Два дня спустя, когда с ближайшего минарета прозвучал призыв на вечернюю молитву, Костас встретился с Дефне и Мерьем перед Бюйюк-Хан. Костас с удивлением обнаружил, что эта историческая гостиница, построенная еще османами в качестве караван-сарая и впоследствии превращенная англичанами в городскую тюрьму, теперь стала торговым центром, с сувенирными лавками и художественными магазинами. В кафе внутри этого старинного постоялого двора все трое выпили по стаканчику липового чая.

Мерьем вздохнула, бросив на Костаса косой взгляд. При встрече она показалась непривычно притихшей, но сейчас, похоже, не могла больше сдерживаться.

– Ты только представь мое удивление, когда Дефне сказала, что ты вернулся! Я не поверила своим ушам! Велела ей держаться от тебя подальше. И говорю тебе то же самое прямо в лицо. Держись от нее подальше. Господь свидетель, ты заставляешь меня нервничать, Костас Казандзакис. Ты бросил ее, когда она была беременной.

– Абла, прекрати сейчас же! Я ведь просила тебя не поднимать эту тему! – Глаза Дефне сердито блеснули.

– Хорошо-хорошо. – Мерьем подняла руки, показывая, что сдается. – Итак, Костас, извини, что спрашиваю. Я знаю, что это грубо, но все же когда ты возвращаешься в Англию? Надеюсь, скоро.

– Абла, ты обещала мне быть с ним милой. Это ведь я пригласила его присоединиться к нам!

– Ну я действительно очень милая, и в этом моя проблема. – Мерьем зажала зубами кусочек сахара, рассосала его и только потом продолжила: – Ведь я всегда покрывала вас обоих.

– И я всю жизнь буду тебе за это благодарен, – кивнул Костас. – Прости, что заставляю тебя нервничать. Ты действительно нам всегда помогала.

– Угу, и посмотри, куда это нас завело.

– Абла, в последний раз!

Мерьем безнадежно махнула рукой, то ли выражая свое несогласие, то ли, наоборот, соглашаясь в сестрой:

– Итак, о сегодняшней встрече. Давайте сперва условимся насчет правил. Экстрасенс, к которому мы сегодня идем, – мадам Маргоша, – важная особа. Она очень хорошо себя зарекомендовала в сообществе ясновидящих. Самое главное, вы не должны ее оскорблять. Она могущественная женщина. У нее везде связи, в том числе и в потустороннем мире.

Дефне, облокотившись на стол, наклонилась вперед:

– Откуда тебе знать? Ты этого не знаешь.

Мерьем как ни в чем не бывало продолжила:

– Она русская, родилась в Москве. А знаешь, почему она приехала на Кипр? Ей однажды приснился сон. Она увидела остров, где полно безымянных могил. Она проснулась в слезах. После чего сказала себе: «Я должна помочь этим людям найти своих родных». Вот потому-то она и здесь. Семьи обращаются к ней за помощью.

– Как благородно с ее стороны! – пробормотала Дефне. – И сколько она берет за каждое проявление душевной щедрости?

– Да, я знаю, ты не веришь в подобные вещи. И Костас тоже. Но не забывай, что ты делаешь это для своих друзей. Ты ведь хочешь узнать, что случилось с Йоргосом и Юсуфом, да? А я делаю это для тебя. Поэтому вы оба должны обещать мне вести себя уважительно.

– Обещаю, – снисходительно произнес Костас.

Дефне с улыбкой развела руками:

– Я очень постараюсь, сестренка, но обещать ничего не могу.

Экстрасенс жила в двухэтажном доме с коваными решетками на окнах неподалеку от Зеленой линии на проспекте, который во время британского правления носил название Шекспир-авеню. После разделения Кипра турецкие власти переименовали проспект в Мехмет-Акиф-авеню в честь национального поэта. Впрочем, сейчас большинство людей называют его Деребою-Каддези, что означает «проспект на берегу реки».

Первое, что удивило Костаса и сестер, когда они вошли в дом, был запах – не то чтобы неприятный, но очень острый и всепроникающий. Смесь благовоний из сандалового дерева и мирры, а также оставшихся после обеда запахов жареной рыбы и печеного картофеля и, наконец, парфюма с запахом розы и жасмина, разбрызганного щедрой рукой явным любителем густых восточных ароматов.

