Глава I. Старинная Европа

Историей мы называем науку о судьбах рода человеческого на земле. Науке этой легко собрать множество сведений о временах, ближайших к нашему. В обществе образованном заботятся о том, чтобы осталась память о прожитом, ведут записи о событиях и человеческих порядках. Но чем дальше назад в прошлые века, тем меньше встретим мы такой заботы, тем меньше записей.

За 3000 лет до нашей поры, т. е. за 1000 лет до Р. X., в Европе никто не составлял никаких заметок о событиях или образе жизни своих современников. Если мы хотим узнать что-нибудь об этом времени и о веках еще более старинных, нам нужно рыться в земле, поднимать засыпанные сверху слои ее, на которых жили люди несколько тысяч лет назад. Тогда перед нами открываются остатки жилищ и могил, орудий и оружия, утвари, платья, украшений, игрушек старинных людей, наконец останки их самих и тех животных и растений, которые служили им. По этим следам жизни можно представить себе, какова была природа, окружавшая человека, какое он вел хозяйство, как одевался, как работал и развлекал себя.

Науку, изучающую эти остатки, мы называем археологией (т. е. наукой о старине). Она помогает истории, но не вполне. По остаткам почти вовсе нельзя судить о многих обычаях людей старины: напр., о том, как была устроена у них семья, какие они составляли между собой союзы, как разбирали споры, как и чему молились, как совершали празднества и т. п.

Раскопки древнего захоронения

Чтобы составить себе понятие обо всем этом, надо обратиться к помощи другой науки, народоведения (этнологии), которая изучает быт современных нам народов разных частей света. Особенно важно узнать устройство и понятия тех из них, которые отстали в своем развитии, находятся в диком или варварском состоянии. Нетрудно заметить, что остатки старины в Европе очень похожи на предметы обихода нынешних дикарей и полудикарей Австралии, Америки, Африки; можно думать, что так же похожи между собою оказались бы понятия, устройство, обычаи тех и других. Можно заключить, что у старинных европейцев были те самые порядки и верования, какие встречаются у краснокожих Америки, у австралийцев и др.

Пещерные люди. Самые старинные поселения отстоят от нашего времени на многие десятки тысяч лет. Сначала в Европе был теплый и влажный климат. О людях этой поры мы почти ничего не знаем: в глубоких слоях земли находят груды заостренных камешков, похожих на орудия, но еще не открыли человеческих останков. Позднее громадные льды надолго закрыли больше половины Европы; остатки ледников до сих пор лежат на высоких гребнях Альп.

Когда лед отступил к северу, в наших странах еще несколько тысячелетий стояли холода. В эту пору в Европе водились крупные звери, которые теперь исчезли или стали очень редки: носорог, мамонт, т. е. слон с густой длинной шерстью и сильно загнутыми клыками, бизон, громадный древний бык, кабан, крупный (так наз. теперь северный) олень, пещерный лев и пещерный медведь.

О дикарях этого времени можно составить себе понятие. В глубоких засыпанных пещерах откапывают их скелеты, груды осколков, служивших им орудиями, отбросы, по которым видно, что они употребляли в пищу. Жизнь этих людей была окружена опасностями; средства их пропитания были очень скудны. Мужчины выходили на охоту, выстерегали зверя, загоняли и убивали дубиной, колом, острой костью или камнем. Они бросались на свежеубитую дичь, вырезывали кости и жадно высасывали из них теплый мозг. Женщины оставались около жилищ, собирали ягоды, дикорастущие плоды и семена, выкапывали из земли коренья. Сами пещеры, где укрывался человек от холода и непогоды, были небезопасны: иногда ему удавалось отбить жилище у зверя, но нередко и сам он должен был уступать место более страшному сопернику. Пещерный человек не знал одежды. От холода он укрывался содранной с животного шкурой; длинные волосы его развевались по ветру. Свое тело он натирал краской или накалывал на нем рисунки. В жизни его не было постоянства: истребивши дичь в соседнем лесу, он вынужден был бросать жилище и искать нового. Часто он подолгу голодал; зато, когда доставалась богатая добыча, он поедал ее с дикой жадностью, забывая сделать запас. Сон его был мутный и тяжелый. Он мало и отрывисто говорил; небесные явления не занимали его. Он не различал добрых и злых поступков, не помышлял о карающем божестве, не задавал себе вопроса, откуда происходит все окружающее, кто правит видимым ему миром. Он умел только шумно радоваться, когда была удача, и тяжело стонать, когда его постигало несчастье.

