Часа через три Сабина наконец вырвалась от журналистов, она стояла одна на веранде отеля Seaside Resort и смотрела на заходящее вечернее солнце. Рядом с ней на балюстраде лежала рация, подключенная к полицейской волне. Кроме того, в ухе у нее находился наушник, через который она была связана с Марком в автомобиле для прослушки.

Доктор Фреда Ромбуш была мертва, у Хоровитца шок, у Тины ушибы, ссадины, касательное огнестрельное ранение и тяжелые рваные раны, а настоящий полицейский, который должен был принести им в номер камеру, был найден без сознания в бельевой – связанным, раздетым догола и избитым.

У Сабины все еще были ватные ноги.

Как легко они могли умереть – Снейдер, Тина, Хоровитц или она сама. Но этот парень пощадил их, как и того полицейского в бельевой.

После убийства Ромбуш территория отеля кишела полицией, криминалистами, сотрудниками охраны и служб спасения – симпозиум со всеми дополнительными мероприятиями все-таки отменили. К тому же на месте были представители прессы и телевидения, которые не давали Снейдеру прохода.

Сабина слушала по рации сообщения коллег, которые становились все более безнадежными. Киллер ушел, несмотря на перекрытые улицы и операцию с привлечением вертолетов. Мотоцикл нашли несколько минут назад в кювете недалеко от Боденского озера – всего в паре сотен метров от отеля Seaside Resort, – он был спрятан в кустах под зеленым брезентом. Самого мужчины и след простыл.

Но хотя бы у них есть следы его крови для сравнения ДНК.

В наушнике у Сабины хрустнуло.

«Снейдер на пути к тебе», – сказал Марк.

– В каком он настроении? – спросила Сабина.

«Я бы не стал рассказывать ему анекдоты про голландцев». – Затем Марк оборвал связь.

Сабина посмотрела в другой конец веранды. Снейдер только что вышел через открытую двустворчатую дверь столовой на улицу, за ним следовали Кржистоф и Хоровитц, инвалидная коляска которого тоже слегка пострадала. Одно колесо было слегка погнуто и ходило восьмеркой.

Снейдер с непроницаемым лицом встал рядом с ней у балюстрады и тоже посмотрел на озеро.

– У Мартинелли все хорошо, учитывая обстоятельства.

Сабина выключила полицейское радио.

– Что это значит?

– Врачи в клинике Констанца обработали порезы на лице. Две раны пришлось зашить, остальное – ссадины и синяки. – У Снейдера заходили желваки.

– А касательное ранение?

– Не зашивали, только перевязали. К счастью, крупные артерии не задеты.

Он немного преуменьшил, но Сабина не стала выяснять подробности. Она снова подумала о том, что киллер пощадил их всех, кроме Ромбуш. Но что-то здесь все равно было странным.

– Почему он не застрелил Ромбуш через вентиляционную решетку? Зачем он спрыгнул в кабину?

Снейдер немного подумал.

– Я тоже задавался этим вопросом.

Она взглянула на Хоровитца.

– Он хотел поговорить с вами?

Снейдер помотал головой:

– Нет, дело не в том. Ему нужно было в подземный гараж к своему мотоциклу – а мы перекрыли лестницу. Этот путь был его единственным шансом.

– И все равно он улизнул от всех нас, – констатировал Хоровитц.

Снейдер кивнул:

– Он точно знал, что делает. Проехал на мотоцикле пару сотен метров, спрятал его под брезентом и, вероятно, на моторной лодке скрылся по озеру в стороне Швейцарии. – Он указал вниз на берег. – Чуть дальше на берегу Рейнштайгаполиция нашла краденую лодку. Оттуда около двух километров через старый город до соседнего швейцарского городка Кройцлинген.

Сабина знала, что между обоими практически сросшимися городами не было пограничного контроля. Даже велосипедисты могли спокойно покидать территорию ЕС.

– Как он сумел пройти через все перекрытые улицы? – спросила она.

