Самыми страшными убийцами – разумеется, после отцеубийц – римляне считали женщин, обладавших почти сверхъестественной способностью незаметно травить людей ядом. Коварные колдуньи, смешивавшие таинственные порошки и жидкости и втиравшие их вам в слизистые, пока вы не умирали. Женщины, нарушавшие естественный порядок вещей, навязывавшие миру свою волю, убивавшие своих мужей и детей. Яд наделял их властью, которой мужчины ничего не могли противопоставить. Римских мужчин это пугало больше всего на свете, и таких женщин они осуждали сильнее, чем кого бы то ни было.

Самую известную из этих коварных и могущественных ведьм звали Локуста. Строго говоря, Локустой её звал только Тацит: во всех остальных источниках её имя пишется через «у», «Лукуста», но влияние Тацита на представления наших современников о римлянах столь велико, что закрепился именно его вариант. Локуста так знаменита, что не реже раза в год в интернете появляются статьи, авторы которых утверждают, что она была первой в истории серийной убийцей или, например, что её изнасиловал жираф – предположения настолько нелепые, что это по-своему впечатляет. Придётся напомнить, что и до римлян в мире жили люди, и Локуста точно не была первой, кому пришло в голову убить трёх и более человек. Она даже не была первой римской женщиной, убившей нескольких человек и упомянутой в связи с этим в дошедших до нас источниках.

Часто утверждают, что Локуста была родом из Галлии. Источник этой информации – схолии к Ювеналу. Схолии – это комментарии, которые древние исследователи (схолиасты) оставляли на полях рукописей, чтобы помочь своим коллегам и ученикам разобраться в ещё более древних текстах. Можно считать, что это древнейшие критические издания. Однако далеко не все схолиасты – к несчастью для их коллег и учеников – хорошо разбирались в том, о чём писали. В частности, они нередко путали одних исторических деятелей с другими. Увы, маленькое примечание, сделанное в IV веке н. э. человеком, который не мог отличить Вибия Криспа от Пассиена Криспа, – это вся имеющаяся в нашем распоряжении информация о происхождении Локусты, и придётся с этим смириться. Возможно, Локуста действительно была уроженкой Галлии, где её однажды арестовали и признали виновной в убийстве путём отравления. Увы, мы не знаем, кто был жертвой этого преступления, но сдаётся мне, что Локуста не травила этого человека сама. Скорее её обвинили в том, что она продала настоящему убийце яд: римское право приравнивало продавцов ядов к тем, кто своими руками подсыпал отраву в чей-нибудь кубок с вином. Очень жаль, что до нас не дошло описание процесса: по тем временам он наверняка был скандальным, ведь Локуста прославилась умением изготавливать яды. Я представляю её себе этакой мадам Лафарж ранней Римской империи: обвиняемой по делу, которое вызвало большой общественный резонанс и породило множество сплетен. В частности, Локусте приписывали способность варить яды, которые имитировали симптомы любой болезни и убивали так быстро или так медленно, как нужно было настоящему убийце.

Об этом мы знаем благодаря тому, что Локуста засветилась в истории в конце правления императора Клавдия – в буквальном смысле в конце. Рассказывали, что её умение управляться со ступкой и пестиком привлекло внимание императрицы Агриппины в тот момент, когда она подумывала избавиться от стареющего мужа, приходившегося ей ещё и дядей, и передать власть своему любимому сыну Нерону. Если верить Тациту и Диону Кассию, организм Клавдия медленно переваривал пищу и легко справлялся с вином. Это защищало его от традиционных ядов и создавало трудности для Агриппины, которой нужно было выдать убийство супруга за естественную смерть. Она не хотела, чтобы её переворот выглядел как настоящий. И поэтому она попросила Локусту изготовить яд, который начнёт действовать достаточно быстро, не вызовет слишком неестественных симптомов и не будет нейтрализован алкоголем, пропитавшим внутренности императора. По-видимому, всё прошло не так гладко – в большинстве источников подчёркивается, что смерть Клавдия не была «чистой» и вызвала у людей подозрения. При этом разные авторы по-разному объясняют, почему яд не подействовал: может, императора вырвало, или у него начался приступ поноса, или всё-таки он выпил чересчур много вина. Так или иначе, умирал он ужасно медленно, поэтому доктор дал ему дозу какого-то быстродействующего вещества. На сей раз отрава сработала, и Клавдий покинул эту бренную землю, оставив трон злобному семнадцатилетнему Нерону, который тут же принялся портить всё и вся.