Отрывисто поздоровавшись с пришедшими, ассистент экстрасенса – долговязый парень подросткового возраста – провел их наверх в скудно обставленную комнату; солнечные лучи, проникающие сквозь узорчатые оконные стекла, пятнами лежали на деревянном полу.

– Через секунду вернусь, присаживайтесь, – произнес ассистент по-английски с очень сильным акцентом.

Через несколько мгновений парень появился снова и объявил, что мадам Маргоша готова их принять.

– Может, мне стоит пойти одной? – с беспокойством в голосе спросила Мерьем.

Дефне выразительно подняла брови:

– Абла, ты уж как-нибудь определись. Ты чуть ли не силком затащила меня сюда, а теперь хочешь идти без нас?

– Ну и ладно, пусть идет одна. А мы подождем здесь, – примирительно сказал Костас.

Мерьем исчезла в коридоре, но тотчас же вернулась обратно с пылающим лицом:

– Она хочет вас видеть. Обоих! Угадайте почему? Она сразу поняла, что мы сестры, и даже назвала разницу в возрасте. А еще она знала, что Костас – грек.

– И тебя это так впечатлило? – хмыкнула Дефне. – Должно быть, ассистент ей сказал. Он слышал, как я обращалась к тебе абла и называла Костаса по имени, а имя-то греческое!

– Ну и пусть! – отмахнулась Мерьем. – Вы можете поторопиться? Не хочу заставлять ее ждать.

Комната в конце коридора была просторной и хорошо освещенной, хотя и заставленной предметами так, будто их всю жизнь собирал человек, переезжавший с места на место: настольные лампы под шелковыми абажурами с кистями, разнокалиберные стулья, темные портреты на стенах, гобелены и тяжелые портьеры, шкафы с книгами в кожаных переплетах и свитками, фигурки ангелов и святых, фарфоровые куклы со стеклянными глазами, хрустальные вазы, серебряные подсвечники, курильницы, оловянные кружки, фарфоровые статуэтки…

Посреди этого интерьерного буйства стояла стройная блондинка с высокими скулами. Подтянутая и угловатая. Моргнув глазами цвета замерзшего озера, она кивнула вошедшим. На шее у женщины был кулон из розового жемчуга размером с перепелиное яйцо, переливавшийся при каждом ее движении.

– Добро пожаловать! Присаживайтесь. Приятно видеть вас всех троих вместе.

Мерьем примостилась на стуле; Костас с Дефне выбрали табуреты возле двери. Мадам Маргоша села в строгое кресло за письменным столом из ореха.

– Итак, что привело вас сюда: любовь или утрата? Обычно бывает либо одно, либо другое.

Мерьем откашлялась:

– Много лет назад у моей сестры и Костаса были два добрых друга. Их звали Йоргос и Юсуф. Оба они пропали летом семьдесят четвертого года. Их тела так и не нашли. Мы хотим знать, что с ними случилось. И если они мертвы, нам хотелось бы найти их могилы, чтобы семьи могли устроить им достойные похороны. Поэтому нам и нужна ваша помощь.

Мадам Маргоша сложила пальцы домиком и медленно перевела взгляд с Мерьем на Дефне, а затем на Костаса:

– Итак, вы пришли из-за утраты. Но что-то подсказывает мне, что здесь замешана и любовь тоже.

Дефне, поджав губы, скрестила ноги, но сразу же приняла прежнее положение.

– Все в порядке? – поинтересовалась экстрасенс.

– Да… нет. Но разве это вроде как не очевидно? – спросила Дефне. – Я хочу сказать, каждый из нас кого-то потерял и каждый хочет найти свою любовь.

Мерьем беспокойно заерзала, оказавшись на краешке стула:

– Простите, мадам Маргоша. Пожалуйста, не обращайте внимания на мою сестру.

– Все нормально. – Экстрасенс переключилась на Дефне. – Мне нравится, когда женщина говорит то, что думает. Более того, я вам вот что скажу. Я не возьму с вас денег, если вы останетесь недовольны сегодняшним сеансом. Но если вы останетесь довольны, заплатите вдвойне.