Одно великое преимущество было у него перед животными. Он знал огонь и умел его производить посредством трения сухих сучьев. До сих пор не нашли следов такого дикого быта, в котором люди не были бы знакомы с огнем. Костер, разведенный в середине пещеры, собирал семью после трудной охоты; около него грелись и проводили ночь; на огне приготовляли пищу.

Старый каменный век. Очень плохи и слабы были орудия, которыми располагал человек: они были точно повторением или продолжением его рук и ног, пальцев и кулаков. Он отыскивал острые и крепкие кости животных и рыб, брал себе рога большого оленя и зубы кабана, набирал остроконечные и тонкие обломки кремня.

Постепенно он стал обделывать орудия: ударяя о край камня другим камнем, он отсекал от первого мелкие неправильные кусочки и таким образом заострял конец или ребро кремня. Смотря по величине камня, он получал подобие топора, ножа, скребка. При помощи этих орудий можно было наносить более тяжкие удары на охоте, резать мясо, скоблить шкуру животного, прокалывать кожу его, снимать кору с дерева. Одни и те же вещи были инструментами и оружием для человека. Старинный топор был только клинком без рукоятки: человек схватывал его крепко между пальцами и ладонью и усиливал им удары своей руки вроде кастета.

Прошли еще долгие века. В выделке камня человек достиг большого мастерства. При помощи тонкого лезвия, острия или бурава из камня он мог строгать, заострять и сверлить кости и рога животных. У него был теперь подбор разнообразных орудий. Еще одну удивительную способность выказал человек древнего каменного века. На костях и рогах, которые служили ему орудиями, на скалах и внутренних стенах пещер он чертил каким-нибудь острием рисунки, большей частью изображения животных: мамонта, оленя, бизона, дикой лошади. Эти рисунки очень хороши; они показывают наблюдательность и верный глаз. Вот два оленя угрожающе наставили рога друг на друга; вот бешеный бизон ощетинил шерсть и выгнул свою огромную горбатую спину. Или еще: из кости, из клыка мамонта, из камня вырезана фигура человека, ржущей дикой лошади, присевших к земле оленей. В этих рисунках и фигурах – начало человеческого искусства. Оно не служило какой-либо пользе: дикарь забавлялся, развлекал себя, красил чем мог свою скучную жизнь; приметливый и смелый охотник изображал то, что стояло перед его глазами.

Ныне ученые считают, что возникновение искусства первобытного человека связано с представлением о том, что, изображая животных и сцены охоты на них, человек обеспечивает себе удачу (охотничья магия). Реалистические красочные изображения животных времен позднего древнего каменного века (палеолита) найдены в пещерах Южной Франции и Северной Испании (наиболее известна пещера Альтамира в провинции Сантандер).

Начало скотоводства и обработки земли. Так прошли тысячелетия. Климат в Европе опять переменился. Стало несколько теплее и сырее. Исчезли многие породы крупных зверей, мамонт, пещерный медведь, древний большой бык, и размножились животные, свойственные нашему времени. Люди стали жить на открытых местах, в долинах рек, богатых растительностью, на окраинах лесов, на берегу моря. Они не бродили более, разыскивая места, обильные дичью. Они старались сесть прочнее и сделать запасы на голодное время года. С этой целью человек начал загонять зверей и птиц, которые были ему нужны, держать их за изгородями, а иных стал приручать. Первая приручилась собака, которая сама пристала к человеку и сделалась его товарищем на охоте. Позднее приручили овец, коз, свиней. Прирученные животные вначале были мелки и плохи; их большею частью держали лишь для убоя. Таким образом рядом с охотой появилось скотоводство.