На этом карьера Локусты вполне могла закончиться – в конце концов, её яд оказался не таким уж и эффективным – но, видимо, в провале первой попытки обвинили не её, а Клавдия (он даже умереть нормально не мог!..), и она вошла в число приближённых Нерона. В отличие, к примеру, от Спикула, она не находилась у всех на виду, а оставалась в тени и по-прежнему варила свои яды. В древних текстах Локуста описывается как театральная ведьма: она таится во мраке и владеет чудовищной силой, но вынуждена использовать её, исполняя отвратительные поручения злого императора Нерона. О том, что её принуждали, свидетельствуют два источника, в которых рассказывается, как Нерон прилюдно расправился со своим сводным братом Британником. Нерон был приёмным сыном Клавдия, а Британник – родным, поэтому он представлял для нового императора явную угрозу. По правде говоря, устранение династической угрозы – не столько убийство, сколько политическая необходимость для любого монарха, но в ту пору римляне всё ещё отчаянно цеплялись за фантазии о том, что республика восстановлена, а император – никакой не монарх. Поэтому к расправам над членами императорской семьи по-прежнему относились как к осквернению семейных уз, а не как к укреплению монархии. Нерону пришлось проявить коварство – он решил отравить своего сводного брата. Локуста, как разумная женщина, пыталась прикрыть своего работодателя, изготовив яд, который действовал медленно, причём симптомы напоминали реальную болезнь. Это считалось золотым стандартом убийств путём отравления, наряду с зельями, вызывавшими психические расстройства, и Локуста наверняка была весьма довольна собой, пока не узнала, что Нерон очень нетерпелив. Он был неуравновешенным подростком и просто-напросто идиотом, который не мог подождать, пока его четырнадцатилетний сводный брат умрёт, а потом спокойно принимать соболезнования. Локуста поняла, как ошиблась, когда Нерон принялся её избивать – если верить Светонию, собственноручно. Нерон был действительно плохим человеком. После избиения Локуста, ко всеобщему удивлению, согласилась изготовить яд, который убьёт Британника быстро. Этот яд наследнику за обедом подсыпал в вино его собственный слуга-дегустатор. Через несколько мгновений Британник упал замертво к ужасу других гостей, среди которых были его приёмная мать и родная сестра. Нерон же не скрывал своей радости и приказал возобновить застолье ещё до того, как тело отравленного вынесли из комнаты.

Как подросток, Нерон отличался непостоянством: эффективность второго яда Локусты так его поразила, что он официально освободил её от ответственности за все совершённые ранее преступления, подарил ей огромное поместье и отправил к ней учеников, чтобы они овладели её искусством. Там он её и держал, чтобы держать в страхе своих врагов. Рука Локусты видна и в попытках Нерона расправиться со своей матерью Агриппиной. Он пытался отравить её трижды (если верить Светонию; согласно другим источникам, минимум один раз), но у него ничего не вышло, потому что Агриппина ежедневно принимала разнообразные противоядия. Яды, которыми пользовался Нерон, он мог получить только от Локусты; можно предположить, что и противоядия поступали из того же источника. В конце концов Нерону пришлось расправиться с матерью с помощью меча, но список жертв Локусты продолжал пополняться. Бывший воспитатель Нерона Бурр, грубый старый солдат, верный императору, но прежде всего – старой римской морали, был очевидной мишенью. Нерон обещал отправить ему лекарство от горла, а вместо этого послал подарочек от Локусты. Домиция, тётка Нерона по отцу, возможно, умерла от старости, но не исключено, что и она стала жертвой искусства Локусты, когда племянничку захотелось получить в наследство землю в Равенне. Паллант и Дорифор – два престарелых вольноотпущенника, помогавших Нерону в начале его правления – скончались после того, как император послал им какую-то пищу. Светоний рассказывает и по-настоящему безумную историю о том, как Нерон расправился с детьми нескольких высокопоставленных осуждённых, умертвив их за общим завтраком вместе со всеми их слугами. Когда в 69 году н. э. легионы взбунтовались против Нерона, потому что правителем он был отвратительным, пошли слухи, что он собирается отравить весь сенат, чтобы выиграть войны при помощи тактики выжженной земли.

В конце концов Нерон просто сбежал, захватив с собой один из сваренных Локустой ядов. К несчастью для него, его ненавидели даже его собственные рабы: они сами приняли яд, лишив его возможности умереть лёгкой смертью. Нерону вновь пришлось нехотя воспользоваться мечом. Локуста пользовалась такой дурной славой, что, когда в Рим прибыл новый император Гальба, её арестовали, провели по улицам города и публично казнили. В результате слава Локусты её пережила. Спустя годы её имя по-прежнему упоминалось во всевозможных поэмах и сатирах, оно стало нарицательным для отравителей, как имя Эда Гина – для серийных убийц, хотя Локуста, по-видимому, сама никого не травила, так же, как и Гин не был настоящим серийным убийцей. Она просто снабжала преступников тем, при помощи чего они убивали. Можно даже утверждать, что Локуста виновна в гибели врагов Нерона не больше, чем компания ArmaLite – в гибели людей, убитых с помощью полуавтоматической винтовки AR-15. Она была не столько серийным убийцей, сколько оружием. И всё-таки именно её считали образцом отравительницы. Ювенал в своей первой сатире, где он жалуется на весь мир как таковой, утверждает, что ей подражают женщины, которые травят своих мужей.

