– Почему у вашей сестры уже тогда были седые волосы? – спросил Хоровитц, после того как Зено закончил свой рассказ.

Зено помедлил с ответом и отхлебнул своего уже остывшего капучино.

– Магдалена вышла замуж в двадцать три года, – наконец сказал он, – но уже через год потеряла мужа. Хороший парень, честный и понимающий. Несчастный случай на фабрике, из-за переутомления якобы сам оказался виноват, поэтому страховая ничего не выплатила. Так что в двадцать четыре она была уже вдовой. Ее мужа кремировали в Линце. Будучи швеей и рабочим фабрики, они оба зарабатывали немного. Гроб был из дешевого материала, немного свечей, а траурный венок на гроб состоял из лесных цветов и еловых шишек.

Зено сделал паузу, постучал пальцем по кофейному блюдцу.

– Не знаю, бывали ли вы уже на кремации. Языки пламени взвиваются ввысь, температура минимум тысяча градусов. Ко всему этому добавляется шум фильтрующей установки. Ужасно.

– Звучит, как будто вы сами это видели, – заключил Хоровитц.

– В зале прощания было немного людей, только пара коллег. После того как они ушли, гроб направили в печь. Через боковую дверь Магдалена вошла в котельную крематория. Я хотел остановить ее, но она ринулась к смотровому отверстию, потому что обязательно хотела посмотреть на кремацию своего мужа. Последнее прощание, так сказать… чертовски плохая идея. – Он скривился, его голос задрожал. – Раздался треск и хруст. Сначала загорелись цветы и шишки, затем пламя охватило еловый гроб. Тот быстро осел, и вдруг в огне поднялся труп ее мужа. Его одежда уже обгорела, плоть оплавилась. Он сидел с вытянутыми руками, а Магдалена начала кричать. И никак не успокаивалась. – Зено замолчал.

Кржистоф недоверчиво нахмурил лоб.

– Из-за жары у трупа сократились сухожилия, – предположил Хоровитц.

– Не только это. – Зено уставился в пустоту. – От жары расширилась мозговая жидкость в голове. Черепная крышка отскочила назад, и казалось, что его заживо… – Он замолчал.

– Вы объяснили вашей сестре причины такого явления? – спросил Хоровитц.

– Это было невозможно. Магдалена кричала, не переставая, была психически травмирована, проплакала всю ночь и от отчаяния пыталась покончить с собой – к счастью, ей это не удалось. На следующее утро у нее были абсолютно седые волосы. С тех пор люди в городке называли ее белой вдовой.

– И затем она ушла в монастырь урсулинок, – предположил Хоровитц.

Зено кивнул:

– Это было ее пожизненное наказание, которое она сама определила, потому что винила себя в смерти мужа.

– Но в момент кремации он был уже мертв, – возразил Хоровитц.

– Причина не в этом. – Зено помотал головой. – Она настояла на том, чтобы в выходные ее муж отработал сверхурочные часы на фабрике. Вот почему она это сделала! Жизнь за стенами монастыря стала для нее невыносимой.

– Вы знали, что она была беременна? – неожиданно спросил Кржистоф.

Зено удивленно посмотрел в сторону Кржистофа.

– Нет… я… но как? Ее муж не мог иметь детей. – Реакция Зено была искренней.

– Через несколько лет после его смерти, во время ее пребывания в монастыре, – объяснил Хоровитц.

– Но она ведь вела целомудренный образ жизни. От кого?..

– Мы не знаем.

Зено взялся за подбородок и почесал седую щетину.

– Она жила в монастыре очень уединенно. Мы не встречались с ней много лет и практически не разговаривали по телефону.

– Вы сказали «жила», – уточнил Хоровитц. – Значит, вы уже знаете, что конгрегация освободила ее от обета и она покинула монастырь.

– Да, три недели назад. Она хотела навестить меня в Марбурге, но так этого и не сделала. – Зено перегнулся через стол. – Что случилось? Почему мы ведем этот разговор?

Хоровитц проигнорировал вопрос.

– Расскажите мне чуть больше о вашем с Магдаленой детстве.

Зено терпеливо ответил:

– Наша мать умерла вскоре после моего рождения. Отец был учителем, математиком и гением счета. Он был почитателем Зенона Элейского, древнегреческого философа, в честь которого была названа машина Зенона, гипотетическая машина, способная производить бесконечное количество вычислений. Отсюда мое необычное имя. Это определенным образом сказалось на мне, по крайней мере, что касается обращения с компьютерами.