– Он знает систему, к тому же изнутри. – На лице Снейдера не отразилось никаких эмоций.

– Вы имеете в виду, он один из нас?

Хоровитц кивнул:

– Это был не простой тип. Думаю, из военных или спецслужб.

– Тогда, возможно, это ему принадлежала идея с бамбуковыми ростками, – добавил Кржистоф.

Снейдер сунул себе в рот сигарету и затянулся.

– Я не могу избавиться от ощущения, что откуда-то его знаю… и его голос показался мне таким знакомым.

Описание примет и фоторобот мужчины, составленные по показаниям Снейдера, Сабины и Хоровитца, были давно разосланы. Международный розыск шел уже час.

Снейдер затянулся косячком и прищюрился на заходящее солнце, которое подсвечивало воду перед ними изнутри.

– Эти глаза. Я его знаю…

– Он замазал себе родимое пятно под глазом, – напомнила ему Сабина.

– Такое же, как у Грит Майбах? – пробормотал он. – Думаете, он ее брат?

Сабина кивнула.

– Брат-близнец, – уточнила она. – Я долго об этом думала, и, на мой взгляд, существует только такое объяснение.

Снейдер кивнул:

– Тогда наша монахиня родила близнецов. – Он сказал в свой микрофон: – Крюгер? Мы начинаем поиск.

«Разыскная операция БКА?» – раздался голос Марка в наушнике Сабины.

– Не разыскная операция, а просто внутренний поисковый запрос через международные базы данных, – уточнил Снейдер. – Ищем бывшего полицейского, солдата или агента с родимым пятном на лице. Вырос без родителей. Предположительно, в детском доме.

«Возраст?»

– Тридцать семь лет, – с точностью ответил Снейдер. – Если Грит Майбах и наш киллер действительно близнецы, то у него такая же дата рождения. Девятое мая. – Он повернулся к Сабине. – Будет просто смешно, если мы не идентифицируем его в короткое время.

Через неделю после их первой встречи в монастыре Томас и Грит снова увидели монахиню. Магдалену Энгельман. Так ее звали, но в мыслях Томас, как и прежде, именовал ее только монахиней. В отличие от сестры он не мог называть ее матерью. Потому что настоящей матерью она никогда не была – ни тогда, ни сейчас. Для него эта монахиня была по-прежнему чужой женщиной. Хотя она родила его и Грит и спасла от пожара – все равно бросила их! Грит не хотела это понимать. Сколько бы он с ней ни спорил.

Помимо этого, у Томаса было еще много вопросов к монахине. Поэтому он явился на встречу в Браунау; в кофейне на пешеходной улице чудесного средневекового городка, где мир, казалось, был еще в порядке. У монахини было только полчаса до возвращения в монастырь, но Томасу этого казалось достаточно.

Послеобеденное солнце теплого бабьего лета светило в немытые стекла кафе. Несмотря на хорошую погоду, они сидели не на улице, а внутри, в нише для курения. Там они могли спокойно поговорить, в то время как мимо их окна туда и обратно сновали люди.

– Я до сих пор не могу осознать, что сделали с тобой и со всеми другими женщинами, – прошептала Грит. – И с детьми всех этих женщин. – Следующую фразу она произнесла еще тише: – А другие монахини вообще знают, что мы выжили?

Магдалена Энгельман помотала головой.

– Все думали, что вы погибли при пожаре и похоронены под руинами. Так как настоятельница боялась, что ваши тела обнаружат, парник не отремонтирован до сегодняшнего дня.

Томас помешал длинной кофейной ложкой свой глясе.

– А почему ты нас отдала? – спросил он, проигнорировав предостерегающий взгляд Грит.

Монахиня сохраняла спокойствие.

– Еще за много лет до вашего рождения ходили слухи, что младенцев забирает какой-то детский врач, а через год возвращает их трупы. Сестры много раз видели по ночам автомобиль. В багажнике лежали покрывала. А в них были завернуты голые трупы примерно годовалых детей.