Двинулось вперед также и старинное женское занятие – добывание растительной пищи. Вместо того чтобы ходить и разыскивать случайно выросшие травы, коренья, женщины стали пересаживать и разводить вблизи дома те породы, от которых более всего питались: плодовые деревья, а особенно хлебные злаки, ячмень, просо, пшеницу. Чтобы злаки лучше росли, землю взрыхляли мотыгой, т. е. палкой с загнутым назад краем или с крюком на конце; сохи и плуга еще не знали и животных не употребляли для работы. Это еще не было земледелие; вернее назвать такое хозяйство огородным. Вначале не умели печь хлеб. Зерно либо поджаривали или размягчали на ручной мельнице, состоявшей из двух камней, одного над другим, и варили эту плохо растертую муку. По-прежнему труд добывания пищи, кухня и обед были разделены: мужчины жарили мясо, женщины отдельно от них готовили вареные овощи и кашу. В то время как в могилу мужчин клали охотничьи клинки, с женщиной хоронили ее мельницу.

Свайные постройки. Совершенно изменилось и жилище человека. Он уже не искал случайного притона в скалах и на деревьях.

Он стал строить дома наподобие тех убежищ, какие находил в природе. Или складывал сам из крупных камней пещеру, или выкапывал яму, землянку, и ставил над нею круглую крышу из плотно переплетенных веток и хвороста. Или, наконец, он строил деревянную избу на сваях среди воды озер и болот. Один вид построек показывает, как далеко эти люди ушли от пещерных жителей.

В дно недалеко от берега вбивали сваи; их концы выше воды соединяли поперечными брусками и на них настилали помост из балок; этот неровный пол покрывали глиной, песком и булыжником, а на нем ставили несколько хижин. Свайную деревушку соединяли с берегом лавы или плотника, но так, что их легко было разнять. Человек мог также выехать из своего жилья на однодеревке, т. е. лодке, выдолбленной из обрубка большого ствола. Жилища среди воды служили хорошим убежищем от дикого зверя; другая выгода была в том, что тут же под рукой можно было делать большие уловы рыбы. На берегу озер против свайных деревень лежали леса и пастбища, в которых жители охотились и пасли свой скот, а среди обширных зарослей тянулись узкие полоски их огородов и полей.

Свайная деревня. Реконструкция

Не везде встречаются значительные озера; если, однако же, люди селились в таких местностях, где не было большой воды, они повторяли привычный способ постройки. Так появились свайные деревни на земле: их выстраивали близко к реке, где она могла заливать берег, или на лесных полянках, где вырублены были деревья. Деревню, построенную на земле, огораживали для защиты рвом и валом; вал делали из косо накрест вбитых свай, на которые наваливали землю; изнутри к насыпи приставляли еще длинные бруски, промежутки между ними наполняли глиной и связками хвороста, а сверху делали накат из песка и камня. Выходила четырехугольная крепость, обращенная боками к четырем странам света. Избушки на помостах были небольшие, в полторы или две сажени (сажень – 2,1336 м.) ширины, из прямых балок, перевитых сучьями и хворостом и обмазанных сырой глиной. Печей и труб не было; по-прежнему среди жилья зажигали костер; дым от него выходил в отверстие, сделанное наверху или сбоку. Жилище разделялось на две половины; в одной держали скот, в другой жили люди; здесь посредине делалась каменная настилка для костра.

Сырой и грязной показалась бы нам теперь свайная деревня. Кругом везде стояла вода; всякие остатки, сор бросали просто вниз с помоста. Из всех этих отбросов собирались огромные кучи, которые поднимались до самого полу. Легко могла и сгореть такая тесная хворостяная деревня; тогда на старой куче, смешавшейся с золой, укрепляли опять сваи и выстраивали новую деревню.

Новый каменный век. Но и для того чтобы так устроить жилье, нужно было много умения. Рубка деревьев, обтесывание больших брусков требовали более крепких и крупных орудий. Люди свайных построек с большим искусством обсекали и обтачивали камни; они просверливали каменные топоры, чтобы всадить в них рукоятки из кости, рога, дерева, выдалбливали кругом молотков бороздки, чтобы подвязать к ним ручки животной жилой или волокнистой травой. Большие клинки были нередко гладко отполированы. Теперь имелись самые разнообразные виды инструментов и оружия: пилки, кинжалы, стрелы, копья, веретена и т. д.