– Но мы не можем… – попыталась вмешаться Мерьем.

– Договорились! – кивнула Дефне.

– Значит, договорились. – Мадам протянула Дефне руку с идеальным маникюром.

Женщины, оценивающе глядя друг другу в глаза, обменялись рукопожатием.

– Я вижу огонь в твоей душе, – сказала мадам Маргоша.

– Кто бы сомневался! – ответила Дефне. – А теперь, может, перейдем к Юсуфу с Йоргосом?

Кивнув своим мыслям, мадам Маргоша повернула серебряное кольцо на большом пальце:

– Существуют пять элементов, которые помогают нам найти ответ на самые сокровенные наши вопросы. Четыре плюс один: Огонь, Земля, Воздух, Вода и Дух. Какой из них мне вызвать? – (Мерьем, Дефне и Костас недоумевающе переглянулись.) – Тогда, если вы не возражаете, я выбираю Воду.

Мадам Маргоша закрыла глаза и села на место. У нее были почти прозрачные веки в синей капиллярной сеточке.

Все напряженно замолчали и замерли. Через минуту экстрасенс нарушила неловкое молчание:

– На Кипре тела большинства пропавших без вести прячут или в русле рек, или в выходящей на море горе, или иногда в колодцах… Если мы уговорим воду нам помочь, то сможем найти все необходимые ключи к разгадке. – (Мерьем, затаив дыхание, еще ближе сползла к краю сиденья.) – Я вижу дерево. Что это за дерево… Олива? – (Костас наклонился к Дефне. Ему не было нужды смотреть на нее, чтобы понять, о чем она думает: упоминать оливу там, где они растут в изобилии, – явно беспроигрышный вариант.) – Нет, не олива. Быть может, это фига… Фиговое дерево, но оно внутри, не снаружи… Как странно, фиговое дерево внутри помещения! И там очень шумно: музыка, смех, все стараются перекричать друг друга… Что это за место? Может, ресторан? Еда, очень много еды. Ой, а вот и ваши друзья! Теперь я их вижу. Они очень близко. Они что, танцуют? Думаю, они целуются. – (У Костаса невольно мурашки поползли по спине.) – Да, они целуются… Я сейчас назову ваши имена и посмотрю, отзовутся ли они. Юсуф… Йоргос… – Дыхание мадам Маргоши замедлилось, из ее горла вырвался хриплый звук. – Куда они ушли? Они исчезли. Попробую еще раз. Юсуф! Йоргос! Эй, я вижу младенца. Какой прелестный мальчик! Как его зовут? Сейчас посмотрим… Его зовут Юсуф Йоргос. Он сидит на диване, обложенный подушками. Он грызет кольцо для прорезывания зубов. Какой славный… Ой, нет! Нет, бедняжка… – Мадам Маргоша открыла глаза и уставилась прямо на Дефне, лишь на нее одну. – Ты точно хочешь, чтобы я продолжала?

Пятнадцать минут спустя все трое были снова на Мехмет-Акиф-авеню. Дефне стремительно шла впереди всех, губы сжаты в тонкую ниточку. Костас следовал за ней размеренным шагом. Мерьем с несчастным видом плелась в хвосте. Они остановились перед ювелирным магазином, уже закрытым. Неоновый свет витрины, растворенный в блеске золотых цепочек, браслетов и ожерелий, заострил черты лица Костаса и обеих женщин.

– Как ты могла так поступить?! – Мерьем вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Ты не должна была ее расстраивать. Она собиралась нам все сказать.

– Вовсе нет. – Дефне убрала с лица непослушную прядь. – Эта женщина – шарлатанка. Скармливала нам информацию, которую мы сами ей и давали. Она говорит: «Я вижу большую светлую кухню. Вероятно, дом или ресторан…» И тут ты встреваешь: «Это, должно быть, таверна!» После чего она говорит: «Да-да, это таверна». Неужели тебя это и в самом деле впечатляет?