Томас сглотнул.

– И это были те же самые дети?

– По крайней мере, мы так думали. Существовали самые дикие предположения, но что бы там ни было, я знала – с вами это не должно случиться.

– А почему… – начал Томас, но получил сильный пинок под столом.

– В том хаосе, который начался в ночь пожара, – продолжала монахиня, – я смогла спрятать вас в прачечной. Я обложила шкаф и дверь бельем, чтобы никто не услышал вашего плача. Вам повезло, что скорая помощь забрала акушерку с сильными ожогами лица в больницу. И прежде чем настоятельница вернулась на следующее утро после встречи с епископом, я отвезла вас в город.

– В твоей монашеской одежде? – ехидно заметил Томас.

Она проигнорировала тон.

– Я одолжила мирскую одежду акушерки.

– А как ты спустилась в долину? Пешком?

– Дай же ей рассказать! – пристыдила его Грит.

Монахиня с нежностью положила ладонь на предплечье Грит.

– У друга моего брата был «фольксваген-жук». Я позвонила ему, и он меня забрал. Мы сразу поехали к детскому приюту в Браунау.

– Но в записке значилось, что сдала детей некая В. Кронер, – снова перебил ее Томас.

– Я ведь не могла указать свое настоящее имя. Беременная монахиня? Кто бы мне поверил? Так что я выдала себя за Вивиану Кронер – акушерку, у которой была корзина с младенцами неизвестной матери.

– А почему?..

– Я знаю, что ты хочешь знать, – перебила она его. – Почему вас разделили? – Она вздохнула. – Я боялась, что акушерка не поверит в вашу гибель. Выписавшись из больницы, она могла начать разыскивать вас вместе с тем детским врачом. Поэтому заклинала заведующую приюта спасти вас. Ради вашей собственной безопасности вас должны были разделить и отправить в разные страны. Только так можно было скрыть ваши следы.

– И конечно, она это сделала без лишних вопросов? – перебил ее Томас.

– Я рассказала ей правду. До нее уже доходили кое-какие слухи – но она все равно была шокирована. – Монахиня сделала паузу. – Она помогла мне, иначе вас, как и всех остальных, через год закопали бы где-то на территории монастыря.

Томас задумался.

– Но почему все это происходило?

– Настоящую причину я не знаю, – призналась монахиня.

– Пока, – добавила Грит. – Но я клянусь, что все выясню! Мы лишь должны раскопать пару детских трупов и положить перед дверью газетных редакций. Тогда все станет явным.

Монахиня вздохнула.

– Это не так просто. Трупы зарыты где-то на территории монастыря, но где точно, я не знаю. Некоторые из монахинь постарше на протяжении многих лет незаметно, ночь за ночью, обыскивали земельный участок, но ничего не нашли и в итоге сдались.

– Я найду способ, чтобы это выяснить, – сказала Грит.

Некоторое время никто ничего не говорил, Томас тоже молчал.

– Мы найдем способ, – наконец пробурчал он.

Тут Магдалена подняла голову.

– Вы понятия не имеете, кто за всем этим стоит. Вы сошли с ума, если такое задумали.

– Мы будем трусами, если не сделаем этого, – возразил ей Томас.

Грит кивнула.

Неожиданно между ними возникло какое-то особое единение душ. Ярость и ненависть, которые Томас испытывал к этой худой женщине с серыми глазами и седыми волосами, вдруг исчезли. Вместо этого он снова почувствовал связь с Грит и немного с Магдаленой, потому что она излучала такое невероятное спокойствие и проявляла несказанное понимание к нему и его поведению. Как только он мог проклинать ее за все то, что она сделала?

– Поговорите сначала с бывшей заведующей детского приюта в Браунау, – посоветовала им Магдалена.

– Зачем? – спросила Грит.

– В ту ночь я слышала крик троих детей, и в корзине лежали не только вы оба.

– Трое? – повторил Томас.

– В ту ночь родился третий ребенок, – кивнула его мать. – Найдите его.