Приехав в книжный магазин, где они договорились о встрече, Костас сверился с часами. И чтобы убить оставшиеся несколько минут, прошелся вдоль полок с книгами, среди которых были и на английском. В одном из отделов магазина он нашел коллекцию старых марок, выпущенных еще во времена его детства и даже раньше. Среди тысячи марок нашлась одна, выпуска 1975 года, с изображением острова, разделенного металлической цепью на две части, выделенные контрастными цветами. Просто невероятно, какой глубокий символизм иногда скрыт в четырех квадратных сантиметрах!

В сувенирной лавке рядом с книжным Костас купил аммонит – древнюю морскую раковину, свернувшуюся спиралью вокруг своих секретов. Чувствуя в ладони тяжесть аммонита, Костас немного побродил по улице. На ветке тополя он заметил птичку – черноголовую овсянку с желтыми пятнами на грудке. Птица из отряда воробьиных. Каждый год это крошечное существо мигрировало с пастбищ Ирана и долин Европы к берегам Индии, а затем – дальше на восток, преодолевая расстояния, поражающие воображение.

Овсянка, прыгавшая взад-вперед по ветке, неожиданно замерла. В звенящей тишине человек и птица буквально мгновение смотрели друг другу в глаза. Интересно, кого именно увидела птица в Костасе? Врага, друга или кого-то еще? А вот Костас увидел потрясающее сочетание уязвимости и стойкости.

Звук приближающихся шагов вывел его из задумчивости. Испуганная птица улетела прочь. Обернувшись, Костас заметил торопливо идущего навстречу высокого, крепко сбитого мужчину.

– Костас Казандзакис, сколько лет, сколько зим! Эту всклокоченную шевелюру я узнал бы даже за милю отсюда! – Британский акцент Дэвида было невозможно ни с чем спутать.

Костас шагнул вперед, прикрыв ладонью глаза от солнца:

– Привет, Дэвид! Спасибо, что согласился встретиться.

Схватив протянутую Костасом руку, Дэвид расплылся в улыбке:

– Должен признаться, я удивился, когда ты позвонил сообщить, что приезжаешь. Насколько я помню, ты не хотел возвращаться на Кипр. И вот нате вам! Итак, что тебя к нам привело: работа или тоска по дому?

– И то и другое, – ответил Костас. – Кое-какие полевые исследования… Ну а еще я хотел повидать свой родной город, встретиться с давними друзьями…

– Да, ты что-то такое говорил. И, как я уже ответил тебе по телефону, мы с Дефне – старые знакомые. Пошли, я тебя к ней отведу. Тут всего пять минут ходу. Она со своей командой уже с раннего утра на ногах. Ладно, я все объясню по дороге.

Услышав имя Дефне, Костас вдруг почувствовал, как ледяные объятия паники сжимают грудь. Они пошли по ухабистой дороге на северо-восток, горячий ветер обжигал лицо.

– Так ты можешь объяснить, чем они конкретно занимаются? Она и ее команда.

– Ой, они работают при Комитете по пропавшим без вести. Сокращенно КПБВ. Очень тяжелая штука. Спустя какое-то время все это буквально влезает тебе в голову. Турки и греки трудятся вместе. Для разнообразия. Идея возникла в начале восьмидесятых, но очень долго ничего нельзя было сделать, потому что обе стороны не могли договориться насчет потерь.

– Потерь?

– Тех, кто пропал без вести во время беспорядков, – слегка запыхавшись, объяснил Дэвид. – В результате они смогли согласовать список, включавший две тысячи две жертвы. На самом деле число жертв, конечно, гораздо больше, но об этом никто даже слышать ничего не желает. Впрочем, хоть какое-то начало. Организация Объединенных Наций – партнер программы. Вот потому-то я и здесь. Хотя всю настоящую работу делают именно киприоты. Я пробуду тут до конца месяца, а потом улетаю в Женеву. А они продолжат копать, твоя Дефне и ее друзья.

– Они что, в основном археологи?

– Только несколько человек. Тут собрались представители самых разных профессий: антропологи, историки, генетики, судмедэксперты… Группы формируются и одобряются ООН. Мы работаем в разных локациях в зависимости от местонахождения анонимных информаторов, которые дают кое-какие наводки, руководствуясь собственными соображениями. А потом мы начинаем копать. Ты наверняка считаешь этот остров маленьким, хотя если ищешь пропавшего без вести человека, то даже самый маленький участок может показаться невероятно большим.

– А как насчет местных? Они поддерживают этот проект?

– Они пока реагируют по-разному. У нас много готовых помочь молодых волонтеров с обеих сторон, что вселяет надежду относительно будущего человечества. Молодые сейчас мудрее. Они хотят мира. Те, что постарше, вроде тоже не возражают. Основные проблемы у нас со средним поколением.