Приготовление орудий и стройка обратились в трудное правильное занятие, в ремесло, которое требовало особенной сноровки и силы; этими работами заняты были мужчины. Местами открывают теперь следы мастерских, где работало вместе много каменотесов, токарей и оружейников. Им нужны были большие запасы свежего материала. Лучший кремень лежит внизу под землей; поэтому для добывания его рыли глубокие колодцы или шахты. Наряду с мужскими ремеслами появились другие – женские. Женщины плели корзины и готовили посуду из глины. Сначала придумали обмазывать вязкой глиной плетушку, чтобы можно было ставить ее на огонь. Потом стали складывать горшки, кувшины, миски и т. д. из одних глиняных комьев или слоев; их высушивали затем на солнце. Гораздо позднее стали вертеть посуду на гончарном колесе и обжигать на огне. Еще на другое ремесло натолкнуло женщин их знакомство с растениями. Они заметили волокнистые стебли льна и конопли, научились добывать пряжу, тянуть нитки и вертеть веревки, наконец готовить ткани. В избе появились прялка и прямой станок, на котором женщины ткали холст.

Люди нового каменного века уже не ходили без одежды. Они одевались в длинную рубашку с рукавами и подпоясывали ее; сверху набрасывали еще плащ; как мужчины, так в особенности женщины украшали шею, руки, ноги, головную прическу ожерельями, браслетами, иглами и кольцами из цветных полированных камешков, зубьев, раковинок и т. п. Ремесленники нового каменного века местами готовили так много орудий и посуды, что излишек начали сбывать на сторону. Караваны торговцев потянулись вдоль рек, по горным тропинкам и проходам; изделия несли на плечах, везли на тачках, навьючивали на верблюдов и лошадей, грузили в лодки. Торговля заносила товар очень далеко от мастера. В свою очередь издалека привозили красивые породы камней, служившие материалом для выделки.

Начало земледелия. Бронзовый и железный века. Еще дальше двинулся человек к своей работе. Заметив, что хлеб растет лучше, если глубже вскопать землю, он увеличил мотыгу, сделал крепче крюк и удлинил ручку: получился плуг. Плуг надо тащить, не останавливаясь, через все поле; вместо короткой грядки получится длинная борозда. Сначала люди сами тащили плуг. Потом стали впрягать спереди сильного вола, а человек стал позади, чтобы направлять плуг по прямой линии и, надавливая на него, углублять борозду. Этот способ работы с сильным орудием и с рабочим животным уже есть наше земледелие. Не скоро укротили быка; но раз его одолел человек, на быке стали перевозить тяжести, впрягать животное в телегу. Для той же цели человек захватил и быструю лошадь. Эти работы, примыкавшие к ловле животных и пастушеству, большей частью были не по силам женщин, которым в старину принадлежала обработка земли; но нередко скотовод считал труд, пригибающий к земле, низким и обидным для вольного человека и посылал на поле слабых женщин, подростков, стариков.

Вместе с земледелием двинулось вперед и скотоводство. Еще новый предмет пищи открыл человек. У дикой телки молока едва хватало на теленка; в неволе от улучшенного корма стал получаться излишек молока, который люди брали себе. Память об этом нововведении сохранилась надолго: молоко осталось праздничной пищей, которую делили с божеством, выливая ему часть на землю. Новое применение нашли и мелкому скоту, овцам и козам: с лучших пород начали стричь шерсть и приготовлять из животного волоса прочные и красивые ткани. Во всем обиходе человека произошла большая перемена, и он сознавал, как много нового богатства принесло прирученье животных. Во многих местах поэтому стали чтить быка, или тельца, как божью силу, представляя себе, что божество вселяется в это могучее и благодетельное животное.

То же, что с животными, человеку удалось сделать и с некоторыми дикими растениями: он улучшил их породу, перенесши их из леса или со степи к себе за ограду, выпалывая на грядах сорные травы, прививая ветки хороших кустов к худшим. Из привитых растений самыми важными сделались виноград и оливка.

