Костас Казандзакис добрался до Северного Кипра на пароме, поскольку не хотел лететь самолетом. И хотя восьмичасовая поездка оказалась относительно легкой, Костас чувствовал себя дезориентированным, его подташнивало. Должно быть, морская болезнь, решил он. Хотя, возможно, дело было совсем в другом. Возможно, его тело уже реагировало на то, что разуму лишь предстояло постичь. Костас возвращался на родину впервые за более чем двадцать пять лет.

На Костасе были коричневые вельветовые штаны, льняная рубашка и синяя спортивная куртка. Его волнистые черные волосы развевались на ветру, а глаза пристально вглядывались в приближавшуюся гавань. Вместе с потоком пассажиров он пересек палубу, а когда спускался по трапу, так крепко вцепился в перила, что побелели костяшки пальцев. С каждой прошедшей секундой ему все больше становилось не по себе. Щурясь на палящем полуденном солнце, он попробовал разобрать надписи, сделанные уже по-турецки, а не по-гречески. Затем попытался выбраться из толпы, но тщетно. Везде, куда ни ткнись, были многодетные семьи; женщины толкали коляски или несли туго запеленатых, несмотря на жару, младенцев. Этот людской поток нес Костаса за собой, и ему казалось, что под ногами не твердая почва, а воздух.

Очередь на паспортный контроль двигалась даже быстрее, чем можно было ожидать. Молодой турецкий полицейский приветствовал Костаса отрывистым кивком, пристально, но без враждебности вглядевшись в его лицо. Полицейский не стал задавать никаких личных вопросов, что немало удивило Костаса. Мысленно он прокручивал самые различные сценарии своего прибытия на Кипр, втайне опасаясь, что его не пустят в турецкую часть острова даже с британским паспортом.

Его никто не встречал, впрочем, он на это и не рассчитывал. Волоча за собой чемодан, бо́льшую часть которого занимала не одежда, а инструменты, он влился в толпу на запруженной народом улице. Водитель первого такси Костасу не понравился, и он сделал вид, будто заинтересовался товаром на лотке уличного торговца. Комболойа по-гречески или теспих по-турецки. Четки для нервных. Из красного коралла, зеленого изумруда, черного оникса. Не удержавшись, Костас купил агатовые четки, просто чтобы убить время.

Водитель второго такси на вид показался приятнее, и Костас вступил в переговоры, из осторожности решив не признаваться, что немного говорит по-турецки. Знакомые с детства слова напоминали потрепанные, поеденные молью игрушки. Костасу хотелось стряхнуть с них пыль и, прежде чем пустить в обиход, проверить их на пригодность.

После получаса езды в полном молчании они въехали в Никосию; по обеим сторонам дороги стояли заново отстроенные дома. Новостройки повсюду. Костас оглядел залитый солнцем яркий пейзаж. Сосны, кипарисы, оливковые и рожковые деревья перемежались клочками сухой земли, монохромной, пропеченной палящими лучами. На месте вырубленных цитрусовых садов возникли элегантные виллы и апартаменты. Как грустно, что эта часть острова перестала быть тем изумрудным раем, которым когда-то казалась. В древние времена Кипр был известен как «зеленый остров», славящийся густыми, таинственными лесами. Отсутствие деревьев – живой укор за чудовищные ошибки прошлого.

Не спросив разрешения у Костаса, таксист включил радио, из динамиков полилась турецкая поп-музыка. Костас грустно вздохнул. Ритмичная мелодия казалась знакомой до боли, хотя слов разобрать он не мог. Впрочем, в этой части земного шара все песни были или о любви, или о разлуке.

– Вы впервые здесь? – посмотрев в зеркало заднего вида, спросил по-английски таксист.

Костас заколебался, но всего лишь на мгновение.

– И да и нет.

– Так да или нет?

– Я часто… – Костаса внезапно бросило в жар. Никого из его соседей-греков здесь не осталось. Хорошо знакомые дома теперь принадлежали чужим людям. – Я родился и вырос в этой части острова.

– Значит, вы грек?

– Да, грек.

Таксист наклонил голову. Костасу померещился нехороший блеск в его глазах. Чтобы снять возможное напряжение, Костас, наклонившись вперед, попытался сменить тему разговора:

– А что, туристический сезон уже начался?

На лице таксиста появилась улыбка, неуверенная, осторожная, будто медленно разжался сжатый кулак.

– Да, но ты ведь не турист, брат. Ты местный.

И это простое слово «брат», такое неожиданное, но одновременно обнадеживающее, повисло между ними в воздухе. Костас больше не сказал ни слова, таксист – тоже. Они оба услышали все, что хотели знать.

