Первое совещание этим утром проходило в Висбадене, в бюро Дирка ван Нистельроя.

Сабина заехала на машине за Тиной, и когда они, опоздав на одну минуту, вошли в кабинет ван Нистельроя, президент БКА, Снейдер, Хоровитц и Кржистоф были уже там. Правда, они сидели не за столом, а рядом на стульях, расставленных полукругом. Пахло крепким кофе. Два места были еще свободны.

– Возьмите кофе, – сказал ван Нистельрой, не поднимая взгляда.

Сабина и Тина налили себе по чашке и тихо опустились на стулья, пока Хоровитц подробно рассказывал о встрече с Зено Энгельманом в Марбурге. Кржистоф вставил лишь пару слов, а все остальное время играл с удостоверением посетителя БКА, которое прикрепил к рукаву своей черной футболки.

– А теперь послушаем вас обеих, – сказал ван Нистельрой, когда Хоровитц закончил.

Тина описала их вчерашний визит в монастырь, неудавшуюся попытку спасти настоятельницу и находку детских скелетов.

– Между тем у нас уже есть предварительный отчет австрийского БКА, – сообщил ван Нистельрой, когда Тина закончила рассказ. – В общей сложности семьдесят четыре детских трупа. Пришлось постараться, пытаясь предотвратить утечку этой информации в СМИ до конца семидневного срока.

Теперь Сабине стало ясно, почему совещание проходило в бюро президента БКА.

– Кто руководит расследованием?

Коротким кивком ван Нистельрой передал слово Снейдеру.

– БКА Висбадена, – пояснил он. – Ведомства в Берне и Линце у нас в подчинении.

Сабина кивнула. Значит, теперь у них к предыдущим шести жертвам убийств и акушерке в коме одним махом добавилось еще семьдесят четыре трупа.

– Что вы вчера выяснили? – спросила Сабина.

Снейдер нажал большим пальцем на точку на тыльной стороне кисти и на мгновение зажмурился.

– БКА связалось со всеми информационными агентствами, газетами, телевизионными и радиостанциями – но нет ни одного намека на то, что Магдалена Энгельман пыталась когда-либо передать СМИ свою информацию об урсулинском монастыре.

– Значит, она солгала нам, когда утверждала, что обращалась в СМИ.

– Или они молчат об этом, потому что тема слишком острая, – предположил ван Нистельрой.

– Слишком острая? – повторила Сабина. – Сегодня пресса, как коршун, набрасывается на любой скандал, связанный с насилием в церкви. Для них это настоящая находка. По какой причине они отказались бы от такой темы?

– Предполагаю… – сказал Снейдер, – что в этом случае, несмотря на всю проделанную работу, мы стоим еще в самом начале и видим лишь вершину айсберга.

Возможно, он был прав, и речь шла о чем-то гораздо более масштабном, чем они думали.

– Вы сумели вычислить возможных жертв следующих трех дней? – сменила тему Сабина.

Снейдер покачал головой.

– Я нарисовал диаграммы со всеми известными нам фактами и вместе с нашими программистами выстроил в «Дедале» все возможные связи. Но в нашу схему не вписывается ни один пропавший без вести человек.

«Дедалом» называлась сложная система баз данных БКА, которая предоставляла доступ ко всем европейским архивам и данным и не случайно получила имя создателя лабиринта из древнегреческой мифологии.

– Тогда или жертв больше не будет – или монахиня умнее нас.

– Не думаю, что она умнее. – Ван Нистельрой покачал головой. – Здесь собрались одни из самых лучших умов БКА. Эта женщина не может превосходить нас интеллектом. Вероятно, мы пока ничего не нашли, потому что дело развивается в направлении, о котором мы даже не догадываемся.

Айсберг Снейдера. У Сабины по коже побежали мурашки – кажется, все они здесь догадывались: их ждет нечто большее.

– Развивается в каком направлении? – спросила Тина.

– Давайте резюмировать. – Снейдер снова взял слово, нагнулся вперед и уперся локтями в колени. – Вальтер Граймс, садовник в монастыре, через тыльный вход проводил клиентов отца Януса в парник и получал за это деньги. Умственно и физически отсталые женщины интерната, а также некоторые послушницы и монахини на протяжении многих лет подвергались сексуальному насилию. Видимо, они не могли сбежать или на них оказывалось такое давление, что они все это терпели. Некоторые беременели, и Вивиана Кронер принимала роды, а детей через год хоронили в розарии за лесной часовней.

По воспаленным глазам Снейдера Сабина догыдывалась, что прошлой ночью он совсем не спал.

– Во-первых, – Снейдер поднял указательный палец, – почему так много детей? Семьдесят четыре! Такое количество родов не сходится с числом женщин детородного возраста, даже если предположить, что каждая из них забеременела несколько раз, а у некоторых родились близнецы.

А если подсчеты все-таки сойдутся, женщин держали в этих стенах, как машин для деторождения, – подумала Сабина, и внутри у нее все перевернулось.

– Во-вторых, – продолжал Снейдер, – почему эти дети доживали только до года? В-третьих: где они находились до своей смерти?

– В монастыре? – предположила Тина.

Сабина помотала головой.

– Сотрудники ЛКА Линца уже с раннего утра допрашивают монахинь в Бруггтале. Стена молчания наконец-то пала. Как мы теперь знаем, младенцев у них забирали сразу после рождения. И дети в монастыре никогда не жили.

– Есть предположения, куда увозили детей? – спросила Сабина.

Снейдер покачал головой.

Они помолчали.

– Четвертый, и последний вопрос, – наконец подал голос Снейдер. – В татуировках Магдалены Энгельман нет подсказки номер пять. Они продолжаются с шестой по седьмую и заканчиваются римской X. Почему так?

Никто из них не знал ответа.

Снейдер поднялся.

– Пойдемте в комнату для допросов и постараемся это выяснить.

– Почему она должна рассказать нам что-то именно сегодня? – спросила Сабина.

Снейдер загадочно улыбнулся.

– Потому что ван Нистельрой и я выдвинем ей ультиматум.