В больших хозяйствах стали нужны загоны для скота, амбары для хлеба, кладовые для плодов и овощей. Каменные орудия были слишком мелки и ломки для новых работ. Нужно было найти очень прочный материал, чтобы готовить из него большие крепкие лезвия для плугов, тяжелые топоры и молоты, большие заступы. Таким материалом оказались металлы. Редко металлы попадаются в виде самородков; обыкновенно они смешаны в руде с другими породами камней и земли. Нужно большое умение, чтобы различить руду, выплавить металл из смеси и придать ему разные формы; для этого необходимо применять огонь.

Легче всего дается в плавку медь. Она и была первым металлом, который стал употреблять человек. Но медь слишком мягка; медное острие или лезвие скоро загибается и тупеет. Поэтому к меди для твердости стали прибавлять олово; эта смесь – бронза. Для приготовления бронзовых вещей надо было либо сделать форму из камня и глины и вливать в нее расплавленный металл или бить горячие мягкие полосы молотом и придавать им вид лезвий, гвоздей, остроконечных палочек и т. д.

Позднее люди научились добывать и обделывать железо: орудия стали еще крепче. Возникли большие мастерские металлической выделки: до сих пор в некоторых местах видны следы старинных больших кузниц. Они должны были находиться вблизи тех мест, где добывали руду. Если народ переходил на другое поселение, кузнецы и литейщики оставались на старом месте; им приходилось уже работать на чужих людей. В качестве иноплеменников кузнецы у одних народов были в презрении; другие, напротив, высоко чтили их: считали вещими людьми, так как их тяжелое дело казалось в то же время хитрым и таинственным.

Вместе с изделиями из металла появился особый вид роскоши и богатства. Блестящие гладкие и звонкие желтые, белые и красноватые вещи из металлов очень нравились людям: за ними жадно все тянулись. Лучшим украшением считали браслеты, ожерелья, наручни, кольца, серьги, застежки из бронзы, золота и серебра. Металлическими полосами стали обивать верхи домов и внутренних стен, пороги и косяки дверей. Покойникам клали на лица маски из тонких золотых листов. Кто хотел похвастать, говорил, что у него дома много всякого металла.

Люди разных стран Европы не в одно время поднялись на такую степень богатства и мастерства. Раньше всего перешли к бронзе и железу жители юга, Балканского полуострова, Италии, Сицилии; на тысячу лет позднее жители нынешней Франции, еще на несколько сот лет позднее жители Швеции. Эта разница произошла оттого, что предметы особенно тонкой работы привозились морем с востока, из Египта, Малой Азии, Сирии, где люди раньше добились изобретений и улучшений. Новые предметы, а с ними новые приемы более искусной работы всего раньше водворились на южном краю Европы и лишь медленно проникали в середину материка.

Союзы людей. Пещерные люди жили вразброд одиночными семьями. Лишь для крупной охоты на время собирались они небольшими отрядами, по нескольку десятков человек. Люди нового каменного века жили более крупными обществами и поселками. Скотоводы составляли большие лагери; когда истощался корм в округе, весь лагерь передвигался вместе. Земледельцы составляли общину и разделяли между собой большую поляну, окруженную лесом, или часть речной долины; они строились или сплоченной деревней, кругом которой лежали поля, луга и выгоны, или хуторами, при каждом хуторе свое поле и огород, но с общими выгонами. Скотоводы, суровые и задорные, нередко поднимали ссоры с соседями, делали набеги на них, чтобы отобрать добычу. Земледельцы были мягче нравом и боялись войны, во время которой растаптывались поля и огороды и погибал труд многих лет. Одним для нападения, другим для защиты нужно было соединяться в союзы. Вступавшие в союзы выбирали вождем на время набега или обороны какого-либо человека, известного силой и ловкостью. Его слушались только во время боя; когда потом расходились опять по домам, бывший вождь становился обыкновенным обывателем.