Отель «Афродита» оказался двухэтажным беленым зданием в жарких объятиях пурпурной бугенвиллеи. За стойкой администратора стояла широкоплечая розовощекая женщина в свободно завязанном на мусульманский манер шарфом на голове. Сидевший в плетеном кресле слева от нее мужчина, должно быть муж, прихлебывал чай. Стену за их спиной украшала мешанина из самых разных вещей: турецкие флаги различных размеров; молитвы, написанные арабской вязью; бусы от сглаза; подвесные кашпо макраме; открытки от благодарных постояльцев из всех уголков земного шара. С первого взгляда на супружескую чету было видно, что, если супруг и был номинальным владельцем, всем тут заправляла жена.

– Добрый день. – Костас знал, что его здесь уже ждут.

– Мистер Казандзакис, да? – прощебетала женщина, ее круглое лицо расцвело в улыбке. – Хорошо добрались?

– Неплохо.

– Лучшее время для посещения Кипра. А что вас сюда привело?

Костас ждал этого вопроса и даже заготовил ответ, но все равно замялся.

– Работа, – лаконично произнес он.

– Ах да! Вы же ученый. – Женщина растянула последнее слово. По-английски она говорила с сильным акцентом. – По телефону вы сказали, что работаете с деревьями. А вам известно, что все наши номера носят названия деревьев?

Женщина вручила Костасу конверт с ключом от номера. Костас не сразу решился взглянуть на конверт, опасаясь увидеть там надпись «Счастливая смоковница». У него по спине побежали мурашки, но он все-таки прочел название номера. Его номер назывался «Золотой дуб».

– Очень хорошо. – Справиться с нахлынувшими воспоминаниями было труднее, чем казалось.

Номер на втором этаже выглядел просторным и светлым. Костас бухнулся на кровать. Он только сейчас понял, что смертельно устал. Мягкое покрывало манило, словно теплая ароматная ванна, однако расслабляться было нельзя. Приняв по-быстрому душ, Костас переоделся в футболку и джинсы. Затем открыл двустворчатую дверь на балкон. В безоблачном небе над головой парил орел – любимая птица Зевса, – направлявшийся на запад в поисках очередной жертвы. Ступив на балкон, Костас почувствовал давно забытое дуновение бриза, наполненное ароматами жасмина, сосны, пропеченных солнцем камней. Запах, который, казалось, давным-давно затерялся в лабиринте памяти. Человеческий разум – очень странное место: одновременно и дом, и место изгнания. Он может удерживать в памяти нечто столь эфемерное, как запах, обладая при этом способностью выбрасывать бетонные глыбы прошлого, блок за блоком.

Костас должен найти ее. Прямо сегодня. Потому что завтра он может пасть духом и отложить встречу на день или два, загрузить себя делами настолько, что вся неделя пройдет как в тумане и пора будет снова паковать вещи. Однако прямо сейчас, когда он только-только сошел с парома и оседлал волну страстного желания, которая, собственно, и привела его сюда прямо из Англии, следовало набраться мужества и увидеться с Дефне.

Все это время Костас по крупицам собирал информацию о ней. Костас знал, что она стала археологом и даже заработала себе имя в этой области науки. А еще он знал, что она никогда не была замужем и у нее нет детей. В журналах, продававшихся в Англии в лавках турок-киприотов, он видел фотографии ее выступлений на научных конференциях и семинарах. Но разве эти фото могли хоть что-то рассказать о ее теперешней жизни? С момента их последней встречи прошло немыслимое число лет. Нельзя заполнить подобную брешь несколькими незначительными фактами, однако ничего лучшего у него не имелось.

Он не знал номера телефона Дефне, а звонить в университет, где она работала, ему не хотелось. Их общих друзей из прошлого разметало по свету, поэтому помощи от них ждать явно не приходилось. Впрочем, перед отъездом из Лондона Костас сумел найти полезный контакт, что для начала уже было неплохо.

У Костаса был коллега, некий Дэвид, с которым они в свое время сотрудничали в рамках проектов, инициированных Программой ООН по окружающей среде. Затем каждый из них пошел своим путем, но они оставались на связи. Дэвид, жизнерадостный человек, полиглот, говоривший на шести языках, любитель хорошенько принять на грудь и обладатель характерной русой бороды, последние десять месяцев жил на Кипре. Поэтому Костас, приняв решение о поездке на остров, позвонил бывшему коллеге в надежде, что тот станет мостиком, способным привести его к Дефне. Ведь кто-кто, а Костас лучше других понимал, что мосты появляются в нашей жизни лишь тогда, когда мы готовы по ним пройти.