– Ты имеешь в виду наше поколение, – уточнил Костас.

– Вот именно. Есть незначительная, но крикливая часть населения, которая недовольна поисковыми работами или из-за опасения разжечь пламя прежней вражды, или потому, что жажда мести еще не угасла. Некоторые члены комитета даже получали угрозы.

Они наконец оказались на прогалине в лесу. Костас услышал тихие голоса вдалеке, скрип лопат и звук ударов кирки о землю.

– Вся банда в сборе! – Дэвид помахал рукой.

Костас увидел работавшую под палящим солнцем группу из двенадцати человек: мужчин и женщин в соломенных шляпах и банданах. Лица большинства из них полуприкрыты тряпичными масками. Над прогалиной были натянуты куски черной парусины, свисавшие между деревьями, точно гамаки.

Костас с замиранием сердца вгляделся в работавших людей, но Дефне среди них не увидел. Он так часто представлял себе их встречу, прикидывая все возможные варианты негативного развития событий, что сейчас, оказавшись в этой ситуации, буквально оцепенел. Как отреагирует Дефне на его появление? А что, если она просто повернется к нему спиной и уйдет?

– Эй, народ! – крикнул Дэвид. – Идите сюда. Познакомьтесь с моим другом Костасом!

Члены команды, один за другим, прекратили работу и спокойно, неторопливо зашагали к вновь прибывшим. После чего, сняв перчатки и маски, отложив в сторону блокноты и инструменты, приветствовали Костаса.

Костас тепло поздоровался с каждым из них, при этом не переставая искать глазами Дефне. И вот наконец он увидел ее: она сидела, болтая ногами, на ветке дерева и с непроницаемым лицом наблюдала за Костасом. Он заметил паутину на ветвях возле ее головы; на какой-то короткий миг и Дефне, и эти серебряные нити слились в его мозгу воедино. Тонкие, невесомые, хрупкие, они казались обрывками некогда связывающих их уз.

– Ой, она постоянно так делает, – проследив направление взгляда Костаса, заметил Дэвид. – Дефне любит сидеть на ветке, как птичка. Ей так лучше думается. Там-то она и пишет все свои отчеты. – Дэвид крикнул Дефне: – Эй, спускайся давай!

Спрыгнув на землю, Дефне с улыбкой двинулась в их сторону. Волнистые черные волосы струились по плечам. На ней были штаны хаки и свободная белая рубашка на пуговицах, на ногах – походные ботинки. Дефне отнюдь не выглядела удивленной. Похоже, она ждала Костаса.

– Привет, Костас! – Ее рукопожатие было коротким, абсолютно бесстрастным. – Дэвид сказал, что ты собираешься приехать. Сказал, мой друг обо мне справлялся. Я спросила: интересно – кто? Оказалось, ты.

Костас был неприятно удивлен отчужденным тоном Дефне: не то чтобы холодным или официальным, но тщательно выверенным, взвешенным. Годы выгравировали тонкие морщинки на ее лице, щеки слегка запали, но больше всего изменились глаза: взгляд этих больших, круглых карих глаз потускнел, стал тяжелым. И тем не менее она оставалась такой красивой, что у Костаса сжалось сердце.

– Дефне…

Звуки ее имени непривычно перекатывались во рту. Опасаясь, что Дефне услышит стук его сердца, Костас сделал шаг в сторону и перевел глаза на ближайший кусок брезента. И задохнулся, осознав, что именно представляют собой сваленные там, покрытые бурыми пятнами, пыльные, грязные фрагменты. Раздробленная бедренная кость… Человеческие останки.

– Мы получили наводку, – заметив выражение лица Костаса, объяснила Дефне. – Один крестьянин указал на это место. У этого человека шесть детей и семнадцать внуков. У него была последняя стадия болезни Альцгеймера, он даже родную жену перестал узнавать. И вот как-то утром он проснулся и начал бормотать странные вещи: «Есть такой холм, терпентинное дерево, камень у подножия…» Потом нарисовал все на бумаге, описав это место. Его семья с нами связалась, мы начали копать и нашли останки именно там, где он указал.

Костас неоднократно представлял себе встречу с Дефне, хотя ему и в голову не могло прийти, что они будут говорить о подобных вещах.

– А откуда тот крестьянин узнал?

– Ты хочешь сказать, не был ли он сам убийцей? – Дефне решительно помотала головой, серьги у нее в ушах закачались. – Кто знает? Убийца или невинный свидетель? Не наше дело. Комитет не занимается такого рода расследованиями. Если мы затеем разбирательство или передадим информацию полиции, никто на этом острове вообще никогда не станет с нами разговаривать. Мы не можем себе этого позволить. Наша работа – искать пропавших, чтобы семьи могли достойно похоронить своих незабвенных.