Союзы эти были очень невелики сравнительно с государствами и даже областями нашего времени. Торговля и странствование ремесленников сближали, правда, людей разных местностей; они привыкали объясняться между собой, у них появлялся общий язык. Люди одинакового говора и сходных обычаев составляли одно племя, сознавали свою близость друг к другу. Но племя большей частью не подчинялось одному приказу. В мирное время каждая деревня вела свою замкнутую жизнь. Если поднимался между соседями спор или один человек наносил другому обиду, поссорившиеся могли рассчитывать только на собственные силы; каждый оборонялся против обидчика или соперника, как мог: собирал своих близких, мстил, старался нанести вред врагу. Но иногда обращались к совету, или суду мирного посредника, какого-нибудь умного старика или человека, которого считали вещим.

Нередко возникали тесные братства между людьми одного возраста, особенно молодыми и сильными, от 18 до 30 лет приблизительно. Союз свой они скрепляли каким-нибудь таинственным обрядом: напр., выпускали каждый у себя несколько капель крови и смешивали в одной ямке: после этого они считались братьями. Подраставших юношей старшие товарищи подвергали тяжелым испытаниям: отправляли в одиночку на опасную охоту, привязывали к дереву и осыпали стрелами и т. п. Если среди ударов и града насмешек они выказывали мужество, их признавали достойными вступить в братство. Названные братья большей частью покидали свои семьи и отдельные жилища и жили всем товариществом вместе, в одном большом мужском доме. Это была большая палата, служившая общей спальней и трапезной, окруженная навесом и нередко укрепленная; в ней хранилось и оружие. Отдельный член союза во всем должен был подчиняться общему желанию товарищей; часто, напр., он не смел жениться и заводить семью, пока оставался в братстве.

У братства, или дружины, был обыкновенно свой выборный начальник. Иногда способный, предприимчивый атаман привлекал много новых людей в дружину; после удачных набегов у него с товарищами накоплялась большая добыча. Молва о нем проходила по всей стране. Его старались задобрить: отовсюду посылали ему поклоны и подарки. Он мог увлечь за собой целое племя, если, напр., оскудевала пища в округе. Тогда поднималось сильное возбуждение: множество семей с женами и детьми снимались с места, собирали свой скарб на телеги и пускались в путь за могучим вождем: происходило переселение народа.

Устройство семьи. Различие в нравах охотников, скотоводов и земледельцев заметно на характере семейной жизни. У охотников мужчины и женщины жили почти врозь, сильно отличаясь в занятиях и во всем обиходе. Мужчина ходил в лес, бродил, разбойничал, пропадал по дням и неделям; в таких семьях женщина может получить силу в доме; она распоряжается судьбой детей, пока они не подрастут и не уйдут сами. Защищать мать мог или младший брат ее, дольше других остававшийся дома, или ее отец, и тогда дети ее привыкали к дяде или деду больше, чем к своему отцу. В таких семьях родство считалось только по матери; напр., брат отца не считался родственником его детей.

Родственники звались общим именем какого-нибудь зверя или птицы: «оленями», «соколами», «волками». Может быть, при этом они воображали, что происходят от этих животных или получили от них силу. Родственники не могли вступать в брак между собой. Например, мужчина «сокол» не мог жениться на женщине того же имени. Если же мужчина «олень» брал жену из «соколов», то дети их считались «соколами».

Совсем иначе устраивалась семья там, где муж брал в свои руки домовое хозяйство. У скотоводов мужчины прочнее садились около дома, и отец забирал себе большую власть над детьми; их самих и жену, их мать, он считал своей собственностью, своими рабочими; даже взрослых сыновей он продолжал держать при себе в подчинении.

Молодой человек, желавший завести себе дом, похищал жену, увозил ее из чужого селения, отнимал у чужого племени; или чтобы избежать ссоры, жених уговаривался с родными девушки насчет ее цены и покупал жену. Во всяком случае женщина в такой семье была пленницей, рабой: ее заставляли исполнять самую тяжелую, самую черную работу. Могло случиться, что муж опять ее продавал или он приобретал себе нескольких жен. Женщин ценили невысоко в таких семьях. Когда хозяин богател, т. е. когда у него разрасталось стадо, ему нужно было побольше крепких пастухов и сторожей, значит больше сыновей. В рождающихся девочках видели, напротив, нередко только обузу, и случалось, что их убивали.

