В полумифические для Рима времена, на протяжении первых трёх столетий его истории, писаных законов у римлян не было. Что дозволено, а что – нет, решал царь, а после того, как царя изгнали – жрецы. Однако в 451 году до н. э. римляне почему-то сочли, что дальше так продолжаться не может. Будучи людьми прагматичными, они решили учредить специальную комиссию для создания свода законов. Эта комиссия, состоявшая из десяти человек, наделённых консульским империем, подготовила десять таблиц с законами, а через год добавила к ним ещё две. Эти двенадцать таблиц были сделаны из бронзы или из слоновой кости и вывешены на Римском форуме, чтобы каждый гражданин знал свои права и обязанности. Это были своего рода римские Десять заповедей, и речь в них шла в основном о долгах и о судопроизводстве. Насколько нам известно, первый закон, записанный римлянами на первой таблице эпохального свода, который лёг в основу их цивилизации и всего западного права, гласил: «Если вызывают [кого-нибудь] на судоговорение, пусть [вызванный] идёт». Как я уже говорила, римляне были прагматиками до мозга костей.

До нас дошли лишь отдельные фрагменты законов двенадцати таблиц, разбросанные по памятникам латинской литературы пяти столетий. Интернет предлагает несколько переводов этого свода, которые кажутся полными, но на самом деле в нашем распоряжении только лишённые контекста отрывки и отсылки к двенадцати таблицам, в большинстве своём чересчур расплывчатые. Судя по доступным нам выдержкам, в первом своде римских законов отсутствовали абстрактные понятия, а регулировались в основном отношения и взаимодействие между отдельными лицами с акцентом на собственности, а не на морали или этике. Это довольно приземлённые нормы: долги нужно выплачивать в течение 30 дней, судьи должны принимать решения до захода солнца, женщинам нельзя расцарапывать себе щеки на похоронах, за незаконную срубку дерева полагается штраф в 25 ассов, и тому подобное. Интуитивно кажется, что убийство – это тоже взаимодействие между отдельными лицами, требующее законодательного регулирования. Однако, судя по дошедшим до нас фрагментам законов двенадцати таблиц, их авторы предпочитали описывать ситуации, в которых лишать людей жизни позволялось, а не обстоятельства, при которых делать это было запрещено. К примеру, в одном из самых понятных отрывков убийство вора, пойманного с поличным, признаётся правомерным. Кроме этого, подчёркивалось, что отцы обладают правом жизни и смерти в отношении законных сыновей (об этом позже) и правом убить ребёнка, родившегося с уродством (и об этом тоже). Описаны различные способы, с помощью которых римский суд от имени города-государства мог лишать жизни граждан: их могли сбросить с отвесной скалы, подвергнуть бичеванию, зашить в мешок и утопить в Тибре, как-то умертвить при помощи ремня и чаши (впрочем, может, в этом фрагменте речь вообще не о казни), сжечь заживо, принести в жертву Церере или забить палками (это, кстати, было наказание за сочинение стишков, которые кого-нибудь порочили). За лжесвидетельство сбрасывали с Тарпейской скалы (это вышеупомянутая отвесная скала – утёс с южной стороны Капитолийского холма). А вот если кто-то выбил свободному человеку зубы, достаточно было просто заплатить триста ассов.

То, что мы сегодня могли бы назвать убийством, упоминается в дошедших до нас фрагментах свода лишь дважды, но и в этих случаях речь идёт о неумышленном и умышленном причинении смерти. Разница между умышленным причинением смерти и убийством, разумеется, в моральной оценке деяния. Убийство – это нечто крайне предосудительное; умышленное причинение смерти – нечто приемлемое и вполне законное. Смертная казнь – умышленное причинение смерти, но ведь не убийство. На основании этих двух свидетельств можно достаточно уверенно утверждать, что двенадцать таблиц не содержали отдельного закона об убийстве.

Первое складывается из двух косвенных упоминаний в текстах Цицерона. В своей речи в защиту человека по имени Туллий он утверждал: «Кто заслуживает помилования в большей мере <…> чем человек, нечаянно убивший другого? <…> закон двенадцати таблиц гласит: если оружие скорее выскользнуло из твоих рук…». Здесь цитата обрывается. Когда источник доходит до нас в таком виде, мне кажется, что история нас просто троллит. К счастью, до нас дошёл и скучнейший трактат «Топика» того же Цицерона, где он долго разглагольствует об Аристотеле, а потом вдруг заявляет: «Бросить копье – это действие воли, а попасть в кого хочешь – действие судьбы. <…> Что если копьё выскользнуло из рук, а не было брошено?») На основании этого можно заключить, что в двенадцати таблицах убийством признавалось только умышленное лишение человека жизни, почти как сегодня, хотя специальных терминов тогда ещё не было. Впрочем, это, конечно, не вполне ясно, потому что римских авторов более поздних времён эта тема интересовала меньше, чем законы о долгах и о вырывании волос.

Второе свидетельство обнаруживается во фрагменте комментария к законам двенадцати таблиц, написанного во II веке до н. э. – через целых шесть столетий после их создания – практически анонимным экспертом, которого мы знаем только как Гая. Гай сообщает, что в восьмой таблице из двенадцати что-то говорилось о ядах. Отсюда большинство исследователей делают вывод, что там запрещалось травить ядами людей. Возможно, это даже каралось смертью.