Мерьем отвернулась:

– Знаешь, что обижает меня больше всего? То, что ты обращаешься со мной как с безмозглой идиоткой. Все верно, ты у нас умная, а я – нет. Я консервативная, самая обычная. Домашняя Мерьем! Ты не ценишь меня и свою семью. Свои собственные корни! Баба́ тебя обожает, но он всегда был для тебя недостаточно хорош.

– Неправда! – Дефне положила руку на плечо старшей сестры. – Послушай…

Мерьем попятилась, ее грудь тяжело вздымалась.

– Я больше не желаю ничего слушать! По крайней мере, не сейчас. Оставь, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.

Мерьем торопливо пошла прочь, уличные огни отражались от ее длинных темно-рыжих волос.

Оставшись наедине с Костасом, Дефне испытующе уставилась на него, на его лице, наполовину скрывавшемуся в тени, появилось выражение глубокой задумчивости.

– Я чувствую себя ужасно. Ну почему я всегда такая?! Я все испортила, да? Мерьем абсолютно права. После твоего отъезда дома все пошло наперекосяк. Я чувствовала себя несчастной и отыгрывалась на родителях. Мы постоянно ругались. Я называла их старомодными и ограниченными. – (Костас неловко переминался с ноги на ногу, явно не собираясь ничего говорить.) – Эй, я хочу тебя угостить! Давай напьемся. У меня ведь остались деньги, сэкономленные на экстрасенсе.

Костас, оставаясь абсолютно сосредоточенным, вгляделся в лицо Дефне:

– Тебе не кажется, что ты должна мне все рассказать?

– Что именно?

– Та женщина говорила о маленьком мальчике. Юсуфе Йоргосе. Невозможно представить, чтобы на нашем острове хоть кто-то нарек младенца турецким и греческим именем. Этого просто не может быть. Только ты могла назвать так своего ребенка. – (Дефне отвела глаза, но буквально на секунду.) – Узнав о беременности, я решил, что ты сделала аборт. Но сейчас до меня дошло, что, возможно, я ошибался. Так ты родила ребенка или нет? Скажи, Дефне.

– Почему ты спрашиваешь о подобных вещах? – Дефне достала из сумочки сигарету, но прикуривать не стала. – Только не вздумай говорить, будто веришь в эту экстрасенсорную хрень! Ты ведь ученый! Неужели ты можешь относиться к этому серьезно?!

– Да мне плевать на экстрасенса! Меня волнует лишь то, что случилось с нашим ребенком. – (При этих словах Дефне вздрогнула, словно дотронувшись до раскаленного железа.) – Ты не имела права скрывать от меня беременность.

– Не имела права?! Правда? – Взгляд Дефне стал тяжелым. – Мне было восемнадцать лет. Я осталась совершенно одна. Напуганная до потери пульса. Я не знала, куда идти. Мне было даже страшно представить, что со мной будет, если узнают родители. Я сгорала со стыда. А знаешь, каково это – обнаружить, что ты беременна, и не знать, к кому бежать за помощью? И везде были солдаты. В разделенном городе, в худшее из времен, под звуки радио, день и ночь орущего: «Оставайтесь дома!» – и объявляющего каждый час новые экстренные меры, и ты не знаешь, что принесет тебе завтрашний день, и везде паника, люди нападают друг на друга и мрут пачками… Ты можешь себе представить, каково это – пытаться скрыть беременность, когда рушится мир и тебе вообще не с кем поговорить?! А где был ты? Если тогда тебя там не было, то сейчас ты не имеешь права меня судить.

– Я не собираюсь тебя судить.

Однако Дефне уже повернулась и зашагала прочь.

Костас застыл в безжалостном неоновом свете витрины, охваченный чувством беспомощности, настолько пронзительным, что ему вдруг стало трудно дышать. Бросив рассеянный взгляд на витрину, возле которой они стояли, Костас принялся машинально рассматривать золотые и серебряные изделия, аккуратно разложенные на стеклянных полках: кольца, браслеты, ожерелья, которые обычно покупают, чтобы отметить помолвки, дни рождения, юбилеи – короче, все то, что они пропустили за годы разлуки.

Дефне категорически не желала говорить, но он должен был узнать правду. Завтра утром он первым делом позвонит доктору Норману и спросит, что случилось летом 1974 года, когда он, Костас, был за много миль отсюда.