В таких семьях родство считалось только по отцу. Отец был тут владыка, господин. Большая семья, служившая под его приказом, могла своей силой равняться целому селению; она могла взять власть над многими мелкими семьями, заставить их работать на себя. Чужие старались получить покровительство ее и быть усыновленными владыкой. Все это соединение родных по крови, принятых в родство и подчиненных, составляло род. В нем выделялась главная семья, в которой власть переходила от отца к старшему сыну. Семья эта считалась знатной, вызывая к себе страх и почтение.

Старинные верования и обряды. Древнейшие люди хоронили умерших около своих очагов, в пещерах и, вероятно, скоро забывали о них. Могилы нового каменного века занимают особые места отдельно от дома и выложены очень тщательно. Скелет похороненного нередко находится в сидячем положении с пригнутыми к подбородку коленями; кругом положены в порядке различные вещи. Видно, что у хоронивших были определенные представления о жизни за гробом.

Явление смерти всего сильнее поражало людей. Оно наводило их на следующие мысли. Человек, которого постигла смерть, еще недавно двигался, говорил, ел, трудился. Теперь его тело неподвижно лежит и охладело. «Он ушел», говорил себе близкий: осталось только жилище, в котором «он» жил. Но в чертах мертвого сохранилось сходство с живым. Из этого выводили, что ушедший был двойником того существа, которое осталось теперь неподвижным телом. При жизни двойник был внутри тела; от него шло теплое дыхание, он был «дух». Поэтому думали, что двойник, или дух, похож на пар и, как пар или ветер, легко улетает.

При наступлении смерти дух или душа совсем уходит из тела. Но дух может также уходить из тела временно. Он блуждает во время сна: сновидение – это то, что он видит в своем скитании, пока тело лежит неподвижно на месте. Дух выходит также, когда человек в ярости, в безумии (мы и теперь еще говорим в таких случаях: «он вне себя»).

Дух может уходить от тела, но без тела жить не может. Потеряв свое прежнее тело, он ищет другого. Из человека он может перейти в зверя, птицу. Беда ему, если нет приюта, если он должен долго скитаться. Но беда тогда и близким людям умершего: он будет их мучить, «душить» по ночам, пугать во сне во время бури, выть ветром над домом и т. д.

Поэтому надо или избавиться от него, т. е. запереть ему вход назад в дом, отогнав его шумными криками или хитрым обманом, или надо о нем позаботиться, успокоить его, т. е. дать ему снова жить в прежнем теле. Для этого следует хорошо схоронить тело в земле или под сводами крепких камней. Но там умершему, надо дать все, что требуется человеку в обыкновенной жизни, положить туда орудия, платья, украшения; надо время от времени делиться с душой умершего пищей и питьем, т. е. либо носить их на могилу, выкладывать и выливать там, либо в особые дни отделять часть из домашней еды, выставлять наружу и вспоминать умершего за столом. Умершего кладут в согнутом положении, в каком бывает рождающийся младенец: потому что верят, что он снова родится.

Духи и божества. Если умерший был сильный человек, например владыка большой семьи или вождь, то дух его после смерти получал особый почет. Его боялись теперь еще больше, чем прежде: он мог теперь невидимо перелетать; всякую беду приписывали его гневу. Вера эта до сих пор сохранилась в понятии о беспокойном «домовом», который живет в трубе или под порогом дома.

Думали также, что дух можно привлечь и усадить в высокий каменный столб, поставленный на могиле или на перекрестке. Для могучих духов строили целый каменный дом: они должны жить гораздо дольше, чем живые люди, следовательно, им нужно и очень прочное вечное жилище.

Из громадных камней, придвинутых плотно, стоймя друг к другу, складывали большую комнату, гораздо крупнее жилой избы: одна из каменных комнат, открытая в наше время в Испании, длиною почти 12 сажень, шириною в 3 сажени. Сверху клали крышу из тяжелых камней; к двери вел длинный ход, сложенный из камней поменьше, по которому можно было пробираться только ползком. Такие большие каменные могилы часто засыпаны землей, которая поднимается над ними курганом. Подножие холма бывает обложено кругом камнями. Встречаются также правильные круги из громадных священных камней и целые поля, уставленные рядами и аллеями каменных столбов и глыб.

