасибо!

Седой мужчина поднялся, и Снейдер протиснулся мимо него в проход. Шагая в дальний конец салона, он уже набирал номер Хоровитца по внутренней сети Wi-Fi.

Надеюсь, он услышит звонок.

Снейдер добрался до туалетов, открыл кабинку, вошел внутрь, запер дверь, ногой опустил крышку унитаза и сел сверху.

В трубке щелкало и потрескивало. Связь была достаточно плохой.

– Да, черт возьми, что такое? Который час? – пробормотал Хоровитц сонным голосом.

– Слушай! Мне нужна фотография Зено Энгельмана.

– Это ты, Мартен?

– Нет, папа римский! – закричал Снейдер. – Это срочно! Проснись, открой дело и пришли мне фото Зено Энгельмана на мобильный.

– У тебя нет Интернета?

– Я в самолете на высоте 12 000 метров и не смогу подключиться к базе данных БКА через Wi-Fi на борту.

– Хорошо, хорошо, сделаю.

Снейдер положил трубку и стал ждать сообщения с фотографией.