– А ваша сестра?

Зено улыбнулся, словно вспомнил забавную историю.

– Как-то раз отец рассказал мне, что в пять лет Магдалена отсутствовала несколько часов и пришла наконец, грязная и в разорванном платье, с берега реки, где играла. Мать неистовствовала. Она велела Магдалене пойти на лужайку и самой найти палку, которой мать ее побьет. Полчаса спустя Магдалена вернулась. Она плакала, потому что не нашла палки. И принесла большой камень, который протянула матери вместо палки.

Хоровитц сглотнул.

– Мать взяла у нее из руки камень, – продолжил Зено, – опустилась на колени, тоже заплакала и обняла ее.

– Милая история, – холодно прокомментировал Кржистоф.

Зено не отреагировал.

– Уже тогда Магдалена была суровой, и к другим, и к самой себе. Кстати, у нее есть способность, которой обладают лишь немногие: она умеет разборчиво писать обеими руками.

– Она левша и правша? – спросил Хоровитц.

– Да, и она даже может писать одновременно два письма разным людям.

– Вы это сами видели? – спросил Кржистоф.

– Да, когда еще мог видеть.

Хоровитц слышал о таких способностях. И это объясняет, почему татуировки, которые монахиня наколола себе правой и левой рукой, были одинакового качества.

– Это умение… – размышлял Хоровитц. – Магдалена Энгельман гений или монстр?

– Монстр? Почему вы так решили? – Зено задумчиво наклонил голову. – Это причина нашего разговора?

– Да, – сказал Хоровитц и повторил вопрос.

– Ну…

Пока Хоровитц задавал вопрос, Кржистоф незаметно подвинул чашку Зено на несколько сантиметров вправо. Когда тот захотел сделать глоток и протянул руку, то промахнулся и едва не опрокинул чашку. Раздался звон фарфора.

Выражение лица Зено мгновенно изменилось. Его лоб нахмурился, брови сдвинулись, а желваки заходили. Затем он понизил голос.

– Я думал, мы ведем честный разговор на равных, – нарочито медленно произнес он.

– А разве нет? – спросил Хоровитц.

– Вы хотите проверить, действительно ли я слепой, – спокойно ответил Зено. – Это вечная проблема, когда самостоятельные люди, как я, натыкаются на таких скептиков, как вы.

Кржистоф хотел что-то сказать, но Зено перебил его:

– К тому же вы оба использовали один и тот же парфюм, чтобы сбить с толку мое обоняние. И я предполагаю, вы намеренно выбрали это место с шумовой кулисой?

– Похоже, мы ошиблись на ваш счет, – и наш разговор принял неожиданный оборот, – признался Хоровитц.

Зено отодвинулся со стулом назад и поднялся.

– Полагаю, вы все же узнали то, что хотели. Напитки за мой счет – будет мне наука. – Он вытащил из кармана двадцать евро и сунул их под чашку. – Правда, за мной еще ответ. Вы хотели знать, гений Магдалена или монстр.

Хоровитц молчал.

– Эта женщина – поле, цветок, красота и радость, – сказал Зено мягким голосом, – но она также Содом и Гоморра. Мне жаль вас обоих и ваших коллег, потому что если вы с ней связались, то еще удивитесь.

Он взял свою трость и направился прочь.

После разговора с этими двумя мужчинами из БКА ему нужно было сначала проветрить голову. Какие идиоты, – подумал Зено.

Пройдясь с тростью под стенами замка в сторону приходской церкви и через десять минут вернувшись к ресторану, он встал у стойки, где официанты принимали заказы.

Он подождал, пока не услышал знакомый голос:

– Угадаешь, кто я?

– Оставь эти шутки, Мелли, – сказал он. – Те двое мужчин, с которыми я до этого разговаривал, еще здесь?

– Нет.

– Они преследовали меня?

– Нет, – сказала официантка. – Они посмотрели тебе вслед, подождали минут пять и затем тоже ушли. То есть один в инвалидной коляске, другой пешком. А что?

– Все отлично, – ответил Зено.

– Правда?

– Да. – Зено услышал, как она направилась к одному из столиков. Почувствовав, что он один, Зено достал телефон и нажал на кнопку.

«Разблокировать клавиатуру», – произнес женский электронный голос.

Затем он ткнул кнопку быстрого набора. После пятого гудка трубку молча подняли. Зено услышал дыхание.

– Они только что были у меня, – сказал он и положил трубку.