Люди верили, что кругом них летает много духов. Эти духи вышли не только из людей. Все живое человек представлял себе похожим на него. Духи живут в животных, особенно в тех, которые кажутся человеку таинственными, например в змеях. Но духи живут также в деревьях, в ручьях, реках и даже в камнях. Эти духи то добры, то злы к человеку, то помогают ему найти что-нибудь, например преследуемую дичь, тропинку в лесу, потерянную вещь; то они мешают ему, например, сбивают его с дороги, ломают брошенную в зверя стрелу, тащат человека в омут, когда он тонет, и т. д. Болезнь объясняли тем, что злой или беспокойный дух вселился в человека.

Между духами есть более сильные, божества. Милость божества люди старались приобрести каким-нибудь лишением или мучением, например отказом от более вкусной еды и даже полным отречением от пищи на несколько дней или нанесением себе ран. Ему отдавали в жертву, т. е. на съедение, самое лучшее, что имели, крепкого быка или только что родившегося теленка. Кровь зарезанного животного, вылитая на землю, отдавалась духу. Думали, что, если дух выпьет теплой крови, т. е. того, в чем он прежде жил, он опять оживет, получит силу, чтобы говорить и открыться живым людям. Когда на людей нападал очень большой страх, они готовы были отдать духу кровь человеческую, убить для него пленника или даже близкого родственника, например отец убивал своего ребенка.

Гадатели. Не всякий умел отгонять духов и выманивать их изнутри человека, чтобы вылечить его. Когда случалась беда, например начинал падать скот или заболевал человек, звали ведуна, знахаря: он тряс больного, чтобы вытряхнуть духа, давал ему особое питье, произносил страшные или таинственные слова, которых боится дух или которые, напротив, ему нравятся. Когда стояла засуха, гадателя звали «сделать дождь», приманить дух, живущий в туче.

Если не видно было, где сидит дух, или было непонятно, что ему нужно, знахарь начинал гадать: бросал камешки и палочки и смотрел, как они ложатся; резал животное и глядел на его внутренности, – все это для него были знаки, которые он один умел толковать. Или знахарь сам звал в себя духа: оглушал себя звоном и треском бубна, бешено скакал, вертелся до головокружения, падал изнеможенный и кричал в беспамятстве; его крики считались вещей речью самого духа. Таким способом можно было узнать, какую жертву следует принести, чтобы ублажить духа, можно было узнать имя своего тайного врага или того вора, который увел лошадь, и т. д.

Лекарь-ведун часто и сам бывал больным человеком: иногда это был сумасшедший или страдавший падучей. Но эту болезнь считали за пребывание в нем мудрого духа. Ведуном мог стать также очень умный или даровитый человек: слагатель песен, знаток трав и цветов; его особенный ум окружающие принимали за внушение духа. Вещий человек мог показать путь, вдохновить в битве; он иногда шел предводителем.

Часто гадал сам глава дома, отец: он звал домашнего духа или духа, ближнего по месту. Верили, что у костра, который горит в каждом доме, живет дух-покровитель этого дома. Поэтому очаг был святым местом. Чтобы не потерять помощи духа, человек старался сохранить на очаге неугасимый огонь.

Сказания. Небесные явления также привлекали внимание человека. Его поражала смена дня и ночи. Он боялся мрака, ночной тишины и радовался блеску солнца и просыпавшейся с ним жизни. Он пытался найти объяснение этой смене света и тьмы и думал, что есть для нее живая причина: то борются два сильных духа, светлый, добрый к людям, и темный, злой. Светлого богатыря подстерегают его враги, убивают или похищают, но он опять поднимается или воскресает и разит их сверкающими стрелами, т. е. лучами своими рассеивает ночь. В грозе, казалось, повторяется та же борьба: черный злой дух тучи не отдает живительной влаги, которой жаждет земля, пока светлый бог не рассечет тучу своим копьем-молнией.

Из этих объяснений слагались живые рассказы, полные действия, с концом счастливым или печальным. В них выражались понятия о добре и зле; они были первыми попытками найти смысл и связь вещей в мире, окружающем человека.