Костас кивнул, обдумывая эти слова:

– Как по-твоему, здесь могут быть другие захоронения?

– Не исключено. Иногда мы ищем неделями, и безрезультатно. И это обескураживает. Некоторые информаторы путаются в деталях, другие намеренно пускают нас по ложному следу. Ты ищешь тела жертв, а находишь кости времен Средневековья, Римской империи или Древней Греции. Или вообще доисторические останки. Ты знал, что на Кипре водились карликовые бегемоты? Карликовые слоны? А потом, когда тебе кажется, что зашел в тупик, ты вдруг находишь массовое захоронение.

Костас огляделся по сторонам, чтобы получше рассмотреть пейзаж: позолоченную солнцем траву, конусообразные кроны величественных сосен. Напряженно всматриваясь в даль, он словно пытался вобрать в себя все, от чего был так долго оторван.

– А пропавшие без вести, которых вы обнаружили, были греками или турками? – осторожно спросил Костас.

– Они были островитянами. – В голосе Дефне прозвучали резкие нотки. – Такими же островитянами, как мы с тобой.

Слышавший их разговор Дэвид решил внести свою лепту:

– В том-то и дело, мой друг. Ничего нельзя сказать точно, пока не получен отчет из лаборатории, куда отправляют кости. Как ты по черепу определишь, кому он принадлежит: мусульманину или христианину? И ради чего все это кровопролитие? Глупые, глупые войны.

– Тем не менее у нас не так много времени, – срывающимся голосом произнесла Дефне. – Старшее поколение умирает и уносит секреты с собой в могилу. Если мы не будем вести раскопки сейчас, лет через десять не останется никого, кто рассказал бы нам о том, где искать пропавших без вести. Право слово, это работа наперегонки со временем.

Из дальних кустов послышалась звенящая песня цикад. Некоторые виды цикад способны издавать сверхвысокочастотные звуки, что, вероятно, сейчас они и делали. Ведь природа никогда не молчит, рассказывая самые разные вещи, но возможности человеческого слуха слишком ограниченны, чтобы уловить ее разговор.

– Значит, вы двое – старые друзья, а? – спросил Дэвид. – Вы что, ходили в одну школу или как?

– Типа того, – ответила Дефне, выпятив подбородок. – Мы жили по соседству, однако уже много лет не виделись.

– Что ж, рад, что помог вам снова встретиться, – сказал Дэвид. – Сегодня вечером мы непременно должны пообедать втроем. Такое событие грех не отпраздновать.

Воздух вдруг наполнился восхитительным ароматом. Кто-то варил кофе. Члены команды, устроив себе перерыв под деревьями, перебрасывались едва слышными репликами.

Примостившись на камне, Дэвид достал серебряный портсигар и начал скручивать сигарету. Закончив, он предложил сигаретку Дефне. Она молча, с улыбкой взяла самокрутку и, затянувшись, вернула ее Дэвиду. Так они и курили вдвоем, по очереди затягиваясь и передавая сигарету другому. Костас отвернулся.

– Кофе?

Высокая, гибкая гречанка разносила бумажные стаканчики с кофе. Костас, поблагодарив, взял стаканчик. Затем подошел к одиноко стоявшему терпентинному дереву и уселся в его тени. Панагиота пекла хлеб из плодов этого дерева, а смолу использовала в качестве консерванта для ликера из плодов рожкового дерева. На Костаса вдруг нахлынула глубокая печаль. Он сделал для матери все, что было в его силах, когда они с Андреасом переехали к нему в Англию после разделения острова, но было уже поздно. Рак от вторичного воздействия асбеста дал метастазы. Панагиоту похоронили на кладбище в Лондоне, вдали от всего, что она знала и любила. Костас замер, вдыхая запах табака и кофе, качаясь на волнах воспоминаний.

Солнце над головой светило на полную мощь. Костасу казалось, что ветви деревьев хрустят от жары, точно артритные руки. Он посмотрел на Дефне, которая вернулась к работе. Черты ее лица вновь стали строгими, когда она принялась сосредоточенно заносить в тетрадь сегодняшние находки.

Человеческие останки… Но что конкретно мы имеем под этим в виду? Немного костей и мягких тканей? Одежду и аксессуары? Что-то, что можно положить в гроб? Или, наоборот, нечто нематериальное: слова, которые мы посылаем в эфир; мечты, которые мы держим при себе; биения сердца, которые мы передаем своим любимым; пустоту, которую мы пытаемся заполнить и не способны адекватно описать? Когда все сказано и сделано, что именно остается от прожитой жизни, от человеческого бытия… и возможно ли это действительно эксгумировать?