Разумеется, пример Локусты, придворной отравительницы, нельзя назвать типичным. Коварной колдуньей была некая Понтия, о которой нам известно только то, что её поведение возмущало поэтов времён расцвета империи. Ювенал упоминает её в самой женоненавистнической из своих сатир – шестой – в качестве конкретного примера женского злодейства. У Ювенала Понтия убивает обоих своих сыновей, приправив их обед аконитом, и при этом ни в чём не раскаивается. Она шутит, что, будь у неё семь сыновей, она бы убила всех семерых, и Ювенал сравнивает её с Медеей, героиней греческих мифов и трагедий, которая умертвила своих детей, чтобы отомстить неверному мужу. Понтия также упоминается в нескольких эпиграммах абсолютно бесстыжего поэта по имени Марк Валерий Марциал. Эпиграммы – это короткие, порой неприличные и зачастую очень смешные стихотворения, в которых высмеивались известные личности и пересказывались занимательные сплетни. Для римлян они были чем-то вроде очень грубого аналога юмористического шоу. Вот одна из моих любимых эпиграмм Марциала – до ужаса грубая и едкая:

Марциал много писал об анальном сексе. Очень много. Имя Понтии – по-видимому, только-только прославившейся – он впервые упомянул, заявив, что если она пошлёт ему какую-нибудь дорогую еду – жареного дрозда, кусок вкусного пирога или бёдрышко зайца (любопытный перечень римских деликатесов) – то есть он это не будет, чтобы ненароком не умереть в результате отравления аконитом. Шутка не такая уж и смешная (отравители присылают отравленную еду, ха-ха), но намёк на то, что Понтия травит людей забавы ради, любопытен, если вспомнить, что у Ювенала она ни в чём не раскаивается. Некоторые на основании этой эпиграммы делают вывод, что в момент её написания, то есть около 86 года н. э., Понтия была ещё жива. Марциал упоминает её ещё в двух эпиграммах, явно рассчитывая, что его читателям её имя известно не хуже, чем читателям Ювенала. В первой он описывает Понтию как самую худшую в мире мать, а во второй заявляет, что скорее выпьет из её бутыли, чем назовёт некоего Коракина содомитом. Вместо этого он обвинил Коракина в том, что он делает женщинам куннилингус, потому что это было гораздо смешнее, чем роль пассивного партнёра в гомосексуальном половом акте. Отношение римлян, и особенно Марциала, к гомосексуальным отношениям было странным, а к оральному сексу – ещё страннее.

Но мы отвлеклись. Автор схолий к Ювеналу, живший в IV в., попытался объяснить своим читателям и ученикам, кем была эта Понтия, и продемонстрировал свойственное схолиастам невежество. По его мнению, под Понтией имеется в виду дочь Публия Петрония, которая в правление Нерона лишилась мужа и убила двоих сыновей, устроив роскошный обед и отравив всю еду. В конце концов, её якобы казнили, но не за расправу над детьми, а за участие в заговоре против императора. В это довольно трудно поверить: Публий Петроний был высокопоставленным магистратом времён Калигулы. Дочь у него действительно была, но она пережила Нерона и вышла замуж за Авла Вителлия, который в 69 году несколько месяцев правил империей, пока его не сверг Веспасиан. Дочь Петрония звали не Понтией, а Петронией. Светоний написал биографию Вителлия, а Тацит посвятил событиям 69 году целую книгу, и если бы Петрония действительно убила своих детей, этот факт наверняка всплыл бы не только в стихах, созданных двумя десятилетиями позже. Так что эта версия – очевидная выдумка, что не помешало ей попасть в «Википедию». На самом деле мы ничего не знаем о Понтии.

Интересно, что эту женщину ждала удивительная «загробная жизнь»: отсутствие информации о ней в римских источниках побудило неизвестного выдумщика, жившего в Испании в XV в., сочинить целую биографию, нацарапать её на камне и выдать его за римское надгробие. Вплоть до XIX в. историки считали его настоящим надгробием Понтии и относились к написанному на нём всерьёз. Вот что в 1854 г. писал преподобный Льюис Эванс, чей прозаический перевод сатир Ювенала на английский считался стандартным до 1920-х гг.: «Понтия, дочь Тита Понтия, жена Дримиса, отравила двух своих сыновей, после чего совершила самоубийство. Об этом свидетельствует надпись на её могиле». Фальшивое надгробие сохранилось, и надпись на нём гласит: «Здесь лежу я, Понтия, дочь Тита Понтия, умертвившая двух сыновей из-за проклятой жадности и убившая себя…». Сама мысль о том, что римлянин мог купить булыжник и нанести на него большую надпись – причём без каких-либо сокращений! – чтобы рассказать всем, что его дочь стала убийцей, вызывает у меня улыбку, но фальсификатора выдаёт с головой то, что он описывает суицид как что-то плохое, хотя все знают, что римляне идеализировали храбрых самоубийц. В довершение всего, Понтия попала в подложную римскую хронику, сочинённую жившим в XVI в. иезуитом по имени Херонимо Роман де ла Игера. Он выдавал свою рукопись за подлинник, и в результате она оказалась не где-нибудь, а в архивах Ватикана – это просто забавно.