Солнце уже клонилось к закату, когда члены Комитета по пропавшим без вести убрали инструменты. Облака на горизонте погрузились в раскаленный янтарь.

Поисковики сложили все, до мельчайших обломков костей, в пластиковые пакеты, пронумеровали их и, тщательно запечатав, поместили в коробки с этикетками. На каждой коробке написали дату и место раскопа, информацию о конкретной поисковой группе. Таким образом, вся информация была зарегистрирована и архивирована.

Разбившись на более мелкие группы, команда поисковиков устало побрела вниз с горы. Костас шел рядом с Дефне, позади всех. Неловкое молчание давило на них все сильнее.

– Ну а семьи… – наконец произнес Костас. – Как они реагируют на сообщения о том, что по прошествии стольких лет удалось найти тела их пропавших родственников?

– В основном с благодарностью. Мы тут познакомились с одной старой гречанкой, которая в юности, очевидно, была прекрасной швеей. Когда мы сообщили ей, что нашли кости ее мужа, она рыдала навзрыд. Но буквально на следующий день явилась в лабораторию в розовом платье с оборками, в серебряных туфлях и с серебряной сумочкой. На губах ярко-красная губная помада. Никогда не забуду. Эта женщина, десятилетиями носившая исключительно черные одежды, пришла за останками своего супруга в розовом платье. Сказала, что наконец-то может с ним поговорить. И что снова чувствует себя восемнадцатилетней девушкой, когда еще только-только начала встречаться с будущим мужем. Нет, ты можешь поверить? Мы отдали ей лишь несколько костей, а она обрадовалась так, будто получила в подарок целый мир.

Дефне достала сигарету, прикурила, закрыв пламя ладонями, выпустила колечко дыма и спросила:

– Сигаретку хочешь? – (Костас покачал головой.) – А однажды было душераздирающее совпадение. Вели раскопки недалеко от дороги на полуострове Карпас. Площадь поисков слишком большая, поэтому нам пришлось нанять бульдозериста. Парень начинает копать и находит тело. Приходит вечером домой и рассказывает бабушке, какая одежда была на трупе. «Это мой Али», – говорит старуха и начинает рыдать. Оказывается, в пятидесятых годах прошлого века ее муж, Али Зомбра, вел караван верблюдов, и на обратном пути из Фамагусты его убили и зарыли возле дороги. А люди все это время проходили мимо и ничего не знали.

В эту минуту шедший впереди Дэвид обернулся и крикнул:

– Эй, Костас! Не забудь, мы сегодня обедаем вместе! В лучшей в городе таверне!

При этих словах Костас вздрогнул, невольно напрягшись.

– Это не та таверна, о которой ты думаешь, – заметив реакцию Костаса, сказала Дефне. – Той уже давным-давно нет. «Счастливая смоковница» лежит в руинах.

– Мне хотелось бы туда сходить. – Сердце Костаса болезненно сжалось. – Хочу увидеть фиговое дерево.

– Боюсь, там уже не на что смотреть. Впрочем, дерево, должно быть, никуда не делось. Я уже тысячу лет там не была.

– Я много раз пытался связаться с владельцами таверны из Англии. Мне удалось выйти на родственников Йоргоса. Они сказали, он умер. Но не стали делиться подробностями. Похоже, им показалось, что я задаю слишком много вопросов. А с Юсуфом или с его семьей я так и не смог связаться. Ходили слухи, будто он покинул Кипр и уехал в Америку, но мне в это слабо верится.

– Ты разве не знаешь? – Дефне крепко зажмурилась. – Юсуф с Йоргосом исчезли летом семьдесят четвертого. Через несколько недель после твоего отъезда. Теперь они среди тех тысяч пропавших без вести, останки которых мы ищем.

Костас замедлил шаг, в горле встал ком.

– Я… я не…

– Все нормально. Ты слишком долго отсутствовал.

Голос Дефне был лишен эмоций – ни гнева, ни горечи, ни обиды. Ее голос был твердым как сталь и таким же холодным.

В сердце Костаса тлело отчаяние. Он пытался что-то сказать, но слова потеряли смысл. Дефне даже не дала ему шанса. Ускорив шаг, она догнала шедшего впереди Дэвида.

Костас плелся сзади, глядя, как эти двое, взявшись за руки, дружно шагают нога в ногу. Возле уличного фонаря на углу Дэвид обернулся и помахал Костасу на прощание:

– Мы будем в таверне «Странствующий Хайям». Поспрашивай у прохожих и легко найдешь. Только не опаздывай! Видит Бог, нам всем не помешает хорошенько выпить после сегодняшнего дня!